Герой живет в своем родном селе Кудлаи, что в Немировском районе Винницкой области. После войны он работал плотником в колхозе, принимал активное участие в восстановлении общественного хозяйства. Теперь Иван Тимофеевич на пенсии. Но не сидит ветеран сложа руки. Его часто можно видеть в кругу учащихся сельской школы. Фронтовик помогает воспитывать их пламенными патриотами Родины.
* * *
В июне 1942 года под Ленинградом наступило относительное затишье. Активные боевые действия шли вдали от города - на волховских рубежах и в районе Демянска, где Волховский и Северо-Западный фронты сковывали крупные силы группы армий "Север".
Ставка Верховного Главнокомандования утвердила предложение Военного совета фронта о нанесении удара по мгинско-синявинской группировке противника, где наши войска разделяла от войск Волховского фронта сравнительно узкая (шириной 14–16 километров) горловина: встречными ударами с востока и запада планировалось протаранить вражескую оборону и очистить от врага южное побережье Ладожского озера, то есть сделать то, чего не смогли добиться наши войска осенью 1941 года.
Наряду с задачей прорыва блокады имелось в виду сорвать подготовку гитлеровцев к новому штурму города.
Основная тяжесть в предстоящих боях ложилась на войска Волховского фронта. Маршал Советского Союза К. А. Мерецков писал: "Героические войска Ленинградского фронта были истощены тяжелыми условиями жизни и сильно ослаблены длительной обороной. Им было не под силу взять на себя выполнение большой задачи, и Ставка старалась облегчить им участие в операции".
Войска Ленинградского фронта должны были активными действиями сковать противостоящие силы противника, расположенные в шлиссельбургской горловине, оказать содействие Волховскому фронту артиллерией и авиацией.
Было решено провести частную операцию с ограниченными целями на правом фланге 42-й армии и в полосе обороны 55-й армии. Меня пригласил к себе командующий 42-й армией генерал-лейтенант И. Ф. Николаев и сообщил, что из штаба фронта получена директива, в которой ставилась боевая задача: "42-я армия 21 июля 1942 года частями 109-й и 85-й стрелковых дивизий, поддержанных артиллерией армии, заняв исходное положение для наступления на правом фланге армии в районе Лигово, внезапным ударом овладевают опорными пунктами фашистов Старо-Паново и Урицк. Проведение данной операции и командование группой войск правого фланга 42-й армии возложить на заместителя командующего армией генерал-майора А. М. Андреева".
Должен отметить, что штаб фронта полностью поддержал замысел операции, в разработке которой мне довелось принимать активное участие. И это радовало. Всем нам, и бойцам и командирам, познавшим в тяжелых боях за город Ленина горечь неудач, голод и холод, хотелось нанести ощутимый удар по врагу, почувствовать радость победы.
В ночь с 21 на 22 июля 1942 года подразделения и части 109-й и 85-й стрелковых дивизий, составляющие первый эшелон оперативной группы 42-й армии, начали выдвижение к исходному рубежу, используя ходы сообщения и траншеи, с задачей за два часа до атаки первого эшелона занять исходное положение - первую траншею главной полосы обороны армии.
Точно в назначенное время ударил по врагу дивизион гвардейских реактивных минометов. Через несколько секунд после залпа в Урицке с сильным грохотом и огненно-ослепительным блеском начали рваться один за другим снаряды-ракеты. Дома в поселке затрясло как в лихорадке, улицы его были охвачены морем огня. Обезумевшие гитлеровские солдаты и офицеры панически метались по траншеям и между горевшими зданиями.
Одновременно с залпом "катюш" приданная и поддерживающая артиллерия произвела огневой налет, и наши первые эшелоны перешли в наступление. Стрелковые цепи с ходу овладели первой, а затем второй траншеей фашистов, левым флангом ворвались в опорный пункт противника - Старо-Паново и на окраину поселка Урицк.
Потребовалось 20–30 минут, чтобы гитлеровцы опомнились, начали оказывать упорное сопротивление нашим атакующим подразделениям. В течение дня они предприняли более десяти безуспешных контратак. Наши войска, овладев Старо-Пановом и северо-восточной окраиной Урицка, прочно удерживали захваченные рубежи.
Медленно наступали сумерки. Бой вспыхивал то на одном, то на другом фланге. Гитлеровцы никак не могли смириться с потерей опорного пункта Старо-Паново и окраин Урицка и делали все, чтобы выбить нас оттуда.
К середине ночи после уточнения положения дел выяснилось, что наши части понесли значительные потери. Выбыло из строя немало командиров, большие потери у артиллеристов, сопровождавших пехотинцев. Разведчики доложили, что фашисты поспешно подтягивают танки и пехоту с других участков. Все это говорило о том, что утром 23 июля противник нанесет сильный контрудар.
