Куда он так спешил в тот день, остается только догадываться.
Глава 21. Травля
Марине позвонили утром, как только разобрались с машиной. Она, конечно, заволновалась, но, в общем, историю с аварией приняла спокойно - по ее мнению, Высоцкий водить не умел, он разбил и свою первую машину - "жигули", и подаренный "рено", и на "БМВ" не раз попадал в аварию. Все живы - это главное. Володя, как мальчишка, любит гонки, любит быструю езду и уверен в том, что справится со своей машиной на любой дороге. А "мерседес" - его любимая игрушка.
- Главное, что все живы… - задумчиво проговорила Марина.
Пока еще она оставалась на даче, ждала, пока на такси приедет Володя, чтобы рассказать ей все лично, чтобы обнять ее, ведь он больше всего испугался, когда увидел, как "мерседес" летит в борт автобуса, за то, что больше не увидит свою Марину. Но главное, что все живы.
Обратно на дачу его вез Шехтман. Погода выдалась солнечной, подморозило, дорога была покрыта тонким слоем льда.
- Что, Володька, не будешь больше гонять? Трусишь?
- Нет, не трушу. и гонять буду! Только вот сейчас еще слишком свежи в памяти вчерашние воспоминания! Так что ты давай, это, не гони, в общем!
Шехтман смеялся - он-то и не собирался гнать, но напуганному Высоцкому, который обычно не передвигался за рулем со скоростью меньше 150 километров в час, сейчас и скорость в 80 километров казалась слишком высокой.
До Марины, тем не менее, они доехали очень быстро. Несколько минут пылких объятий, разговор за чашкой чая, и Владимир уже едет обратно - он должен навестить своих друзей, должен быть с ними рядом. Высоцкий очень болезненно относился к болезням своих друзей, он боялся больниц, но сейчас чувствовал себя виноватым в случившемся и не мог поступить иначе. Он был в больнице каждый день, вплоть до выписки Абдулова и Янкловича из Первой градской больницы.
Первая градская - одна из старейших клиник Москвы. Здесь узкие проходы, низкие потолки, сводчатые коридоры. В тесном, узком коридоре было холодно и мало места. Облицованные кафелем стены неприятно морозили спину Володи сквозь плотный свитер, когда он стоял здесь и ждал, когда же его проведут к Севе и Валере.
- Ну что, мужики, испугались? - смеясь, говорит Высоцкий, заходя в палату.
Сева и Валера, конечно, недовольны.
- Ты вот скажи, за каким хреном вызвался нас везти? Зачем в Москву торопился?! Мы же говорили: такси возьмем.
Высоцкий виновато опускает голову, кладя гостинцы на тумбочку у кровати:
- Ну, извините, братцы, бес попутал.
- Знаю я твоего беса, - не унимается Янклович. - Ведь говорил же тебе - не гони! Снизь скорость! Ты слушал?!
Высоцкий не оправдывается - он чувствует себя виноватым. Но друзья на то и друзья, чтобы забывать обиды. К ним он приходит каждый день, проводит с Севой и Валерой много времени, развлекает медсестер и персонал песнями…
- Вы знаете, как приятно в больнице петь, а не лежать! - говорит Высоцкий. - Когда смотрю на белые халаты, которые меня слушают, у меня просто сердце радуется, потому что я неоднократно видел их наоборот - из положения лежа. Нет, правда, я с удовольствием всегда в больницы езжу выступать. Сейчас у меня такое турне по больницам. В вашей вот я даже по разным отделениям ухитрился пробежаться.
Медсестрички смеются, кокетливо прикрывая рты ручками. Врачи просто улыбаются.
- А что, - честно говорит Володя. - Где друзья лежат мои, там я пою, чтобы их лучше лечили. Пока удается, все вышли, живут. Вот и вы уж, пожалуйста, Севу и Валерку моих лечите хорошо! Чтобы были как огурцы с грядки!
Высоцкого любят все. Он приходил каждый день, и, едва заслышав его громкие шаги, из других палат также высовывались пациенты, чтобы посмотреть на кумира. Еще бы - живой Высоцкий, вот тут! Можно пообщаться, попросить автограф.
