- Заходи, заходи, ротный! - встретил его командир батальона капитан Васильев- Ты, говорят, не одну ночь за языком охотишься, а вот твой молодец сразу троих привел. Да и как он их ловко сцапал, я живот надорвал, слушая его!
Чиковой ничего не ответил, стряхнул снег, откинул капюшон маскхалата, прошел в центр землянки, где за дощатым столом сидели четверо - его Бокарев и три немецких солдата, один из которых держался обеими руками за голову. Бокарев поднялся перед ротным с виноватым видом.
Чиковой молча присел на скамейку. Достал папиросу, закурил.
- Ну, рассказывай, - только и сказал он Бокареву.
Тот потоптался на месте, снова виновато взглянул на старшего лейтенанта, затем положил на скамейку свою ушанку и, запинаясь, начал рассказывать.
- Пришел я, значит, в оружейку, как вы и велели. Она оказалась открытой. Там, оказывается, один слесарь вместо часового ночует. Отдал я ему свой станкач, а вместо него на время выпросил ручной пулемет, пока мой в починке. Добрый человек - слесарь, дал. Ну, я обратно потопал. Шел, шел, а нашей землянки все нет и нет. Потом болото началось, за болотом пригорок. Мне показалось, что я слишком вправо взял, свернул левее и пошел вперед. Вокруг метет, темно - хоть глаз коли! Вскоре понял, что заблудился. Решил дальше не идти, переждать пургу или, может, кто ракету пустит, чтобы сориентироваться… Присел на камень, задремал. Нет, спать не спал, а так, с закрытыми глазами сидел. Вдруг слышу - недалеко от меня переговариваются. Я хотел было окликнуть, но мне словно кто-то подсказал: не спеши. Спрятался за камень, чтобы не видно было. Думаю, пропущу их - сам потихоньку следом за ними. Стыдно все же признаться, что заблудился. Конечно, никак не ожидал, что это фрицы на меня вышли. Откуда им взяться! А тут - хоть метет - вижу: мать честная, действительно немцы! Прямо на меня друг за дружкой идут. Все, думаю, пропал. Хоть пулемет в руках, а патронов-то - ни одного нет! Струхнул я, если откровенно, не на шутку, еще ниже за камень спрятался. Вот немцы поравнялись со мной, двое уже мимо прошли, а третий приостановился и прямо на меня смотрит - не сообразил сразу что к чему. Тут я со страху не выдержал, вскочил и двинул его пулеметом по башке. Выскочил из-за камня и тем двоим, что уже прошли, кричу: "Хенде хох, сволочи!" Они остановились, обернулись - и тоже понять никак не могут, что перед ними русский. Я - на них, трясу пулеметом, и все, что знаю по-немецки, как можно громче выкладываю…
Тут Чиковой не удержался и рассмеялся. Он-то знал, как выражается "по-немецки" Бокарев: "хенде хох", а остальное - матом.
- Ну-ну, дальше, - сквозь смех сказал он.
- А что дальше? Дальше они автоматы побросали и, как говорится, хенде хох. Оружие их я взял и приказал этим двоим тащить третьего, которого по башке треснул. Вот и привел…
- Как же ты назад дорогу отыскал? - спросил старший лейтенант.
Судя по всему, он плутал по нейтральной полосе, ближе к немецким позициям, - вступил в разговор капитан Васильев. - Мог бы и сам к фашистам угодить.
- Тут я почти наугад шел, - ответил Бокарев. - Единственно точно знал - что к своим иду, потому что, когда из оружейки выходил, пурга в лицо мне хлестала, а когда немцев повел, спиной повернулся. Думаю, все равно на кого-нибудь выйду. Вот и вышел на второй батальон.
Капитан Васильев еще раз посмеялся от души над удачливым Бокаревым, потом взял у него пулемет, подошел к немцам ближе, жестами показал им, что стрелять он станет только тогда, когда сверху будет лежать диск, а диска нет. Капитан два раза дернул затвором пулемета, щелкнул курком, затем развел руками: мол, видите, не стреляет.
