После Октября Ломоносов сотрудничал, как специалист по тяге, с советской властью, находился в орбите интересов лично Ленина, с 1919 года был членом Президиума ВСНХ, уполномоченным Совнаркома по железнодорожным заказам за границей и возглавлял уже советскую железнодорожную миссию по закупкам за границей паровозов и прочего железнодорожного оборудования. Здесь цели оказывались понятными – в стране нарастала разруха и производство паровозов тоже разрушалось…
С участием крупного инженера Ломоносова был построен первый советский тепловоз, однако до революции этот крупный инженер был связан и с крупным капиталом, сблизился с партией крупной буржуазии – кадетской. Это по распоряжению Ломоносова поезд с последним царем был задержан в марте 1917 года на станции с символическим названием Дно.
Ломоносов пользовался у Ленина большим доверием. 30 мая 1921 года, отвечая на письмо заместителя торгпреда РСФСР в Германии Лутовинова (1887–1924), где, кроме прочего, обвинялся Ломоносов, Ленин писал:
...
"…Перечислю все Ваши фактические указания:
….6) Ломоносов, блестящий спец, но "уличен Красиным в преступнейших торговых сделках".
Неправда. Если бы Красин (тот самый руководитель "техников" ЦК, а теперь нарком внешней торговли. – С.К .) уличил Ломоносова в преступлении, Ломоносов был бы удален и предан суду. Вы слышали звон и… сделали из него сплетню".
Сплетня там или не сплетня, но фактом оказалось то, что, уехав за рубеж заказывать паровозы и прочее, Ломоносов работал на советскую власть до примерно 1924 года, а потом в СССР уже не возвратился – без всяких видимых причин.
Строить новую могучую Россию он не захотел – работал в Европе, потом переехал в США, умер в Канаде.
Ломоносов стал одним из первых "невозвращенцев", но своих единомышленников, держащих в кармане кукиш против Советской России, он в НКПС не мог, конечно же, после себя не оставить. И с позиций сегодняшнего дня вся эта паровозная коллизия начала 20-х годов выглядит очень подозрительно.
С одной стороны – "делающий ошибки" (это признавал и Красин) Ломоносов. С другой стороны – НКПС, не желающий иметь отечественные паровозы. И тут же – Наркомфин с наркомом-троцкистом Сокольниковым (Бриллиантом), поддерживающим НКПС в его желании похерить важнейшую отрасль…
Против закрытия паровозостроительных заводов выступили только Госплан СССР как организация и лично Кржижановский – председатель Госплана.
Старый соратник Ленина, крупный инженер-электрик царской России, Кржижановский после поражения революции 1905 года от революционной работы тоже отошел, но после Октября быстро занял в возникающем социалистическом государственном хозяйстве заслуженно ведущее положение. И он считал, что, несмотря ни на что, сохранить паровозостроение надо…
Хотя бы – пока – в минимальных размерах.
Собственно, паровозостроение тогда было наиболее технически продвинутой отраслью экономики России и играло роль не только производителя локомотивов, а и своего рода локомотива всей экономики.
И вот этот "локомотив" кому-то очень хотелось пустить под откос.
Знакомая история, "дорогие россияне", а?
Между прочим, паровозную коллизию можно рассматривать и как иллюстрацию к будущим, якобы сфальсифицированным ОГПУ-НКВД процессам над вредителями. Всматриваясь в сию коллизию, как-то не веришь, что эти процессы так уж были сфальсифицированы.
Был, уважаемый читатель, "мальчик", был…
И даже не "мальчик", а целый отряд маститых профессоров, отличающихся от Ломоносова лишь тем, что тот показал фигу новой России открыто, а они показывали исподтишка.
И исподтишка же пакостили – на профессорском уровне!
Уверяю читателя, что подобных любопытных историй, ссылаясь на опубликованные уже в антисоветские времена архивные документы, я мог бы привести не один десяток!
Сталин тогда в такие вопросы не вмешивался – хватало забот и проблем в чисто политической сфере. Но генеральная линия, которую он все более стал олицетворять, была линией на индустриализацию, на экономически мощную и независимую Россию.
