А ещё кто эти враги, кроме того что молодые парни, родившиеся в отдельном от России государстве? Славяне. И тут уж не воспетый некогда "спор славян между собой", а нечто другое… Имперская симфония, в которой переплавятся и славяне и чеченцы? Да нет, не переплавятся.
У нас есть народы, которые берегут себя, растут численно, а есть такие, что гибнут, дают себя губить. "К патриотическому чувству русских и апеллируют всегда, когда хотят их использовать в собственных интересах", – отметил не так давно Игорь Шафаревич. Не он первый додумался, но повторять эту мысль следовало бы как можно чаще, а главное – держать в голове.
Кстати, вспомним, как мы восторгались храбростью Шамиля Басаева и бойцов его батальона в 1993 году во время войны Абхазии за независимость. Слухам о невероятной жестокости басаевцев, в том числе к мирному населению, не только к грузинам, но и русским, грекам, украинцам, верить не желали. А потом увидели уже в России их навыки. И десять с лишним лет то кнутом, то пряником пытались вернуть Чечню…
Где гарантия, что нынешние "чеченские ребята" не накапливают на Юго-Востоке опыт? Накопят, дождутся подходящего момента… Они в отличие от нас, русских, историю помнят хорошо…
Кстати, про историю.
В последний год Бандеру поминают в СМИ сотни раз ежедневно. Создаётся уверенность, что злее его врага у России, да и вообще у рода человеческого не было. Спорить не стану. Но вот такой момент… В моём родном городе Кызыле (столице республики Тува в составе России; с момента основания в 1914 году до 1922-го назывался Белоцарск) несколько лет назад построили спорткомплекс с ледовым катком. В его открытии участвовали Сергей Шойгу (ныне министр обороны), Вячеслав Фетисов (тоже заметный государственный муж). Я в этом году побывал в спорткомплексе. Отличный, современный.
А чьим именем, думаете, спорткомплекс назван? Кому в нём стоит памятник из жёлтого, напоминающего золото, металла? Субедэю.
Наверняка большинству читателей это имя ничего не говорит. Коротко расскажу, кто это.
Субедэй вместе с Чингисханом опустошил север Китая, Среднюю Азию со всеми их библиотеками, городами и мудрецами, попировал на русских князях после Калки. Командовал ударными отрядами монголов во время так называемого Западного похода. Взял и сжёг Рязань, Владимир, Торжок, Козельск, Чернигов, Киев. Умер где-то на Балканах глубоким стариком, но в военном походе, до конца исполняя завет Чингисхана: "Наслаждение и удовольствие для мужа состоит в том, чтобы подавить возмутившегося и победить врага, вырвать его с корнем и захватить всё, что тот имеет…"
Есть версия, что происходил Субедэй из одного из тех родов, что позже составили тувинский народ. Теперь он в Туве национальный герой. Не освободитель родины из-под гнёта завоевателей, не учёный, не созидатель, а разрушитель. И ничего. Никаких протестов…
Могут отмахнуться: "Ну, это когда было! Может, его вовсе не существовало". Может быть, может быть… Но я тут недавно постоял на холмиках той Рязани, старой, и мне показалось, что не так уж давно приходил сюда Субедэй. И ещё придёт. Да уже идут, уже наводняют. Правда, без гиканья и огня, цивилизованно. Собирают силы, чтоб снова придавить досками и попировать…
А где защитники? Да они там, на Юго-Востоке. Одни полегли, другие на машинах гоняют… Может, пора оглянуться на Россию?
Октябрь 2014
Радость с вопросами
В деле Даниила Константинова поставлена… нет, не точка. Скорее, подходит здесь восклицательный и вопросительный знаки. Вот так – "!?" Встречается это сочетание время от времени, филологи утверждают, что оно неправильное, нарушение норм, что если уж соединять эти знаки, то в таком вот порядке – "?!" Но иногда необходимо закончить фразу – "!?"
Итак, общественный активист, публицист Даниил Константинов получил три года за хулиганство. В СИЗО он отбыл два с половиной, статья, по которой был осуждён, подпадает под амнистию в честь двадцатилетия конституции, и Константинова освободили, как говорится, в зале суда (после получаса "формальностей").
С одной стороны, это, конечно, радостное, чуть ли не чудесное событие… Дело в том, что Константинова обвиняли ни больше, ни меньше, а в убийстве. Дескать, во время уличного конфликта он зарезал ножом другого человека. Вытащил из-за пазухи двадцатисантиметровый нож и стал им бить противника.
