...
"…задача состоит не в том, чтобы снизить темп развития индустрии до уровня развития зернового хозяйства (это перепутало бы все и повернуло бы развитие вспять), а в том, чтобы подогнать развитие зернового хозяйства к темпу развития индустрии и поднять темп развития зернового хозяйства до уровня, обеспечивающего быстрое продвижение вперед всего народного хозяйства, и промышленности, и земледелия".
Ну и где тут "сталинская ограниченность"?
На мой взгляд, здесь все пропитано высшим типом социальной логики… Как часто политики (точнее – политиканы) ставят проблему с ног на уши. У Сталина же любой вопрос прочно стоял на ногах, крепко стоящих на почве реальности и правды.
В 30-е годы Александр Потресов (это бездарный-то меньшевик Потресов, высланный из РСФСР в 1922 году!) писал, что Сталин-де присвоил "все то грубое и примитивное, что было в ленинизме, то есть способность видеть лишь одну сторону явления", что Сталин освоил лишь одно искусство "до крайности упрощать сложные жизненные процессы".
А ведь Сталин не упрощал! Он всего лишь умел простыми словами раскрыть всю проблематику сложных жизненных процессов.
При всей простоте и эффективности результата, это непростое умение дается очень немногим в любой сфере деятельности, но особенно тяжело – в сфере социального и политического анализа и тем более – прогноза.
Сталин не скрывал ни от кого (его речь была ведь опубликована в "Правде"), что грядущие события не будут легкими.
Ну, например, он предупреждал:
...
"Дело… не в том, чтобы ласкать крестьянина и в этом видеть установку правильных отношений с ним, ибо на ласке далеко не уедешь, а дело в том, чтобы помочь крестьянину перевести свое хозяйство (далее Сталин привел слова Ленина. – С.К. ) "на новую техническую базу, на техническую базу современного крупного производства", ибо в этом основной путь избавления крестьянства от нищеты".
И где здесь "сталинское коварство" по отношению к селу?
Но основную опасность тогда представлял как затаившийся троцкизм, так и открытый "правый уклон".
В своем выступлении на пленуме ЦК 19 ноября 1928 года Сталин сказал о Фрумкине, что тот "любит вообще хватать за фалды тех или иных членов Политбюро для обоснования своей точки зрения" и что "вполне возможно, он… постарается схватить за фалды Бухарина".
Увы, так вскоре и произошло!
В ноябре 1928 года Сталин говорил, что Бухарин думает совсем не так, как Фрумкин, однако в начале 1929 года было созвано объединенное заседание Политбюро ЦК и Президиума Центральной Контрольной комиссии (ЦКК) ВКП (б), где Сталин начал свое выступление со слов:
...
"Товарищи! Как это ни печально, приходится констатировать факт образования в нашей партии особой группы Бухарина в составе Бухарина, Томского, Рыкова. О существовании этой группы раньше ничего не было известно партии – бухаринцы тщательно скрывали от партии факт существования такой группы. Но теперь это стало известным и очевидным.
Эта группа, как видно из ее заявления, имеет свою особую платформу, которую противопоставляет политике партии…"
Итак, теперь – уже Бухарин и "бухаринцы"… А суть их "платформы" была следующей:
– снижение темпа развития индустрии, ибо он якобы "гибелен";
– свертывание строительства совхозов и колхозов, ибо они "не играют и не могут играть серьезной роли в развитии сельского хозяйства", и опора на кулака;
– отказ от регулирующей роли государства в области торговли, ибо такая роль "делает невозможным развитие торговли".
В отличие от "левых", правые" не очень-то ссылались на Ленина, потому что ленинской подобную "платформу" назвать было трудно. Зато на Ленина сослался Сталин: "Ленин был тысячу раз прав, когда он писал Шляпникову еще в 1916 году, что Бухарин "дьявольски не устойчив в политике"…".
Сталин напомнил аудитории о письме, посланном Лениным в марте 1916 года из Цюриха в Стокгольм Шляпникову (тогда – связному ЦК, после революции – лидеру "рабочей оппозиции" и т. д.). Ленин писал в нем и о Бухарине: "Ник. Ив. занимающийся экономист, и в этом мы его всегда поддерживали. Но он (1) доверчив к сплетням и (2) в политике дьявольски неустойчив ".
Да уж, что верно, то верно!