- Вот так-то, герр-камрады, объегорил вас ефрейтор! - заключил капитан.
Немцы все поняли, и тот, что все время держался за голову, вдруг вскочил и с размаху ударил в лицо другого немца.
Капитан резко шагнул к ним.
- Но-но, камрады! После драки у нас кулаками не машут… - И, уже обращаясь к Бокареву, добавил: - А вообще-то он правильно поддал ему, в следующий раз будет умнее. Так ведь, Бокарев?
- Так точно, товарищ капитан! - впервые за все время улыбнулся Бокарев.
- Ну, тогда забирайте своих драчунов и ведите в штаб полка, там их, видно, заждались.
Пленных немцев Чиковой вместе с Бокаревым вскоре доставили в штаб 58-го стрелкового полка. Они подтвердили данные дивизионной разведки о концентрации войск противника в полосе обороны 58-го стрелкового полка и о готовящемся здесь наступлении.
Вернувшись в роту, старший лейтенант пересказал разведчикам всю историю и сразу же засел писать рапорт на имя командира полка о достойном награды подвиге ефрейтора Павла Бокарева.
Разведчики еще долго вспоминали, как Бокарев брал языков.
На масельгском направлении
В этот тихий декабрьский вечер передовая, уставшая от дневной перестрелки, отдыхала. И лишь осветительные ракеты, взлетавшие одна за другой - то с нашей стороны, то с позиций немцев, держали утомленных бойцов в напряжении: казалось, в любой момент тишина может взорваться гулом артиллерийских орудий и треском автоматных очередей…
В землянку разведчиков 290-го стрелкового полка, где старшина Таранов рассказывал отдыхавшим бойцам анекдоты, заглянул политрук Либезов. Бойцы начали подниматься со своих мест. Политрук махнул рукой, чтобы не вставали, взял чурбак, поднес его поближе к буржуйке, дышащей теплом, и тоже сел.
- Так что… что там дальше? - нетерпеливо вскрикнул красноармеец Трофимов, обращаясь к старшине, чтобы тот продолжил свой анекдот.
- А дальше, Ваня, ничего хорошего, - отозвался улыбаясь Таранов и посмотрел на Либезова. - Дальше, я думаю, нам товарищ политрук что-нибудь расскажет. Вот честное слово, по глазам вижу: что-то важное. Угадал, товарищ политрук?
- Угадали, старшина, - подтвердил Либезов, - завтра наш полк перебрасывают под Масельгскую.
- Вот так штука! - воскликнул старшина. - Где же этот населенный пункт - далеко, близко?
Он больше всего боялся всяких переходов, смен места дислокации - это доставляло ему массу хлопот. Ребятам что - взял винтовку, пулемет и шагай себе, а ему на новое место перебраться - значит, опять хозяйством да знакомствами среди тыловиков и снабженцев обзаводиться. Не шутка - целый взвод обуть, одеть да накормить!
Масельгская - железнодорожная станция, южное направление фронта, - уточнил политрук.
- А-а-а, вспомнил! - опять заговорил старшина. - У меня земляк в тех местах воюет. Рассказывал, там такая заваруха! Прямо по железной дороге траншеи прорыты. Верно ли, товарищ политрук?
- Верно, старшина! - ответил Либезов и встал. - Так что готовьтесь в путь. А комвзвода вам точнее скажет: когда, куда и зачем. - Политрук отнес в угол землянки чурбак, на котором сидел, и направился к выходу.
Политрука Николая Либезова во взводе уважали, ему верили: он никогда не ругался, не хитрил, никого не обманывал, всегда говорил правду, какой бы горькой она ни была. За глаза бойцы называли; его Интеллигентом. До войны Либезов работал в редакции газеты "Ленинградская правда", заведовал одним из отделов. И с приходом его заметно улучшилось политическое воспитание разведчиков. Он умел убеждать партийным словом, был храбр и в бою всегда находился впереди.
