Сердце готово было выпрыгнуть из груди от облегчения. Раненого деда загрузили в машину. До блокпоста оставалось пять минут. Оказывается, мы отстали от колонны уже на подходе к точке сбора. Сюда подогнали "Уралы", бойцы помогали друг другу забраться в кузов. Моторола определил меня в машину к начальнику военной полиции Носу, заместителю Стрелкова. Он приехал проследить за процессом эвакуации. С Моторолой и Вохой мы толком даже не попрощались. Я увижу их спустя двое суток, уже в Донецке, то есть совсем в другом мире. Нос двинул свой джип обратно к Славянску в крайне брутальном стиле, не объезжая ям и не выключая фар. На знаменитом перекрестке на въезде в город, ориентируясь, очевидно, на их свет, по нас жахнул украинский танк. Машину подкинуло, но снаряд прошел мимо. Будучи в состоянии постниколаевского аффекта, мы с Носом даже не придали этому значения. Начальник военной полиции довез меня до гостиницы, где меня ждали очумевшие от тревоги Стенин и Фомич, связи со мной все это время не было.
После блокады
- Рыжий, ты где? - Неподражаемый голос Моторолы в телефоне, состояние как будто обухом по голове ударили.
Последнее, что помню: мы в камуфлированной тачке, чьи бока эффектно прострелены и изранены осколками украинских мин, мчим по Донецку, столице ДНР. Воха за рулем, впереди, кажется, Гамбит - высокий рыжебородый парень, который приехал в Семеновку после событий в Одессе на Куликовом поле, - он вроде как за телохранителя. На заднем сиденье Моторола с Леной и я с краешку. В багажнике - Кирпич с заряженным пулеметом. Дверца багажника, естественно, открыта. Все в Кирпиче говорит о том, что он немедленно готов раскрошить диверсионную группу СБУ, в случае если ей вздумается встретиться на пути командира. Из этого самого пулемета в мае он сбил украинскую "сушку" - СУ-25, если не ошибаюсь. За что получил от Стрелкова награду, первый в истории ДНР Георгиевский крест. (У самого Моторолы, к слову, имелся точно такой же, правда, за номером четыре или пять.) Кирпич - бесстрашный крепыш, тоже рыжебородый. С виду абсолютно свирепый тип. Водители донецких машин, которые обгонял Воха, заметив пулеметное гнездо в багажнике с суровым Кирпичом у станка, испуганно шарахались в разные стороны.
Это было 5 июля - день, когда ополчение оставило Славянск и все стрелковцы, так их тогда называли, передислоцировались в Донецк. Нас - троих российских журналистов, Фомича, Андрюху Стенина и меня, единственных, кто оставался в блокадном городе до последнего дня, - Стрелков почему-то не предупредил о таком историческом решении. Мы были в убойных списках украинского СБУ, поэтому - не успей вовремя унести ноги, неизвестно, чем бы эта история закончилась для нас. Но каким-то чудом она закончилась хорошо. Стенин абсолютно гениально описал этот эпизод нашей фронтовой жизни у себя в "Фейсбуке". С его едкими наблюдениями конкурировать сложно, вкратце фабула такова. Я совершенно случайно проснулся раньше обычного, часов в шесть утра, в своем номере гостиницы "Украина". С ощущением, как будто меня медом измазали: настолько липким от пота казалось тело - жара стояла запредельная, ночью она не спадала, разве что становилась гораздо душнее, плотнее, водянистее и тягучее. Одним словом, более мерзкой. Напомню: света и воды в номера не подавалось уже как месяц. Я понял, что избавиться от этой мерзопакостной липкости бутылкой с газированной минералкой не получится. (Нам пришлось скупить всю газировку в соседних палатках для элементарного умывания после сна, потому что хлорированная вода из бассейна позеленела уже настолько, что была пригодна только для унитаза.) Я вышел на балкон посмотреть, не дежурит ли у парадной кто-нибудь из славянских таксистов, к услугам которых мы прибегали, чтобы передвигаться по городу. Как правило, к районам, где появлялись новые разрушения, а вместе с ними и жертвы после массированных обстрелов украинских артиллеристов. Мимо как раз ехала песочная "копейка" Ромы - смуглого, деловитого мужика с типично малороссийскими усами буквой "П".
