Жан с мучительным напряжением. Не могу! Пока мы находимся в этом доме, между нами есть еще преграды. Есть - прошлое, есть - господин граф - я еще никогда не встречал человека, к которому я питал бы столько уважения - стоит мне увидать, например, на стуле его перчатки, я уже чувствую себя совершенным ничтожеством - стоит прозвучать наверху колокольчику, я уже вздрагиваю, как пугливая лошадь, - а когда я смотрю на его сапоги, которые так прямо и гордо стоят вон там, то меня дрожь пробирает по спине! Толкает ногой сапоги подальше. Суеверие, предрассудки, которые нам прививают с детства - но которые легко позабыть. Поедемте только в другую страну, в республику - и там будут ползать перед моим ливрейным швейцаром - будут ползать, видите ли! - Но только не я! Я не рожден для того, чтобы ползать; для этого у меня слишком много характера и энергии, и если я уже ухвачусь за первую ветку, то увидите, как я вскарабкаюсь наверх! Сегодня я - слуга, а в будущем году я уже - собственник, а через десять лет - капиталист; тогда я еду в Румынию, обзаведусь каким-нибудь орденом и могу - заметьте хорошенько - могу кончить графом.
Юлия. Хорошо, хорошо!
Жан. В Румынии можно купить графский титул, и тогда вы будете графиней! Моей графиней!
Юлия. К чему же мне то, что я теперь отбрасываю! Скажи, что ты меня любить, а иначе… да, что будет со мной иначе?
Жан. Тысячу раз скажу, но лишь - потом! Только не здесь! И прежде всего без чувствительности, иначе все пропало! Мы должны обсудить дело хладнокровно, как умные люди. Вынимает сигару, обрезывает кончик и закуривает. Сядьте вон там! а я тут сяду и мы потолкуем, как будто ничего не произошло.
Юлия в отчаянии. О, Господи! Значит у вас ни капли чувства?
Жан. У меня-то? Да я - самый чувствительный человек на свете; но я умею сдерживать себя.
Юлия. Только что вы целовали мой башмак - а теперь!
Жан жестко. То было раньше! А теперь нам нужно подумать о другом.
Юлия. Не говорите со мной так резко.
Жан. Нет, это только разумно! Одну глупость мы уже сделали, не будем же делать других! Граф может вернуться каждую минуту, а наша судьба должна быть решена до его приезда. Что вы думаете о моих планах на будущее? Одобряете?
Юлия. Они кажутся мне вполне подходящими, но только один вопрос: для такого большого предприятия нужен большой капитал; у вас он есть?
Жан, кусая сигару. У меня-то? Конечно! Я обладаю специальным знанием дела, имею большой опыт и владею языками. Это составляет капитал, который чего-нибудь да стоит, думается мне!
Юлия. Но на этот капитал мы не можем купить даже железнодорожного билета.
Жан. Совершенно верно; и поэтому-то я и подыскиваю предпринимателя, который мог бы ссудить меня деньгами.
Юлия. Где же вы так быстро найдете его?
Жан. Найти его должны вы, если вы будете моим компаньоном.
Юлия. Этого я не могу, а у самой у меня ничего нет. Молчание.
Жан. Тогда все планы рушатся…
Юлия. И…
Жан. Всё остается по-старому!
Юлия. Вы думаете, что я останусь под этой крышей в качестве вашей любовницы? Что я позволю людям показывать на меня пальцами? Вы полагаете, что я осмелюсь взглянуть в глаза моему отцу? Нет! Увезите меня отсюда, от унижения и бесчестия! О, Господи, что я сделала! Боже, Боже мой! Плачет.
Жан. Ага, уже пошли жалобы! Что вы сделали? То же, что тысячи до вас!
Юлия судорожно вскрикивает. Теперь вы меня презираете! Я падаю, я падаю!
Жан. Падайте в мою сторону, тогда я вас потом подниму!
Юлия. Какая пагубная сила привлекла меня к вам? Влечение слабого к сильному? Падающего к поднимающемуся! Или эта была любовь? Это - любовь? Вы знаете, что такое любовь?
Жан. Я-то? Смею думать, что знаю. Или вы полагаете, что у меня еще не было связи?