Я выступал одним из поручителей Даниила, бывал на многих судебных заседаниях и удивлялся, что у стороны обвинения нет никаких убедительных доказательств вины Константинова, адвокаты же предъявляли и алиби, по-моему, стопроцентное (как раз в то время, когда было совершено убийство, Даниил отмечал день рождения мамы; праздновали с друзьями, в ресторане, сохранились фотографии, ресторанные чеки), результаты экспертиз, предъявляли факты нарушений во время следствия (были потеряны, например, вещдоки); единственный свидетель обвинения откровенного говорил в зале суда, что повторяет то, что ему велели, и если велят, может изменить свои показания на противоположные…
То и дело всплывала история, что Константинова пообещал надолго посадить некий высокопоставленный сотрудник Центра "Э" после того как Даниил отказался сотрудничать. И это было похоже на правду – дело в отношении Константинова пытались соткать из воздуха, и главным было не найти истинного убийцу, даже не изобрести весомые доказательства вины активиста, а показать: нельзя отказывать представителям специальных служб, любого недовольного можно посадить на скамью подсудимых, сгноить в СИЗО, отправить на зону…
На защиту Константинова поднялись и националисты и либералы и национал-либералы и те, кто в политике не участвует. Главным стало отстоять отдельно взятого человека не только от десяти лет строгого режима, которое требовало обвинение, но и от обвинения в лишении жизни другого человека…
Первый судья (а судят у нас нынче в одиночку, не как в тоталитарное советское время, когда судей было трое, и они могли спорить, совещаться – сейчас судья уходит в совещательную комнату и совещается там с собой, своей совестью, а может, и не только)… В общем, первый судья не решилась выносить приговор – отправила дело на доследование. Второй судья (второй процесс продолжался сравнительно недолго) вынесла неожиданный приговор: три года за хулиганство, что позволило выпустить Константинова на свободу… Признать его невиновным – выше сил нашего правосудия, к тому же, это сколько придётся наказывать следователей, прокурорских работников, лепивших обвинение… Спустили на тормозах, так сказать…
Да, с одной стороны, это событие радостное. Человека удалось вырвать из утаскивающих его в ад шестерёнок. В ад, в первую очередь, приговора за то, что он не совершал. Быть убийцей, не убивав, это самое, наверное, тяжкое клеймо (это мы у Льва Толстого читали, да и у других писателей)… И здесь мы ставим восклицательный знак. Вырвали, отстояли!
А с другой стороны, всё-таки кто-то должен ответить за то, что Константинова обвиняли в убийстве. Нужно найти того, кто, если верить упорно поступающей информации, заказал посадку Даниила. И наконец, убийство-то было, а убийцу, получается, два с половиной года не искали, практически сразу назначив виновным Константинова. С этим тоже необходимо разобраться. Разберутся ли?
Октябрь 2014
Десять лет
Василий Шукшин в "Литературной России"
Предисловие
Я работаю в еженедельнике "Литературная Россия", у меня в кабинете есть железный стеллаж, а на нём переплетённые подшивки нашей газеты.
Начиная с января 1963 года по нынешнее время. Красные, синие, серые, зелёные обложки. Полвека, поколение за поколением, кто-то из сотрудников собирал номера за год и нёс в переплётную мастерскую. И получался широченный фолиант, который клали на железный стеллаж…
Говорят, номер газеты живёт один день. Вообще-то, верно. Но что-то из одного, или из трёх, из десяти номеров литературного издания обязательно попадает в чью-нибудь книгу прозы, стихотворений, статей. Бывает, исследователь или любитель литературы открывает фолиант, чтобы ощутить, как выглядел литературный процесс тридцать, пятьдесят лет назад, чем было окружено, каким шрифтом напечатано впервые так понравившееся в книге произведение.
Я часто листаю старые подшивки "ЛР". Это интересное и полезное занятие. Но иногда становится жутковато. Когда видишь, например, с примечанием "молодой писатель", "начинающий автор" имена Евгения Носова, Василия Белова ("даровитый поэт"), Юрия Казакова, Юрия Куранова, Бориса Екимова, Андрея Битова… В этих папках и дебютные произведения многих замечательных писателей, и некрологи… Летопись жизни и творчества сотен и сотен…
Участвуя больше десяти лет в создании номеров "Литературной России", я вижу, что часто номер собирается в спешке, торопливо, кажется, небрежно. Газета есть газета. Но проходит время, и оказывается, что большинство номеров имеет свой внутренний сюжет, который связан с сюжетом годовой подшивки, а тот в свою очередь – с историческим сюжетом самой "Литературной России".
Есть и сюжеты отдельных писателей. Например, сюжет Валентина Распутина. Вот номер 37 от 10 сентября 1965 года. Рассказ "Я забыл спросить у Лёшки…", опубликованный под "шапкой" "К Читинскому семинару молодых писателей". Первая публикация в центральном издании, ещё до того, как один из ведущих семинара, писатель Владимир Чивилихин "открыл" Распутина стране, по телефону продиктовав в редакцию "Комсомольской правды" рассказ "Ветер ищет тебя".