Когда политрук ушел, в землянке поднялся гвалт - говорили, кричали все сразу, и было непонятно, радовались бойцы передислокации или наоборот. Уже дважды менялись караулы, а в землянке прокуренной до невозможности, продолжали обсуждать новость, сообщенную политруком. И лишь за полночь разговоры постепенно стихли, все угомонились и улеглись спать, доверившись проверенной жизнью поговорке: утро вечера мудренее…
А утром 5 декабря разведвзвод младшего лейтенанта Дубровина, как и другие подразделения 290-го стрелкового полка, погрузился в эшелон и отправился на новый участок фронта, где к тому времени складывалась неблагоприятная для нас обстановка.
Немецко-финское командование, сосредоточив в районе станции Масельгская Кировской железной дороги большое количество войск, под прикрытием авиации предприняло новое наступление. Фашистам удалось прорваться к разъезду Быстряги. Создалась реальная угроза выхода противника в тыл наших войск. 290-й стрелковый полк майора С. И. Азарова, едва выгрузившись из теплушек, сразу же вступил в бой с передовыми частями врага и через несколько дней совместно с другими полками 186-й дивизии при поддержке танков и артиллерии отбросил противника на 7 километров от станции. Потом началась ожесточенная схватка за село Великая Губа.
Взводу разведки Дубровина было приказано захватить ночью поселок и разгромить размещенный там гарнизон противника. Захватив с собой бутылки с горючей жидкостью, бойцы незаметно подобрались к поселку и по сигналу красной ракеты начали забрасывать бутылками дома, в которых разместились захватчики. В этом скоротечном бою взвод уничтожил до полусотни финских солдат. С нашей стороны потерь пока не было. Но раненые были, среди них и сам комвзвода Дубровин.
В этом бою особо отличились командиры отделений Александр Киселев, Василий Иванов, рядовой Иван Трофимов, сержант Николай Гуляев, за что получили потом благодарность от командующего фронтом генерал-лейтенанта Фролова.
Но это было потом. А в ту декабрьскую ночь разведчики не спали. Они долбили мерзлую землю, рыли окопы, строили оборонительные сооружения. С перевязанной левой рукой, обожженной вражеской пулей в бою, командир взвода Дубровин бегал от бойца к бойцу, зло повторяя одно и то же: - Быстрее, быстрее, ребята! До утра надо успеть! - Он понимал, что противник не смирится с потерей стратегически важного для него пункта и с рассветом попытается отбить Великую Губу. Он бегал от окопа к окопу, вернее - между небольших углублений, которые успели отрыть в промерзлом грунте его разведчики, и торопил - Быстрее, быстрее! Кто хочет остаться в живых, грызите землю, долбите ее. Только она вас спасет!
И разведчики долбили землю, торопились отрыть себе окопы. Обгорелые дома рабочего поселка, которые они сами поджигали, не годились для прочной обороны: из минометов финны разнесут их в первые же минуты контратаки.
Несмотря на мороз и тяжелую работу, бойцы не унывали. Старшина Таранов, отложив в сторону погнутую саперную лопатку, принялся скручивать цигарку.
- Везет нашему командиру! - проговорил он, как только Дубровин удалился. - Прошлый раз его Ванька Трофимов спас, и сейчас вот пуля-дура чуть не продырявила. Долго жить будет! - заключил старшина, затянулся глубоко несколько раз, отшвырнул в снег цигарку и вновь принялся за свой окоп.
Младшему лейтенанту Дубровину действительно пока везло. В одном из ночных поисков ему грозила неминуемая смерть: в траншее противника, куда ворвались разведчики, он не заметил притаившегося немца, который уже прицелился в него. Секунда-другая - и ему не пришлось бы больше вести взвод в разведку. Но фашиста опередил москвич Иван Трофимов, выпустивший по нему очередь из автомата. И вот сейчас пуля только зацепила руку комвзвода - он успел нырнуть за колодезный сруб, когда из-за ближнего дома блеснула огненная очередь.
Рядом со старшиной Тарановым окапывался сержант Зуев. Он тоже решил немного передохнуть и, обращаясь к Таранову, весело сказал:
- Старшина! А не пора ли тебе собирать у нас документы. Нутром чую: финны не простят нам ночной драки.
