Арагоша прихварывает, устал очень. Он совсем седой, но очень красивый. Я постарела, но морщины пока что приличные, а то бывает, что с души воротит. Седых волос не видно оттого, что волосы белокурые. Я уже привыкла к себе немолодой и не огорчаюсь, бог с ней с молодостью, тоже хорошего мало"…
Литературная жизнь Франции интересует ЛЮ не менее, чем советская литература - Эльзу. Поэтому в каждом письме Эльзы - книжные базары, суждения о своих книгах и оценки других писателей…
25 авг. 1958 г.
"Пишу, задуманную до фильма, повесть: "Розы в кредит" окончательное название. То нравится, то не нравится. Во всяком случае, она вылупилась вполне, бегло написана с начала до конца и сейчас я ее раздракониваю. Будет в ней страниц 200–250, отделаю - сто…"
В 1961 году:
"Много Достоевского подряд читать не могу. Сначала увлекает ум и сердце, а потом прощупывается система (в "Идиоте"), обязательное сочетание в персонажах самого низкого и возвышенного, обязательно не так реагирующие персонажи, как того ожидаешь… и у меня лично увлечение проходит. Пошлю тебе, Лиличка, книгу Сименона. Это автор бесчисленного количества романов, по большей части детективных, которые его и прославили, да и в остальных обязательна насильственная смерть - как и у Достоевского. Размахом таланта, интересом и жалостью к слабым мира сего, к обыкновенным и незаметным, он похож на Достоевского. Несмотря на огромные тиражи, Сименона недооценивают, он, может быть, и сам не сознает своего качества, поразительной остроты глаза, ни на минуту не убывающей, как будто он страдает постоянной бессонницей и не может не видеть и не слышать, беспрерывно. Только он не болеет падучей. У вас его переводили - не знаю, что именно. Он очень похож на Достоевского, только надрыв не у автора, а у его героев… И он ни на что не претендует. Правда, он и на каторге не был, а живет себе спокойненько с женой и детьми на юге Франции и пишет, пишет без конца… Что думает - неизвестно, он в своих романах отсутствует".
Прочитав "Один день Ивана Денисовича", который ЛЮ послала в первый же день по выходе повести, Эльза пишет:
"Повесть прекрасная. Наша огромная лагерная литература совсем другая. Она страшнее, но всегда с заведомо хорошим концом для тех, кто выжил. Люди знали, за что сидели - за правое дело, за которое готовы были на что угодно. А этот ясный, прекрасный человечек Иван Денисович безропотно несет эдакое и не жалуется, будто так и надо… А нам из-за него, из-за любви к нему - жить не хочется. У меня вся душа исковеркана, как после автомобильной катастрофы - одни вмятины и пробоины. Что ж о вас говорить… Несем вину перед Иваном Денисовичем за доверие, фальшивомонетчики не мы, но мы распространяли фальшивые монеты, по неведению. Сами принимали на веру…" Отвечая на вопросы Эльзы, ЛЮ пишет о своей работе: "Я за 46-ой год - 1) Перевела (по заказу) "Алексиса", который не печатают. 2) Перевела "Ангелочка", который принял театр, но не смог поставить. 3) Сделала пьесу из "Спутников", которую немедленно взял Худож. Театр и рвали из рук еще бесчисленные театры, но - Панова решила сама сделать пьесу и не дала согласие на мою инсценировку (не читав ее). 4) Сделала инсценировку из "Спутников" же по заказу Эстрады, но тот режиссер, для которого я работала, внезапно ушел с эстрады…
Сама понимаешь, как это действует на настроение и на карман. Сейчас пишу пьесу. Вернее - без конца ее переделываю. Уверена, что ее не поставят."
На протяжении пятидесяти лет редкое письмо с той или другой стороны было без каких-либо литературных или художественных новостей.
