3
Много было Учителей и Мастеров до Гурджиева, но никто так не формулировал главную проблему человечества, как это сделал он. Говорили о том, что человечество пребывает в иллюзиях, во сне, но никто не сказал, что люди – это машины, которые ничего не могут делать, и что все с ними просто случается. То есть именно уровень бытия был сделан тем, к чему следует стремиться, и главным признаком духовного пробуждения, трансформации и вообще развития. Поэтому в практике учеников Гурджиева всегда было много делания – то есть самых разных действий, требовавших терпения, стойкости, высокой степени концентрации и в идеале – осознанности. Я бы сказал, что требования к ученикам порой тоже были сверхчеловеческими – попытка использовать и развивать одновременно три тела – физическое, эфирное и тело ума – была не то чтобы сразу обречена на провал, но требовала от людей огромных усилий. При этом сложные упражнения всегда должны были сопровождаться самовспоминанием, и для его углубления, собственно, они и делались такими сложными. Зная на собственном опыте, что во время разучивания новых движений или обретения новых навыков человек поневоле вынужден быть внимательным и осознанным, Гурджиев создавал практики, в которых использовался этот принцип. Так он начал давать ученикам священные танцы, которые как раз таки совмещали в себе все необходимые требования к упражнению – разучивание движений, сложная хореография и взаимодействие между участниками, требовавшее внимания и собранности. Осознанное делание и здесь оставалось центральным элементом практики. Если учесть, что в хореографии каждого танца закладывалось описание какого-то священного закона Бытия и участие в нем подразумевало углубление понимания самого закона, то становится совершенно очевидным, насколько многогранной была эта практика. Сейчас эти упражнения преподаются под названием гурджиевских движений, и я слышал, что теперь искатели сначала их разучивают, а потом приступают к выполнению. Если это так, то утрачивается одна из главных составляющих целей выполнения движения – учиться ему в процессе практики, обретая навыки в максимальной осознанности, с максимальным вниманием и вообще с наибольшей нагрузкой.
Гурджиев сам называл себя учителем танцев, и так о нем многие пишут сейчас. Но на деле он учил бытию, о чем в той или иной форме пишет большинство его учеников. Например, упоминается, что женщины в обучении и общении с Гурджиевым становились более женственными, а мужчины – более мужественными. То есть черты их природного, сущностного бытия проявлялись и развивались сильнее, чем прежде. Общение с Гурджиевым было особым испытанием, которое многим давалось труднее, чем выполнение упражнений. Слишком много в нем было черт и привычек, которые шокировали людей и вызывали протест их обусловленного ума.
4
Каждому новому Мастеру или учителю, начинающему работать в условиях, где нет соответствующей духовной традиции, приходится доказывать свою компетентность и право на то, чтобы учить людей. И тут приходится либо давать нечто совсем новое, чтобы начать работу с нуля, либо использовать терминологию и понятия из давно существующей традиции, которая хорошо известна и позволяет людям идентифицировать то, с чем к ним пожаловал новый гуру. Великие мистики чаще всего действуют по принципу обновления, привнесения в мир Истины, выраженной по-новому и изложенной на современном языке и современном уровне знания. Учителя среднего уровня, а также все виды лжеучителей, всегда предпочитают второй путь, поскольку первый для них закрыт в принципе, ведь уровня переживания Истины они и сами еще не достигли. Тогда их учение состоит из пересказа положений классического суфизма или веданты, который приправляется собственными комментариями, нередко приносящими больше вреда, чем пользы.
Гурджиев принес людям так называемый четвертый Путь и новую классификацию Путей вообще. Он выделил три "классических" Пути – факира, монаха и йогина. Факиры достигают реализации через работу с физическим телом, через полное подчинение его своей воле. Монахи реализуются через эмоциональное тело, путем любви и молитв. И йогины, наконец, преимущественно работают с телом ума. Четвертый Путь подразумевал одновременную работу на всех этих уровнях, что и отражалось в предлагаемых на нем практиках. Понятно, что деление Путей, которое дал Гурджиев, являлось серьезным их упрощением, но для цели презентации нового Пути оно вполне подходило. При этом сутью нового Пути была старая как мир осознанность, которая, впрочем, является сутью любого духовного Пути вообще. Но задача ставилась куда более трудная – не просто разделять внимание, оставляя часть его для внешних действий, а другую направляя на осознание своих внутренних реакций, – но и внутри внимание нужно было делить на части, осознавая одновременно тело, эмоции и ум. Такое вполне осуществимо при уже достигнутом высоком уровне осознанности, начинать же с попытки осознавать все сразу невероятно трудно, если вообще возможно. Кроме того, Гурджиев внес понятие центров, работающих в человеке, которые не совпадали с привычными и давно известными энергетическими центрами – чакрами у индуистов или латаифами у суфиев. Гурджиев разделил центры согласно их функциям, и действие каждого центра тоже нужно было отслеживать и осознавать. Это было дополнительное усложнение задачи по взращиванию осознанности, которая оказалась никому не по зубам, потому что само по себе это обособление и выделение центров являлось надуманным. Попытка создать новую энергетическую анатомию человека потерпела крах, поскольку в ее основе лежала теория, придуманная изощренным умом Гурджиева – который в этом смысле тоже имел весьма высокий уровень бытия. Теорий и утверждений, имевших неодинаковую степень истинности, Гурджиев выдал немало.