Я замахал и зазывно закричал ему:
- Ром, отвези по-братски на Славкурорт искупаться!
Славкурорт находился на нейтральной полосе, принимать ванные процедуры там конечно же было опасно, но зато это единственное место поблизости, где можно нырнуть в освежающее озеро. Рома слегка раздраженно, но с готовностью отреагировал:
- Спускайся, только резче.
Раздражение таксиста мне стало понятным, когда по дороге к Славкурорту выяснилось: в городе сняты все ополченские блокпосты. Я был в недоумении и призвал водителя съездить к стрелковскому штабу в бывшем здании СБУ. Там тоже оказалось пусто. На описание шокового состояния моего и моих товарищей Стенина с Фомичом я готов потратить несколько листов, но ведь история не об этом. Сначала мы прятались дома у волонтера, который работал на труповозке, - его тоже забыли. Затем попытались своим ходом - арендовали у парня машину - выехать до соседнего Краматорска полями. Секретную дорогу судорожно объяснял по телефону корреспондент Первого канала Саша Евстигнеев, который выезжал по ней за пару дней до ЧП. В итоге на выезде из Черевковки нам повстречался слегко пропитого вида местный житель на черных "жигулях". За энную сумму он вывез нас через поля, усеянные сгоревшими автомобилями, - стрелковскую колонну во время прорыва из блокады изрядно потрепали "Градами" и черт знает чем еще. Мы остановились у первого же магазина в Краматорске и взяли бутылку водки. Часа через четыре в Донецке я уже сидел в машине у Моторолы и продолжал заливать стресс. Ощущение было как будто второй раз родился.
Столица ДНР преобразилась. Центр наводнили изрешеченные и грязные автомобили стрелковцев, прорвавших окружение. Орда чумазых и одичавших в окопах людей толпилась у КПП рядом с донецким СБУ - министр обороны, он же товарищ Первый, перевез сюда свой штаб. Настроение у всех было перевозбужденное. С одной стороны, оставили Славянск, многими это воспринималось как личная трагедия. Во-первых, город-символ пал, во-вторых, значительная часть ополченцев родом именно оттуда. С другой стороны - все поздравляли друг друга с тем, что выжили. Судя по количеству сгоревших машин, которые я наблюдал в полях между Славянском и Краматорском, артиллерия ВСУ устроила там настоящее месиво. Возбужденные возгласы соседствовали с некой растерянностью на лицах - никто не понимал, что дальше. Никто не знал, как связаться с товарищами, с семьями. Славянск покидали сумбурно и хаотично. Тем более накануне прорыва вышла жесткая директива от Стрелкова - командирам собрать у всех бойцов мобильники и уничтожить. В целях конспирации, чтобы утечки не было. К вопросу подошли педантично, и в результате отдельные отряды потерялись между Донецком и Краматорском (его тоже ополченцы покинули в тот же день). Поэтому, когда в толпе встречалось знакомое лицо, тут же следовал крик ликования.
Мы - я имею в виду нашу забытую стрелковским штабом журналистскую компанию - заезжали в Донецк, естественно, одними из последних. Первым делом отзвонились в редакцию и родным, что живы. Заселились в мажорную гостиницу. Самое яркое воспоминание, когда в ванной я открыл кран, чтобы умыться, оттуда потекла горячая вода. Я от неожиданности и испуга отдернул руки и вскрикнул. Слегка оклемавшись и смахнув легкое опьянение, скорее от дыхания цивилизации, чем от распитой у краматорского магазина антистрессовой бутылки, я начал думать над тем, как выяснить, где Мотор и остальные ребята. Телефонов, напомню, не было. У штаба никто ничего не знал. У меня сохранился телефон двоих мотороловских ребят еще с Семеновки - Боцмана и Гоги. По рассказам Мотора недельной давности я понял, что ребята, попав в окружение под Ямполем, не смогли пробиться обратно к Славянску и ушли в Донецк. Набрал им. Ребята оказались на связи, обрадовались звонку и минут через пятнадцать на модном красном джипе китайского, кажется, производства пришвартовались у гостиницы Park Inn. Я прыгнул в машину, и мы поехали к ним в располагу. Ребята врубили заводной музон, что-то типа "Кренберис", и начали объяснять, как жизнь в Донецке разительно отличается от жизни в окопах. Это, в общем, и так было понятно. Пацаны примоднились, плыли по широким проспектам, как рыбы в воде. Но в отличие от подавляющего большинства других драйверов в камуфляже, гарцующих по Донецку в нулячих разгрузках и с блестящими автоматами в руках, эти двое бойцов реальный фронт прошли и проползли на пузе, что давало им право смотреть на общий автомобильный поток немного свысока.