4 октября 62 года пришло письмо, где Эльза писала:
"…Теперь расскажу вам необычайную вещь. Я позвонила художнику Абидину, пригласила к обеду (завтра, с вашей икрой, будут гости - блины! и Симоновы, двенадцать человек, для нас это много!) Но дело не в этом: Абидин сказал мне, что, переходя через мост для пешеходов, напротив Академии, он увидел намалеванный на мостовой Лилин портрет! Не буду рассказывать, что он рассказывал, мы с Арагоном сели и поехали к тому мосту. Там разместились художники, которые живописуют на асфальте, за что им опускают в кружку монеты - и вот стоят три паренька, лет по двадцати им, и в ногах у них огромно увеличенная обложка "Про это" - так и написано и вокруг по-французски и по-русски Володины стихи. Лиля ярко черно-белая, а стихи немножко размылись - ночью была страшная гроза… Сегодня туда должен был прийти Симонов со своим аппаратом. Настоящее чудо! Фольклор!
А еще там были на асфальте намалеваны пресвятые девы, изображены под Пикассо - рядом с одной написано: "Цена вместе с мостом 1 новый франк!"
Постараюсь прислать фотографии. Интересное чудо?"
История эта вдохновила Андрея Вознесенского. Он написал стихотворение, которым, по его словам, в шестидесятые годы всегда начинал свои публичные выступления:
Лили Брик на мосту лежит,
разутюженная машинами.
Под подошвами, под резинами,
как монетка зрачок блестит!Пешеходы бросают мзду.
И как рана,
Маяковский,
щемяще ранний,
как игральная карта в рамке,
намалеван на том мосту!Каково Вам, поэт с любимой?!
Это надо ж - рвануть судьбой,
чтобы ликом,
как Хиросимой,
отпечататься в мостовой!По груди Вашей толпы торопятся,.
Сена плещется под спиной.
И, как божья коровка, автобусик
мчит, щекочущий и смешной.Как волнение Вас охватывает!..
Мост парит,
ночью в поры свои асфальтовые,
как сирень,
впитавши Париж.
и т. д.
ЛЮ и Эльза всю жизнь помогали друг другу. Эльза, как парижанка, "одевала" сестру - когда скромно, а когда шикарно - зависело от ее возможностей. Но ЛЮ в долгу никогда не оставалась. Например, в конце сороковых и в начале пятидесятых, когда у нас с едой стало полегче, она регулярно посылала продуктовые посылки в Париж, там было в это время все страшно дорого. Я ездил на Центральный почтамт и предъявлял таможенникам посылку, ее смотрели, перебирали, я зашивал холстину иглой, которую мне давала с собой ЛЮ. Так продолжалось несколько лет. Посылались крупа, сахар, консервы, кофе, чай, а шоколад на французской таможне воровали, и ЛЮ перестала его посылать.
Три года (1961–1964) Эльза Триоле составляла и редактировала "Антологию русской поэзии" - толстенный том, где лучшие стихи от Ломоносова до Ахмадулиной собраны ею. И переводчики выбраны ею. И краткие биографии всех поэтов написаны ею. И Хлебников, Маяковский, Цветаева, Слуцкий, Вознесенский переведены ею. И презентация книги в огромном зале, куда были приглашены поэты из России, тоже устроена ею!
Но без помощи ЛЮ и моего отца издание вряд ли бы увидело свет. Дело в том, что они раз за разом посылали в Париж сборники поэтов - и новых и старых, - из которых Эльза черпала нужные стихи. Письма Эльзы полны просьб - пришли Кульчицкого, здесь его нет; позвони Асееву, чтоб прислал последние стихи; умоляю - достань Баратынского; отругай Кирсанова, что задерживает сборник, и тому подобное. Каждому поэту предшествовала краткая биография, факты которой часто бывали Эльзе недоступны, и надо было связываться с родными, выяснить даты и т. п.
Вот несколько отрывков из писем: "Перевела лакомый кусочек из Хлебникова. Прозу. Две странички. Так решают крестословицы!!! Но по сравнению с существующими переводами я - гений!"
Получив от сестры "Тарусские страницы", Эльза благодарит и пишет: "Замечательные стихи Цветаевой, яростные, отчаянные… В жизни она была другой. Понравился мне Булат Окуджава - кто он? Что написал? Случайно он написал это хорошо или он настоящий писатель?