Одной из таких идей была новая для всех идея того, что человек не рождается с бессмертной душой, как это, например, описывается в христианстве. Гурджиев говорил, что бессмертие надо заслужить, и этим своим утверждением весьма шокировал почтенную публику. Шокировать он умел и любил. Бессмертие возможно, но только для того, кто взрастил в себе полноценную душу, ведь у обычных людей она находится в зачаточном состоянии и никакого бессмертия не обеспечивает, утверждал Гурджиев. И только через упорную работу над собой душа может быть развита, и лишь тогда человеком обретается бессмертие, правда, только в пределах Солнечной системы. Уже из этого дополнения можно понять, насколько сложным было учение, представленное Гурджиевым широкой публике. Идея достижения бессмертия всегда была сильным мотивирующим фактором для ума человека, и Гурджиев тоже решил ею воспользоваться, правда, преподав ее в совершенно новом свете. Так было почти со всем, о чем он говорил или писал, – взять хорошо известную идею, но добавить к ней что-нибудь такое, от чего у слушателей и читателей отвисала челюсть и возникало стойкое ощущение, что наконец-то они столкнулись с истинным знанием. Чего стоит, например, его утверждение, что наше Солнце не светит и не греет, а тепло, которое, как нам кажется, мы от него получаем, есть некий эффект, возникающий в атмосфере самой Земли за счет особого процесса, сложному и утомительному описанию которого посвящено несколько страниц в "Рассказах Вельзевула" – главной книги, вышедшей из-под пера Гурджиева.
Другой – и весьма впечатляющей – теорией, которую Гурджиев принес людям, был Луч Творения. Согласно этой теории, Луч Творения исходит от Абсолюта, создавая разные миры, каждый из которых обременен своим количеством законов. Причем чем дальше тот или иной мир находится от Абсолюта, тем больше в нем механических законов, действия которых избежать невозможно. Согласно Гурджиеву, схема Луча Творения выглядит следующим образом: Абсолют – все миры – все солнца – наше Солнце – все планеты – Земля – Луна – и снова Абсолютное, которое в начале Луча Творения есть Все, а в конце – Абсолютное ничто. Каждый уровень, представленный в этой схеме, означает другой уровень Бытия, и все они взаимосвязаны. Здесь же Гурджиев наделяет солнца и планеты разумом и силой и начинает рассуждать как астролог, заявляя, что все серьезные события, происходящие с человечеством, инициируются влиянием планет. Но и тут он дает нечто свое – поскольку Луна сейчас представляет собой новый росток Луча Творения, то человечество создано именно для того, чтобы кормить ее своими энергиями. То есть обеспечивать дальнейшее развитие Луча. Еще одна шокирующая идея, с которой ничего нельзя сделать до тех пор, пока не получишь собственного видения Истины.
Нельзя сказать, что все идеи Гурджиева являются ложными, но они даны в такой форме, которая всегда несет в себе искажение. Например, имеется возможность существования после смерти физического тела благодаря телу ментальному, которое на самом деле не дано человеку в готовом виде от рождения, и потому его нужно развить через усилия особого рода. И понятно, что человечество существует не в вакууме и подвержено воздействиям с более высоких уровней Реальности, и с ними же происходит взаимообмен энергиями. (Я довольно много писал об этом в своих книгах.) Но постоянные упрощения, к которым прибегает Гурджиев, – при внешне нарочито сложной форме изложения – порой лишают его теории и идеи всякой практической пользы. Разбирать их можно долго, и этим до сих пор заняты его многочисленные последователи. При желании в них даже можно отделить зерна от плевел, но тогда, опять же, нужно знать Истину, а тот, кто ее знает, вряд ли станет тратить на это свое время.
