Край Света, край чуда… Светка и одна уже ходила туда. И если б не 12, а 120 километров нужно было пройти, она пошла бы не задумавшись. Она могла часами просиживать на склоне сопки, с которой открывалась Долина Лошадей (название долине она дала сама), просто сидеть в траве, перебирать в пальцах стебли, твёрдые бутончики полевых цветов, листья, смотреть на пасущееся вдали стадо. Оно уже перестало бояться её, подпускало каждый раз всё ближе и ближе. Может быть, её одну на всём острове! Светка не раз видела совсем рядом, как белоногий жеребёнок сосал пасущуюся мать. Глаза у обоих в эти минуты были ну точь-в-точь как у Мадонны с младенцем. Стадо доверяло ей всё больше и совсем, видно, не стеснялось её. И однажды Светка стала свидетельницей их любовных игр… Это было красиво, величественно, чуть-чуть страшно даже и вовсе не стыдно. Но ни за что в жизни никому никогда она не расскажет о том, что видела. Это – сокровенное.
Здесь, на Краю Света, она пробовала писать стихи, рисовать, сочинять музыку. И всё, всё получалось! Да и не могло не получиться – ведь бриз, залетавший с океана, шептал ей слова, облачные тени, плывя по долине, оживляли пейзажи, а в солнечных лучах-струнах непрерывно басили, запутавшись, словно в паутине, шмели, играли цикады. Струны…
Вторая сайровая путина вновь собрала в пучок все струны и крепко привязала к земле. Светка жила теперь с девчатами, которых хорошо знала, с которыми сроднила её островная зимовка. Клементьеву считали уже опытной укладчицей: она делала две, а при крупной рыбе и три нормы за смену. Девчонки из новеньких не справлялись и с одной, особенно ночью. Вот стоят на конвейере, руки – пучочком в банке, спят. Светке и смешно, и жалко их. Потеребишь – проснутся. А минут через пятнадцать – глядь – у них снова глаза закрыты.
В конце путины в одну из подруг влюбился молодой штурман с сейнера и пригласил их как-то сходить на лов сайры. И вот, урча мотором, сейнерок покидает на закате бухту. Огромное, как на древних гравюрах, солнце торжественно, медленно погружается в палевое море. Но едва море хорошо ухватилось за солнце, как оно быстро-быстро стало тонуть, и в считанные минуты на его месте остался лишь оранжево-алый пар, а ещё минут через десять поползли откуда ни возьмись, как лазутчики, туманы, тучи, сумрак по горизонту. На востоке море превратилось в мягкого молочно-голубого цвета ткань, нежнейшую, гладкую, тончайшую. Даже акварель была бы грубой для передачи этой закатной нежности моря.
Вода чуть слышно шелестит вдоль борта, сейнерок торопится, бежит в район лова. Ночь нахлобучивает на море чёрный, усыпанный холодными бенгальскими искрами колпак. Но море дышит теплом, рыбным, водорослевым запахом. И так хорошо стоять одной на затемнённой корме, смотреть, как в тугую косу, растущую от винта, вплетаются звёздные нити, и всей грудью вбирать воздух океана и неба.
Прожектор с верхнего мостика медленно шарит по воде, и видно порой, как в ярко-голубых полосах серебряными искрами прыгает резвая сайра. Двигатель замолкает, включаются яркие люстры, висящие по бортам над водой, и судно какое-то время бесшумно скользит по инерции, являя собой то ли огненноглазое-огненнорукое чудище морское, то ли невиданный солнечный цветок. И этих ярких цветов сейчас – полное море, оглянись вокруг, в иных местах они образуют целые созвездия, а за горизонтом светятся бледно-лимонным заревом.
Как ни описывай лов "ночной жемчужины" (так назвали сайру поэты), вряд ли удастся донести впечатление всей феерии лова до тех, кому не посчастливилось увидеть это собственными глазами. Светка не раз слышала восторженные рассказы девчат, побывавших на лове, но в их рассказах было больше ахов, охов и загадочных вздохов, чем слов. А один из рыбаков, ещё в прошлую путину приходивший к ним в барак, пытался однажды рассказывать так: "Это… ну, как вам объяснить?.. Короче, это… красота! Вот приходите на лов к нам, вот там – да!.."