Таранов выпрямился, три раза сплюнул на снег.
- Не каркай, а то чего доброго твою красно армейскую книжку фашистам придется по почте в полк пересылать.
Зуев рассмеялся:
- А твою они себе на память оставят!
Без шуток во взводе не могли жить. Даже в самых тяжелых ситуациях, когда, казалось, было не до шуток, кто-нибудь не удержится и обязательно брякнет что-нибудь такое, что хоть стой хоть падай.
- Тихо, ребята! Интеллигент идет! - крикнул Гуляев.
Либезов разыскивал комвзвода.
- Старшина, скажите, пожалуйста, не был здесь Дубровин?
- Только что был, товарищ политрук. Вон к той хате пошел, где отделение Иванова окапывается.
- Вы тоже поглубже окапывайтесь, утром будет тяжело. Из полка сообщили, что подкрепление прибудет только к полудню.
И Либезов ушел в темноту.
- Все же странный человек наш политрук, - не переставая ковырять землю, сказал Иван Трофимов. - Всех на "вы", "пожалуйста" и прочее, культурно-вежливо… При такой-то жизни матом и то не все выразишь!
- Таких бабы сильно любят, - заметил Гуляев. Все рассмеялись.
- А тебя, Коля, бабы, видно, не очень любили, - заявил Таранов. - Ты, наверное, шибко крепким словом им про луну загибал.
Все снова рассмеялись.
Так за разговорами и работой прошла эта ночь. К утру разведвзвод полностью окопался и приготовился к отражению возможной контратаки.
Ровно в девять утра противник начал обстрел позиций разведчиков из минометов. Гул артиллерийской канонады донесся и со станции Масельгской. Немцы совместно с финскими частями предприняли новое отчаянное контрнаступление, пытаясь прорвать оборону наших войск на южном участке фронта.
Лейтенант Дубровин по плотному минометному огню, который обрушили фашисты на окопы его взвода, понял: бой за поселок будет жестоким. Отступать нельзя, и он в душе молил бога, чтобы тот помог продержаться до подхода подкрепления. "Бог богом, - тут же подумалось ему, когда закончился минометный обстрел и из ближнего леска показались первые ряды наступающих немцев, - а отделению Гуляева надо бы как-то помочь, острие атаки будет направлено на него. Но… каждый человек на счету…"
- Политрук, - сказал он залегшему рядом Либезову, - иди к Гуляеву. Не дай немцам прорваться в поселок через него!
Либезов молча поднялся и побежал на позиции сержанта Гуляева. Он добрался вовремя. Отделение вступило в бой не с немцами, а с финскими лыжниками, выскочившими на окраину поселка с левой стороны от разведчиков. По команде сержанта наши бойцы открыли по ним огонь. Либезов спрыгнул в окоп Гуляева и тоже начал стрелять из своего автомата.
Вскоре перед позициями разведчиков показались и немцы. Их было значительно больше.
- Коля! Справа танки! - вдруг крикнул сержанту Таранов.
- Вижу танки! - хладнокровно ответил Гуляев, продолжая стрелять по финским лыжникам.
На позиции разведчиков из-за пригорка выполз немецкий танк. Раскидывая гусеницами снег, он прокладывал дорогу прятавшимся за ним солдатам.
Либезов заметался, но ни гранат, ни бутылок с зажигательной смесью у него не оказалось.
- Трофимов! Танк твой! - приказал Гуляев.
Либезов хорошо знал своих подчиненных, не раз видел их в бою, но подобные команды от сержанта Гуляева слышал впервые. Просто и хладнокровно: словно Трофимов сейчас встанет - и танк его. Но Трофимов не встал, он взял в руки две бутылки с горючей смесью и змеей выполз из своего окопа навстречу двигавшемуся танку. Пополз он, глубоко зарываясь в снег, так что видны были только его шапка да быстро мелькавшие сапоги. Когда танк почти поравнялся с ним, он резко поднялся и бросил в него одну за другой свои бутылки, затем снова упал на землю и так же быстро пополз назад.
