В городе постоянно что-то взрывалось, то и дело раздавались автоматные очереди. Ополченец поначалу напрягся. Но это не были звуки боя. Саперы разминировали дороги, взрывая закладки, оставленные террористами. А опьяненные успехом военные палили в воздух, салютуя друг другу и поздравляя с победой.
Один чудак и вовсе решил приколоться - переоделся в игиловский камыс, обмотал голову арафаткой, откопал где-то игиловский флаг и носился по центральной улице, выкрикивая радикальные лозунги: "Ад-Даулят аль-Исламийя бакия уа татмаддад!" То есть: "ИГИЛ остается и распространяется".
Если бы не его откровенный алавитский акцент, чересчур жидкая для исламиста борода и желтая от табака улыбка на пол-лица - парень рисковал нарваться на братскую пулю. Чувство юмора - дело индивидуальное.
Впрочем, шутка удалась - завидев кустарного игиловца, солдаты начинали ржать и фоткались с ним наперебой. Когда еще выдастся возможность заселфиться с живым террористом в Пальмире. В общем, военные угорали как могли.
Гайдар тоже помахал чудаку и отправился искать археологический музей. Он слышал, что там уже разминировано и можно пройти к Аллее саркофагов, разрушенным храмам Бэлла и Баалшамин. По дороге ополченец то и дело натыкался на группы сослуживцев, перечеркивающих игиловские граффити и сжигающих черные флаги террористов.
В подразделение Гайдар возвращался в приподнятом настроении, ему не только удалось поглазеть на исторические развалины, но и разжиться трофеем. В служебной постройке рядом с взорванным храмом Бэлла базировались, по всей видимости, террористы, приехавшие в ИГИЛ из России. В одной из комнат сириец московского происхождения нашел русско-арабский медицинский словарь.
Медиком Гайдар не был, но теперь, сидя в засаде уже третьи сутки, радовался даже такому скучному чтиву.
Менять их, похоже, не собирались. Ребят было трое, следующий "секрет" располагался в паре километров, в гости не находишься.
На нервы действовало все. Весенняя пустыня - это когда днем почти летнее пекло, а ночью - январская холодрыга. Мертвый пейзаж - террористы для своих вылазок бездушную трассу Пальмира - Дейр-эз-Зор пока что не использовали. Однако напрягало всех не это.
Сухие пайки предательски подходили к концу. Консервы с бобами и хумусом за время пальмирской осады приелись до коликов. Но даже они на третьи сутки дежурства переходили в ранг деликатесов, которые бойцы распределяли между собой практически в гомеопатических дозах.
У всех троих начиналось самое страшное в таких случаях - необузданные гастрономические мечты становились главным предметом разговора. Будоражили мозг и желудок, не давали спать, лишали рассудка.
Гайдар изводил товарищей рассказами о русской кухне. Северная экзотика доводила друзей до полуобморочного состояния. Он в подробностях описывал поход в столовую советского типа. Ополченец часто бывал в таких с папой в Москве. На первое борщ со сметаной, на второе гречка с тушенкой, салат из свежей капусты и огурцов, заправленный пахучим подсолнечным маслом, ну и, конечно, булка с компотом.
Сослуживцы Гайдара едва ли до конца понимали всю изысканность гастрономического букета. Суп из свеклы и капусты в Сирии не варили, гречка тут не растет, - но их московский однополчанин так упоительно расписывал вкусовые прелести русских блюд, что слюной захлебывались все. Одним словом, сознание троих бойцов находилось в шаге от помутнения.
В реальность их вернул гул, доносящийся с трассы. За трое суток они не увидели здесь ни одной машины. Ибрагим - самый молодой из парней, мальчишка из рыбацкой семьи - тут же навел прицел снайперской винтовки на подозрительный транспорт.
Это был небольшой грузовик, похожий на тот, что популярен у сирийских фермеров. Тысячи таких колесят по местным автобанам - в них удобно перевозить на продажу овощи, фрукты, скот. Как он оказался на мертвой трассе, которую сейчас толком не контролирует ни одна из сторон, было загадкой.
