Глава 12
Смутное время
Блок называл последующие годы после смерти отца мрачными, серыми и нескончаемыми. И это неудивительно – наделенный сверхчувствительной нервной организацией, он чувствовал неотвратимость приближающихся перемен. Кроме того, его весьма серьезно озадачивает пошатнувшееся здоровье. Настолько, что он почти перестает пить. Все нарастающая неврастения очень тревожит врачей. А еще… нежелание жить. Он постоянно думает о смерти, практически не выходит из дома, страдая от жуткого одиночества. Любовь Дмитриевна снова оставила его, ее влечет театр, и как догадывается Блок, один из очередных любовников. В записной книжке появляются горькие фразы, вырвавшиеся из глубины души: "Люба довела маму до болезни. Люба отогнала от меня людей. Люба создала всю ту невыносимую сложность отношений, какая сейчас есть. Люба выталкивает от себя и от меня всех лучших людей, в том числе – мою мать, то есть мою совесть. Люба испортила мне столько лет жизни, измучила меня и довела до того, что я теперь. Люба, как только она коснется жизни, становится таким же дурным человеком, как ее отец, мать и братья. Хуже чем дурным человеком – страшным, мрачным, низким, устраивающим каверзы существом, как весь ее Поповский род. Люба на земле – страшное, посланное для того, чтобы мучить и уничтожать ценности земные. Но – 1898–1902 годы сделали то, что я не могу расстаться с ней и люблю ее".
Не знаю, можно ли полагаться на эти строки. Думается, что они были написаны в минуты самого мрачного настроения. Более того, в своих воспоминаниях Любовь Дмитриевна тоже в долгу не осталась. Прочитав некоторые записи мужа и его родственников, она пришла в негодование. И опубликовала несколько своих неотправленных писем.
"Я живой человек и хочу быть им, хотя бы со всеми недостатками; когда же на меня смотрят как на какую-то отвлеченность, хотя бы и идеальнейшую, мне это невыносимо, оскорбительно, чуждо". Это из письма, которого творец Прекрасной Дамы так и не получил, но которое было написано и благополучно дошло до наших дней.
И еще…
"Вы, кажется, даже любили, – соглашается она, обращаясь к Блоку, и тут же уточняет: – Свою фантазию, свой философский идеал, а я все ждала, когда же Вы увидите меня, когда поймете, чего мне нужно, чем я готова отвечать Вам от всей души… Но Вы продолжали фантазировать и философствовать… Да, я вижу теперь, насколько мы с Вами чужды друг другу, вижу, что я Вам никогда не прощу то, что Вы со мной делали все это время, – ведь Вы от жизни тянули меня на какие-то высоты, где мне холодно, страшно и… – добавляет она после паузы, обозначенной в письме многоточием, – и скучно".
Но это будет позже. А пока он собирается ехать в Москву, которую хоть и не любит, но которая всякий раз вдыхает в него новый прилив сил. И там он вновь встречается с Андреем Белым. Он рассказывает Блоку, что через "шесть лет страданий" он женился на юной девушке с мечтательными глазами и длинными локонами. Блок от всего сердца поздравляет Белого и надеется, что хотя бы он будет счастлив. Но… Судьба распорядится иначе.
Годы после разрыва отношений ни для одного, ни для другого не прошли зря. Белый, кажется, был вездесущим. С развевающимися волосами, с лицом одновременно красивым и уродливым, с застывшей улыбкой и светлыми, почти бесцветными глазами, он присутствует везде. То он сражается с Брюсовым, то против него. Он в центре всеобщего внимания, но, как с горечью признается, времени на творчество почти не остается. И все же он пишет очень талантливые вещи. Вначале повесть "Серебряный голубь", потом роман "Петербург". И везде слышны отголоски его любви к Любови Дмитриевне, той жизненной драмы, которая развела их с Блоком. Позже он признается Нине Береберовой: "Запомните, у Андрея Белого никогда не было женщины, которая его бы действительно любила. У него не было настоящей подруги".