И уже это делало его смертельным врагом всех врагов России – как внешних, так и внутренних, как явных, так и скрытых…
Сталин хотел вместе с трудовой Россией заниматься конкретным державным Делом, но обеспечить себе и стране такую возможность оказалось не так-то просто. Борьба за Дело заняла не менее четырех (если – не шести) первых "послеленинских" лет. На объективные трудности накладывались субъективные трудности – троцкистско-зиновьевская "оппозиция" плюс "уклоны"…
О БОРЬБЕ Сталина и всех здоровых – здоровых на тот момент – сил в стране со всяческими "оппозициями" в 20-е годы можно рассказывать долго. При этом я написал "на тот момент" потому, что немалое число тех, кто входил в руководство партии и государства, до какого-то момента честно или достаточно честно работало в одной "упряжке" со Сталиным, а потом…
Потом многие начинали "сбоить"…
Эта, не очень кондиционная политически и человечески, часть руководства начала отходить от Сталина примерно с начала 30-х годов по разным причинам. Кто-то устал, кто-то разочаровался в Сталине, кто-то поддался собственным или чужим амбициям…
А кто-то и попался на удочку к вербовщикам иностранной агентуры.
Бывало ведь и последнее…
Путь, который приводил людей к Сталину, был один – это был путь честной работы на народ и во имя народа.
Путей же, которые уводили людей от Сталина, было много. Все эти пути имели недостойный, низкий характер, и все они вели или к прямому заговору против Сталина, или к оппозиции ему (что, впрочем, кончалось планами тех же заговоров).
Да, оппозиций Сталину хватало, и лидерами этих оппозиций были неизменно Троцкий и Зиновьев, а периодически – то примыкающие к ним, то отпадающие от них – Каменев, Бухарин, Радек и т. д.
На всех перипетиях этой борьбы я останавливаться не буду – иначе моя книга недопустимо разбухнет и превратится в своего рода академическую монографию, к чему я совсем не стремлюсь.
Это, конечно, не означает, что в подобной монографии нет необходимости, ведь объективного описания деятельности Сталина в 20-е годы и до начала 30-х годов в современной историографии, пожалуй что, и нет – если не считать хорошей книги Юрия Емельянова о Сталине с неудачным, увы, названием "Сталин: путь к власти".
Не вдаваясь в подробности и избегая соблазна познакомить читателя как с рядом блестящих работ Сталина того периода (хотя бы в извлечениях), так и с рядом блестящих его действий, просто напомню, что в начале ноября 1926 года прошла XV Всесоюзная конференция ВКП (б)…
Сталин выступал на ней с докладом о социал-демократическом уклоне в партии и с заключительным словом по докладу. Отдельные разделы его речей имели заголовки: "Процесс разложения оппозиционного блока", "Ленинизм или троцкизм?", "Отписка Троцкого. Смилга. Радек", "Марксизм не догма, а руководство к действию", "Каменев прочищает дорогу для Троцкого" и т. д., и эти заголовки говорят сами за себя.
Все, что было раскрыто под этими и другими заголовками, желающие могут прочесть в 8-м томе Сочинений Сталина. Я же хотел бы перейти сразу к тому 10-му, то бишь к XV съезду ВКП (б), проходившему со 2 по 19 декабря 1927 года, но не могу не остановиться вначале на беседе с делегацией американских рабочих, которые встречались со Сталиным 9 сентября 1927 года…
Впрочем, это – тоже 10-й том, страницы 92–148, откуда я приведу лишь несколько существенных мест. Скажем, Сталину был задан вопрос: "Можно ли сказать, что компартия контролирует правительство?"
Сталин ответил так:
...
"Все зависит от того, как понимать контроль. В капиталистических странах контроль понимается несколько своеобразно… Парламенты уверяют, что именно они контролируют правительства. А на деле получается, что состав правительств предопределяется и их действия контролируются крупнейшими финансовыми консорциумами… Это есть действительно контроль банков над правительствами вопреки мнимому контролю парламентов.
Если речь идет о таком контроле, то я должен заявить, что контроль денежных мешков над правительством у нас немыслим и совершенно исключен, хотя бы потому, что банки у нас давно уже национализированы, а денежные мешки вышиблены вон из СССР.
Может быть, делегация хотела спросить не о контроле, а о руководстве партии в отношении правительства? Если делегация хотела спросить об этом, то я отвечаю: да, партия у нас руководит правительством. А руководство это удается потому, что партия пользуется у нас доверием большинства рабочих и трудящихся вообще…"
Четвертым шел вопрос – сможет ли беспартийная общественная группа организовать фракцию и выдвинуть на выборах своих кандидатов, "стоящих на платформе поддержки советского правительства", но требующих отмены монополии внешней торговли?
Сталин и здесь был точен:
...