5
Не знаю, как обстоят дела в мире, но в России Гурджиева очень любят. Разумеется, что я говорю в данном случае о среде духовных искателей. Понятно, что кого-то привлекает сила его личности, а кого-то – оригинальность идей, но не в последнюю очередь интерес и приязненное отношение к Гурджиеву вызывает тот факт, что он курил и употреблял немало алкоголя. На фоне требований индуистов о тотальном воздержании от всего Гурджиев выглядит человеком, которому "все дозволено", но при этом демонстрирует высочайший уровень личного бытия, осознанности и прочего, что положено иметь в себе тем, кто пришел к самореализации.
Далеко не каждому по душе путь к Богу, на котором запрещается есть мясо, заниматься сексом и употреблять алкоголь. Гурджиев не только не запрещал ученикам пить водку, но сам устраивал ужины, на которых алкоголь был важной частью ритуального действия. Говорят, что он мог много выпить, практически не пьянея, и это тоже стало частью легенды, описывающей Гурджиева как сверхчеловека. Поэтому многие искатели, вдохновленные образом поведения Гурджиева, позволяют себе много пить в надежде, что их духовный путь нисколько от этого не пострадает. Как ученики Ошо выбрали "делай, что хочешь" из послания, звучавшего: "Будь осознанным и делай, что хочешь", так и последователи Гурджиева берут из него то, что им нравится. А поскольку в России могут и умеют пить, то и искателям нашим хочется приблизиться к образу сверхчеловека через алкоголь. То есть внести измерение духовной работы в свое пьянство. Не буду говорить, что это невозможно, но скажу, что не нужно пытаться подражать состоянию человека, который прошел через самые разные практики, через дисциплину и самоограничение, достигнув уровня, на котором уже мог позволить себе жить так, как требовало его естество. Или так, как требовала его Работа и миссия. Подражая внешнему поведению мистика, вы никогда им не станете, но подражание такого рода мы видим сплошь и рядом. На деле оно никуда не ведет, но питает эго, а в случае с подражанием Гурджиеву еще и позволяет "тренировать сознание", злоупотребляя алкоголем.
Когда Ошо жил в Пуне, кондиционер в его комнате был настроен на поддержание температуры не выше двенадцати градусов по Цельсию. В парижской квартире Гурджиева всегда было жарко натоплено. Оба они выросли в теплых странах, но Ошо продолжал жить в Индии, а Гурджиев перебрался в более холодные края, где его природе, возможно, не хватало тепла. И алкоголь был средством добавлять его тоже. Хотя это всего лишь одно из возможных объяснений его пристрастия к арманьяку, и можно дать еще несколько, но я не вижу смысла углубляться в данный вопрос. Все равно каждый видит то, что может или хочет увидеть. Часто бывает так, что тот, кто стремится к осознанности и держит себя в некотором усилии и борьбе с собственной бессознательностью, может увидеть в поведении осознанного человека, в его расслабленности, какие-то признаки неосознанности. Когда мы видим только внешнее, ошибиться в оценке совсем не трудно. Но эго стоит на сравнении себя с другими и осуждении других, так что мистиков меряют общим мерилом, находя в них то, что хочется найти.
6
Отношения с учениками и вообще поведение Гурджиева является одной из главных загадок, над которой бьются те, кто пытается его понять. Про ситуации трения, которые он создавал для своих учеников, написано много, и вроде бы тут все более-менее понятно. Он бывал с ними груб, мог довольно жестко их высмеивать, мог создавать трудные условия в их работе и вообще давать невыполнимые, на первый взгляд, задания. Он умел создавать трудности для тех, кто находился с ним рядом, и их терпение и принятие происходящего нередко подвергались серьезной проверке на прочность. В качестве создания ситуации, в которой ученик смог бы работать над уровнем своего бытия, над отстраненным осознаванием своих реакций, такие методы можно было понять и как-то с ними смириться или даже к ним привыкнуть.
Во всех воспоминаниях их авторы отмечают, что в результате общения с Гурджиевым или обучения у него их уровень бытия безусловно вырос. То есть Мастером Гурджиев был вполне компетентным. Демонстрации танцев, которые он устраивал для публики, производили на нее весьма сильное впечатление, и не в последнюю очередь именно потому, какую степень владения собой показывали его ученики. Однако цель, которую он преследовал в работе с ними, так и осталась неясной, потому что многих способных и преданных учеников он попросту выгонял или отстранял от себя.