Я купаюсь в поэзии, с любопытством открываю старые книги… Перелистываю, точно старые фотографии. Демьян Бедный это до того плохо, что мне не найти переводчика".
"Перевела два стиха Пастернака, Арагоша говорит, что получилось. Но от Слуцкого я принимала двойные порции веганина - не выходит! Прочла весь словарь, найти эквивалент "брезжит" и "брызжет" не удалось - что теперь делать?"
"Лиличка, не хватает Саши Черного, Северянина, Гумилева, Панкратова, Андрея Белого, Бальмонта. Может быть, что-нибудь найдется у Васи?"
Лиля Юрьевна и Василий Абгарович высылали все, что она просила, доставали любую справку и уточнение.
Я испытываю огромное уважение к Эльзе за ее сверхтрудолюбие. По письмам видно, что такое "ни дня без строчки": не успевает сдать рукопись издателю, как делиться с ЛЮ планом нового романа; заканчивает перевод Чехова, и на другой же день предлагает Любовь Орловой играть "Милого лжеца"; сегодня открывает выставку, а завтра принимается за составление Антологии русской поэзии… И так изо дня в день - годами!
Лепить, писать, сниматься
Дилетант, как пишет толковый словарь, это "человек, занимающийся наукой или искусством без специальной подготовки". Таким талантливым дилетантом была Лиля Юрьевна.
В 1938 году она поставила у себя в комнате станок, завезла светло-голубую глину и начала лепить. Сначала это была голова Маяковского. Я не считаю первую работу очень удачной, однако голову поставили в его музее. Вслед за нею она сделала еще несколько портретов, как бы семейную галерею - Брик, Евгения Гавриловна, Катанян… Наиболее интересным получился ее автопортрет, она отлила два экземпляра в бронзе, в этом ей помогал Натан Альтман. Одна голова стояла у нее дома, вторую она подарила Эльзе, и та находилась в ее парижской квартире. Когда немцы оккупировали город, они пришли к ним с обыском, все разгромили, перевернули вверх дном, скульптура упала на кровать и уцелела. Теперь она в Музее Арагона−Триоле в Сен-Арну.
ЛЮ очень неплохо лепила, но кроме того, она обладала литературным даром и оставила интересные воспоминания; опубликованы ее литературоведческие статьи; в совершенстве зная французский и немецкий, перевела несколько пьес, которые были изданы и поставлены; в кино она и снималась и сама поставила фильм… Кинематограф ЛЮ очень любила, всегда им интересовалась, хорошо знала и отлично в нем разбиралась.
В 1918 году они с Маяковским снялись в картине "Закованная фильмой", фирмы "Гомон". На экране оживала история художника, который ищет настоящей любви. Он видит сердца женщин - в одном деньги, в другом - наряды, в третьем кастрюльки. Наконец он влюбляется в балерину из фильма "Сердце экрана". Он так неистово аплодирует ей, что она сходит к нему в зал. (Художника играл Маяковский, балерину - Лиля Брик.) Но балерина скучает без экрана и после разных приключений звезды кино - Чаплин, Мери Пикфорд, Аста Нильсен - завлекают ее из реального мира снова на пленку. В уголке плаката художник с трудом разбирает название фантастической киностраны, где живет та, которую он потерял, - "Любландия". Художник бросается на поиски киностраны…
Поиски должны были сниматься во второй серии, но она не состоялась. Да и первая - "Закованная фильмой" - вскоре сгорела, от нее остались лишь фотографии и большой плакат, где нарисована тоскующая ЛЮ, опутанная пленкой… К счастью, Маяковский, возвращаясь со студии, приносил Лиле Юрьевне срезки от монтажа, чтобы показать ей что и как получилось. Обычно эти срезки безжалостно выкидывают, но ЛЮ их сохранила - она с первых дней знакомства с ним понимала, с кем имеет дело. Из них сегодня удалось смонтировать эпизод картины. (Кстати, Эйзенштейн тоже приносил домой срезки от "Бежина луга" - картины, которую не дали ему доделать. И сегодня из них тоже смонтировали короткий фильм.) А шестьдесят лет спустя итальянский экспериментатор Джанни Тотти сделал часовой фильм из этих разрозненных кадров "Закованной фильмой". Он распечатал, укрупнил их, придал динамику движеньям, и на экране восьмидесятых годов снова появилась эта пара со своей неумирающей любовью.
