Директором кооператива стал преподаватель одной из подгородних школ С.С. Пушкин. И мы – начали! Нашим первым потоком стали ребята заволжских пионерских лагерей и отдыхающие пансионатов. Трудились мы увлеченно, сезон "отмолотили" вдохновенно и закончили его, имея в кассе кооператива прибыль в… пятьдесят рублей. Над нами смеялись… Нас готовы были теперь уж вовсе не принимать всерьез. Но мы были рады и довольны, ведь работая с пятикопеечными билетами, мы не только полностью оправдали все затраты нашего "отца-создателя", но еще и пятьдесят рублей заработали!
Вот такими гордыми и довольными мы пришли к Елене Васильевне Миколовой, заявляя о своей готовности идти на куда более серьезные дела. Заявляя, что в Мышкине создана база для работы с туристами!
И к ее чести она хорошо поняла нас и в нас поверила. Вот с этой верой она отправилась на первые наши туристические биржи, ярмарки, выставки. И уже был у нее и отчасти у нас сильный и не менее нас увлеченный спутник и покровитель. Это первый заместитель Главы района П.П. Волков. Он поверил в туристическое будущее города, возгорелся этой верой и от имени администрации с первых дней возглавил наш смелый поход.
Мы обрели сильных союзников и соратников, наконец-то мы были не одиноки. Мы были поняты самыми современными и душевными людьми из здешнего чиновничества. А были ли мы поняты остальным мышкинским сообществом? Увы, нет. Оно по-разному и, конечно, по-другому искало ответ на жестокий вопрос востребованности.
Где наша… ниша?
Да, вся думающая часть здешнего сообщества так или иначе искала ответ на этот вопрос. На первом этапе общих исканий мнения сильно разнились. Едва ли не большая часть "искателей" упорно и судорожно цеплялась за израненную советскую сеть организаций и предприятий. За умирающую сеть… Эти люди долго не могли объективно оценить как направления государственной внутрихозяйственной политики, так и необратимый характер изменений, происходящих на селе.
Мы с большим уважением и пониманием относились к этим "последним Героям" деревни, тем более, что многие из них были героями истинными и настоящими. Одни из них посвятили всю жизнь увлеченному (и не побоюсь сказать вдохновенному!) труду в колхозах, а другие не менее увлеченно отлаживали районную систему обслуживания потребностей этих колхозов – от ремонта техники до "бытовки". Работники это были испытанные, в своих делах всезнающие, своим призваниям преданные. Но как же долго они не могли понять, что исчезновение этой системы хозяйствования (в некоторых точках и звеньях ими просто великолепной организованной!) уже государственно предрешено и завершится на наших глазах…
Они никак не могли понять, что все неладности в Перестройку и после нее обрушившиеся на сельское хозяйство, это не временные трудности, а рассчитанное удушение и достаточно быстрая ликвидация. Как долго им в это не верилось.
В памяти моей возникает, быть может, самый яркий для наших мест случай. Председатель заволжского колхоза "Дружба" A.A. Розанов, человек красивый и внешностью, и душевно, честный патриот колхозного строя, отчаянно защищал свое хозяйство ото всех бед, обрушившихся со всех сторон и, попадая в Мышкин на наши гражданские встречи, с тревожным душевным волнением громко спрашивал себя и нас: "Неужели это конец? Неужели твердо решили с колхозами покончить?" И громко рассуждая, скорей сам с собой, нежели с нами, продолжал: "Так ведь ошибутся! Работать врозь мужики давно разучились. Самостоятельной жизни боятся. Вкалывать, как их прадеды, никто не хочет. И не будут! Разбегутся, как тараканы, а потом будет не собрать… А уж дети этих "беглецов" к земле никогда не придут, мужиком-то ведь надо родиться! Неужели там "вверху" это непонятно?!"
Мы не знаем, понятно это было или нет новым вожакам России, но вся жизненная реальность ясно говорила о полном завершении как прежней системы сельского хозяйства, так и о завершении прежней востребованности районных городов. Коль не стало колхозов и совхозов, то не стал надобен и весь райцентровский комплекс обслуживавших их организаций и предприятий. Не нужны стали ни "Сельхозтехника" и "Сельхозхимия", ни транспортники и мелиораторы, ни "бытовики", ни строители. Даже ветеринарная станция, без которой на селе просто невозможно, стала никому не нужной, если в деревнях от прежних тысяч и десятков тысяч голов скота остались в лучшем случае сотни, а то и всего десятки голов. И несчастные "последние герои" этой исчезающей системы начисто утрачивали всякую опору под ногами и всякий смысл своего бытия.