Сам Гурджиев писал, что его целью в работе с людьми является продолжение исследований психологии и природы людей. В таком случае все его "институты гармонического развития человека" должны были преследовать именно эту цель – то есть Гурджиев ставил эксперименты, проверял на учениках воздействие тех или иных практик и искал доказательства некоторым своим теориям. Я думаю, что так оно и было, но только отчасти. Понятно, что можно было городить огород из ошарашивающих общество идей тоже только ради того, чтобы увидеть его реакцию. Но реакция эта, увы, во все времена одна и та же, и исследовать тут решительно нечего. Нечего особенно было исследовать и в психологии человека, ибо Гурджиев разбирался в ней прекрасно уже тогда, когда только-только приступил к учительствованию. Что касается экспериментов, то на них приходится идти каждому Мастеру, чтобы найти оптимальный метод работы с людьми в данное время, в данном месте. Какие-то вещи всегда приходится открывать заново, потому что состояние умов людей и их общего бытия диктует выбор методов обучения, а также взаимодействия с ними. Причем все эти открытия делаются исключительно для самих учеников, чтобы помочь им на пути к собственной духовной реализации.
Но обучение людей явно не было главной целью Гурджиева, потому что велось оно до некоторой степени странно. То есть формально все делалось вроде бы правильно: было учение – "Четвертый Путь", была цель – пробудиться, выйти из состояния машины и стать способным "делать", и были методы – самовспоминание и упражнения, призванные развить учеников. Но нельзя сказать, что Гурджиев последовательно занимался созданием некой духовной школы или чем-нибудь подобным. Скорее он всячески избегал реального ее создания.
Примером этого может служить община, которую Гурджиев основал в поместье Приоре под Парижем, после эмиграции из России. Действие было до некоторой степени вынужденным, потому что вместе с Гурджиевым во Францию прибыли русские ученики, которым на тот момент банально было негде и не на что жить. Возможно, Гурджиев хотел посмотреть, что получится в условиях компактного проживания и постоянной работы, которую, конечно, нужно было организовать. В какой-то момент это была настоящая "школа": собранные в одном месте несколько десятков людей, работающих над собой в крайне интенсивном режиме. Характерно, что сам Гурджиев жил в Париже, приезжая в Приоре на несколько дней в неделю. Ученики занимались тяжелой физической работой по благоустройству поместья, а вечерами делали упражнения. Они должны были работать на пределе своих сил, чтобы добиться ускоренного развития своего бытия. Сверхусилие было тем, к чему стремились многие, потому что его требовал от них Гурджиев.
По Гурджиеву, сверхусилие заключалось в том, чтобы продолжать делать что-то даже тогда, когда у тебя вроде бы кончились все силы. В процессе этого преодоления себя у человека должны заработать дополнительные источники энергии, которые в обычном состоянии являются неактивными и никак не используются. Приходит, что называется, "второе дыхание", и человек может продолжать работу так, как если бы не исчерпал себя раньше, как если бы он только приступил к ее выполнению. Такая практика помогала выработать волю, научиться преодолевать жалость к себе и обнаружить скрытые внутри человека силы. Многие ученики, сумевшие совершить требуемое сверхусилие, обнаруживали их, кроме того, на его фоне с ними происходили трансцендентные переживания. Подобное, в частности, описывал Джон Беннетт. Надо сказать, что практика сверхусилия существует во многих мистических традициях. Она может быть связана с молитвой, когда монах, например, молится всю ночь, совершая при этом тысячу поклонов – то есть вставая на колени, касаясь лбом пола и снова вставая во весь рост. Мистиками давно замечено, что когда физическое тело утомлено, человек становится более открытым для импульса свыше, и потому практики, требующие от человека сверхусилия, были разработаны практически везде. Ну а Гурджиев сделал сверхусилие обычным делом для своих учеников, и для кого-то это сработало.
"Школа" в Приоре просуществовала два года, а потом Гурджиев попал в автомобильную аварию. Состояние его было тяжелым, и на восстановление ушло почти полгода. Сразу по выздоровлении он объявил о прекращении работы в Приоре и предложил ученикам убираться восвояси. Кто-то уехал сразу же, кто-то чуть позже, и около трети учеников проигнорировали указание покинуть Приоре. Чуть позже Гурджиев снова начал заниматься с ними, но ни о какой "школе" или даже Институте (как он любил называть свой проект) речи уже не шло. Потом и Приоре был продан за долги, и история организованной и сплоченной Работы на этом для Гурджиева завершилась. Мог ли он найти деньги для спасения поместья и продолжения Работы в такой форме? Если бы захотел, то, конечно, нашел бы. Мог ли он продолжить подобную деятельность в другом месте? Да, мог бы, но опять же не хотел этого. И вполне можно понять, почему так произошло.