Впрочем, пообщаться с Высоцким удавалось немногим. Врачи Первой градской ревностно оберегали своих пациентов, держа свое слово, данное Владимиру. Лечили их хорошо, обеспечивали полный покой, ухаживали…
Четвертого января в Москву с дачи приехала Марина Влади. Друзья Володьки - ее друзья, конечно же Севу и Валеру нужно было навестить. Марина заехала в магазин "Березка" в сопровождении своего друга, накупила дефицитных продуктов - как иностранка, она могла легко это делать. Набила несколько сумок - нужно же, чтобы друзья-приятели поскорее поправлялись, - приехала к больнице. Все-таки Первая градская больница выглядела, по ее мнению, странно - старые корпуса прошлого века, толстенные своды.
Марина вышла из машины и быстрым шагом направилась внутрь, ее сопровождающий только и успел подхватить огромные сумки и последовать за ней. И Высоцкий должен быть внутри - заодно и увидятся! Однако неожиданно Влади стало плохо - она выскочила из дверей словно ошпаренная в накинутом на плечи белом халате. Володя за ней:
- Марина, Мариночка, что такое? В чем дело?
- Володь, я туда не пойду, - твердо сказала Влади.
- Почему?
- Это же ужас! У нас такие больницы - для самых бедных!
Высоцкий посмотрел на Марину, не понимая. Хорошая больница, хорошие доктора…
- Володенька, понимаешь, у нас во Франции больницы совсем другие. Таких, как эта, нет. Точнее, есть, конечно, но туда привозят тех, кто совсем без денег. Это же кошмар! Как они здесь лежат?! Как их тут лечат?..
- Нормально лечат, - разозлился Владимир.
- Не могу я туда пойти! Настроение у меня будет испорчено на весь приезд! Не могу - я спать не буду!
- Ах настроение. Ну ладно!
Володя забрал сумки с продуктами и отправился внутрь. Ругаться с женой из-за такого пустяка он, конечно, не хотел, но ситуация вышла очень и очень неприятная. Могла бы хотя бы привет зайти передать!
В те дни у Высоцкого было две заботы - друзья на больничных койках да гаишники, с которыми он тщетно пытался решить вопрос миром. Договориться о закрытии дела об аварии. Но результатов его старания не дали - со многими поговорил, пообщался, обсудил сложившуюся в стране ситуацию, предстоящую Олимпиаду-1980, Театр на Таганке. Но "закрыть" дело так и не смог.
Высоцкий даже поднял старые связи - обратился к братьям Вайнерам, к своему школьному другу, который занимал высокий пост в ГАИ, даже к одному генералу - начальнику Академии МВД. Но результат нулевой - на опального артиста Высоцкого уже обращено пристальное внимание, его обвиняют в организации подпольных концертов, идет следствие по этому делу, и автомобильная авария подворачивается как нельзя кстати - ДТП как раз характеризует дебошира-артиста с нужной следствию стороны. Как закроешь такое дело? Рука не поднимается!
И вот, 6 января в Первой градской появляется следователь по особо важным делам из Ижевска - именно ижевские концерты Высоцкого привлекли внимание властей. Фамилия его Кравец. Он пытается допросить Янкловича и Абдулова. Первым вызывают на допрос Валеру, который в Ижевске был вместе с Высоцким - эти же концерты помогал организовывать… Его выводят из палаты, ведут куда-то по коридору - на допрос. А Сева выбегает звонить Володе:
- Алло! Володя! Тут такое дело - следователь приехал, Валерку на допрос повели.
Бросив только короткое "Еду", Высоцкий срывается с места. 20 минут - и он уже в больнице, идет по коридору. Даже скорее бежит, да так громко, что шаги его раздаются по всему корпусу.
- Где они? - грохочет Высоцкий, вбегая в палату.
Сева только показывает рукой в направлении, куда увели Янкловича.
Минута - и Высоцкий врывается палату, где идет допрос.
- Возвращайся в палату, - говорит он Валере.