Танк загорелся. Но не остановился. Охваченный огнем и темно-желтым дымом, он продолжал двигаться вперед, только уже вслепую, так как огненная жидкость растеклась по его броне от башни до гусениц, захватив и смотровые щели.
Большой огненной свечой он прополз по позициям разведчиков и пополз дальше - на поселок, а вслед за ним в окопы ворвались немцы. Завязалась жестокая рукопашная схватка.
Либезов прижался к стенке окопа, почти в живот Упер приклад автомата и стрелял одиночными выстрелами в набегавших на него фашистов, опасаясь попасть в своих. Но тут сильный удар выбил из его рук автомат, затем перед ним возникло острое жало стального штыка. Это был только миг! Политрук резко отклонился в сторону - и чужой штык пронзил стенку окопа. Обуянный злостью и страхом, Либезов схватил напавшего на него немца за горло и стал его душить. Не понимая почему, он вдруг закричал не своим голосом: "Гуляев, Гуляев! Где ты?!" - и душил, душил, как показалось ему, здоровенного фашиста. Повалить его на землю он не мог - не давал слишком тесный окоп. Немец хрипел, но не поддавался. Политрук, собрав последние силы, крепче ухватился за горло фашиста и начал трясти его, при этом у него непроизвольно вырвался такой трехэтажный мат, какой вряд ли когда-либо слышал сам. Так мог ругаться только старшина Таранов. Но это бессознательное ругательство, видимо, придало силы политруку. Тут на помощь ему подоспел Гуляев и, не спрыгивая в окоп, сильно ударил немца по голове прикладом винтовки, тот сразу же обмяк и осел.
Политрук выскочил из окопа. Бой уже затихал. Остатки прорвавшихся на позиции немцев повернули назад. Но политрук еще долго не мог успокоиться, в нем никак не могла затихнуть взбудораженная ожесточенностью кровь и руки продолжали трястись.
Наконец он пришел в себя, огляделся вокруг. Бойцы понемногу собирались вместе. Возле окопов осталось более двух десятков вражеских трупов.
К политруку подошел сержант Гуляев. Помолчал. Потом достал кисет с махоркой и протянул его Либезову. Тот отрицательно мотнул головой. Сержант, свернув себе цигарку, сунул кисет обратно в карман и присел на бруствер окопа.
- А здорово вы его, товарищ политрук, - показал Гуляев на убитого немца, скорчившегося в окопе.
- Так это ж вы его, Гуляев!
- Нет, я не об этом, - ответил сержант. - Я говорю, здорово вы его матом обложили. Ты слышал, Таранов? - повернулся он к старшине.
- Да, здорово! Лучше, чем я, - подтвердил старшина и добавил - А с ними, ей-богу, без мату никак нельзя!
Все рассмеялись. Улыбнулся и Либезов.
Странное дело, еще несколько минут назад разведчики дрались не на жизнь, а на смерть, но ни у кого из них не было сейчас чувства отчаяния, растерянности. Словно присели передохнуть после тяжелой работы. Война приучила их!
Великую Губу немцы не смогли отбить. Они не раз пытались сделать это, но каждый раз вынуждены были отступить перед мужеством бойцов разведвзвода. Фашисты потеряли здесь не одну сотню своих солдат и офицеров. И наша активная оборона под Масельгской способствовала тому, что враг не осмелился больше на новое крупное наступление, он ушел в глубокую оборону. Станция Масельгская стала для противника самой крайней северной станцией Кировской железной дороги, которой им удалось достичь в 1941 году. Дальше они не прошли.
Несмотря на приказы Гитлера во что бы то ни стало захватить Мурманск, дивизия СС "Север", 2-я и 3-я горно-стрелковые дивизии немцев не смогли этого сделать. А 2-й и 7-й армейские корпуса финнов с приданной 8-й пехотной дивизией, сумевшие в конце 1941 года перерезать в районе Медвежьегорска Кировскую железную дорогу, были измотаны в непрерывных боях и остановлены советскими войсками на станции Масельгская.