Потом в "Литературной России" появились такие шедевры Валентина Распутина как "Василий и Василиса", "Уроки французского", была опубликована программная статья "сибирской стенки" "Молодая Сибирь и молодой писатель", одним из авторов которой был Распутин. Он писал предисловия к рассказам дебютантов, статьи, очерки для нашей газеты, беседовал с нашими журналистами…
Или сюжет Александра Проханова, которого широкому читателю открыла именно "Литературная Россия" ровно полвека назад, в 1964 году.
Спустя много лет (в январе 2008-го) Проханов скажет: "Газета " Литературная Россия" стала моей альма-матер. Она трижды (имеются в виду публикации рассказа "Тимофей", очерка "Свадьба" и статьи "Трагедия центризма". – Р.С.) врывалась в мою жизнь кардинально меняя всю судьбу. Не исключено и четвёртое возвращение в "ЛР". Возможно, я напечатаю в ней своё литературное и политическое завещание и свои заповеди".
Прохановских публикаций в "ЛР", конечно, не три, а куда больше. Причём, порой они совершенно разные по темам, слогу Иногда и не верится, что это написано тем самым Александром Андреевичем, каким большинство из нас его знает…
Мне, кстати, удивительно было увидеть в редакционном предисловии к рассказу "Тимофей" такие слова: "Впервые рассказы А. Проханова появились в газете "Тувинская правда". Я знал, что в начале 60-х Проханов участвовал в геологической партии в моей родной Туве, но то, что там он дебютировал как прозаик… Вспомнился двухэтажный белёный домишко в центре Кызыла, где размещалась "Тувинская правда", представился молодой, черноволосый парень, взбегающий по ступенькам крыльца. Одет в штормовку, резиновые сапоги, в рюкзаке листочки с рассказами. Наверняка написанными от руки…
Позже, уже в 80-е, в "Литературной России" появится прохановский рассказ "Табун". Страшный рассказ, ужасающий. В нём всплыло то, что когда-то увидел Александр Проханов в Туве…
О многих и многих писателях, публиковавшихся и публикующихся в "ЛР" хочется говорить подробно. Но сегодня начнём изучать "шукшинский сюжет".
В ноябре 1964 года "Литературной Россией" была напечатана статья Василия Макаровича "Как я понимаю рассказ" (первая публикация в нашей газете и первое его публицистическое произведение), а в августе 1974 года, за месяц с небольшим до смерти, вышел рассказ "Други игрищ и забав".
Что было между этими датами, я попытался проследить, листая подшивки "ЛР".
1964
Думаю, не будет преувеличением сказать, что начало известности Шукшина-писателя положила бурная дискуссия под названием "Разговор пойдёт о рассказе", состоявшаяся в июне – декабре 1964 года на страницах "Литературной России". В центре этой дискуссии поначалу оказались два шукшинских рассказа "Стёпкина любовь" и "Племянник главбуха", но затем она разрослась до отстаивания разными критиками и писателями своего понимания этого жанра и спора о том, что же такое искусство.
В сентябре газета опубликовала статью Вадима Кожинова "Язык искусства", в которой были слова: "…в рассказе ("Стёпкина лювь". – Р.С.) есть дыхание подлинного искусства. А это уже очень много". А в ноябре свет увидела статья самого "виновника спора" – "Как я понимаю рассказ"… Впрочем, об этом позже.
Нельзя сказать, что до этого о Василие Шукшине критика молчала. Были отклики на публикации его рассказов в толстых журналах "Октябрь", "Новый мир" и "Молодая гвардия", рецензии на первую книгу "Сельские жители", изданную в середине 1963 года.
Упоминали о Шукшине и в "Литературной России". Уже во втором номере 1963 года от 11 января в статье Лидии Фоменко "Большие ожидания. Заметки о художественной прозе 1962 года" можно встретить фамилию Шукшина. Правда, через запятую: "Интересны ведь произведения Юлиана Семёнова и Василия Шукшина. Увлекают, заставляют думать и спорить повести Василия Аксёнова. Не так уж молод Владимир Тендряков, но он свеж и самобытен".
Но упоминания и даже рецензии вряд ли могут обратить внимание широкого читателя на молодого автора. Нужно нечто большее. Как говаривал Виссарион Белинский: "Шум, конечно, не всегда одно и то же с славою, но без шуму нет славы". А в начале 60-х, когда входил в литературу Шукшин, шум в ней стоял неимоверный, и усилить его новым именем становилось всё сложнее. Тем более, как это ни странно сегодня кажется, новому писателю с "сибирской темой". Но листая газеты, видишь, что о Сибири тогда писали необычайно много – десятки и десятки рассказов и очерков о стройках, природе, сибирских деревнях; десятки рецензий и аннотаций на книги с практически одинаковыми названиями – "Сибирь", "Люди Сибири", "Сибиряки", "Сибирские повести"… Да, обратить внимание на автора маленькой книжки с "сибирскими рассказами" было тогда непросто.