В 1973 году к 80-летию поэта на "Мосфильм" пригласили Сергея Юткевича сделать телефильм "Маяковский и кино". Из Государственного музея Маяковского от его директора В. Макарова и парторга Б. Дорофеева на имя МЛ.Суслова (!) не замедлил поступить донос, где, в частности, сообщалось:
"Эта лента будет состоять из рассказа Народного артиста СССР Игоря Ильинского о своем творческом содружестве с Маяковским, затем будут показаны фрагменты ленты "Закованная фильмой", созданной частной фирмой "Нептун" (поэтому нельзя назвать это "лентой Маяковского"), и после этого - "Барышня и хулиган"…
Главное, чего хочет С. Юткевич, - это показать советскому зрителю, как "садилась на колени" Маяковскому Л. Ю. Брик и как "бешено" он ее любил. <…>
Таким образом, ко дню всенародных юбилейных торжеств глашатая революции, полпреда Ленинской партии в поэзии, С. И. Юткевич готовит "Юбилейную" ленту, в которой Маяковский выступает в роли хулигана и в роли "скучающего" художника, мечтающего о чудесной киностране "Любландии". Образ величайшего поэта, его монументальность, его страстность в деле служения революции, партии, народу - все это подменяется Маяковским-хулиганом, "Любландией".
Хотели наказать ЛЮ, а наказали зрителей: донос возымел действие и картину остановили. Ее показали только через девять лет, на седьмой день после смерти Суслова в 1982 году. И не целиком, а лишь "Барышню и хулигана". Видимо, из могилы он все еще грозил пальцем ослушникам, не допуская, чтобы ЛЮ - Боже, упаси - не села бы вдруг на колени Маяковского…
Небольшое отступление - один из первых русских футуристов Алексей Крученых всю жизнь до смерти в шестьдесят восьмом году был отвержен советской властью и умер в нищете. ЛЮ знала его очень давно и всегда признавала, всегда любила этого талантливого чудака, этого "героя практических никчемностей". Ей импонировало стремление Крученыха к царству "чистых", освобожденных от предметности звуков. Она видела в них параллели с супрематизмом Малевича и поисками Ильязда, особенно в его "Рассказах", где целые страницы были подобны рассыпанному типографскому набору.
В день его рожденья он всегда бывал приглашен к Либединским-Вечерке на праздничный обед, а ЛЮ устраивала завтрак в его честь и торжественно его потчевала. Крученых читал стихи, все разговаривали, вспоминали, отец включал магнитофон, и на пленке сохранился голос Крученыха. Однажды он рассказал:
"Вот вышла книжка Ашукина "Живое слово". Там только два советских поэта использованы - я и Михалков. У меня взято живое слово "заумь". У Михалкова афоризм: "Союз нерушимый республик свободных, сплотила навеки великая Русь". Правда, у меня интереснее?"
Они часто говорили по телефону и время от времени встречались, но ни он, ни она не дожили до "крученыховского бума" в европейском литературоведении, до выхода бесчисленных статей и фундаментальных исследований о нем.
Так вот, увидев в шестидесятых годах смонтированный из обрезков эпизод "Закованной фильмой" и вспомнив то далекое время и ЛЮ на экране, он написал стихотворение, которое сохранилось в домашней фонотеке. Историки литературы, внимание!
"Лилическое отступление
Волшебница кукол, повелительница вздохов,
Чаровательница взоров, врагам анчарная Лилиада,
Лейся, лелеемая песня, сквозь камни,
Упорно, подземно, глухо, до удушья…
В судорогах наворочены глыбы кинодрам,
Руины романов, пласты сновидений…
Ваше Лиличество, сердце экрана!
Взгляни на крепчайшую пирамиду.
Я задрожу и вспомню до косточки
Золотоногую приму-балерину
В криках плакатов, в цветах аншлагов –
Великолепного идола!"