- Сейчас мы познакомим тебя с Ювелиром, - обратился ко мне Боцман, когда мы подъехали к какой-то военной части.
- Что еще за Ювелир? - спрашиваю.
- Он крутой, он нас из-под Ямполя вывел, мы вместе с ним эту украинскую часть штурмовали, - объяснил мне ополченец.
- У меня, - говорю, - амбре.
В ополчении насчет спиртного порядки были крайне строгие: если явиться на запись стрелковской сводки, например, с перегаром - в подвал можно попасть запросто. На несколько дней. Остальные видные полевые командиры тоже демонстративно постились. В общем, я опасался своего состояния совершенно осознанно. Случаи были. (С журналистами, конечно, поступали помягче: выпивших бойцов, тех в штрафбат определяли, окопы рыть под обстрелом.) Но ребята у меня успокоили: у Ювелира, мол, тоже амбре. Нас представили. Ювелиром оказался огромный, двухметровый почти, детина с лысым черепом, увесистыми кулачищами и добродушным смехом. Судя по широкой улыбке, мой новый знакомый сегодня уже употребил и был не прочь продолжить. Что мы и сделали.
* * *
Моторола с Леной под руку в сопровождении Вохи, Гамбита и Кирпича появился в самый разгар нашей с Ювелиром беседы. Оказывается, оба командира были давно знакомы, воевали вместе. Конечно же все кинулись брататься. От выпивки Моторола и все, кто с ним пришел, деликатно отказались. В этот день я впервые увидел Мотика, одетого, что называется, по гражданке. Джинсовые, кажется, бриджи, кроссовки, неброская футболка. Внешний вид на первый взгляд не вязался с образом отвязного командира гранатометной группы. Фронтовую прописку выдавали беспорядочные клочья рыжей бороды, овраги под глазами и наградной "стечкин", гордо прилегающий к бедру.
- Я тебя сразу и не узнал в таком прикиде, Мотор!
- Сэмэн, ты разве не бачишь? Тут мирная жизнь, зачем людей пугать?
Ювелир кинулся показывать нам свои владения, после того как часть отбили, здесь сделали базу подразделения "Кальмиус", к которому каким-то образом относился и он. На территории даже имелся тир. Лена выразила желание пострелять, мы отправились посмотреть. Пока мы наблюдали за тем, как девушка Моторолы разряжает обойму ПМ в мишени, - в Славянске патроны для пистолета считались непозволительной роскошью, в них был запредельный дефицит, а здесь Ювелир отсыпал Лене горсть просто так, - командиры о чем-то переговорили в стороне, и Моторола засобирался. Дружеский визит оказался недолгим.
- Сэмэн, а тебя мы забираем с собой. Ты же не против?