Уже названный мною старый вожак A.A. Розанов сохранил свой колхоз. Может быть, единственный в России. Это колхоз ничего не пашет и не сеет, ничего не имеет и ничего не производит. Он лишь сохраняется в списках сельхозпредприятий района, и в нем два человека – сам Розанов и его жена. А имущество колхоза – это, пожалуй, одна колхозная печать, хранящаяся дома у Анатолия Александровича, как гордая и горькая реликвия прежних славных лет. Так завершают свой путь "последние могикане" колхозного мира, не сумевшие и не пожелавшие искать для себя других путей и дел.
… А другая часть местного мыслящего общества не менее страстно предавалась мечтам о создании некоего местного "внутреннего рынка", который бы в отдельно взятом районе имел все свое от перерабатывающих производств до сбыта и потребления их продукции. Должно быть, и эти взгляды имели свое теоретически разумное зерно, но стоило оглянуться на сегодняшние обстоятельства. Если все молоко нашего района сегодня вмещается всего в одну цистерну большегрузного молоковоза, увозящего его в Углич, то о каком своем собственном заводе можно говорить? Где для него сырьевая база? Где деньги для устройства завода и его оснащения? Где для него рынок сбыта? И это уже не говоря о том, как и за какое время и на какие деньги воссоздать дойное стадо для загрузки этого завода сырьем? Как решиться на займы, если сегодня бутылка молока стоит дешевле бутылки газированной воды?
… Третьи районные "искатели" желали найти сильных инвесторов. И это, конечно, было вполне разумным предложением. И их искали. Долго и безрезультатно. Не очень понимая по неопытности своей, что сильному инвестору для вложения его средств понадобится немало благоприятных условий, гарантирующих быстрое "отбитие" этих денег. Ему нужно очень многое, от благоприятной "географии" избранного места до наличия подходящей инфраструктуры и до наличия… земли!
А ведь земли-то уже и не было: она, разделенная на пресловутые "паи", вся была уже распродана. Произошло небывалое для России явление – сельский житель отказался от земли и оказался начисто лишен ее. И для отторжения земледельца от земли не понадобилось никаких английских "огораживаний" и "сгонов" с участков. Наши "крестьяне", начисто отученные колхозами от самостоятельного хозяйствования и лишившиеся даже инстинкта к самостоятельному труду на земле, сами отказались от нее. Куда же тут делать инвестиции, если вся земля уже не у производителей, а у спекулянтов? Во что же, в какую жуткую нерентабельность обернутся все возможные вложения?
Смятение этих честных и добрых людей жило во всем, а особенно возгоралось в дни очередных муниципальных выборов. Новые кандидаты в "спасители" района, конечно, старались потрафлять всем основным группам населения и всегда поднимали на щит призывы и обещания возродить здешние хозяйства, наполнить заказами и делами дни здешних организаций, создать активную районную экономику. Боже мой, они ведь и сами-то нимало не верили в свои слова, но многие избиратели искренне верили и это длило и длило и агонию прежнего хозяйствования и застой в общественном мышлении.
Никто не хотел признать (а может, и не догадывался), что идут необратимые процессы, что сегодняшний день качественно иной, нежели вчерашний, что наши районные городки и наши села – это не что иное, как монопоселения, у которых безвозвратно отнята сама почва их прежней занятости и перспективы.
Российская наука волей или неволей поддерживала россиян в их заблуждении. Экспертный институт называл весьма большую цифру населения городов– несчастливцев (24,5 миллионов человек), но для России она не казалась сколько-то тревожной. Однако Институт явно скромничал, не принимая в расчет поселки городского типа с населением менее пяти тысяч. Но даже и таковой подсчет был бы заниженным и вполне некорректным, потому что большинство этих самых ПГТ, по-страусиному пряча голову в песок, "ушли" в сельские населенные пункты и "выскользнули" из учета. И это уж не говоря о больших и малых исконно сельских поселениях, которые и статистикой, и высокой властью были просто списаны со счетов внутрироссийской политики.
И не следует думать, что лишь современный кризис привел все эти селения, в частности, районные центры, к роковой черте. Разумеется, нет, он лишь ускорил и обострил ликвидационные процессы. Большинство их и без кризиса давно уже оказались "рыбами на дне высохшего моря". "Высохшего моря" крестьянской жизни. Для примера уместно взять два соседних с нами района Ярославской области – Брейтовский и Некоузский. Это наши соседи, и вся их жизнь у нас на виду. Брейтовский район, не имеющий никаких местных центров притяжения и удержания рабочей силы, вступил в фазу стремительной потери населения и сейчас в нем вместе с райцентром всего-навсего неполных восемь тысяч жителей. А в крупных районах области есть сельские поселения-"сельсоветы" по десять-тринадцать тысяч населения. После этого стоит ли доказывать, что у такого исчезающего района нет, и не может быть будущего?