Ибрагим предположил, что грузовик заминировали игиловцы и отправили на ближайший блокпост сирийской армии. В таком случае за рулем террорист-смертник. Правда, разглядеть "пояс шахида" на водителе в оптику не удалось, возможно, он спрятан под одеждой.
Рыбак-снайпер хотел уже "снять" замаскированного радикала, но Гайдар, которого негласно считали старшим в группе, остановил его, предложил подпустить автомобиль поближе. Расстояние позволяло им оперативно подойти к обочине, они оставили секрет и перебежками, на всякий случай прикрывая друг друга, метнулись к трассе.
Грузовик показался из-за поворота, Ибрагим расположился поудобнее и взял его на мушку, медленно опустил указательный палец на спуск. И вдруг характерный грохот, кузов машины разлетается вдребезги, визжат колеса, кабина заваливается набок, водитель вылетает в сторону.
Кто-то с другой стороны дороги опередил Ибрагима и выстрелил по грузовику из РПГ. Ополченцы замерли, Гайдар шепотом скомандовал всем вжаться в землю и наблюдать. Через пару минут на асфальт вскарабкались двое.
Сомнений не было - игиловцы. Традиционный для радикалов камуфляжный камыс, черные повязки с белой печатью пророка Мухаммеда на лбу - распиаренный игиловский лейбл. Террористы обошли дымящийся кузов и, судя по всему, не увидели для себя ничего интересного.
По радиусу взрыва были разбросаны ящики, из которых на песок разлетелась то ли картошка, то ли еще какие-то овощи. Среди обломков они принялись высматривать водителя. Гайдар кивком дал понять ребятам, что вот он - момент.
Одного Ибрагим брал на себя. На другого нацелили свои калаши Гайдар и Фади - не слишком общительный парнишка из крестьянской семьи. Как только просвистел хлыст снайперской винтовки, первый игиловец упал. Ополченцы начали очередями гасить второго, террорист дернулся в укрытие, но не успел.
Бойцы на полусогнутых коленях, внимательно осматриваясь по сторонам, вышли на дорогу. Не убирая автоматы с плеч, приблизились к подбитому грузовику. Оба игиловца были мертвы. Судя по ярко-черным бородам, кучерявым прическам, смуглой коже и специфическому типу лица - саудиты.
Именно про саудитов рассказывают - когда ИГИЛ отступает, они последними покидают позиции. Эти тоже, как видно, задержались. Сидели в засаде, пасли трассу. Одним словом, как и "Соколы пустыни", дежурили в "секрете".
Гайдар не стал обыскивать их тела, побрезговал. Фади уже вытаскивал из-под песка оглушенного водилу. Мужик оказался крепким, после такой аварии - лишь ссадины и ушибы. Осколки не задели, ничего не сломал.
Фермер-экстремал вез в Дамаск трюфели. Изысканные грибы собирали под Пальмирой, как ни странно, в пустыне они росли с избытком. До войны это был прибыльный бизнес.
В Сирии потом долго смеялись, когда в начале кризиса Евросюз наложил санкции на ввоз в страну деликатесных и мажорных товаров. Передовицы европейских изданий тогда пестрили заголовками: "Сирия останется без икры, яхт и трюфелей". Вот в чем в чем, а в трюфелях республика нуждалась меньше всего.
Даже после того, как игиловцы захватили Пальмиру и ее окрестности, некоторые фермеры умудрялись доставить на столичные рынки царское лакомство. Килограмм грибов можно было взять за пять тысяч лир, это в районе десяти баксов.
Вот и Хасим - так звали выжившего водителя грузовика - решил подзаработать и рискнул окольными путями добраться до плантаций с трюфелями. Бойцы дружно окрестили его отморозком.
Пока разворачивалась вся эта заваруха, ребята, конечно, забыли о голоде. Все-таки адреналин отбивает аппетит. Но теперь успокоились, и жрать захотелось с новой силой.
- Ты их хоть готовить-то умеешь? - кивая на разлетевшиеся по обочине трюфели, с надеждой спросил Ибрагим.