Юлия. Каким языком вы говорите! И какие мысли приходят вам в голову!
Жан. Так меня учили, и таков я есть! Не нервничайте, пожалуйста, и не разыгрывайте из себя знатную даму; мы с вами - одного поля ягода! Ну, поди-ка сюда, моя милая, я угощу тебя стаканчиком винца! Он открывает ящик стола, вынимает бутылку с вином и наполняет два уже бывшие в употреблении стакана.
Юлия. Откуда у вас это вино?
Жан. Из погреба!
Юлия. Бургундское моего отца!
Жан. Вы находите, что оно слишком хорошо для его зятя?
Юлия. А я-то всегда пью пиво!
Жан. Это доказывает только, что вкус у вас хуже моего.
Юлия. Вор!
Жан. Вы хотите опорочить меня?
Юлия. О! о! Сообщница домашнего вора! Уж не была ли я пьяна и не сделала ли я всё это во сне? Иванова ночь! Праздник невинных игр…
Жан. Невинных - гм!..
Юлия ходит взад и вперед. Существует ли в эту минуту на земле человек несчастнее меня?
Жан. Почему же вы несчастны? После такой-то победы? Подумайте только о Кристине! Вы не думаете, что у неё тоже есть чувства?
Юлия. Да, раньте я думала, а теперь я больше не думаю! Нет, холоп всегда останется холопом.
Жан. А девка - девкой!
Юлия падает на колени со сложенными руками. О, милосердый Боже, возьми мою жалкую жизнь! Возьми меня из этой грязи, в которую я погружаюсь! Спаси меня! Спаси меня!
Жан. Сказать по правде, мне вас жаль! В то время, когда я лежал на гряде лука и смотрел, как вы гуляли в саду из роз, тогда… признаюсь вам… у меня были такие же грязные мысли, как у всех молодых людей.
Юлия. И все-таки вы хотели умереть из-за меня.
Жан. В ящике с овсом? То была пустая болтовня.
Юлия. Стало быть, ложь!
Жан вяло. Пожалуй! Я прочитал в газете подобную же историю про одного трубочиста, который лег в ящик с сиренью, потому что его приговорили к уплате денег на содержание ребенка.
Юлия. Так вот вы каковы!
Жан. Что ж мне было еще придумывать; женщин всегда нужно ловить лестью.
Юлия. Негодяй!
Жан. Потаскушка!
Юлия. И вы теперь видели спину ястреба…
Жан. Не совсем спину…
Юлия. И я должна быть первой веткою!..
Жан. Но ветка оказалась гнилой…
Юлия. Я должна быть отельной вывеской…
Жан. А я отелем…
Юлия. Сидеть за вашим прилавком, прельщать ваших посетителей, писать фальшивые счета.
Жан. Это мое дело…
Юлия. Может же человеческая душа быть так насквозь пропитана грязью!
Жан. Постарайтесь отмыть ее!
Юлия. Лакей, слуга, встать, когда я с тобой разговариваю!
Жан. Лакейская любовница, потаскуха, заткни глотку и убирайся вон! Недостает еще, чтобы ты стала упрекать меня в грубости! Вести себя так низко, как ты сегодня вечером, не решился бы никто из нас. Ты думаешь, что какая-нибудь простая девушка станет приставать к мужчинам, как ты? Видала ли ты когда-нибудь, чтобы девушка моего круга навязывалась так, как ты? Подобное я наблюдал у одних животных, да падших женщин!
Юлия уничтоженная. Это правда; бей меня, топчи в грязь; я не заслужила ничего лучшего. Я несчастна, помоги мне! Помоги мне, если есть еще хоть какая-нибудь возможность помочь!
Жан мягче. Я не хочу отказываться от честь быть вашим соблазнителем; но допускаете ли вы, что человек в моем положении дерзнул поднять на вас глаза, если бы вы сами не вызвали его на это. Я до сих пор еще совершенно смущен…
Юлия. И горды…
Жан. А почему бы и нет? Хотя я должен признаться, что победа была слишком легка, чтобы в достаточной мере опьянить.
Юлия. Добивайте меня до конца!