- Товарищ Высоцкий, вы не имеете права, - начинает было Кравец. - Я - следователь по особо важным.
- Да мне плевать, кто ты! - рычит Высоцкий. - Ты какое право имеешь опрашивать людей в больнице? Разрешение у тебя есть?!
- Нет, но я его получу.
- Вот получишь, тогда и приходи! Тогда другое дело.
Кравец обиженно посмотрел на Высоцкого. Валера тихо вышел и направился к себе в палату.
- А между прочим, Владимир Семенович, у меня есть санкция прокурора допросить и Вас, - вытащил козырь из рукава следователь по особо важным делам.
Это заявление и вовсе взбесило Высоцкого.
- Что-о?! Меня?! Да пошел ты!.. А ну пошел отсюда!!!
Высоцкий так кричал - он буквально выгнал следователя по особо важным делам из больницы. А между тем этот самый Кравец оказался фигурой более чем типичной для тех времен. Ему важно не дело и не работа - важна собственная значимость… И внимание к тому невероятно важному делу, которое он совершает, ведь будет спасена честь и финансовое благополучие страны! Будет посрамлен опальный поэт, которому даже не разрешалось выходить на другую сцену, кроме как на сцену Таганки. Конечно, он хотел распутать это дело, довести его до конца, доказать виновность Володи, чтобы поднять собственную значимость. В виновности Высоцкого этот человек даже не сомневался, и вдруг тот, чья вина, можно сказать, уже почти доказана, выгоняет его - сотрудника МВД - из больницы! Такого унижения он стерпеть не мог! И уже на следующий день он появился в больнице снова, в сопровождении московского сотрудника и с разрешением на допрос в присутствии врача. Вместе с ним - полковник Сарычев из московского ОБХСС. Своим поведением Володя просто вынудил Кравеца решить, что дело Высоцкого он "дожмет" во что бы то ни стало.
Несколько дней допросов и разбирательств, недовольные взгляды со стороны Кравеца в сторону Володи, презрительные - в обратном направлении. И вот наконец ненавистный Высоцкому следователь по особо важным делам покидает Москву. Но после него остается бумага, в которой написано, что "артист Театра на Таганке Владимир Высоцкий якобы специально вечером 1 января 1980 года разбил свою машину марки "мерседес", чтобы укрыть в больнице свидетеля Янкловича - свидетеля по делу, ведущемуся в Ижевске".
Высоцкий поднял на ноги всех своих знакомых, чтобы закрыть это дело. Но никто помочь не мог.
Десятого января из Москвы улетела Марина Влади. Она еще ничего не знала о болезни, Высоцкий умел скрывать то, что хотел спрятать от глаз своей любимой. Но говорить о допинге придется, ведь без этого многие события будут просто непонятны. Проходит несколько месяцев - дело идет своим чередом, Высоцкий летит к жене в Париж.
В самолете доброхоты "помогают" ему сорваться в очередной раз, и Володя оказывается в клинике Шарантон под Парижем. Любимого актера ждут в это время в Варшаве. Из-за болезни часть спектаклей отменяется. Марина Влади впервые узнает о том, что Высоцкий "сидит на лекарствах". Она забирает его на юг Франции в домик своей сестры. Но через 10 дней у нее опускаются руки, она отпускает мужа. Живым она его больше не увидит.
Глава 22. Огорчение сердца
Ему было 42 года. Он не погиб на дуэли, как Пушкин и Лермонтов, не пал на поле боя, а убил себя сам, как Маяковский и Есенин. Причина его смерти была не менее драматичной. Высоцкий долго боролся со смертью. Но к середине 1980 года этот поединок превратился в ожесточенную схватку…
Высоцкий пробовал разные процедуры, пытаясь снять психологическую зависимость. Когда он несколько дней лежал под капельницей, физиологическую зависимость удалось победить, но постоянное чувство тоски по Марине, которая теперь знала правду и, как казалось Высоцкому, бросила его, чувство недовольства, нервозность требовали успокоения. У Высоцкого было только одно успокоительное, которое действовало всегда безотказно - уносило его в дальние дали, помогая забыть обо всем. Он решился на гемосорбцию - очистку крови. Кровь Володи Высоцкого несколько раз "прогнали" через активированный уголь - это мучительная и болезненная процедура, но он пошел на это. Но гемосорбция не улучшила, а ухудшила его состояние.