И тут уместно сказать пару слов о Николае Ивановиче Бухарине (1888–1939)…
Сын податного инспектора, член партии с 1906 года. Учился на экономиста в Московском университете, но в 1911 году был исключен за революционную деятельность и сослан на три года в Онегу. Бежал, в эмиграции примкнул вначале к Ленину, жил в Швейцарии, в Лондоне, в Стокгольме, состоял членом редколлегии журнала "Коммунист", занимая не марксистские позиции по вопросам о государстве, диктатуре пролетариата и т. д.
В апреле 1916 года выслан из Швеции, жил в Дании, а с октября 1916 года – в США, где с января 1917 года редактировал вместе с Троцким журнал "Новый мир". В мае 1917 года Бухарин через Японию вернулся в Россию, был избран членом ЦК, с 1918 по 1929 год редактировал "Правду".
Пестрая, очень пестрая биография была у Николая Ивановича Бухарина, всю жизнь собиравшего коллекцию бабочек и ценившего красоту не только чешуекрылых, но и красоту молоденьких женщин…
В 1918 году он шарахался влево, будучи "левым коммунистом", теперь вот шарахнулся вправо, а при всем при том шел прямиком тоже к заговорам, к государственной измене…
И в итоге – к пуле.
Виновен ли был в том Сталин?
Вернемся, однако, в год 1929-й…
Правый уклон Бухарина оказался для Сталина тяжелой неожиданностью и ударом. Сталин надеялся на единство в Политбюро, а тут – новый раскол…
И когда!
Накануне принятия 1-го пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР на 1929–1932 годы!
Удружил-таки Бухарин!
Ближе к концу книги я отдельно коснусь справедливости и правомерности оценок Сталина как якобы диктатора. Но уже сейчас скажу, что достаточно прочесть те места речи Сталина на пленуме ЦК и ЦКК в апреле 1929 года, которые относятся к Бухарину, чтобы убедиться в полном антидиктаторстве государственного и партийного стиля Сталина.
Сталин самым подробным образом разбирает поведение Бухарина, начиная с дореволюционных времен, анализирует ошибки Бухарина, и все это не для того, чтобы унизить или политически уничтожить оппонента, а для того, чтобы постараться переубедить друга и соратника, для того, чтобы жесткой и развернутой критикой встряхнуть его и заставить прийти в чувство после вдруг проявленного беспамятства!
Диктатор никогда и никого не убеждает – он только вещает и заранее уверен в том, что есть лишь две точки зрения – его и неправильная. Диктатор никогда не приглашает к размышлениям. Сталин же во всех своих публичных выступлениях всегда рассчитывал на то, что сказанное им будет побуждать думать, пробуждая мысль.
В случае массовой аудитории – вплоть до всей страны, чаще всего так и получалось: мысли и чувства Сталина доходили до умов и сердец народной массы, пробуждали ответные мысли и чувства, а в итоге становились исходными точками действий масс!
Но как редко подобный метод давал желаемый результат в том случае, когда Сталин пытался переубедить своих непосредственных коллег по руководству из числа как левых, так и правых оппозиционеров.
Думаю, объясняется это тем, что Сталин-то был человеком большого сердца и редкой души, а вот его оппоненты, увы, оказывались натурами иного – мелкого – склада.
Раз утвердившись в своих заблуждениях, они уже не желали и не могли признать интеллектуальное верховенство Сталина – как бы убедительно оно ни проявлялось.
С 16 ПО 23 АПРЕЛЯ 1929 года проходил пленум ЦК и ЦКК, где 22 апреля Сталин выступил с речью "О правом уклоне в ВКП (б)", продолжавшейся не один час.
Он говорил о многом: о НЭПе и рыночных отношениях, о крестьянстве, о темпах развития индустрии, о Бухарине как теоретике, о валютных резервах и посевных площадях, и сказал много нужного и дельного – как всегда.
Между прочим, Сталин сказал вот что:
...
"Чтобы провести план массового движения за колхозы и совхозы, …необходимо прежде всего, чтобы партийную верхушку поддержала в этом деле в первую очередь партия в своей массе . А партия у нас миллионная, как известно. Следовательно, нужно убедить широкие партийные массы в правильности политики руководящей верхушки…"
И это – позиция "диктатора"?
Да полноте, господа!
Диктатор – диктует, предписывает. Собственно, само слово "диктатор" происходит от латинского "dictum" – "предписанный".