Оценив сложившуюся обстановку и положение наших частей, штаб нашей группы войск принял все меры, чтобы укрепить управление и связь. Усилили противотанковую оборону несколькими орудиями дивизионных артиллерийских полков. Всю ночь саперы устанавливали противотанковые и противопехотные минные поля.
На ожидаемый с утра огневой удар и танковую контратаку врага следовало ответить упреждающим ударом авиации, танков и сосредоточенным артиллерийским огнем. Мы же авиации и танков не имели, не располагали и мощной артиллерийской поддержкой.
Выводы из оценки обстановки и положения наших войск были мною доложены командующему армией генерал-лейтенанту И. Ф. Николаеву. Я просил для удержания инициативы дополнительно усилить группу войск еще одним соединением. Но, видимо, обстановка не позволила сделать это, имела, думается, место и недооценка проводимой операции.
Гитлеровское командование использовало ночь для подтягивания резервов, особенно танков, а огневыми ударами и контратаками имевшихся наличных сил в течение ночи затрудняло закрепление занятых рубежей нашими войсками.
Утром 23 июля 1942 года последовали удары бомбардировочной авиации по Старо-Панову и северо-восточной окраине Урицка, артиллерийский и минометный обстрел. Имея впереди танки, фашисты с двух направлений атаковали наши части. Превосходство противника в личном составе и особенно в танках и авиации было абсолютным.
Несмотря на абсолютное превосходство противника в огневой и ударной силе, его первая атака была отбита, удалось удержать основные рубежи. Исключительно эффективную огневую поддержку нам оказали бесстрашные артиллеристы моряки-балтийцы. Мощные и точные огневые удары корабельной артиллерии имели решающее значение в отражении первого удара фашистов.
Не глядя на сильный огонь противника, саперы, презирая смерть, устанавливали все новые и новые противотанковые и противопехотные минные поля. Исключительное бесстрашие и героизм проявляли пехотинцы, артиллеристы, моряки, связисты.
Гитлеровцы вторично провели с наибольшим напряжением и плотностью авиационно-артиллерийскую подготовку. Обрушили тонны бомб и снарядов на наши части, которые в Старо-Панове и Урицке успели отрыть только прерывчатые и далеко не полного профиля окопы, а к середине дня, проведя повторную атаку танков и пехоты, вклинились в наши боевые порядки в центре поселка Урицк и в районе Старо-Паново, смяли левофланговые подразделения. В Урицке и далее на правом фланге к Финскому заливу наши подразделения продолжали вести бой за каждый фундамент дома и за каждую воронку.
Во время второго штурма фашистам удалось потеснить наши подразделения. Отдельные взводы, расчеты, несмотря на сильные огневые и танковые удары противника, остались на своих позициях, продолжая драться в окружении, отрезанными от своих батальонов и полков.
На командно-наблюдательном пункте оперативной группы в районе юго-восточнее станции Лигово тяжелое ранение получили начальник штаба и командующий артиллерией группы, я также был ранен, но продолжал руководить боем.
День уже клонился к исходу, но бой не затухал, он расширялся по фронту и особенно в глубину. В поселке Урицк, объятом пламенем, шла сильная стрельба, в огневой винтовочно-пулеметный и минометный бой вступили подразделения, части, прикрывавшие и жестко оборонявшие основной передний край главной полосы обороны армии. Бой развернулся на глубину от ранее занимаемого исходного положения до наступления наших частей до рубежа наибольшего нашего продвижения в глубину обороны врага.
К вечеру сведения от подразделений и частей поступали противоречивые, уточнять их было все труднее и труднее. Большинство командных пунктов оказались разбитыми бомбами и снарядами врага. Многие командиры были ранены, а некоторые погибли.
К утру 25 июля 1942 года наши подразделения и части получили приказ отойти на прежние исходные рубежи.
Активные действия войск блокированного Ленинграда явились своеобразной проверкой наступательных способностей дивизий и полков, подготовкой их перед решительными боями, которые должны были вскоре развернуться. В этих боях гитлеровцы понесли большие потери в живой силе и технике.
102-я Дальневосточная
В конце октября 1942 года я был вызван в Москву, где получил неожиданное, но весьма лестное для меня предложение - возглавить формируемое на Дальнем Востоке соединение из воинов-пограничников. Пограничные войска, в которые я был направлен по комсомольской путевке в 1924 году, навсегда остались близкими и дорогими. Свою воинскую службу я начинал в Смоленском полку ОГПУ. Отсюда был направлен на границу, прошел в фуражке с зеленым околышем по ступенькам разных должностей на заставах, в войсках НКВД. Окончил в 1939 году Военную академию имени М. В. Фрунзе и, как уже известно читателю, получил назначение начальником 5-го пограничного Сестрорецкого Краснознаменного отряда.