Шел июль 1980 года. В Москве - Олимпиада. Улицы города пустые. Город очистили от необязательных лиц, здесь присутствующих и проживающих: от лиц без определенного местожительства и определенных занятий. Так называли бомжей, проституток. Судя по тому, как мало осталось людей в летней Москве, вывезли очень многих. Вывезли и тех, кто не очень презентабельно выглядел - отправили за 101-й километр. Зато вместо всяких непрезентабельных личностей в столице появились продукты. Не то что дефицитные, а диковинные для того времени! Завезли пепси-колу и фанту. Многие тогда впервые познакомились с этими напитками в массовом порядке, появились американские сигареты. Молодые люди, у которых был лишний рубль и которые хотели произвести впечатление на девушек, их покупали, прогуливались вечерами по городу, раскуривая такие папиросы, и стреляли глазами в проходящих мимо красавиц.
Высоцкий к Олимпиаде был равнодушен. Это был самый страшный период его жизни.
- Мне словно все время холодно, - говорил он своим друзьям. - Прихожу домой. Тепла ни от кого нет. Хоть к матери иногда приезжаю, с ней хорошо.
Наверное, Володя в то время тосковал по своему прошлому, по детству, по жизни на Большом Каретном, поэтому частенько проводил время у мамы. Даже его последний концерт, который прошел 16 июля в Подлипках, был наполнен какой-то странной, непонятной грустью. С Володей на концерт поехали многие его друзья - не хотели оставлять Высоцкого одного… А Володя, сидя на стуле посреди сцены, очень много рассказывал собравшимся о Большом Каретном, о доме, в котором прошли, наверное, лучшие годы его жизни, о друзьях, о Шукшине, Кочаряне, Макарове, Тарковском. Здесь же он спел свою "Балладу о детстве", которую сам Высоцкий называл "Балладой о старом доме".
- Это действительно песня о моем детстве и о моем доме, - как-то грустно сказал Высоцкий и запел.
Начиналось все очень тихо, но ближе к концу концерта он разошелся - зрители снова увидели любимого ими Высоцкого, того, который умел перевоплощаться в героев своих песен, который дарил удивительную энергетику и никого не оставлял равнодушным. Может быть, что-то чувствовал? Хотел, чтобы его последний концерт был ярким и запоминающимся? Хотя, конечно, Володя этот концерт своим последним не считал - на 24 июля уже было назначено выступление по телетайпу: Высоцкий должен был выступать перед работниками космической промышленности, и он очень хотел это сделать! А после своего концерта в Подлипках поехал, как всегда, в Москву. Ведь 18-го у него был спектакль - "Гамлет", который он каждый раз играл с огромным удовольствиям. Каждый, но не этот…
В этот раз на спектакле не было Марины. "А жаль", - почему-то подумал Володя, сам удивившись своим мыслям. Марина не простила его, отпустив и сказав, что его зависимость, видимо, для него дороже, чем она сама. Что мог ответить Высоцкий? Только что он борется, пытается победить эту зависимость. Но не может. Силы воли не хватало…
"Гамлет" шел тяжело. Высоцкий чувствовал себя плохо. Его последний спектакль не обошелся и без накладок - когда в сцене с Офелией занавес задел гроб, актриса оказалась лицом к лицу с призраком отца Гамлета, которого не должна была видеть по спектаклю. Актеры удачно обыграли эту "накладку". В антракте поговорили, что ее хорошо бы закрепить.
- Я чуть слова не забыл, - признался Володя. - Хотел уже спросить тебя, как там дальше. Представляешь, просто вылетело из головы!
- Ну, ничего, выкрутились же! - приободряла Наташа Сайко, исполняющая роль Офелии.