И все же он встретит тургеневскую Асю – юную барышню с чистым лицом. Она станет его женой, с нею он совершит путешествие по Африке и Скандинавии. Но… во время войны она его покинет. И с этим он не сможет смириться никогда. Это будет позже, намного позже. А пока Блок дарит ему книгу с циклом стихов "На поле Куликовом", и Белый приходит в восторг. Блок – гений. Здесь двух мнений быть не может.
В это же время, пытаясь найти ответы на множество сложных вопросов, которые все резче встают перед интеллигенцией, очень многие начинают увлекаться оккультизмом. Анна Ахматова и Гумилев частенько прибегают к спиритическим сеансам, Георгий Иванов, Цветаева, Андрей Белый становятся вхожи в весьма могущественный мистический орден "Роза и Крест". Тогда же, в сумрачном тринадцатом году, Белый убедил Блока поближе присмотреться к розенкрейцерам. И Александр Александрович согласился. Его походы в орден упали на благодатную почву. Он стал писать драму, которую так и назвал: "Роза и Крест", и которая сыграла воистину мистическую роль в жизни поэта.
Но вначале несколько слов о самом ордене. Еще в 1905 году Алистер Кроули приезжает в Россию и, воочию увидев и оценив просторы нашей страны, начинает "строительство" здесь одного из самых могущественных тайных орденов Европы. Называет его "Роза и Крест". Почему так? Ответ очень прост. В энциклопедии оккультизма, вышедшей в начале века в России, указывается, что символом розенкрейцеров является Роза и Крест. Крест – символ пути самоотвержения, безграничного альтруизма, неограниченной покорности законам Высшего – является одним из полюсов символа. Роза – второй полюс бинера – обвивает этот крест. Она – символ науки. "Пусть шипы ее колют ученых, но они не перестают наслаждаться ее ароматом".
Деятельность истинного розенкрейцера – это отражение символа Розы и Креста, соединяет в себе самопожертвование и тайное знание и заставляет служить их Высшему идеалу.
Эта "сверхзадача" расшифровывается в третьем символе розенкрейцеров, который помещается у подножия Креста и Розы. Это Пеликан, кормящий своею кровью и плотью птенцов и защищающий их распростертыми крыльями. Пеликан приносит себя в жертву, питая птенцов. Птенцы разного цвета, что символизирует три первые причинности и семь вторичных, имеющих цвета планет. Самопожертвование Пеликана носит божественный, космический характер. Розенкрейцеры должны были не только постигать и воспринимать тайное знание, но и питать его своей энергией, своей духовной субстанцией, помогая преодолению хаоса.
Роза и Крест – бинер, обозначающий противоположность и единство жизни и смерти, духа и материи. Основание самого ордена розенкрейцеров относят к началу XV века и связывают с именем Христиана Розенкрейцера. По легенде он прожил более ста лет, и смерть его окутана завесой таинственности. Это невольно наводит на аналогию с появлением и исчезновением "бессмертных Учителей" Востока. Прах Розенкрейцера, или, вернее, то, что таковым считалось, был захоронен в пещере. На ее стенах были начертаны заветы розенкрейцеров, которым предстояло возродиться через сто лет после исчезновения самого основателя ордена.
Центром распространения розенкрейцерства в XV веке были немецкие земли. Розенкрейцерам приписывалось исключительное могущество, власть над природными силами и людьми, способность воскрешать мертвых и создавать искусственного человека – гомункулуса. Среди розенкрейцеров были ученые и великие хранители, и предсказатели тайн: Агриппа Нетесгеймский (1486–1535), Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, прозванный Парацельсом (1493–1541), которого называли "императором розенкрейцеров". Он открыл и превзошел законы мироустройства. Из розенкрейцеровской среды выводили фигуру Фауста, а пророческий дар Нострадамуса объясняли тем, что он в совершенстве постиг доктрину розенкрейцеров.
