Какие бы странные вещи ни рассказывал о себе Гурджиев и как бы он ни затуманивал свое прошлое – совершенно очевидно, что основное обучение он прошел у суфиев. Четвертый Путь строился по принципам суфийской Работы, пусть и с поправкой на уникальность подхода Гурджиева. Но суфийский Путь не подразумевает создания ашрамов, общин или монастырей, в которых люди живут и работают постоянно. Он проходит в гуще повседневной жизни, где искатель учится и терпению, и принятию, а также обнаружению Божественного Присутствия и проявлений Воли Бога. Суфийская Работа не проводится в условиях искусственно созданной изоляции ее участников, хотя иногда они, конечно, могут уединяться с целью выполнения каких-то, требующих этого, практик.
Когда Гурджиев создавал свою общину, он отчасти шел на поводу у обстоятельств, отчасти хотел посмотреть, что получится из всей этой затеи. Выяснилось, что даже интенсивная работа не может отменить фактора времени, которое требуется для развития человека и обретения им опыта и необходимого уровня бытия. Что невозможно перепрыгнуть через внутренние ограничения, которые несет в себе ум, а для того, чтобы их устранить, требуется опять же достаточно много времени. Что поддержание функционирования общины влечет за собой не только материальные затраты, но и затраты все того же времени – и что нужно самому жить в общине, отдавая ей большую часть своей энергии и вообще жизни. Если бы такая задача стояла перед Гурджиевым и если бы именно она была главной целью его миссии, то он, несомненно, добился бы ее осуществления. Вот только задача его, похоже, была совсем иной. Я бы даже сказал так: возможно, что главной целью Гурджиева было не учить их, но исследовать их реакции на обучение и на новое знание.
7
Идрис Шах говорил, что Гурджиев учился у суфиев, но так и не закончил свое обучение. Тем не менее это вовсе не означает того, что Гурджиев не поддерживал связи с определенными суфийскими кругами и что его Работа была полностью независимой и выполнялась им на свой страх и риск. В тех же "Рассказах Вельзевула" есть места, указывающие на то, что Гурджиев был знаком с такими аспектами суфийской Работы, о которых нам не сможет рассказать ни один его ученик, потому что Работа эта ведется скрытно. А знать о ней может только тот, кто принимал в ней участие, так что с Гурджиевым дела обстоят еще сложнее, чем это кажется на первый взгляд.
Например: Гурджиев мог не закончить обучение у суфиев ровно потому, что перестал в нем нуждаться, или потому, что дальнейшее продвижение в рамках той версии суфизма, которую ему давали, стало невозможным. Не будем забывать о том, что разные ордена в суфизме имеют разную, что называется, "специализацию", а уникальное бытие Гурджиева только до определенной степени могло вписаться в требования, предъявляемые к ученикам суфиев. Он был слишком силен, да еще к тому же имел передачу увайси – то есть получил знание мистическим путем от кого-то из умерших прежде суфиев. Именно поэтому Гурджиев мог не закончить стандартных этапов суфийского обучения – поскольку в чем-то уже превосходил своих возможных учителей. Книжка Лефорта "Учителя Гурджиева" является очевидной подделкой, так что об истинных его учителях нам ничего не известно. В то же время Гурджиев вполне мог взять на себя миссию – принести на Запад новое знание и посмотреть, что из этого получится. В одном из своих текстов он упоминает, что направил более десятка человек в некие центры, где те смогут получить необходимое обучение. Сам же он, так получается, работал с теми, кто к подобному обучению в принципе не годился.
Гурджиев начал свою Работу в России ровно потому, что здесь у него – человека, возникшего из ниоткуда, – были родственные связи, и это облегчало его задачу. Полагаю, что позже он все равно перебрался бы на Запад, но судьба – в виде войны и революции – ускорила темп, и уезжать на Запад пришлось раньше, чем он планировал. Гурджиев уже прибыл в Россию, имея план привлечения внимания публики к своей персоне через постановку балета "Битва магов". Но ставить его пришлось уже во Франции.
В интернете гуляет многозначительная версия, согласно которой начало Второй мировой войны было спровоцировано Гурджиевым через постановку балета "Битва магов". Дескать, он, используя знание древних символов и сакральных движений, превратил постановку в магическое действо, которое и пробудило темные силы, столкнув их со светлыми. Тогда и началась Вторая мировая. Гурджиев предстает перед нами сильным магом, влиявшим на судьбы мира. Комментировать тут особенно нечего – это полная чушь, написанная человеком, не знающим ничего ни о Гурджиеве, ни о магии, ни о сакральных движениях. Подобной чуши написано немало, и версии встречаются самые фантастические – но все, как одна, подчеркивающие исключительность Гурджиева и наличие у него неведомых нам сил. Георгий Иванович, я думаю, рад. У него всегда было прекрасное чувство юмора.