Жан встает. Нет! Прошу простить всё, что я уже сказал! Я никогда не бью безоружного, а тем менее женщину. Признаться, с одной стороны мне даже приятно убедиться, что то, что ослепляло нас, стоящих внизу, оказалось поддельным золотом; что спина ястреба оказалась обыкновенного серого цвета, что на нежной щечке была пудра, а под полированными ногтями черная кайма, платок же был грязен, хотя и пахло духами!.. С другой же стороны меня огорчает, что то, к чему я стремился, было не выше и не прочнее; меня огорчает, что вы пали так низко, что стали гораздо хуже вашей кухарки; меня огорчает, что осенние цветы измяты дождем и превратились в грязь!
Юлия. Вы говорите так, точно вы стояли выше меня?
Жан. Оно так и есть: я мог бы превратить вас в графиню; вы же никогда не могли бы сделать меня графом.
Юлия. Но я рождена графом, а этого вам никогда не достигнуть!
Жан. Правда, но от меня могли бы родиться графы - если бы…
Юлия. Но вы вор, а я никогда не была воровкой.
Жан. Быть вором еще не самое худшее! Бывают вещи похуже! Да и вообще, когда я служу в каком-нибудь доме, то считаю себя в некотором роде членом семьи, одним из детей её; и разве можно считать воровством, если ребенок сорвет одну ягодку с целого куста. Страсть его вновь пробуждается. Фрёкен Юлия, вы - роскошная женщина, слишком хорошая для такого человека, как я! Вы сделались жертвой опьянения и хотите скрыть вашу ошибку, воображая, что любите меня! Но вы меня не любите, хотя вас, может быть, привлекла моя наружность - и стало быть ваша любовь ничем не лучше моей, но я никогда не примирюсь с мыслью быть для вас только животным, а вашей любви я не могу достигнуть.
Юлия. Вы в этом уверены?
Жан. Вы хотите сказать, что это могло бы случиться! Я мог бы вас любить, о, да, несомненно: вы прекрасны, изящны, он приближается к ней и хватает её руки, образованы, любезны, когда вы этого хотите, и раз вы возбудили желание в мужчине, то оно, очевидно, уже не угаснет никогда. Он обнимает ее. Вы - как горячее вино с душистыми пряностями и один ваш поцелуй… Старается увлечь ее налево, но она вырывается.
Юлия. Пустите меня! Таким путем вы ничего не достигнете!
Жан. А каким же? - Не таким путем! Не красивыми словами и любезностями; не планами на будущее, спасением от позора? Чем же тогда?
Юлия. Чем? Чем? Я не знаю. Совершенно не знаю. Вы отвратительны мне, как крыса, но я не могу бежать от вас.
Жан. Бегите со мной!
Юлия, приводя в порядок свое платье… Бежать? Да, нам нужно бежать! Но я так устала! Дайте мне стакан вина.
Жан наливает.
Юлия смотрит на часы. Но прежде нам нужно поговорить; у нас еще есть немного времени. Выпивает вино и протягивает стакан, чтобы он налил ей еще.
Жан. Не пейте так много; вы опьянеете!
Юлия. Что ж из этого?
Жан. Как - что? Пошло быть пьяной! - Ну, что же вы хотите мне сказать?
Юлия. Нам нужно бежать! Но сначала поговорим; то есть, я буду говорить, потому что до сих пор говорили только вы. Вы рассказали мне вашу жизнь, теперь я хочу рассказать вам свою, чтобы мы узнали друг друга вполне, прежде чем пускаться в совместное странствование.
Жан. Один миг! Извините меня! Подумайте, как бы вам не раскаяться впоследствии, что вы открыли мне тайны вашей жизни!
Юлия. Разве вы не друг мне?
Жан. Да, иногда! Но не доверяйтесь мне!