По голосу Мотика я понял, что оставаться у Ювелира мне не стоит, и я согласно плюхнулся к ним в машину. На следующий только день выяснилось: Ювелир, Боцман и Гоги приговорены Стрелковым к расстрелу. Якобы за дезертирство, потому что, прорываясь из окружения под Ямполем, в итоге не вернулись в его славянский штаб и остались в Донецке. Расстрелять их, конечно, не расстреляли. Ребята успели уйти за "ленточку" - так на дэнээровском сленге называли границу с Россией. Так что до военного трибунала дело не дошло. Сложно сказать, Моторола предупредил их, пока мы все ушли за Леной в тир, или кто-то еще. Может быть, он и сам не знал точно о планах Первого, но знал о его настрое и решил предостеречь бойцов. Все-таки Боцман и Гоги были из его семеновского отряда, не раз ходили вместе "джихадить" к украинским блокпостам, Моторола для них был кем-то вроде фронтового гуру, да и Ювелир, судя по всему, воевал на Донбассе отважно, так что…
В общем, мы мчались по мирному, как нам тогда казалось по контрасту со Славянском, и самому богатому донбасскому городу, искали кафе, где присесть. На улице Артема - это я еще помню - мы припарковались у "Сан-Сити". Комментарий Моторолы о том, что не стоит людей пугать, показался мне несколько абсурдным, ведь в заведение нас провожал все тот вооруженный бессменным пулеметом Кирпич. Городским жителям, которые не сидели в блокаде без света и воды и не ели сухпай на завтрак-обед-ужин, сложно объяснить, насколько нам казалась вкусной обычная пицца. Официанты тут же узнали Моторолу, другие посетители кафе тоже: по залу зашуршал восторженный шепот. Нам предоставили какое-то козырное место у окна. Долго копаться в меню, изображая гурманов, ни у кого из нас не было терпения. Мы заказали пиццу на всех. Ребята попросили безалкогольный мохито, я продолжил употреблять спиртное уже не от стресса, а на радостях, что все, с кем я общался в Славянске, живы-здоровы и я сам чудом уцелел… И вот на следующий день звонок.
- Рыжий, ты где? - Неподражаемый голос Моторолы в телефоне, состояние как будто обухом по голове ударили.
- Я пока не знаю, - промычал в трубку. Сориентироваться мне действительно было нелегко, вместо гостиничного номера вокруг пестрели стены какой-то квартиры. Судя по всему, Стенин с Фомичом решили съехать из мажорного Park Inn и поселиться в более бюджетной съемной хате, меня добудиться они просто-напросто не смогли и тупо перевезли вместе со всеми вещами, перенеся сначала из гостиничной койки в машину, а потом из машины транспортировав каким-то образом на третий этаж, уложили в конце концов на местный диван. Когда меня разбудил Мотик, дома ребят не было. - На квартире какой-то, адрес не знаю.
В ответ раздался заливистый ржач, говорил он со мной, судя по всему, по громкой связи, потому что женский смех сливался с мотороловским. Лене ситуация тоже показалась забавной.
- Рыжий, выгляни в окно, может, из него видно что-нибудь, чтобы ты дал нам ориентир, мы скоро заедем за тобой.
Я попытался сосредоточиться и прошел на кухню, за стеклом маячил кусок какого-то памятника.
- Памятник, - перешел я к передаче данных, - и деревья.
- Сэмэн, да ты объясняешь как в "Джентльменах удачи". Ладно, выходи на аллею, что к памятнику ведет. Это, скорее всего, недалеко от Артема, где мы вчера сидели.
- Сейчас зубы почищу.
Моторола приехал не на традиционном своем убитом поездками по передовой джипе, а на белом бусике. Как выяснится, ментовском. Рулил на этот раз не Воха, а другой ополченец - Трофим, его ранило еще в Семеновке и вот только из госпиталя донецкого выписали. Воху - я узнаю позже - товарищ Первый отправил на копательные работы аж в Снежное, это на границе с Россией. Не за пьянку, а за горячую кровь. Вместе с еще одним мотороловцем Малым: они дали отпор толпе дерзких ополченцев столичного разлива, то есть пороха не нюхавших. Стрелков разбираться не стал, кто прав, кто виноват - была у него такая особенность, - и Воху с Малым отправил в ссылку. (Ссылка продлилась недолго, на снежнянский фронт через пару дней перебросили все мотороловское подраздление, и от наказания пацаны отпетляли, так как нужно было в боевых действиях участвовать.)