8
Сила бытия Гурджиева была одновременно и благословлением, и проклятием для него. Он знал об этом и, более того, был вынужден строить свою работу с людьми, учитывая свои особенности. Сила Гурджиева была такова, что он мог порабощать людей, а они в ответ его бы обожествляли. Что бы там ни говорили про Гурджиева разные злопыхатели, именно этой ситуации он избегал всю свою жизнь. Именно поэтому, возможно, он не получил разрешения на обучение людей – в стандартной его форме – и именно поэтому он вынужден был вести себя отталкивающе и грубо. И даже это не спасло Гурджиева от статуса сверхчеловека, который ему присваивается в большинстве воспоминаний. Если учесть все вышесказанное, то можно догадаться, почему время от времени Гурджиев избавлялся от преданных ему учеников. Во-первых, он имел ограниченный мандат на обучение, которое не должно было выходить за рамки его миссии. И тогда с какого-то момента он не мог ничего больше дать своим ученикам, не нарушив своего обещания. А к обещаниям Георгий Иванович относился очень серьезно. Во-вторых, когда преданность Работе начинала превращаться в раболепие по отношению к Учителю, человек должен был уйти от Гурджиева – пусть даже с обидой и непониманием – но уйти, ради своей же пользы. Кто-то, подобно Успенскому, уходил сам, но тогда причины ухода были иными. Гурджиев отталкивал людей по причине либо их состояния, либо по причине того, что обучение под его руководством не могло быть продолжено. Потому что никакой школы он создавать не собирался и, более того, не должен был этого делать. И здесь мы сталкиваемся с вопросом, насколько тогда полезна данная им Система и для чего вообще он ее давал.
Ошо описывал положение мистика по отношению к обычному человеку следующим образом: мистик сидит на дереве, а человек – под деревом. И благодаря своей более высокой позиции мистик видит повозку, которая появляется на дороге, на несколько минут раньше человека, сидящего под деревом. То, что для человека является будущим, для мистика – уже настоящее. Допустим, что суфийские мистики знали об угрозе окончательной деградации суфизма и искали способы изменить эту ситуацию. В ортодоксальной среде сделать это было практически невозможно, потому что именно из-за ее ортодоксальности он и стал вырождаться. Мистики не боятся нестандартных решений, а потому вполне возможно, что Гурджиев был направлен на Запад, чтобы проверить готовность людей к восприятию нового знания и новых практик. Суфии искали новые земли и новых людей, о чем прямо говорил Идрис Шах, первыми последователями которого стали приверженцы гурджиевского учения.
И вот как тогда выглядит вся картина: Гурджиев принес не Истину, но набор идей, в которых она сознательно была смешана с ложью. И сделано это было для того, чтобы проверить средний уровень бытия людей, которым, возможно, позже были бы даны уже более истинные утверждения. Только так можно объяснить очевидную нелепость некоторых гурджиевских теорий, потому что, как ни крути, дураком он не был. Была провокация, была проверка слушателей и читателей на уровень их понимания, и те, кто мог отделить зерна от плевел, могли рассчитывать на настоящее обучение. И мы не можем знать точно, сколько людей прошли эту проверку, но знаем, что до сих пор множество последователей учения Гурджиева – Успенского (уже смешно) пытаются разгадать загадки, которые подкинул им один из величайших мистиков прошлого столетия.
Время мистиков отличается от времени обывателей. Мистики живут вечностью и действуют, исходя не из сиюминутных задач – хотя и так бывает, – но из масштаба десятилетий и столетий. Как известно, Божьи мельницы мелют медленно, и мистики принимают непосредственное участие в том, чтобы жернова продолжали вращаться. Людям трудно поверить, что бывает Работа, эффект которой может проявиться спустя десятки лет, но для суфиев, следующих Воле Бога, это вполне обычная практика. Поэтому современники могут не знать об истинной цели Работы того или иного суфия, как могут не знать, что они вообще являются суфиями. Так было раньше, и так есть сейчас.