Я не знаю, каковы были эстетические, идеологические взгляды сотрудника отдела критики "Литературной России" Генриха Митина, но он (достаточно молодой в то время человек), судя по всему, был в газете штатным полемистом – не раз на протяжении 60-х именно с его подачи возникали горячие споры. А это дело, устраивать дискуссии, – непростое.
Большинство критиков так устроены, что выражают своё суждение о том или ином произведении как истину. Они правы: сомневаясь, не стоит судить. А вот задача сотрудников литературной периодики – побудить критиков к спору. Сколько бы мы ни ухмылялись над древним афоризмом "в споре рождается истина", всё же он верен хотя бы в том, что благодаря спорам, полемикам литература движется дальше.
С давних пор русская литература делилась на условных славянофилов и условных западников, новаторов и традиционалистов, и между ними шёл спор. Из XVIII века в XIX-й, из XIX-го в ХХ-й… Этим спором и обновлялась литература. Страшно стало, когда в середине 90-х он оборвался. Условные славянофилы зажили в своём кругу, условные западники – в своём. Перестали обращать друг на друга внимания. Ведь даже в брани есть опасность невольного признания. Когда-то, к примеру, Фаддей Булгарин ругнулся на сторонников Белинского: "Натуральная школа", – и возник под этим названием целый период русской литературы; решила оскорбить Проханова Алла Латынина "соловьём генштаба", а получилась наиточнейшая, без всякого негатива, характеристика Александра Андреевича… В итоге оба лагеря предпочли брани незамечание.
К счастью для литературы, полемики, споры, дискуссии возобновились в начале 00-х. А сейчас, в начале 10-х, редкий номер большинства толстых журналов, "Литературной газеты", "Литературной России" обходится без них.
Генрих Митин не остался в первом ряду отечественной литературной критики, но он умел устраивать литературные если не бури, то вихри. Пострадавших от них я не нашёл (пока?), а вот поднятых, ставших заметными, наверняка есть немало… Впрочем, наверняка немало и обиженных, но кто из критиков, а тем более организаторов литпроцесса таковых не имеет?..
Первую дискуссию о рассказах Шукшина Митин, по всей видимости, попытался затеять в № 50 (13 декабря) 1963 года, опубликовав свою огромную (две полосы петитом) статью "Закон есть закон" под рубрикой "О мастерстве новеллиста".
Конечно, статья посвящена не только шукшинскому рассказу "Стёпки-на любовь" (разбираются также рассказы А. Порохнякова, Бориса Бедного, С. Бунькова), но о "Стёпкиной любви", даже с негативным оттенком, написано так вкусно, цитаты так сочны, что хочется скорее найти рассказ и прочесть. (Не буду утверждать, что Генрих Митин хотел устроить шум именно вокруг имени Шукшина, но "Стёпкина любовь" очень располагала к спору. В этом, внешне очень простом рассказе, почти анекдоте, вообще есть какая-то загадка. Вот, например, почему проигравшего короткую борьбу за Эллу, "культурного" парня зовут так же, как автора – Василий (Васька)? Быть может, такой же случай произошёл в жизни самого Василия Макаровича (он был директором школы в родном селе, считался местным грамотеем) и, написав рассказ, таким образом Шукшин пытался излечиться от той любовной неудачи?)
Митин сравнивает сцену стёпкиного предложения Эллочке выйти за него замуж со сходным эпизодом из пьесы Арбузова "Иркутская история". Сравнение не в пользу шукшинского рассказа, хотя автор, кажется, не ради приличия отмечает: "Оба автора как художники чрезвычайно талантливы". А далее следует пресловутое "но": "Но между их произведениями – пропасть".
Критик не соглашается с тем, как автор рассказа показывает выбор Эллочки между ухаживающим за ней, но "колеблющимся" Васькой и решительным, но малознакомым Стёпкой. "Неумение в данном случае выделить существенное, закономерное и в этом смысле типическое, – делает вывод Митин, – означает поверхностность взгляда и приводит не только к снижению эстетической ценности рассказа, но и к тому, что читатель рассказа вряд ли согласится с лирической авторской оценкой происходящего".
Как покажет время, этот, по мнению критика, "минус" станет основным приёмом Шукшина. Не только Шукшина-писателя, но и режиссёра, актёра. Потому-то мы и возвращаемся к его прозе, фильмам… И этот Стёпка, он ведь не так прост, и не так счастлива, как мы догадываемся, с таким человеком будет жизнь Эллочки, если дело действительно дойдёт до свадьбы…
Статья Митина "Закон есть закон" не породила дискуссии. Может быть, сам её тон был чрезмерно наставительный, не предполагающий возражений, или не появилось ещё у начинающего писателя Шукшина горячих поклонников и заступников.