Светка нашла самое удобное место, где никому не мешала, – на верхнем мостике, а видно было всё прекрасно. Вот сейнер остановился и потихоньку выключил люстры правого борта. Под люстрами левого борта ярко плещется ртуть, серебряными иголками выскакивает изредка сайра. Вглядевшись, Светка увидела, что в зелёно-голубой глубине, которую под слепящей ртутной поверхностью не сразу и различишь, ходит рыба – стрелами мелькают узкие зеленоватые спинки, проблёскивая на виражах серебряными лезвиями боков. На сдачу, на комбинат, сайру привозят уже в ящиках со льдом, поэтому, отработав на острове даже десять путин, можно так и не увидеть этой живой, стремительной, весёлой рыбки в её родной стихии.
Светка не отрывала глаз от тайной жизни моря, вдруг ставшей зримой и такой увлекающей. Сайра похожа на узкий стилет, который кавказские красавицы из легенд прячут на груди, чтобы мстить коварным обольстителям. Вот и представьте, как тысячи легендарных стилетов оживают и мечут молнии в ярком свете люстр. Проходит час, другой. Их становится всё больше. А в это время рыбаки опускают в воду с правого борта ловушку – прямоугольную сеть, одна сторона которой остаётся на борту, а вторая, прикреплённая к "сигаре", толстой бамбуковой связке, отодвигается параллельно и подальше от борта с помощью длинной-предлинной палки-выстрела. Теперь огни люстр начинают как бы перебегать с левого борта на правый: на носу одна загорится, на корме слева одна погаснет. И так, медленно смещаясь вправо, коварная цепочка гипнотизирующих огней переманивает сайру на другой борт. На это уходит не больше получаса. С левого борта уже абсолютно темно, а у правого, в слепящих огнях, кишмя кишит рыба. Вдруг разом гаснет на судне весь свет. Что это – авария? Эх!.. Но едва Светка успевает округлить глаза, как вспыхивает на месте погасших люстр красное пламя. В это мгновение, будто ударил кто в литавры, вскипает алое море. Высочайший накал праздника жизни. Или пляска смерти, безумия? Окровавленные стилеты всех легенд тысячелетий мечутся в алом пламени, стремясь ввысь, выше других, выше, к красному сердцу огня…
Всего несколько мгновений длится этот немыслимый праздник, кипение огненно-алого моря. В считанные эти секунды рыбаки успели поднять ловушку на поверхность. И вот уже над палубой вспыхивает гирлянда белых ламп, красный огонь погас. Всё! Свершилось. "Ночная жемчужина" в плену.
Светка долго не может прийти в себя: в ушах – звон, перед глазами – кумач, в мыслях – смятение.
Рыбаки сноровисто выбирают улов, один за другим наполняя трепетным серебром плоские ящики. Быстро и без суеты. Каждый словно старается поскорей покончить с прозой, скрыть её от глаз постороннего. Каждый чётко выполняет свою работу: один подаёт пустые ящики, второй наполняет их рыбой, третий пересыпает льдом, четвёртый кладёт ящики на строп, пятый майнает, т. е. опускает их лебёдкой в трюм, где на штабелёвке работают другие, невидимые сверху члены команды. Всё это напоминает работу бесшумного, отлаженного механизма с надёжной кинематикой.
Тем временем с левого борта опять загораются люстры, и под расплавленным серебром поверхности уже собирается стаями рыба.
Всю ночь Светка простояла на верхнем мостике, под звёздами, которых не замечала, всю бесконечную, немного напомнившую варфоломеевскую, но всё же очень счастливую ночь первого настоящего свидания с рыбачьим морем. У каждого бывает первое свидание. Это всегда событие в жизни, не важно, станет или нет оно началом большой любви.
Потом, на берегу, когда её спрашивали, видела ли она сайровый лов, Светка лишь молча кивала в ответ, тихо расцветала невольной улыбкой, яснела лицом, и глаза её вот тогда-то впервые стали искриться и звать куда-то. Куда?..