Многие алхимики в поисках философского камня и тайны превращения металлов в золото становились адептами розенкрейцерства. Ходили слухи, что розенкрейцерами открыт эликсир бессмертия и магический камень общения с духами. Многие известные ученые и философы эпохи Возрождения, когда царили не только знание и искусство, но и магия, оккультизм и изотеризм, прибавляли к своему имени таинственные буквы "R. С.", намекая на свою причастность к элите мира. Немало трудов, принадлежавших или приписываемых розенкрейцерам, появилось в XVI–XVII вв. Большую роль в объединении розенкрейцеров сыграл протестантский пастор Андрей (1586–1654), объездивший многие страны Европы. Под эгидой розенкрейцеров была сделана попытка создать единое европейское общество философов.
Современников Шекспира, да и самого создателя "Гамлета", а также таинственную фигуру философа Фрэнсиса Бэкона связывали с розенкрейцерами. Считалось, что "Новая Антлантида" содержала литературное изложение розенкрейцеровских идей, и, как предполагается, это предназначалось для передачи идей масонам. Под непосредственным влиянием розенкрейцеров возник "шотландский обряд" масонства. Так, создателем первой шотландской ложи был оксфордский ученый и розенкрейцер Эшмол. Рациональность как один из важнейших принципов розенкрейцерства привела к его доктрине многих ученых и философов, в частности Декарта, Паскаля, Ньютона. Более того, создание в 1662 г. первой академии наук – Английского Королевского общества – произошло в значительной степени по инициативе розенкрейцеров. История розенкрейцеров в то время очень сложно переплеталась с орденом иллюминатов, иезуитов, мартинистов.
Но, как правило, розенкрейцеры всегда оставались очень малочисленной общиной избранных, члены которой далеко не всегда знали друг друга, но могли "опознать" своих по тайным специальным знакам и паролям. Розенкрейцеры не стремились широко воздействовать на общество, гордясь уделом тайных его Учителей. Однако соприкосновение ордена с областью общественной и практической жизни, по утверждению розенкрейцеровской легенды, привело к порождению им практических изотеристических обществ, а именно "регулярного" масонства. Однако сами розенкрейцеры решительно отделяли себя от масонов, считая братство вольных каменщиков низшей ступенью посвящения. У розенкрейцеров нет политических целей, в то время как масоны все больше ориентируются на политическое преобразование общества.
"Оккультизм, по всей вероятности, есть и сила и мода завтрашнего дня", – эти слова Н. Бердяева из его труда "Смысл творчества" (1916) очень точно характеризуют духовную атмосферу России того времени. Под их влияние попали весьма известные люди. В их числе А. Белый, М. Волошин, А. Луначарский, С. Эйзенштейн, Б. Пастернак, Б. Зубакин, А. Цветаева, академик-геолог А. Павлов, Я. Монисов, А. Карелин, Л. Карсавин и другие. Не тайна, что намного позже советские вожди также примкнули к этому ордену. Так, Бокий и Блюмкин входили в число посвященных и с помощью розенкрейцеров пытались постичь тайны Кабалы.
Но Блок находился под очарованием розенкрейцеров не более года. И хотя его по-прежнему влекла к себе мистика и он везде искал "знаки", все же… Столь явно выраженная и конкретизированная мистика не смогла долго удерживать его внимание. Единственное влияние, которое оказал на него орден, – это написание любимейшего детища поэта – пьесы "Роза и Крест". Блок настолько дорожил этой драмой, что хотел ставить ее исключительно у Станиславского. "Роза и Крест" – драма из средневековой жизни тринадцатого века. Главный герой пьесы – рыцарь долга и любви, который, по Блоку, "неумолимо честен, трудно честен", пытался соединить Розу красоты с Крестом страданий. Он влюблен в семнадцатилетнюю красавицу Изору. Но юная графиня предпочла старому мужу смазливого молодого пажа, а не благородного рыцаря, сторожа замка, по прозванию Рыцарь-Несчастие – образец самопожертвования. Смертельно раненный в боевой схватке, Бертран превозмогает боль ранения и умирает у балкона любимой женщины, оберегая ее честь во время свидания Изоры с красавчиком Алисканом, хотя и посвященного накануне в рыцари, но недостойного этого звания самовлюбленным Нарциссом. Свое идейное и лирическое кредо А. Блок вложил в уста певца-скитальца Гаэтана:
Сдайся мечте невозможной,
Сбудется, что суждено.