"Я думаю, что в этом вопросе имеется непримиримое противоречие. Невозможно представить группу, которая стояла бы на платформе поддержки советского правительства и вместе с тем требовала бы отмены монополии внешней торговли. Почему? Потому что монополия внешней торговли есть одна из незыблемых основ платформы советского правительства. Потому что группа, требующая отмены монополии внешней торговли, не может стоять за поддержку Советского правительства. Потому что такая группа может быть лишь группой, глубоко враждебной всему советскому строю…"
Когда делегаты спросили, в чем заключаются основные расхождения между Сталиным и Троцким, Сталин начал с того, что эти расхождения имеют не личный характер и если бы было так, то "партия не занималась бы этим делом ни одного часа, ибо она не любит, чтобы отдельные лица выпячивались".
А о разногласиях в партии Сталин сказал, что, да, они имеются, и прибавил, что "о характере этих разногласий довольно подробно рассказали недавно в своих докладах Рыков… и Бухарин (тогда – сторонники Сталина. – С.К .)…"
"К тому, что сказано в этих докладах, – продолжил Сталин, – я прибавить ничего не имею. Если у вас нет этих документов, я могу достать их для вас".
Делегация сообщила, что этими документами располагает (еще бы – они публиковались в газетах как материалы ЦК!), но один из делегатов сказал, что у них нет, мол, "платформы 83-х" ("Заявление 83-х" было в тот момент основным программным документом троцкистской оппозиции и официально не публиковалось).
Ответ Сталина был великолепен:
...
"Я этой "платформы" не подписывал. Я не имею права распоряжаться чужими документами. (С м е х.)…"
Сегодня, через многие десятилетия, непросто уловить весь блеск этих сталинских пассажей…
Ведь в чем тут была соль!
С одной стороны, Сталин без околичностей показал, что он, хотя он и вождь партии, после того, как позиция партии обнародована, обязан ссылаться на нее, а не начинать прилюдно мусолить все заново и на свой лад.
Все это разительно отличалось от будущих безответственных, ни с кем не согласованных, публичных экспромтов Хрущева в 50-е годы! Экспромтов бездарных, неподготовленных и политически вредоносных, вроде заявления в 1957 году о том, что к 1960 году СССР перегонит США по производству мяса и молока, да еще и на душу населения !..
С другой стороны, Сталин заранее ставил в дурацкое положение троцкистов. Не забудем, что они хотя и составляли оппозицию, но оппозицию-то внутри партии! И свое "Заявление 83-х" они направляли не в газеты, а в ЦК ВКП (б) – в закрытом партийном порядке.
Передав текст своей "платформы" кому-то вне партии, они грубо нарушили бы партийную дисциплину. Вот Сталин их тонко и поддел – мол, я чужим документом не распоряжаюсь! Обращайтесь, мол, к его авторам, и пусть они, если считают это допустимым, вам его и передают.
А передать-то и нельзя! Тем более что уже факт того, что о закрытом внутрипартийном документе знают посторонние, объективно дискредитировал авторов "Заявления 83-х"…
Умницей был все же товарищ Сталин!
Беседу Сталина с американцами (их было 24 человека, в том числе 5 женщин) опубликовала 15 сентября 1927 года "Правда", и в этот день от меткой "шпильки" Сталина в адрес оппозиции хохотала вся партия!
Интересным был 11-й вопрос делегации и ответ Сталина на него.
Американцы поинтересовались: "Мы знаем, что некоторые хорошие коммунисты не совсем согласны с требованием компартии, чтобы все новые члены были атеистами… Могла бы компартия в будущем быть нейтральной по отношению к религии, которая бы поддерживала науку в целом и не противостояла бы коммунизму?"
Сталин ответил:
...
"В этом вопросе несколько неточностей.
Во-первых, я не знаю таких "хороших коммунистов", о которых толкует здесь делегация. Едва ли вообще такие коммунисты существуют в природе.
Во-вторых, я должен заявить, что, говоря формально, у нас нет таких условий приема, которые требовали бы от кандидата в члены партии обязательного атеизма. Наши условия приема в партию: признание программы и устава партии, безусловное подчинение решениям партии и ее органов, членские взносы, вхождение в одну из организаций партии…
Значит ли это, что партия нейтральна в отношении религии? Нет, не значит. Мы ведем пропаганду и будем вести пропаганду против религиозных предрассудков. Законодательство нашей страны таково, что каждый гражданин имеет право исповедовать любую религию. Это дело совести каждого… Но… мы вместе с тем сохранили за каждым гражданином право бороться путем убеждения, путем пропаганды и агитации, против… всякой религии. Партия не может быть нейтральна в отношении религии…"
Пройдет ровно 16 лет, и 5 сентября 1943 года Сталин в том же кремлевском кабинете, где он беседовал с американскими профсоюзными активистами, примет митрополита Московского и Коломенского Сергия, митрополита Ленинградского и Новгородского Алексея и экзарха Украины митрополита Галицкого Николая…
В сентябре 1943 года будет образован Совет по делам Русской православной церкви при Совнаркоме СССР.