Ему, в общем, пока что было по фигу - какой будет дальнейшая судьба Хасима, которому явно светила беседа с контрразведчиками, насущные вопросы волновали его гораздо больше. Фермеру спасли жизнь, поэтому необходимо было проявить смекалку, и недолго думая он предложил запечь трюфели на углях, но посетовал на отсутствие соли. После бобовых консервов бойцы были готовы и на это.
Пока грибы подходили на еле тлеющих веточках - пару деревяшек все-таки удалось найти возле обочины, с дровами в пустыне туго, - у ополченцев кружилась голова. От пред вкушения.
Фади с Хасимом - несмотря на травмы, рисковый предприниматель вызвался помогать - что-то колдовали над фронтовым блюдом. На роль сковородки подошел металлический кусок взорванного игиловцами грузовика. В качестве приправы решили использовать последнюю порцию хумуса.
Когда трюфели приготовились - в процессе их то и дело проверяли, тыкая то шомполом для чистки оружия, то перочинным ножиком Ибрагима, - все четверо торжественно вздохнули. Гайдар первым взял с импровизированного подноса зажаренный деликатес, обмакнул его в соус и аккуратно надкусил.
Трюфель был горьким, но мясистым, отдавал одновременно машинным маслом и запахом взрывчатки. Все-таки граната от РПГ, выпущенная игиловцами, по-своему приправила блюдо. Гурманы наверняка приравняют такой способ поглощения трюфелей к гастрономическому преступлению. Тем не менее поднос опустел через несколько минут. Хасим предложил сходить за добавкой.
Стихи
Ветеранский ноктюрн
1
"Жажда жизни все-таки неоспорима.
Неоспоримее обходящего стороною
Состоянья материи… Я начал с Крыма,
Мне открылось око его степное", -Молвил попутчик из Ордена камуфляжа,
Упирал на мистический смерти признак.
Дребезжал "икарус". Скользила лажа:
В батальоне "Спарта", в бригаде "Призрак" -Перечислял взахлеб козырные фронты,
Под забором спрятан трофейный "стечкин",
В доказательство - вот! - расцветные фото -
Он и останки. По-своему человечьи.Не смолчал сосед на переднем кресле,
С грубым оскалом, в раскраске штатской,
Воевал в разведке… Ответит… Если
Что - в гостинице "Ленинградской",В той, что левее торгового центра "Глобус", -
Объяснил на пальцах. Все пальцы в кольцах.
Вдоль границы к столице летел автобус,
Усыпляя бдительность добровольцев.2
Разрастался в салоне броженья плод.
Мысли, свойственные полукровке,
Разъедали память, взрывались. Вот
Все, что известно ему о вербовке:С "Баррикадной" станции вор Савелий,
Подливая в пабе тягучий портер,
Говорил о сугубо военной цели -
Предлагал стать агентом с приставкой "контр"."Революция - вымя для аферистов", -
Продолжал философские грызть пилюли
Тот, что из Ордена. В зоне риска -
Те, что в автобус как в Рай шагнули…В голове вертелось: "Ну что, вояки,
Разобрали лимонки на сувениры?"
Приближалась столица. Граница яркой
Казалась между войной и миром -Погранцы поголовно ведут на обыск -
Майору ты кажешься идиотом,
С козырька слепит нездоровый отблеск,
Всему виною светодиоды.3
На гражданке царствует униженье,
За исключеньем сего аспекта -
Отдаленье прекрасно и приближенье
Одного к другому в ночи проспекта.Из колонок песня "Порвали парус",
Наподобие сварочного автогена,
Разрезает трассу. Летит "икарус"
К МКАДу нового Карфагена.Возвращенье болезненней ритуала -
Окопаться на точках твоей мечты…
Как шутили ребята: "Боец, сначала
Горловку высохшую промочи,Только не падай лицом в Снежное,
Свыкнись с мыслью Ясиноватой:
Даже если дома обложат "ватой" -
Верь в ненавязчивые паранойи:Кто захлопнул дверь, кто закрыл засов?
Ведь "язык" доводил, что пути на Киев
Открыты. Где теперь тот "Азов"
И все гады его морские?"