Дальше жизнь не могла оставаться неизменной. С окончанием путины Светка уволилась, сходила на Край Света попрощаться, поплакала на склоне сопки в Долине Лошадей и с последним пассажирским теплоходом уехала на материк.
В Книгу Гиннесса
Лето. Южные Курилы. Сайровый промысел у берегов Шикотана, самого южного из больших Курил. На острове и вокру-у-у-г – белые чайки, то есть и натуральные птицы, конечно, и чирикающие "птички" в белых косынках, работающие на конвейере, на укладке сайры в баночки. Здесь целых два рыбозавода, тысячи сезонниц, "вербота", привезённая со всех волостей Советского Союза. Наобещали вербовщики им золотые горы, а тут – самые обычные береговые заработки, плюс экзотические болячки вроде сайрового дерматита. Зато вокруг острова бороздят море рыбаки – "чёрная сотня", как называют РСы, рыболовные сейнера, чьи борта в большинстве действительно крашены чернью. Ночами, рассиявшись люстрами, подманивают они "ночную жемчужину" сайру и окучивают её ловушками. Ну а днём, сдавая улов на рыбозаводы и распуская павлиньи хвосты, "черносотенцы" то же самое проделывают с девчатами. Охмурив "чаек", морские джигиты (ясно, не в полном составе, а строго по очереди), шлёпая тяжёлыми резиновыми ботфортами, сходят на берег и остаются ночевать в заводских бараках. Но это не страшно и не в тему. А вот отход сейнеров вечером на промысел – о, это целая драма-поэма…
"Чёрная сотня" гроздьями, по десять-пятнадцать корпусов лагом, то есть борт к борту, облепит пирсы и, затаившись, ждёт погранцов. И вот наряд – сержант налегке и два-три солдата с "калашами" через плечо – медленно, вальяжно шествуют на пирс и оформляют отход судов на промысел, методично перешагивая с одного невысокого борта на другой. Япония же рядом. Заграница ж! Так что оформление отхода – акт сурьёзный, требующий от зелёных фуражек бдительности и ещё раз её же. И, как в песне поётся, "наши пограничники с нашим капитаном", ну пусть сержантом, бдят железно… Почти на каждом рээсике они вылавливают по одному, а то и по два и даже по три натуральных нарушителя границы!
Можете себе такое представить?.. Впрочем, вы правильно догадались: в кубриках, в трюме, на камбузе, в гальюне, в радиорубке и даже в насквозь промороженной провизионке рыбаки прячут милых "птичек" в белых косынках, которым так хочется посмотреть, да как же ж её ловят-то, ту проклятущую "ночную жемчужину". Вот и моя Светланка тоже…
Ежевечерний улов шикотанских погранцов – 30–40 полновесных нарушителей границы! Думаю, это вполне подойдёт господину Гиннессу, ибо такого он не сыщет больше нигде на земле, ни у каких границ.
Кстати, дарю идею воякам: заведите свою "Книгу рекордов", пусть для начала и совсекретную…
Да, между прочим, Светланку свою я нередко брал с собой на лов очень простым способом – в "бочке", которая на верхушке мачты приспособлена для вперёдсмотрящего.
2004
VIII. Царь-рыба
У Виктора Астафьева есть роман с таким названием "Царь-рыба". Но рыба там речная. А наш тихоокеанский лосось будет, пожалуй, поцарственней. Много у нас красной рыбы, лососёвой: чавыча, нерка, сима, кижуч, кета, горбуша, голец… И красную икру мы некогда действительно столовыми ложками едали. Но – некогда, не нынче. Нынче она даже в Хабаровске – сто рэ бутербродик, а на нём двадцать две икринки, сам считал. Ну а насчёт ретро-ложек – вот вам рассказ таможенника:
Натюрморт с тазиком икры (рассказ таможенника)
Без малого двадцать лет оттрубил я на таможне. Считай, почти уже Верещагин. Девять граммов в сердце, постой, не зови…
Да, а первую свою загранкомандировку до смерти не забуду! Послало меня начальство в рейс на СРТМе – до Японии и обратно. Рядышком ведь, суток пять всего со стоянкой вместе. Но за эти пять суток я должен был изучить "механизм провоза контрабанды" – ни больше, ни меньше, ага…
Тот рыбацкий посёлок славится в Приморье, его называют "пьяной деревней". Я приехал туда из Владивостока автобусом. Летний вечер, шикарный – в полнеба – закат над морем, ещё гуляют по улицам гуси, тихонько подгагакивая. Хорошо так пахнет полынью и тёплой дорожной пылью, не городской – деревенской. Вкусные для горожанина запахи. И – ни одного пьяного, тишина.