Сталин же не диктовал, не предписывал, не изрекал, а убеждал. Причем цитируемая выше речь была адресована не к массе, а как раз к партийной верхушке – членам ЦК и ЦКК, и в печать тогда не пошла.
В своей работе с массами Сталин тоже раз за разом разъяснял им свои идеи – через печать.
Конечно, противники Сталина из числа "верхушки" могли поступать так же (тот же Бухарин тогда был редактором "Правды"!). Но вот в чем была разница – идеи Сталина оказывались близки как партийной, так и самой широкой народной массе, а идеи Бухарина оказывались созвучными с желаниями лишь "верхушечных" слоев общества, то есть с желаниями нэпманов и кулаков!
Так за кем тогда была поддержка народа, взятого в своей массе?
Говоря о Бухарине, Сталин заявил, что, "вчера еще личные друзья", они теперь "расходятся в политике". И интересно в свете этого заявления то, как Сталин свою речь завершил!..
Он сказал:
...
"Некоторые товарищи настаивают на немедленном исключении Бухарина и Томского из Политбюро ЦК. Я не согласен с этими товарищами. По-моему, можно обойтись в настоящее время без такой крайней меры".
Ну и где же здесь "нетерпимость", "диктаторство" и "кровожадность"?
Бухарин был выведен из состава Политбюро лишь в ноябре 1929 года, но долго еще играл в СССР немалые роли, с 1934 года до момента ареста в феврале 1937 года редактировал вторую газету страны – "Известия"…
Томский был выведен из Политбюро еще позже – в 1930 году, но до 1934 года оставался членом ЦК, а потом был переведен в кандидаты в члены ЦК.
В 1936 году, когда его имя было упомянуто в связи с процессом Зиновьева и Каменева, Томский застрелился у себя на даче в подмосковном Болшеве, и сегодня не приходится сомневаться, что он поступил так, зная, что виновен в тех же преступлениях, за которые судили зиновьевцев.
Нет, Сталин не только не был нетерпим, но раз за разом выказывал, напротив, очень немалую терпимость к оппонентам – до тех пор, пока он считал их всего лишь заблуждающимися, а не врагами его дела.
В КОНЦЕ апреля 1929 года XVI конференция ВКП (б) приняла план первой пятилетки, а в 1930 году началось "наступление на кулака", и в документах ЦК была поставлена задача ускорения темпов коллективизации сельского хозяйства. Начинался, как оценил его Сталин, "великий перелом"…
Тема коллективизации в преломлении ее через личность и позицию Сталина не столько исследована, сколько замызгана. И даже появление в последнее время капитального исследования Елены Прудниковой на эту тему положения не исправило. Виновен в этом, конечно же, не автор исследования – просто правда о Сталине и коллективизации нынешнему обществу не очень-то нужна.
Тем не менее попробуем кое-что дополнительно прояснить. "Дополнительно" и потому, что немалая работа уже совершена Еленой Прудниковой, и потому, что на эту тему, но – другими словами, я не раз писал в прошлых своих книгах.
Писал я, кроме прочего, и о том, что Сталин, может быть, не пошел бы на форсирование коллективизации, при всей очевидности ее скорейшей необходимости, если бы не его знакомство с запиской члена коллегии Центрального статистического управления, крупнейшего статистика сельского хозяйства профессора Немчинова (1894–1964).
Впрочем, по порядку…
В двух номерах "Правды", за 13 и 15 ноября 1927 года, была опубликована запись шестичасовой беседы Сталина с иностранными рабочими делегациями. Беседа состоялась 5 ноября 1927 года, и в ней приняло участие восемьдесят делегатов от Германии, Франции, Австрии, Чехословакии, Южной Америки, Китая, Бельгии, Финляндии, Дании и Эстонии. Сегодня с записью беседы проще всего познакомиться по 10-му тому "Сочинений Сталина", и, надо заметить, даже сегодня она отвечает на многие насущные наши вопросы и уж, во всяком случае, позволяет многое понять как в Сталине, так и в том времени.
Так вот, подробно, развернуто отвечая на вопрос "Как думаете вы осуществить коллективизм в крестьянском вопросе?", Сталин сказал, в частности (выделение в тексте жирным курсивом мое. – С.К. ):
...
"Всеохватывающая коллективизация наступит тогда, когда крестьянские хозяйства будут перестроены на новой технической базе в порядке машинизации и электрификации, когда большинство трудового крестьянства будет охвачено кооперативными организациями, когда большинство деревень покроется сельскохозяйственными товариществами коллективистского типа.