С нетерпением я ждал новой встречи с пограничниками, веря, что найду среди них надежных боевых товарищей, которые не подведут во время самых тяжелых испытаний. Казалось, поезд нестерпимо долго стоит на забитых эшелонами станциях: непрерывным потоком шли к фронту платформы с прикрытыми брезентом пушками, танками, другой техникой. Из теплушек выглядывали сосредоточенные лица бойцов и командиров.
По воле партии вся наша страна превратилась в единый гигантский военный лагерь, суровая уверенная жизнь которого свидетельствовала о скором переломе.
В Хабаровске меня встретил начальник погранвойск Дальневосточного округа генерал-майор Анатолий Александрович Никифоров. Он рассказал о подборе командных и политических кадров для нового соединения, о многих еще не решенных вопросах. Пока не хватало в полках артиллеристов, связистов, специалистов инженерно-саперной службы. Их по распоряжению Генерального штаба должны выделить нам из состава войск Дальневосточного фронта.
Командующий фронтом генерал армии И. Р. Апанасенко, которому я представился сразу после встречи с Никифоровым, принял меня не очень приветливо. Узнав, с какой целью я прибыл и где раньше воевал, Иосиф Родионович с нескрываемой горечью высказался по поводу неудач наших войск под Ленинградом.
- За что только награждают вас там, - скользнув взглядом по трем орденам Красного Знамени на моей гимнастерке, недовольно произнес он.
Я хорошо знал, что прославленный герой гражданской войны, бывший начдив Первой Конной рвется на фронт, все его помыслы там, где идут ожесточенные бои с гитлеровцами. Понятно и его раздражение. И все же посчитал необходимым возразить, сказать, что на фронте случается, что у некоторых ордена за старые заслуги отбирают…
- Ладно, не обижайся, генерал, - вставая из-за резного массивного стола, сказал Апанасенко. Поведя могучими плечами, он неторопливо прошелся по ковровой дорожке к двери кабинета. Приоткрыв ее, приказал адъютанту, чтобы подали нам чаю.
Затем, усевшись напротив меня на жалобно скрипнувший стул, Иосиф Родионович долго расспрашивал о положении на Ленинградском фронте, и чувствовалось: искал ответы на давно не дававшие ему покоя вопросы.
Наконец, отодвинув пустой стакан, сказал:
- Знаю, зачем ты пришел. Проси для своей пограничной дивизии что хочешь. Лучших людей дадим. Для фронта ничего не жалко…
Жизнь нового соединения захватила меня всего, без остатка. Дальневосточная стрелковая дивизия войск НКВД комплектовалась из воинов и командиров Хабаровского и частично Приморского пограничных округов. От добровольцев попасть на фронт, как говорится, отбоя не было. К нам поступали сотни писем от воинов-пограничников с одной только просьбой: "Хочу на передовую, хочу бить врага!"
Соединение формировалось по штатам Наркомата обороны военного времени и получило наименование "Дальневосточная стрелковая дивизия войск НКВД".
Во главе дивизии и ее полков были поставлены опытные командиры и политработники. Начальником политотдела стал полковник Константин Васильевич Овчинников, заместителем командира дивизии был назначен полковник Кузьма Евдокимович Гребенник, а начальником штаба - полковник Даниил Васильевич Казакевич. Оба командира - участники боев с японскими самураями. На таких соратников можно было во всем положиться.
Для новой дивизии никто ничего не жалел. С дальневосточных складов бойцы и командиры получили добротные белые полушубки, валенки, полный комплект легкого стрелкового оружия. Тяжелое вооружение мы должны были получить позже, когда перебазировались в Пермскую область, где подразделения и полки усиленно занялись боевой учебой.
На заключительных тактических учениях с боевой стрельбой присутствовала авторитетная комиссия из Наркомата внутренних дел и Генерального штаба.
- Дивизия боеспособная, готова влиться в состав действующей армии, - сказал возглавлявший ее генерал. - Нам остается только подписать соответствующий акт.
- Нет, не готова! - вынужден был я возразить председателю комиссии. - У нас совершенно нет транспорта, ни автомобильного, ни гужевого. Как же без него могут обойтись артиллерийские полки, медсанбат, общевойсковые командиры?
- Замечание резонное, - согласился председатель комиссии, делая пометку в блокноте. - Часть транспортных средств получите до отправки, а остальную обеспечим на станциях следования эшелонов.