Если рассматривать деятельность Гурджиева как исследователя, то вся суть его провокаций становится куда понятнее. Выяснить форму обусловленности и основные идеи, которыми обусловлены западные люди, их восприимчивость к новым идеям, их готовность к выполнению Работы и к служению – тут существует большое поле для работы. Можно сказать, что положить жизнь на исследование такого рода является большой и неосмотрительной глупостью, но если у вас возникла подобная мысль, значит, сейчас говорит ваше эго. Оно ищет больших смыслов и великих свершений. Суть суфийской Работы заключается в служении Богу, и здесь нет важных или не важных вещей. Просто должно быть сделано то, что требуется здесь и сейчас, без всякой надежды на то, что ты станешь наслаждаться плодами своих трудов.
Ни один мистик не бывает одномерным. Поэтому понятно, что Работа, которую выполнял Гурджиев, тоже имела в себе много равных по значимости аспектов. Его "Рассказы Вельзевула" – весьма неоднозначная книга, ставшая для последователей неким аналогом Библии у христиан. В ней действительно имеется много уровней смыслов, но главный ее посыл – отчет о состоянии умов людей, с которыми Гурджиев имел дело. И отчет этот предназначен не для нас с вами – он адресован тем, кто инициировал Гурджиева к выполнению исследовательской миссии. Нам тоже, конечно, есть чем поживиться в этой книге, но, чтобы ее понять, уже нужно обладать тем уровнем знания, который нельзя получить, не став мистиком. Примерно то же самое можно сказать и о другой его книге – "Встречи с замечательными людьми". Автобиографической она является только отчасти, и главная ее цель – не столько дать ключи тем, кто ищет Путь, сколько проверить читателя на уровень бытия – то есть на то, способен ли он отличить правду от вымысла, а истину – от лжи.
Сила бытия Гурджиева одних приводила в состояние священного трепета, других – в состояние неприятия и страха. Следуя своей установке не становиться новым богом для людей, Гурджиев вел себя с ними порой чрезмерно резко, хотя не нам судить об этом. Его святость, проявлявшаяся время от времени, уравновешивалась грубостью и дурными привычками, обойти вниманием которые не получается ни у одного автора воспоминаний. И, как это ни странно, именно неоднозначность поведения и проявлений Гурджиева является тем, что продолжает привлекать внимание к его фигуре до сих пор. Он сам сделал из себя загадку, полную противоречий, и это оказалось наилучшим маркетинговым ходом, ведь "Четвертый Путь" продолжает пользоваться спросом и привлекает людей, ищущих силы. То, что, следуя этому Пути, никуда прийти нельзя, сейчас мало что значит, потому что никто не понимает, что сам этот Путь был изобретением, сделанным для достижения конкретной цели, не имевшей отношения к тому, к чему стремятся настоящие искатели. Четвертый Путь – оригинальная выдумка Гурджиева, но он ведет ровно туда, куда могут привести практики осознания, и не более того, а весь антураж из идей, которыми он приправлен, по большей части бесполезен. Это доказано временем, но люди снова и снова, с упорством, достойным лучшего применения, пытаются приблизиться к состоянию бытия Гурджиева посредством Пути, которого на самом деле не существует. И это полностью характеризует состояние их собственного бытия. Истину почти всегда смешивают с ложью, но Гурджиев сделал из этой смеси целое учение. И это тоже показывает нам уровень его бытия – ведь играть всерьез в то, что изначально не несет в себе того смысла, который декларируется, – еще нужно суметь. Гурджиев уникален, как уникален любой мистик. Его уровень самопожертвования может оценить только тот, кто проделывал подобную Работу, а таких наберется не много. Работа Гурджиева подготовила приход Идриса Шаха, а тот создал ситуацию, в которой стало возможным распространение суфизма на Западе. И пусть пока это еще не привело к его обновлению, но начало положено, и жернова на мельницах Бога продолжают вращаться. Муку, которая из всего этого получится, мы, возможно, увидим еще при нашей жизни и тогда, наверное, поймем куда больше того, что можем понять сейчас.
Линия передачи
1
Развитие человеческого общества напрямую зависит от возможности сохранять и передавать знание, накопленное предыдущими поколениями. Без накопления знания нет прогресса, а без передачи его другим нет развития идей и их практического воплощения. В том, что касается внешнего знания, все достаточно просто. Существуют описания разного рода законов, формулы и определения, которые сейчас преподают в школах и вузах. Это знание относится к миру и потому его можно усваивать только на уровне ума, читая и запоминая. Ну и учась решать задачки, конечно. С мистическим знанием дело обстоит несколько иначе. А можно сказать – с точностью до наоборот.