Короче, за рулем ментовского бусика теперь сидел Трофим - в задней части располагалось что-то типа оперативного штаба, откидывающийся столик, подобие какого-то лупатого экрана, и что самое забавное, шнур с рацией. На крыше был установлен рупор с мигалкой. В общем, такие машины со специальными камерами полиция (ну и милиция тоже) использует для того, чтобы контролировать и отслеживать ситуацию на различных массовых мероприятиях: митингах оппозиции, например, всяких там шествиях. Мотороле бусик подогнали в штабе, как-никак конфискованная техника врагов донбасской революции. Камеры слежения за человеческими массами уже не висело, видимо, нашли ей другое применение, от нее осталась лишь нелепо торчащая стойка. Зато сирена работала. Когда я с набухшей, а потому трещащей головой залез в новый моторовский транспорт, полевой командир не преминул ей воспользоваться прикола ради - посмотреть, насколько остро этот милицейский вой отразится на моем похмельном состоянии. Отразился прискорбно. Все мое существо сказало об этом, что вызвало очередную бурю смеха. Мотор был в хорошем настроении (еще бы, он ведь безалкогольный мохито выпивал) и даже спародировал мой недавний ответ по телефону, копируя унылую интонацию: "Я не знаю, где я! Заберите мне отсюда!" - "Ну ты даешь, Сэмэн".
- Куда мы, - спрашиваю, - путь держим?
- Тут есть кафе, на набережной Кальмиуса - "Ракушка", там морепродукты всякие готовят и рыбу, будем рапанов есть. Пробовал когда-нибудь?
- Нет и, если честно, пока что не очень хочется, но поехали, конечно.
В "Ракушке" нас снова усадили на почетные места - Мотороле везде был зеленый свет, официанты кружили вокруг нас с подчеркнутым пиететом. Моторола оказался гурманом. Изысканно рассуждал о достоинствах и недостатках приготовления рапанов тем или иным способом, да и вообще показал себя глубоким знатоком морской кухни.
- Я частенько у бабушки жил, - предвосхитил мой вопрос Моторола, - в Сочи. Мы там с ровесниками частенько мидии собирали и потом жарили, любовь к морской еде оттуда, из детства.
Как известно, Моторола, он же Арсен Павлов, родился в Коми, о своей гражданской биографии он не очень-то любил рассказывать, так, бросал какие-то истории между делом. За все время нашей дружбы, если собрать одни только его профессии, выйдет длинный список. Последние места работы: спасатель в МЧС (даже корочку показывал), охранник в ИКЕА, разнорабочий на автомойке-шиномонтаже в Ростове-на-Дону - туда мы даже как-то заезжали, когда были в России. Где-то на улице Вавилова она расположена, отличительная деталь: на одной из бетонных стен моечного цеха - граффити, на котором изображен мегаполис в сумерках. Это Арсен рисовал, будущий полевой командир питал слабость к творчеству. Не только к изобразительному искусству его тянуло, еще и рэпчик сочинял. Когда был в соответствующем состоянии духа, даже зачитывал что-то из своего в кругу близких друзей. Конкретных строчек я сейчас не воспроизведу, но осталось ощущение какой-то ранимой искренности. Его рифмы не стыковались с брутальным образом сурового военачальника. И это, конечно, трогало. Последнее - перед войной - место работы, по его собственным рассказам, было в каком-то смысле даже экстравагантным. Он делал гранитные памятники в конторе, связанной с ритуальными услугами. На эту тему он иной раз любил провокационно пошутить и даже на камеру Сереге Корню заявил: "До того как вступить в ополчение, я в похоронном бюро работал, памятники на могилы делал, работал по мрамору и граниту. В прошлом году заказов как-то мало было, вот я и решил на Украину поехать, чтобы исправить ситуацию". Серега Корень вывалил эту запись в "Ютьюб". От черного юмора промайданские юзеры просто визжали от негодования.
- Мне, пожалуйста, кофе латте с двадцатью граммами коньяка, - определился с напитком Моторола. Затем, когда мы впредь оказывались в кафе, все донецкие официанты уже знали, что он закажет. Лена попросила чаю. Я потребовал Б-52, нужно было как-то выходить из состояния минуса в состояние ноль.
- Какие новости, - спросил я, - в штабе?