У причала, рядком, чинно стоят СРТМы на швартовах. У кого по берегу зелёные сети кошелькового невода размётаны – укладка идёт, на промысел собираются, у кого "кошелёк" уже горой на кормовой площадке – готовы к лову. А вот и мой СРТМ "Резвый" стоит. Самый чистенький, свежевыкрашенный, самый готовый, значит, в Японию. Присобачив мысленно букву "Т" ему к названию – в пику, значит, "пьяной деревне", поднимаюсь на борт. На палубе ни души. Захожу в надстройку. В кают-компании натюрморт: стол накрыт простыней, на ней – тазик с красной икрой, ложка оттуда торчит, а рядом стоит полная, запечатанная бутылка водки. Матрос сидит, телевизор смотрит.
– Наливай борщ, кушай, – кивает на кастрюлю в углу стола. – А это не трожь! – Пальцем на тазик с бутылкой. – Это таможеннику.
Он, конечно, принял меня за своего. Я-то в штатском: цивильная рубашка, джинсы. А экипаж перед загранрейсом, как водится, пошерстили: кого-то списали, новых прислали, всех не упомнишь. Да и матросик, гляжу, ну не то чтобы зюзя, ага, но на "резвого" никак не тянет.
– А где капитан? – Спрашиваю.
– Дома! – Баском таким, с порцией презрения: дурак ты, мол, что ли, где ж ему быть ночью перед отходом?
– А старпом?
– Дома! – Порция презрения к "салаге" удвоилась.
Я понял, что надо как-то устраиваться до утра самостоятельно. На СРТМах, я знал, рядом с кают-компанией, с правого борта есть свободная обычно каюта. В ней, как правило, держат коробки с кинофильмами (видаков тогда ещё не было), ну и пару мешков с мукой там, с крупой – на подхват, для камбуза, чтобы коку, значит, в провизионку лишний раз не нырять.
– Пошли, – говорю, – покажешь, где мне кости кинуть до утра.
И мы пошли. Подходим к той каюте, я только – за ручку, а мой матрос – за рукав меня:
– Н-нет!.. Сюда нельзя селиться… Т-тут мы контрабанду прячем…
Ага, и поселил он меня в каюту напротив, на верхнюю койку к радисту.
Но если по-честному, я ведь мог бы уже и не селиться. Рейсовое задание моё было выполнено.
А теперь немного лососёвой истории п-ова Камчатка (с 1932 г.):
На какой грани озерновская нерка?
Ответ на статью В. Д. Петрова, напечатанную в газете "Рыбак Камчатки" 29 ноября 2006 года. Главному редактору сайта "Рыба Камчатского края" Вахрину С. И.
Уважаемый Сергей Иванович! В конце прошлого года на Вашем сайте была опубликована статья из газеты "Рыбак Камчатки" "Озерновская нерка на грани уничтожения!" В. Д. Петрова. У специалистов КамчатНИРОесть своя точка зрения, с которой мы также хотели бы познакомить читателей Вашего сайта.