Некоузский район гораздо многочисленней, в нем почти восемнадцать тысяч жителей. Но разрушение всех ведущих предприятий фактически "уровняло" его в отсутствии заводов и фабрик с Брейтовским… (Закрылась и распродана вигоневая фабрика, остановилось желатиновое производство, лишь эпизодически работает громадное торфяное предприятие). А сам районный центр село Новый Некоуз не имеет ни единого производства, он является лишь административным центром района, но не экономическим и не культурным. Культурное и научное начало у него начисто отнимает академический поселок Борок. И целый ряд других селений района, как более крупных нежели сам райцентр, так и более исторически славных, относятся к такому центру скептически, не видя у него способности объединять и "вытаскивать" район из все ускоряющегося обезлюдения.
Немногим лучше и положение нашего Мышкинского района. Здесь вместе с городом насчитывается всего лишь одиннадцать тысяч жителей и этот показатель – тоже критический. На этот раз статистика совершенно права, она бесстрастно показывает постоянное убывание населения, до двухсот человек за год. Идет отток наиболее молодой и работоспособной части населения. Пока он имеет форму отходничества, люди по-прежнему сохраняют здешние квартиры (нередко пустующие, иногда сдаваемые в наем), но тенденция к полной смене места жительства уже отчетливо видна – многие из "отходников" на стороне (чаще всего в Москве) обзавелись семьями и в Мышкин наведываются все реже.
Каким может быть выход из создавшегося положения? Прогноз ИРП о конструктивной помощи регионов и государства нам представляется вполне необоснованным. У регионов вовсе нет средств для помощи, способной внести кардинальные улучшения. У них находятся средства только для отдельных подачек, а не для полноценного обеспечения социальных задач.
Надежда на государство тоже представляется не более основательной. И пример Пикалева подтверждает такой вывод. В пикалевском случае имело место не что иное как полная капитуляция власти перед критической (коллапсной) ситуацией и там для смягчения обстоятельств всего лишь открыли последний клапан. Надолго ли хватит такой "конструктивной помощи"?
Ничего обнадеживающего не содержит мысль о выводе в критические районные города филиалов больших заводов. Будем реально смотреть на свои обстоятельства – если в советские годы, когда выведение филиалов было едва ли не модным явлением, многие ли места они охватили? А в наш Мышкин областным партийным руководством заводам Ярославля и Рыбинска было даже категорически запрещено выводить свои филиалы… А сегодня что выводить? Производства обоих этих промышленных городов находятся в тяжелом состоянии, и рынок рабочей силы там переполнен. Так в Рыбинске сегодня десятки тысяч безработных и сокращения неумолимо продолжаются. Какой смысл в этих условиях выводить какие-то филиалы в какие-то малые города?
Последним претендентом на создание в Мышкине своего филиала, уже на самом закате советской эпохи был ярославский радиозавод. Тот самый, что обеспечил Советский Союз всей космической связью, которая "латаная-перелатаная" успешно работает до сих пор. Его прославленный директор В.Ш. Марголин особо выделил Мышкин среди других ярославских городов-малышей, отметив и наличие подходящих площадей, и некоторый резерв женской рабочей силы, и досягаемость места. И он настойчиво продвигал мысль о создании здесь филиала своего завода. Отсутствие железной дороги в этом случае ничуть бы не мешало, мелкую, едва ли не микроскопическую продукцию "радийщиков" было бы легко увезти на одном-единственном автомобиле!
Но и этому неукротимому человеку ничего не удалось достичь со своим филиальным замыслом, обком партии оставался неодолимо непреклонен. Куда угодно, но не в Мышкин! Странная, навек застылая позиция, не век же помнить о былых крестьянских восстаниях самого пашенного и самого земледельческого уезда? Но, видно, помнили и даже не прельстились тем, что завод смог бы неплохо помогать нашим к тому времени уже сильно обедневшим народом колхозам. А завод-то был преуспевавший, прославленный, с большими возможностями…
А что сегодня представляет тот самый некогда знаменитый завод? Недавно мне, по просьбе ветеранов его коллектива, довелось писать книгу об уже ушедшем из жизни их великом вожаке Владимире Шмаевиче Марголине. И я, собирая материалы, часто и подолгу бывал на Липовой Горе, и в поселке радийщиков, и на заводе. Впечатления от завода были тяжелыми. Многие цеха оказались заброшенными и даже полуразрушенными. Производство сильно сократилось и во многом утратило свою прежнюю высокую нацеленность.