- Я что-то так устал в последнее время. Ничего не хочу. Чувствую себя плохо!
- Скоро отпуск, можно будет отдохнуть.
- Да, скоро отпуск, - как-то задумчиво прошептал Володя.
Настроение у него в тот день было мягким, добрым - редкость для последнего времени.
После антракта ему стало плохо. Выходил со сцены, пил лекарства, просил позвать Толю Федотова. Тому немедленно позвонили - Толя сорвался, поехал. Успел к сцене "Мышеловка", когда Высоцкий чувствовал себя уже очень плохо. Он моментально выскочил, хотя и должен был быть на сцене. Он выбежал за кулисы:
- Толя, поставь мне укол! Чувствую, что не дотяну!
Федотов вколол ему лекарство, и Высоцкий вернулся на сцену абсолютно бледный, а потом, когда играл, становился красный, возбужденный, красные глаза. Доиграл, ничего не скажешь, хотя состояние у него уже было предынфарктным. Каждый раз, когда Володя выходил за сцену, Толя спрашивал его:
- Как, Володя?
- Ой, плохо! Ой, не смогу.
Но смог… Только когда занавес развернулся и отгородил артистов от зала, Володя сказал:
- Я так устал. Не могу больше, не могу!
- Володенька, миленький, потерпи, ну еще немножечко.
Духота. В зале, на сцене, в театре. Володе казалось, что нечем дышать, что еще немного, и его сердце просто остановится от нехватки воздуха. Все актеры перед выходом на поклон выбегали в театральный двор. На них костюмы - чистая шерсть, ручная работа, очень толстые свитера и платья. Все давно мокрое. На поклоны почти выползали от усталости.
Алла Демидова, исполнявшая роль Гертруды, пошутила:
- А слабо, ребятки, сыграть еще раз?
Никто даже не улыбнулся, и только Володя вдруг остро посмотрел на нее:
- Слабо, говоришь? А ну как не слабо?!
Понимая, что это всего лишь слова, но зная Володин азарт, актриса быстренько отыграла назад:
- Нет уж, Володечка, успеем сыграть в следующий раз - 27-го.
И не успели.
На следующий день после спектакля Высоцкий ушел в "крутое пике" - таким его еще никто не видел. Что-то хотел заглушить? От чего-то уйти? Или ему надоело быть в лекарственной зависимости? Хотели положить его в больницу, уговаривали. Бесполезно!
- Никуда не поеду, - кричал Высоцкий. - Ни-ку-да! Мне хорошо!
Грозились силой увезти, но почему-то так и не выполнили своих угроз. То ли боялись Высоцкого, то ли просто думали, что все обойдется, как обходилось много раз до этого. И вот, 23 июля Высоцкому стало плохо. Он метался в бреду, приезжала бригада реаниматоров из Склифа. Они хотели провести его на искусственном аппаратном дыхании, чтобы перебить дипсоманию. Был план, чтобы этот аппарат привезти к нему на дачу, или же нужно было везти Володю в больницу, но, чтобы делать такую процедуру, нужно было вставлять трубку в рот - можно было повредить связки. А для певца это подобно смерти _
Больше часа спорили врачи и родные в квартире Высоцкого. Решали, что делать, и решили, что будут забирать его в больницу через день, когда освободится отдельный бокс. Володя уже спал.
На следующий день Высоцкому стало хуже - он, как безумный, метался по комнатам, кричал, стонал. Звал Марину, звонил ей за границу, умолял вернуться, говорил, что любит ее, что бросит свою зависимость, что все будет хорошо…
- Я уже билет купил на 29 июля! Лечу к тебе, - говорил он в телефонную трубку.
Но как часто Марина слышала это! Этот возбужденный голос! Она уже знала, что не все в порядке, что Володя опять не в себе, но тогда еще не догадывалась, что это их последний разговор. И ничего не сказала своему русскому мужу.
Высоцкий повесил трубку. Грустно посмотрел на свою маму, стоявшую рядом и гладившую его по вспотевшему лбу, и сказал Нине Максимовне:
- Мама, я сегодня умру.