Действительно, через несколько дней к нам стали прибывать табуны низкорослых лошадей, которых в то время называли "монголками". Потребности дивизии в транспортных средствах они обеспечили процентов на десять - пятнадцать. Ни обещанных автомобилей, ни артиллерийских тягачей мы так и не получили. Мы понимали, что на фронтах складывалась сложная обстановка. Был получен приказ срочно грузиться в поданные эшелоны и отправляться в путь.
В эти дни под Сталинградом началось наступление наших войск, в результате которого 330-тысячная группировка гитлеровских войск попала в кольцо окружения. Гигантская битва на Волге продолжалась до 2 февраля 1943 года.
5 февраля 1943 года приказом Ставки Верховного Главнокомандования наша дивизия была включена в состав Красной Армии, получив окончательное наименование "102-я Дальневосточная стрелковая дивизия".
Дивизия прибыла в Елец и приказом командующего Центральным фронтом генерал-полковника К. К. Рокоссовского с 15 февраля включена в состав 70-й армии, сформированной из войск НКВД СССР. Отсюда, от старинного русского города Елец, наше соединение начало свой боевой путь на Запад.
Мы получили боевое распоряжение о немедленном выступлении и сосредоточении юго-восточнее города Дмитровск-Орловский. Предстояло совершить форсированный марш более 200 километров.
Вспоминаются непрерывная пурга, бездорожье. Снежные заносы были так велики, что передвигаться могли только стрелковые подразделения. Бойцы и командиры тащили на себе боеприпасы, минометы, снаряды, полковые пушки и даже отдельные орудия дивизионной артиллерии. К тому же марш совершался по территории, лишь недавно освобожденной от противника, сожженной и разграбленной. Это создавало дополнительные трудности.
Местные жители охотно отдавали нам сани и часто сами вместе с нашими бойцами впрягались в них, помогали перевозить боеприпасы от деревни к деревне.
Население освобожденных сел с любовью встречало части дивизии, размещало их на отдых в своих землянках, оказывало помощь больным и обмороженным. Эта душевная забота и пограничная закалка воинов оказались сильнее невзгод природы. 102-я Дальневосточная стрелковая дивизия, совершив в труднейших условиях форсированный марш, вышла к Дмитровск-Орловскому.
Вновь созданному Центральному фронту, в состав которого вошла 70-я армия, была поставлена задача развернуться северо-западнее Курска в готовности 15 февраля начать наступление на Севск, Унечу. Однако к этому времени войска фронта полностью выйти в районы сосредоточения не сумели. Наступление началось лишь 25 февраля. 70-я армия обеспечивала наступление 65-й и 2-й танковых армий со стороны Орла, развернувшись фронтом на север.
К исходу дня 7 марта вместе с передовыми подразделениями 30-го стрелкового полка я вошел в Брянцево, где располагался штаб 69-й стрелковой дивизии, части которой нам предстояло сменить. Меня провели в занесенную снегом хату к командиру этого соединения. Навстречу поднялся стройный, среднего роста полковник, лицо которого мне показалось знакомым. Зачесанные на пробор светлые волосы, крупные черты лица, голубые глаза, озорная улыбка… Ба! Да это же мой старый знакомый - Иван Александрович Кузовков, с которым вместе учились в Высшей пограничной школе, а затем и в академии имени Фрунзе. Мы обнялись.
- Андрей Матвеевич, жду тебя как бога. Сменяй скорей мое поредевшее войско в Плоском и Кучерлевне!
- Иван Александрович, у меня войско-то есть, да вот люди сутки не ели. Тылы отстали! Если можешь, помоги!
Полковник Кузовков приказал накормить личный состав 102-й дивизии из своих запасов.
После ужина Кузовков разложил на грубо сколоченном столе карту с нанесенной обстановкой. Завтра утром нам предстояло наступать, а противника, его оборону мы изучили пока только по карте. Через несколько часов подразделения 30-го и 16-го полков сменили 120-й и 303-й полки 69-й стрелковой дивизии.
Первые эшелоны 30-го стрелкового Хасанского полка полковника Василия Ивановича Матронина и 16-го стрелкового Уссурийского полка полковника Ивана Михайловича Павловича в ночь с 7 на 8 марта 1943 года, не имея авиационной и артиллерийской поддержки, получили приказ с ходу атаковать обороняющегося на заранее подготовленном рубеже противника.
Подступы к линии обороны врага пересекал ручей с глубокой болотистой поймой. Гитлеровцы успели хорошо оборудовать свои позиции. Они имели широко разветвленную сеть траншей с пулеметными точками и дзотами, проволочные заграждения и минные поля.
Но удар наших подразделений был стремительным и для фашистов неожиданным. Противник открыл сильный заградительный минометный и артиллерийский огонь, провел несколько контратак. Их также удалось отразить.