В госпитале
…и даже если учесть все твои несомненные хвори,
полевой командир, с которым нет связи отне -
Ибо не перечесть тобой покоренные хвои,
Хутора и деревни в зеленом огне -Взгляд сквозь прибор (не подумайте, что тепловизор)
С маркировкой секретной, штрихкодом длиной в три икса…
(Абркадабрщину эту наш взбалмошный писарь
В штабе на кума прилежно переписал.)Мой командир, в свете последних контузий,
Невозможно слова в приемлемый выстроить ряд.
Это норма в тылу. Нас лишают возможности струсить.
Ты должен быть рад…Вспоминая прорыв из блокады, сырую базуку,
Как пенял на себя за то, что вступил в ополченье,
Повторял, и сейчас повторю военную эту азбуку:
"Плыви по теченью, боец, плыви по теченью".Наш синдром разобрали, но не подчинили уму,
Словно те баррикады, где все так упорно случилось.
Возмущается врач. Боже, не дай ополчиться ему,
Как мы ополчились.
В городе
"Клетчатая богема,
В клеточку юморок,
Проще простого схема -
Обморок - не порок".Пряча копну в толстовке,
Краповый индивид
Пробовал текст листовки
Им предъявить на вид.Краповый ветеран
Нашей эпохи войн,
Что-то за Тегеран
Им говорил и воньВласти, что он не сверг,
Полный Багдад иуд,
Рисовый предрассвет,
Расовый предрассуд.Все, что он расхристал,
Крепкий собой мужик,
В поле лица-листа
Вписано. В этот МИГ,Памятник самолетный
Площади городской,
Превозмогая рвотный,
Он залезал с тоской.Прямо с крыла сумбура
Хаки в нем говорил,
"Дикость и диктатура" -
Лозунг разбередил…Сплевывала кофейня
Взгляды жующих тел,
Жаждала ночь трофея,
Дембель осоловел.Мгла. Лицевая схема.
Тридцать ему не дашь.
"Это мой Бог, богема,
Это не мой пейзаж!"
Новый год
Тут и впрямь не понять, кто одержит верх -
Беспорядочный крик, по дворам пальба…
Полуростки! Восторг! Фейерверк, фейерверк!
Полны избы баб…Я тебя не сберег от своих тревог,
Рассказал, что колючи клочки петард,
Подозрителен спичечный коробок,
Недостаточен ЧОП "Гепард".Человек с нашивкой - пенсионер
(И такие, конечно, нужны в бою) -
Даже если захочет туда - наверх! -
Не устоит в строю.Ледяная горка ему - не хухры-мухры,
Ведь несущийся по снегу броневик -
На подножках которого - детворы
Отряды, за ним комбриг -На модных санях, расписной комбез -
В три минуты возьмут под контроль объект…
И не важно, с охраною или без,
Разнесут его из ракет.Свой ночной кошмар я пронес как дар -
Удаляется праздничных взрывов стая.
Пусть за ними Аркадий идет Гайдар
И вся гвардия молодая.Кошмарный парк. Клочок агитлистовки.
Звериной алгебры, скуластых знаков спесь -
И в Третьем Риме, то есть прямо здесь,
Все шло неумолимо к потасовке.Вчера они спалили спортплощадку,
Сегодня сокрушительный облом -
Я наблюдал, влюбленный в конокрадку, -
Как несравним захватчиков апломб
С ее борьбой. Поверь, цыганской тьмы
Не обуздать уверенность и мнимость.
Как от меня беременной зимы
Непобедимы вид и миловидность.Пусть шьют досье - отвязно и спеша,
Подкладывая в книжицу побои,
Я расквитаюсь, бытиё, с тобою
Плевком из АКМ, рывком ножа.
Вот вам итог космической уловки.
И если разделить его на внятность,
Есть факт религиозной забастовки
И есть грядущая отеческая радость.
Мы снимем дом вдали от Колизея,
Скрепив обет укусом у крестца.
Она отдаст меня в спасительный бассейн.
Я покорю ее. Рывком пловца.
Приграничье
Окрыленных берез помешательство,
Разоренных болот ЧВК -
Как монгольского ига предательство,
Как татарских наречий река.
Мне услышалось это по рации.
Я не чувствовал, время, тебя -
В философской своей дегустации
Приграничных ручьев бытия.