Передача мистического знания на уровне ума ограничена тем, что адекватно выразить словами мистический опыт бывает довольно сложно, а адекватно воспринять даже это "приземленное" выражение – почти невозможно. Существует сходство между передачей сведений о внешнем мире и о скрытой стороне Бытия, и оно заключается в том, что в обоих случаях человек получает набор представлений о том, чего не знает. Но в первом случае это сведения, имеющие отношение к реальности, которая легко поверяется опытом, во втором – это уже опыт мистика, вполне уникальный и описывающий законы и проявления иной реальности. Причем язык выражения мистического опыта чаще всего столь непрост, что понять его порой сложнее, чем теорию относительности Эйнштейна. К тому же многие мистики выводят собственные "формулы", по которым люди должны идти к Богу и обретению опыта, а они порой содержат радикально разные рекомендации.
Передача мистического опыта, из которого, собственно, и возникает мистическое знание, в принципе является трудным делом. Тем более что и сам опыт может иметь разные, что называется, причины. Есть некие "теоретические" откровения свыше, наподобие, например, мекканских откровений Ибн Араби. А есть практический опыт достижения высших состояний бытия, в котором можно отметить этапы и описать целый Путь к ним, вместе с ключами, позволяющими человеку преодолеть механистичность своих реакций и пробудиться к восприятию мистической стороны Реальности. Кроме того, существует опыт пребывания в этих высших состояниях – на иных уровнях возможного для человека бытия – и для его передачи нужны свои методы и свой язык. Таким образом, от того, каким образом получен опыт, будет напрямую зависеть способ и возможности его передачи. Откровения могут быть переданы только через изложение того, что вообще можно сформулировать словами, и хотя в них встречаются какие-то конкретные рекомендации по тому, например, как следует молиться и вообще жить, – так бывает редко. Чаще всего они содержат в себе некие общие описания Реальности и разных уровней Творения, в частности уровня существования Бога. Или, как Его называют в более современных писаниях, уровня Абсолюта, а может быть – даже Источника всего. Язык откровений обычно сложен, содержание туманно, и они в основном дают богатую пищу для интерпретаторов, которые переводят возвышенные неоднозначные смыслы в нечто более понятное и приземленное. Другой формы для передачи откровений нет – только их изложение, приправленное соусом из описания своих переживаний, вызванных ими, вот и все. При этом нет никаких сомнений в том, что устная или письменная передача откровений производит весьма вдохновляющее действие на искателей, принося им определенную пользу.
Практический опыт, связанный с достижением высших состояний бытия, передается по принципу "делай как я". Здесь, как правило, наличие живого учителя необходимо, причем в наше время прямое обучение чаще всего заменяется организацией семинаров и того, что называют сатсангами. При передаче подобного опыта живой контакт между учителем и искателем просто необходим, хотя, теоретически, можно пытаться получить некое практическое знание из книг, в которых он описывается, но обычно это менее эффективно. При живом обучении всегда существует практическая часть, направленная на то, чтобы помочь искателю повторить путь учителя и в результате обрести то же самое состояние бытия. Однако далеко не всегда сам Мастер или учитель может точно описать причины своего достижения. Когда причины и следствия духовной трансформации не совсем ясны или же экстраординарны, то принцип "делай как я" перестает давать желаемый эффект. Порфирий Иванов учил обливанию холодной водой, потому что истинная причина изменения его бытия была неизвестна ему самому. С Ошо и многими другими случилась подобная история.
Разрыв между прежним и новым состоянием, возникающим после трансформации – после схождения импульса Милости Бога, – бывает порой настолько большим, что внятная передача опыта достижения становится почти невозможной, потому что он перестает интересовать достигшего. Обретение высшей Истины выглядит необусловленным прежними усилиями, и они кажутся чем-то бессмысленным и бесполезным. Тогда остается только описывать состояние, в котором находишься сейчас, чтобы хоть как-то помочь тем, кто ищет у тебя ответов на свои вопросы. Чаще всего в подобной ситуации находятся разного рода гуру-одиночки вроде Джидду Кришнамурти, и то, что они рассказывают, может вдохновлять к поиску, но мало помогает в практическом плане. Их знание на какое-то время становится неким маяком, на который ориентируются искатели, но трудности словесной передачи и превращение слов в неверные представления в умах людей сводят на нет всю возможную пользу от него. Ну, или почти всю.