Сердцу закон непреложный -
Радость-Страданье одно!Путь твой грядущий – скитанье,
Шумный поет океан.
Радость, о, Радость-Страданье, -
Боль неизведанных ран!
Пьесой заинтересовались многие режиссеры. Но Блок был непреклонен. Только Станиславский. Поэтому он отказывает в постановке драмы и Мейерхольду, и молодому Е. Вахтангову. И ждет встречи со Станиславским, который сам, по замыслу поэта, играл бы Бертрана: "Если коснется пьесы его гений, буду спокоен за все остальное".
И вот 27 апреля 1913 года состоялась их встреча на квартире у Блока. Продолжалась она девять часов. Блок разочарован. После ухода Станиславского он пишет Любови Дмитриевне: "Оттого ли, что в нем нет моего и мое ему не нужно, – только он ничего не понял в моей пьесе, совсем не воспринял ее, ничего не почувствовал". Но Станиславский все же принял драму к постановке. Забегая вперед – с марта 1916 по декабрь 1918 года в Художественном театре было проведено около двухсот репетиций, "Роза и Крест" назначалась к премьере и вновь откладывалась. Все кончилось ничем. Однако… В уста Гаэтана, самого любимого персонажа, Блок вкладывает фразу: "Всюду поют мои песни, песни о жизни моей". Точно пророчество на будущее. А еще дает ему очень даже не случайно имя – Гаэтан. Назвав в честь католического святого, день которого и поныне отмечается 7 августа. Это как раз тот день, когда умер Александр Блок.
В 1913 году Блоку исполнилось 33 года – "Христов возраст", невольно кажущийся рубежным для подведения итогов. Возраст осмысления и переосмысления прожитого. А в его жизни по-прежнему хаос. Он устал от одиночества и ждет Любу. Но чаще всего ждет напрасно. "В моей жизни все время происходит что-то бесконечно тяжелое. Люба опять обманывает меня. На основании моего письма, написанного 23-го, и на основании ее слов я мог ждать сегодня или ее или телеграмму о том, когда она приедет. И вот третий час, день потерян, все утро – напряженное ожидание и, значит, плохая подготовка для встречи".
Тем временем за окном смеркается. Мятежники то и дело поджигают судостроительные верфи. Разве? Удивляются обыватели. Но Блок с истинно немецкой педантичностью отмечает: "В прошлом году рабочее движение усилилось в восемь раз сравнительно с 1911. Общие размеры движения достигают размеров 1906 года и все растут"… Блок к большому неудовольствию всех, кто его знал, все больше и больше начинает заигрывать с революционным движением. Он тщательно фиксирует ярчайшие и наиболее резкие проявления любых форм протеста против существующего режима. Как и многие его единомышленники, поэт до конца не сознает, во что может перерасти это милое кокетство. Итак… посмотрим, что же происходило в 1913 году.
Первое крупное выступление рабочих в 1913 году началось 9 января, в восьмую годовщину "Кровавого воскресенья". Бастовали на Выборгской стороне, на Путиловском заводе, за пять дней полностью охваченном забастовкой. Работа возобновилась лишь 18 января, после того как было арестовано около 80 зачинщиков и среди них – весь состав Нарвского районного комитета большевиков. Годовщина печально известных Ленских событий в апреле того же года вывела на улицы 85 тысяч рабочих – в городе с 2,5-миллионным населением насчитывалось около полумиллиона пролетариев, трудившихся на 824 петербургских фабриках и заводах. Одной из причин роста стачечного движения было то, что рабочие перестали бояться массовых увольнений. Блок пишет:
…Там чернеют фабричные трубы,
Там заводские стонут гудки.