С уважением, Н. П. Антонов, директор ФГУП "КамчатНИРО"
В письме Председателю Общественной палаты РФ Е. П. Велихову автор статьи "Озерновская нерка на грани уничтожения!" В. Д. Петров обозначил проблему с биоресурсами рек Озерновского региона Камчатской области: "лосось рек Явина и Кошегочек практически уничтожен. Уничтожаются последние запасы горбуши и нерки на реках Опала и Голыгина. Особую тревогу у населения вызывает хищническое уничтожение стад нерки и горбуши реки Озерная – самой рыбной в нашей области. Одной из сторон, виновных в этой проблеме, является, со слов автора статьи, КамчатНИРО – рыбохозяйственный институт в г. Петропавловске-Камчатском. Он так и пишет: "Все люди региона знают, что, несмотря на успокаивающие прогнозы КамчатНИРО, рыба на нерест в Курильское озеро в течение последних лет не проходит в нужном количестве. В путину 2006 г., не оправдавшей прогнозов учёных КамчатНИРО, в угоду рыбопромышленникам были отменены проходные дни. Анализы и прогнозы этой организации не вызывают никакого доверия".
Попробуем разобраться, соответствует ли действительности данное утверждение. Для этого совершим экскурс в историю и науку.
Изучение нерки на Камчатке, в том числе и на реке Озерная (Курильское озеро), неразрывно связано с историей научных рыбохозяйственных работ в этом регионе. Летом 1932 г. в г. Петропавловске-Камчатском было открыто отделение Тихоокеанского научного института рыбного хозяйства (ТИРХ), ныне Камчатский научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии (КамчатНИРО). С осени 1932 г. и начались научные экспедиционные работы по изучению нерки р. Озерная (Курильское озеро). В экспедициях участвовали всемирно известные в будущем учёные Е. М. Крохин и Ф. В. Крогиус. Результаты экспедиций на Курильское озеро и в другие регионы Камчатского полуострова убедили учёных, что для изучения причин, влияющих на изменения эффективности естественного воспроизводства и характеристики динамики численности лососей (в том числе и нерки), необходимы круглогодичные стационарные исследования.
Первый стационарный пункт для наблюдения за воспроизводством нерки был создан уже в 1937 г. на оз. Дальнее, в бассейне р. Паратунка, а также на Усть-Камчатском рыбоконсервном заводе для изучения лососей в бассейне реки Камчатка. В 1940 г. по предложению Камчатского отделения ТИНРО (КоТИНРО) дальневосточное управление рыбоохраны организовало наблюдательный пункт на Курильском озере. Сотрудник управления В. В. Азбелев установил недалеко от истока р. Озерная заграждение для учёта производителей нерки, нерестящихся в озере и его притоках. В 1941 г. после передачи Управлением рыбоохраны пункта КоТИНРО исследования здесь по настоящее время ведут сотрудники нашего рыбохозяйственного института.
Впервые прогноз численности подхода нерки р. Озерная был дан сотрудниками пункта на 1946 год. В дальнейшем разработали методику прогнозирования нерестовых подходов. Материалы, собранные на Озерновском наблюдательном пункте, легли в основу исследований по биологии нерки реки Озерная. О всестороннем изучении нерки этого стада может свидетельствовать даже простое перечисление вопросов, затронутых в работах ученых института. Это:
• структура (возрастная, половая, генетическая) популяции, условия нереста и нерест производителей;
• эмбриональное развитие, условия нагула, рост, распределение и миграции, выживаемость молоди в пресноводный период;
• миграции и локализация, нагул в море после ската и формирование численности подходов к берегу взрослой нерки;
• причины колебания численности нерки р. Озерная.
Одновременно с ихтиологическими работами на озере Курильское проведены исследования кормовой базы молоди нерки и причин её межгодовой изменчивости. Изучены гидрохимический, микроэлементный и гидрологический режимы озера. Сделан анализ климатических условий в бассейне озера, рассмотрено геологическое строение этого района.
Все вышеперечисленные исследования позволили создать определенное представление о биологии и динамике численности нерки р. Озерная.
Рациональное использование стад тихоокеанских лососей, в том числе и золотой рыбки нерки, предусматривает, прежде всего, достаточное заполнение нерестилищ производителями. Учёт заходящей в озеро Курильское половозрелой нерки ведут на рыбоучётном заграждении в истоке реки Озерная. Через заграждение проходит вся подошедшая "снизу" рыба. Свободу её передвижения никто не ограничивает, счёт лососей в течение всей работы заграждения в летне-осенний период ведут ежедневно в светлое время суток.