Юлия. Это вы только так говорите - к тому же мои тайны знает каждый. - Видите ли: моя мать была не дворянского, а совсем простого происхождения. Она была воспитана в духе равенства, свободы женщины и прочего в этом роде; и имела решительное отвращение к браку. И когда мой отец посватался к ней, она сказала, что никогда не будет его женой, но… все-таки стала ею. Я родилась - против желания моей матери, насколько я могла понять. И вот моя мать принялась воспитывать меня, как дитя природы, и в придачу я должна была учиться всему, чему учатся мальчики, чтобы быть наглядным примером того, что женщина нисколько не хуже мужчины. Меня одевали по-мужски, учили ходить за лошадьми, но не пускали на скотный двор; я должна была чистить и даже запрягать лошадей, ездить на охоту, знакомиться с полевыми работами! И в нашем доме все женские работы поручались мужчинам, а мужские - женщинам, вследствие чего наше имение стало разоряться, а мы сделались посмешищем всего округа. Наконец, мой отец очнулся от очарования и возмутился, и всё кругом переменилось согласно его желанию. Моя мать захворала - какой болезнью, не знаю, - но у неё бывали частые судороги, она пряталась на чердаке и в саду и оставалась там целые ночи. Потом случился большой пожар, о котором вы, вероятно, слышали. Дом, скотный двор, конюшни сгорели, при обстоятельствах, которые заставляли думать о поджоге, так как несчастье случилось на следующий день после того, как истек срок страховки и деньги, посланные моим отцом для уплаты новой премии, благодаря небрежности слуги, оказались не доставленными к сроку. Наливает вновь стакан и пьет.
Жан. Не пейте больше!
Юлия. Ах, не всё ли равно! - Мы остались без крова и должны были ночевать в карете. Отец не знал, откуда добыть денег для постройки нового дома. Тогда мать дала ему совет попросить денег взаймы у одного друга её молодости, владельца соседнего кирпичного завода. Отец занял, но без всяких процентов, что очень удивило отца. И вот отстроили наш дом! Пьет опять. Знаете, кто поджег дом?
Жан. Ваша мать!
Юлия. Знаете, кто был кирпичный фабрикант?
Жан. Любовник вашей матери?
Юлия. Знаете, чьи были деньги?
Жан. Подождите немного - нет, не знаю.
Юлия. Моей матери!
Жан. Значит и графа, потому что у них было общее имущество.
Юлия. Нет, у моей матери было собственное небольшое состояние, которого она не доверяла отцу, но отдала другу.
Жан. А тот прикарманил деньги?
Юлия. Совершенно верно! Удержал! Всё это дошло до сведения моего отца; но он не мог начать процесса, не мог заплатить любовнику своей жены, доказать, что это - женины деньги. Это была месть моей матери за то, что он захватил власть в свои руки. - В то время он хотел застрелиться! - Прошел слух, что он покушался на свою жизнь, но неудачно! Он остался жив, а моя мать должна была искупить свои деяния. Это мне стоило пяти лет! Я симпатизировала моему отцу, но держала сторону моей матери, так как я тогда еще не знала их отношений. От неё то я научилась недоверию и ненависти к мужчинам, потому что, как вам известно, она ненавидела их - и я поклялась ей никогда не быть рабой мужчины.
Жан. И после этого вы обручились с акцизным чиновником!
Юлия. Чтобы сделать его своим рабом.
Жан. А он не захотел?
Юлия. Он был очень не прочь, - но до этого дело не. дошло! Он надоел мне!
Жан. Я видел, как это было - в конюшне.
Юлия. Что вы видели?
Жан. Я видел, как он отказался от помолвки с вами.
Юлия. Ложь! Это я отказалась. Неужели негодяй осмелился сказать, что это сделал он?
Жан. Он совсем не негодяй! Вы ненавидите мужчин, Фрёкен?
Юлия. Да! - Большей частью! Но иногда - в минуту слабость - тьфу!
Жан. Значит, вы и меня ненавидите?
Юлия. Безгранично! Я велела бы убить вас, как животное…
Жан. Как спешат застрелить бешеную собаку. Не так ли?
Юлия. Совершенно верно!
Жан. Но здесь нечего пристреливать - и собаки нет! Что же нам делать?
Юлия. Уехать!
Жан. Чтобы замучить друг друга до смерти?
Юлия. Нет, - чтобы два, три года, сколько возможно, наслаждаться жизнью, а потом - умереть.
Жан. Умереть? Как глупо! В таком случае уж лучше устроить отель!
Юлия, не слушая Жана. У озера Комо, где вечно светит солнце, где на Рождестве цветут лавровые деревья и зреют апельсины.