Но… Иногда все его формулы и выводы – это не более чем игра ума. Способ уйти от жуткой действительности, которая железной рукой охватила его и не давала ни малейшего шанса вырваться. Его беспричинная усталость все усиливается, тело хоть и сохраняет свой цветущий вид, однако это впечатление весьма обманчиво. Изнутри организм подтачивает неведомый недуг, уводящий постепенно, каплю за каплей силы и энергию. Блок часами неподвижно лежит в постели и не может заставить себя подняться. Хотя и прекрасно понимает, что драгоценные часы жизни ускользают, как песок сквозь пальцы. Об этом он после напишет:
День проходил как всегда,
В сумасшествии тихом.
Наконец, когда уже проходит полдень, Александр Александрович неимоверным усилием воли заставляет себя подняться. И начинает "утро" с чашки кофе и чтения газет. А там… Все издания буквально распирает от очень и очень неприятных новостей. Реакция в стране усиливается, революционный подъем нарастает, угроза мировой войны становится все явственнее. Блок читает и в сердцах отбрасывает газеты. Он ведь чувствовал, знал, что Россия на краю глобальной катастрофы. И действительно, этот предгрозовой 1913 год всего на несколько месяцев отделял их от страшного августа 1914 года, когда Россия вступит в войну.
Блок берет журналы. Но и с ними ситуация обстоит не лучше. Мережковский по-прежнему проповедует свои идеалы, но к нему никто не прислушивается. Брюсов – этот давешний кумир, пытаясь спасти свою популярность, сближается с футуристами, но они не обращают на него внимания. Представители ультраправых течений призывают правительство поставить побольше виселиц для устрашения революционеров. И Блок тоже откладывает журналы в сторону. Он отправляется к себе в кабинет, чтобы ответить на бесчисленные письма. Вот конверт от Белого – тот просит денег на новый журнал, который сможет воскресить истинный символизм. Но Блоку это не интересно. И он пишет вежливый отказ. Потом Александр Александрович через силу делает корректуру и чистовую обработку третьей книги стихов, готовящейся в печать. Именно они будут причислены к лучшему, что он написал. Просты по форме и мелодичны. Наконец дела закончены. Он выходит из кабинета и едет к матери. Довольно часто они вместе обедают. Несмотря на то, что ее общество ему становится переносить все труднее и труднее. Ведь ее болезнь прогрессирует, и настроение у Александры Андреевны день ото дня все хуже.
Потом… К нему начинают стекаться навязчивые посетители. Свободные художники, жаждущие совета, поэты, просящие прочитать их произведения и высказать свое мнение. Иногда заходит сестра Ангелина – ей он от души рад. Хотя от девушки неотделим тот обывательский мирок, который Блок терпеть не может.
Надоедают ему и женщины. Ему претит так называемая женская глупость. Их болезненное самолюбие, чувствительность, внутреннее ослепление. И Блок решает положить конец этим утомительным связям. "Все известно заранее, все скучно, не нужно ни одной из сторон. Все они одинаковы, что в шестнадцать лет, что в тридцать", – записывает он в записную книжку.
Наконец наступает вечер и он выходит из дома. Идет в редакцию детского журнала "Тропинки", где довольно охотно сотрудничает. Нередко ему приходится выслушивать акмеистов и их лидера Гумилева. К сожалению, эти два великих поэта, хоть и признавали несомненные заслуги друг друга, но так и не смогли понять то, что их объединяло. Блока отталкивал и сам Гумилев, и роскошный журнал "Аполлон", в котором тот работал.