Однако этот шаг Сталина не означал изменения его принципиальной позиции. Изменился не Сталин – изменилась позиция церкви. В отличие от времен Гражданской войны, церковь в тяжелую пору Отечественной войны поддержала советскую власть, и это ее устранение от реакционной антисоветской линии было Сталиным оценено.
Фактически церковь тогда окончательно деполитизировалась – хотя бы формально, не пытаясь играть роль политического фактора в обществе. Больше Сталину от церкви ничего и не требовалось.
Жаль, что в новые – вторые после нашествия Гитлера – антисоветские времена Русская православная церковь вновь заняла антисоветскую, то есть антихристианскую и реакционную, позицию в обществе.
К тому же еще и антисталинскую позицию.
Ну, да уж черт с ними!
Возвращаясь же в день 9 сентября 1927 года, скажу, что Сталин, ответив на вопросы гостей, попросил разрешения задать, в свою очередь, несколько вопросов им.
Что же интересовало Сталина?
Например, вот что: "Чем объясняется малый процент профессиональной организованности рабочих в Америке?"… "Чем объяснить отсутствие массовой рабочей партии в США?"… "Есть ли система государственного страхования рабочих в Америке и государственное страхование от безработицы?"
Выслушав не очень-то оптимистичные ответы, Сталин сказал: "Я думаю, что товарищам будет интересно, если я сообщу, что у нас в СССР на страхование рабочих за счет государства идет более 800 миллионов рублей ежегодно".
Конечно, жизненные уровни среднего американского и среднего советского рабочего были тогда несравнимы, но советский рабочий имел принципиально иное социальное положение. Достаточно сказать, что лишь единицы из числа молодых рабочих парней в Америке могли пробиться к высшему образованию, а в СССР система рабфаков открывала путь в вузы любому способному человеку.
Под конец Сталин задал вопрос: "Чем объяснить, что в вопросе признания СССР лидеры Американской Федерации труда являются более реакционными, чем многие из буржуа?"
Один из американцев – Брофи – дал любопытный ответ: "Разница заключается в особой философии американских рабочих и в экономической разнице, существующей между американскими и европейскими рабочими"…
Что ж, с одной стороны, уже тогда высокий заработок рабочих США частично объяснялся недоплатами рабочим Европы, в то время как сами европейские рабочие уже частично жили за счет повышенной эксплуатации хозяевами этих рабочих "цветных" колоний и полуколоний…
С другой стороны, по "особой философии американских рабочих" вскоре будет нанесен серьезный удар – до "черной пятницы" 25 октября 1929 года, когда рухнула нью-йоркская биржа, оставалось два года и один месяц…
А 2 ДЕКАБРЯ 1927 года в Москве открылся XV съезд ВКП (б)… И теперь приходилось говорить уже не о разногласиях, а о противостоянии. И "оппозиция" была намерена дать Сталину на этом съезде если не последний, то вполне решительный бой.
И она дала бой…
Троцкий и его присные готовились к нему не один год, но особенно – последний перед съездом 1927 год. Много было в тот год истрепано языков, много исписано бумаги и испорчено перьев…
Вот передо мной четырехтомник "Коммунистическая оппозиция в СССР, 1923–1927", где собраны практически все материалы оппозиции, касающиеся внутрипартийной борьбы, так называемый "Архив Троцкого".
Архив был вывезен из СССР с разрешения правительства и в 1940 году продан Троцким Гарвардскому университету, который уже становился одним из ведущих центров изучения Советского Союза в целях ликвидации Советского Союза… Так что якобы коммунист-ленинец Троцкий (он именовал, ничтоже сумняшеся, свою оппозицию "ленинской") сделал профессиональным антикоммунистам весьма ценный подарок.
Я ушел бы от темы очень далеко, если бы стал подробно цитировать документы и работы Троцкого из его архива. К тому же чтение работ Троцкого – нелегкий моральный труд.
Читая Сталина, всегда испытываешь редкое удовольствие от ясности постановки вопроса, от четкости и логичности изложения, от простого, однако не упрощенного языка и хода мысли. Главное же – в голове остается все то основное, что хотел довести до своей аудитории Сталин.
Читая Троцкого, испытываешь, в общем-то, то же самое, но всегда – со знаком "минус"…