Фронтовых блиндажей самодурство,
Черноплодки вяжущий вкус.
Утром я заступил на дежурство.
Следующим утром вернусь.
Изучая природу границы,
Расслоения водных пород,
Жду с упрямством ныряющей птицы
Предрассветного кайфа приход.
Сквозь листву вертолетного гула
Я хожу по знакомой тропе.
Завершив ритуал караула,
В гарнизон отвезет БМП.
С боевою раскраской буфетчицей -
Мы здоровью ее не враги -
Захлебнемся во славу отечества
Неразбавленным морем тайги.
Есть эффект лихорадочной мафии -
Свой оттенок и свой потолок.
Точно бабочка на флюорографии,
Реагентный такой мотылек.
Сирийский синдром
"Там тебе не Крестовый поход, не Христовы страсти,
Там иные злости", -
Твердили соседи тебе, мусульманка Ася,
Мусульманин Костя.Ты, конечно, и сам изучил расписное скотство,
Посмотрел на зверства.
На районе урок валили большого роста.
Антураж из детства.Диалог у подъезда острей, чем допрос ИГИЛа
И четки четче.
Написать заяву? Как бабка отговорила…
Когда батя-летчикПропадал на службе, на территории гарнизона,
Перекусив колючку,
С пацанами глазели - железо неслось синхронно.
Но ты был чутче.В партизанскую рухлядь, восточный хлам,
Что тащил отец
Из командировок в Ливан, - ты входил как в храм,
Как во дворец.Ближневосточные войны считал своими
Из советских еще времен -
Отставные попойки, ветеранские байки… Ты был ими
Овеян и покорен.Потому, конечно, разведка. Кочевряжился военком,
Хапуга и казнокрад.
Упираться не стал, дал ему на прокорм.
Подписал контракт.Сначала Латакские горы, Пальмира, квартал Алеппо,
Иные веси…
Возвращаешься после раненья, мелькает родное небо,
Сидишь в экспрессе.Цедишь слова, отвечая рассеянно на вопросы
Базарных цац:
"Да, мы жгли турецкие бензовозы,
Мы жгли спецназ…"
Русский лес
Мы живем, под собою не чуя войны.
Не стесняйся, боец, поправь проводок.
Мы живем, за собою не чуя вины.
Так у вас говорят, мусульманин-браток?
Русский лес - не заслон против зыбких песков
Твоих дум. Этот вывод жесток.
Он прольется неслышно из наших висков.
Так поправь проводок.
Нашу лодку любыми волнами качай -
В ней когда-то качала права татарва.
Русский лес мы - ты прав - за базар отвечай,
Даже если деревья - в дрова.
Управляемый хаос и прочая муть
Нас на понт не возьмут. Нам - была не была -
Завалиться меж грядок и там затянуть:
"Хезболла ты моя, Хезболла!"
Разгром
Надрываются дула. Откуда-то звук оттуда.
Места себе не находит начальник тыла.
Санитарка Дуня: "Меня, - говорит, - продуло,
Я, - говорит, - простыла".Никому в эту ночь не спится в госпитале полевом,
Кровяные тельца озноблены, целятся по уму,
Никому ничего не снится в ракурсе болевом,
Ничего никому.Вот, например, Нечаев сменил не один отряд,
Прошел мировую, сызмальства в зоне риска,
Двадцать лет наблюдал революцию октября
В лесополосах - с брянских до уссурийских,Неоднократно Нечаев сгорал в огне,
По конституции ярко выраженный партизанин,
Но и ему не по сердцу теперь пропадать в тайге -
Горькой думаю занят.Он зовет Евдокию, просит себя на воздух,
Да куда-нибудь на возвышенность, для обзору,
Перелистывает сраженья в голове как гроссбух,
Присматривается к косогору.А оттуда навстречу лишь дым столбом.
Отступающих слушает, будто спит.
"Поражение, - рассказывают, - разгром,
Отряд, - говорят, - разбит".
Копирайт
© С. Пегов, 2017
© Художественное оформление, "Центрполиграф", 2017
© "Центрполиграф", 2017
© Михаил Соколов / ТАСС
Примечание
1
"На изжоге" означает "на измене", "на страхе".