Если прежде главным содержанием работы было создание новых средств космической связи, то сейчас завод делает носимые индивидуальные рации, морские радиобуи и иную аппаратуру такого же уровня. Дела это нужные и по-своему замечательные, но им далеко до прежних высоких заказов. И разве может в таких обстоятельствах родиться потребность в выводе филиала? И такие же обстоятельства у всех ярославских и рыбинских заводов, ведь даже флагман рыбинской промышленности НПО "Сатурн" и то сокращает производство и увольняет рабочих…
Вот обо всем этом мы и говорили с мышкинцами на наших гражданских встречах, главным штабом которых стало Районное Общественное Собрание, где я председательствую больше десяти лет. Мы часто ставили на своих заседаниях именно эти вопросы, обсуждали их горячо и порой совершенно непримиримо. Наша группа прежних продвигателей города старалась разъяснять и на самых житейских примерах доказывать, что недавняя функциональная специализация нашего Мышкина уже исчерпана, полностью исчерпана и если мы сами не создадим для себя хотя бы частичной специализации новой, то будем стопроцентно не нужны, и наши увядание и затухание неотвратимы, как смена времен года.
Наиболее информированные люди из "другого лагеря" нас "побивали", казалось бы, неоспоримыми истинами о примерах Канады и скандинавских стран в их муниципальной политике, приводили красивые доказательства жизненности их методов тесной увязки жизни города и жизни района, взывали к осознанию того, что именно муниципальная власть и должна повсеместно нести ответственность за развитие города и тяготеющих к нему сельских территорий. Да-да, все именно так и должно бы быть… И разве мы это оспариваем? Но на практике где это мы видим в русских областях РФ? Вектор реальности идет как раз не в ту сторону…
Наши оппоненты выдвигали серьезные доводы о том, что в условиях кризиса вся производственная (именно производственная) деятельность должна быть переориентирована на потребности своих местных производств, а в нашем случае, стало быть, на потребности сельского хозяйства… Что роль малой столицы без учета роли села совершенно несостоятельна и ущербна. Чисто теоретически, наверно, эти мысли тоже были верны и праведны, но разве такой сегодня мы видим государственную политику в отношении русской Провинции? Увы… И для нас в этих "гражданских боях" все непреложней становилось понимание того, что мы просто обязаны хотя бы частично перепрофилировать Мышкин с обслуживания районного сельского хозяйства на какую-то иную деятельность. И самым реальным и подходящим вновь оказывалось то, что сами много лет уже и делали – перепрофилирование на туристические и рекреационные занятия.
Мы подчеркивали, что главным и отнюдь не утраченным капиталом города являются его красота, уют, тишина, его достопримечательности и его приволжское местоположение. И эти ценности – вечны, они при разумном использовании не могут растрачиваться, а могут только прирастать. И как бы активно ими не "торговать" с гостями, их может от этого стать только больше. Вот где золотой ключ к ощутимому и реальному успеху!
Мы хотели доказать, что именно сегодня, как никогда, нельзя впадать в безволие и безнадежность. Что все впавшие в нее (в том числе и наши недавно преуспевавшие соседи) уже жестоко пострадали от этого, придя в полной застой жизни. Для них даже роль "бедных приютов" и та сегодня показалось бы завидной!
И нас понимали. Но понимали умом. А не сердцем. И полного примирения в обществе, ищущем выхода из нерадостного положения, не оказывалось. А наше главное убеждение, которое прекрасно перекликалось с блистательной мыслью Ричарда Флориды о креативных людях, изменивших мир, нашими оппонентами даже и всерьез не принималось. Они были столь инерционными "государственниками", что ни на какие другие силы, а тем более на силы всего лишь креативных людей рассчитывать уж никак не могли.
Однако действительность уже близила день и час их прозрения. Но до этого момента мы еще должны были дойти, а на нашем пути к полному успеху в большом туризме лежали три упорно не решающиеся задачи – создание своего сувенирного дела, создание гостиничного комплекса, создание предприятий питания. А в условиях отсутствия всего этого мышкинский подрастающий туризм стоял всего лишь на одной опоре из нужных нам четырех!
И наш тогдашний смелый лидер, первый заместитель Главы района П.П. Волков, и первая заведующая отделом туризма Е.В. Миколова, и мы сами все это видели, знали, переживали, но до поры не могли ничего изменить. Туристы же, надумавшие побывать в Мышкине, вынуждены были ночевать и питаться… в Угличе. И там же закупаться сувенирами, которые опытные соседи стали делать по нашей мышкинской тематике. То есть, грубо говоря, мы стали "работать на дядю", своим уже ощутимым потоком гостей прибавляя денег соседу. Мы лихорадочно искали способ изменения этого неладного положения и прихода в туризм многих мышкинцев. То есть искали способ создания здесь его социальной базы.