Жан. На озере Комо идет вечный дождь, и апельсины я видел там только в фруктовых лавках; но это хорошее место для иностранцев, потому что там сдается много вилл влюбленным парочкам, а это очень выгодная промышленность; знаете, почему? - Они заключают контракт на полгода, а уезжают через три недели.
Юлия наивно. Почему же через три недели?
Жан. Перестают ладить! А платить всё равно приходится! Вилла же снова сдается. И так без конца, потому что любви-то хватает - хотя она и не тянется так долго!
Юлия. Вы не хотите умереть со мной?
Жан. Я вообще еще не хочу умирать! Во-первых, я люблю жизнь, а во-вторых, я считаю самоубийство преступлением против Провидения, давшего нам жизнь.
Юлия. Вы верите в Бога?
Жан. Да, конечно, верю! И хожу каждое воскресенье в церковь. - Откровенно говоря, мне всё это надоело и уже пора спать.
Юлия. Так, так. И вы полагаете, что я удовлетворюсь этим? Знаете ли вы, какой долг возлагается на мужчину, когда он обесчестил женщину?
Жан вынимает портмоне и бросает на стол несколько серебряных монет. Возьмите пожалуйста! Я не хочу оставаться в долгу!
Юлия делает вид, что не заметила оскорбления. Знаете ли вы, чем карает закон…
Жан. К сожалению, закон не карает женщины, соблазнившей мужчину!
Юлия делает вид, что не заметила оскорбления. Видите ли вы иной выход, кроме того, что нам нужно уехать, обвенчаться и развестись?
Жан. А если я воспротивлюсь такому неравному браку?
Юлия. Неравному браку…
Жан. Для меня! Мои предки были почище ваших, так как у нас в роду не было поджигателей!
Юлия. Почем вы знаете?
Жан. Вы, во всяком случае, не можете доказать противного, потому что нашу родословную можно найти только - в полиции! А о происхождении вашего рода я читал в одной книге, которую нашел на столе в гостиной. Знаете ли, кто был основатель вашего рода? Мельник, с женой которого король провел одну ночь во время датской войны. Подобных предков у меня не было! Вообще, у меня не было никаких предков, но я сам могу быть предком.
Юлия. Это мне за то, что я открыла мое сердце недостойному, что я отдала на поругание мою фамильную честь…
Жан. Скажите лучше - фамильный стыд! Я же говорил вам! Нельзя так много пить, а то начнешь болтать! А болтать нельзя!
Юлия. О, как я раскаиваюсь! Как раскаиваюсь! И если бы вы еще хоть любили меня!
Жан. В последний раз - чего вы хотите? Что же мне плакать, прыгать через хлыст; целовать вас и увезти на три недели на Комское озеро, а потом - ну что же мне делать? Чего вы хотите? Это начинает тяготить меня. А всё оттого, что суешь свой нос в бабьи дела. Фрёкен Юлия, я вижу, что вы несчастливы, знаю, что вы страдаете, но я не могу вас понять. В нашем кругу дело проще; мы не ненавидим друг друга. Мы смотрим на любовь, как на игру, когда есть свободное время, но мы же не свободны целые дни и ночи. На мой взгляд, вы больны; положительно больны.
Юлия. Вы должны быть добры со мной; наконец-то вы говорите, как человек.
Жан. Да, но будьте и вы человеком? А то вы плюете на меня и не позволяете мне утереться - о вас!
Юлия. Помогите, помогите мне! Скажите мне, наконец, что я должна делать, какой путь избрать?
Жан. Клянусь Богом, я и сам не знаю!
Юлия. Я была сумасшедшая, бешеная, - но неужели же нет никакого спасения?
Жан. Оставаться здесь и быть спокойным. Никто ничего не знает.
Юлия. Невозможно. Люди знают и Кристина знает.
Жан. Они ничего не знают, и никогда бы и не поверили ничему подобному.
Юлия медленно. Но - это лишь до поры до времени!
Жан. Правда!
Юлия. А последствия?
Жан испуганно. Последствия! И где была моя голова, что я об этом не подумал? Да, тогда остается только одно - вон отсюда! Сию же минуту! Я не поеду с вами, так как тогда всё пропало; вы должны ехать одна, подальше - куда бы то ни было.
Юлия. Одна? Куда? - Нет, не могу!