В 1929 году ЛЮ и режиссер Виталий Жемчужный, как я уже писал, сделали сценарий и поставили фильм "Стеклянный глаз". Это была кинопародия на коммерческие фильмы, которых тогда тоже было не занимать стать на наших экранах. Буржуазно-мещанской мелодраме противопоставлялась чистой воды кинохроника, жизнь без прикрас, как она есть, - оживленные улицы Парижа, стада на горных пастбищах, африканские ритуальные танцы и счастливые покупательницы у прилавка в ГУМе… Хроники было много, она была подробная и по замыслу должна была поражать. Наверно, и поражала, с сегодняшней колокольни трудно судить, одурев от телевидения.
Но хроника была только частью фильма. Другая часть являла собою намеренно дурацкую историю из шикарной жизни, с ослепительной Вероникой Полонской, со всеми атрибутами красивой целлулоидной страсти, которую пародировали авторы фильма. Картина пользовалась известным успехом, во всяком случае пресса 29-го года писала: "Смотрится картина с интересом. Ее следует использовать на всех экранах, в особенности в клубе, для работы со зрителем по вопросу об оздоровлении и развитии советской кинематографии".
"Н-да, я бы не сказала, что мой вклад в "оздоровление советской кинематографии" сильно помог ей - судя по тому, что сейчас снимают", - иронически заметила ЛЮ, когда много лет спустя рецензия попалась ей на глаза.
После съемки "Стеклянного глаза" ЛЮ написала тоже пародийный сценарий "Любовь и долг". Первая часть фильма несла в себе весь сюжет, остальные части в результате перемонтажа, по смыслу противоречили друг другу. Только перемонтаж, ни одного доснятого кадра!
Часть первая: на одной заграничной кинофабрике закончен боевик под названием "Любовь и долг". Во второй части прокатная контора делает из него картину для юношества. В третьей части картину перемонтировали для Советского Союза. Четвертая часть - для Америки из нее сделали комедию. В пятой части кинопленка возмутилась и коробки покатились для смыва обратно на студию. Т. е. снова пародия на антихудожественную кинематографию.
В главной роли - апаша - хотел сняться Маяковский, но до съемки дело не дошло. Все застряло в дебрях бюрократии. Сопротивление преодолеть не сумели ни он, ни тем более ЛЮ - о чем впоследствии все очень жалели.
Много лет спустя, в 76-м году, итальянские знакомые написали ЛЮ, что Феллини прочел в переводе "Про это" и поэма его заинтересовала. Он говорил с этими знакомыми о возможности экранизации, о фигуре Маяковского, расспрашивал о Лиле Юрьевне и был удивлен, что она жива… Спросил, можно ли с нею связаться, но так и не связался. И знакомые эти порекомендовали ей написать Феллини, что она думает по этому поводу. "Я ничего не думала, но мне хотелось, чтобы Феллини сделал что-нибудь из Володиной поэмы. Или про Володю. И я написала ему - о чем жалею - т. к. ответа не получила. Жалею не из-за самолюбия, а просто мне трудно, физически трудно стало теперь писать… Но м.б. письмо мое (или его) не дошло? Словом - пустое".
Так эта история ничем и не кончилась, лишь сохранился в архиве черновик ее письма.
О вкусах спорят
В ней всегда удивительным образом сочетались известной степени буржуазность и социалистические взгляды. Она не чуралась ни того, ни другого. В дореволюционные годы - вращалась в среде золотой молодежи Петербурга и Москвы, среди ее знакомых были богатые банкиры, светские дамы, знаменитые артисты. "Меня приглашали потому, что я была элегантна и умела говорить об искусстве". С появлением Маяковского круг стал другим: поэты, литераторы, художники. Футуризм ей импонировал новаторством, интересным искусством и яркими людьми.
В юности сильно увлекалась "Что делать?" Чернышевского. Этот роман очень любили и Маяковский и Брик, жизнь ее героев в известной степени напоминала их отношения. ЛЮ всячески всем его рекомендовала, и те, кто его прочитывали, очень недоумевали. Сохранилась магнитофонная запись ее разговора с художником Кулаковым:
"- Лили Юрьевна, "Что делать?" вам нравилось с художественной стороны или… вот…