К этому дело идет, но к этому дело еще не пришло и не скоро придет …"
Сталин пояснял, что одной из причин нескорой коллективизации является необходимость крупнейших вложений в сельское хозяйство, "которых еще нет у нашего государства, но которые будут, несомненно, накапливаться с течением времени".
Итак, понимая насущную необходимость для России крупного товарного сельскохозяйственного производства (необходимость этого умные люди в России понимали задолго до Октября 1917 года) и понимая, что без обобществления миллионов крестьянских хозяйств крупного товарного производства не получить, Сталин даже в конце 1927 года был склонен считать, что массовая коллективизация – дело не ближайших лет.
А 2 июня 1928 года в той же "Правде" было опубликовано обширное извлечение из уже другой беседы Сталина – со студентами Института красной профессуры Коммунистической академии и Свердловского университета (имеется в виду не университет города Свердловска, а Коммунистический университет имени Я.М. Свердлова).
Запись (см. том 11-й Собрания сочинений) была опубликована в виде статьи под заголовком "На хлебном фронте" и, соответственно, полностью посвящалась проблемам сельского хозяйства.
Название труда Елены Прудниковой повторяет название сталинской статьи. И уже эта статья Сталина все расставляет по своим местам. Тем, кто с пеной у рта рассуждает о якобы "тиранстве" Сталина, якобы разрушившего русскую деревню, не мешало бы познакомиться вначале с доводами и логикой Сталина, а уж затем брызгать во все стороны слюнями "праведного гнева".
Сталин, в частности, привел данные из записки "члена коллегии ЦСУ т. Немчинова", из которых следовало, что основную массу товарного (то есть на продажу, а не для личного крестьянского потребления) хлеба производили до революции крупные помещичьи и кулацкие хозяйства.
Профессор Немчинов был крупнейшим и авторитетным статистиком сельского хозяйства, представителем сильной русской статистической школы. Ссылаясь на него, Сталин сообщал следующие данные по проценту товарности (в тексте статьи данные были сведены в две таблицы)…
До войны: помещики – 47 %, кулаки – 34 %, середняки и бедняки – 14,7 %.
После войны (в 1926/27 году): совхозы и колхозы – 47,2 %, кулаки – 20 %, середняки и бедняки – 11,2 %.
Собственно, для понимающего человека уже из этих цифр все должно было быть предельно ясно! При существующей структуре сельского хозяйства, когда середняки и бедняки произвели в 1926/27 году 85,3 % валовой продукции хлеба (4052 миллиона пудов) и дали всего лишь 11,2 % товарного хлеба (466,2 миллиона пудов), накормить страну было нельзя.
Особенно – в условиях остро назревшей индустриализации.
Даже кулак больше кормил себя, чем отдавал на рынок, а уж середняки и бедняки…
Себя они при советской власти обеспечивали досыта, а вот рабочего…
Товарность крупных советских хозяйств (совхозов) и коллективных хозяйств (колхозов) стояла высоко, но их абсолютная доля в зерновом производстве была крайне малой – всего 6 %!
Ранее, говоря о необходимости коллективизации, Сталин исходил из общих, так сказать, соображений. Он знал, конечно, цифры сельскохозяйственного производства, но в полной мере проанализировать их не мог, да и не обязан был. Анализ – дело специалиста, ученого.
Другое дело, что политик, исходящий из интересов народа, обязан после ознакомления с данными ученых сделать из них верный практический вывод.
Ученый Немчинов на основании анализа сельскохозяйственной статистики пришел к определенному выводу, а политик Сталин, ознакомившись с доводами ученого Немчинова, понял, что вывод Немчинова верен.
Ранее Сталин надеялся на то, что можно снять остроту зерновой проблемы для государства простым улучшением хлебозаготовок. Немчинов методами статистики показал, что это – не выход.
После анализа Немчинова и других ученых-экономистов стало ясно, что у страны есть лишь два выхода – или возвращаться к помещикам и господству кулаков (чего середняк, естественно, не хотел), или в кратчайшие сроки преобразовать единоличное по преимуществу сельское хозяйство СССР в мощное, использующее технику и современную агрономию и селекцию, коллективизированное сельское хозяйство.
Последнего середняк тоже не хотел, хотя для него это было – в итоге – выгодно не только в социальном, но и в чисто экономическом смысле.