В том же письме К. Геруц сообщал Л.М. Савелову: "Я говорил подробно о славянском вопросе с А.В. Кривошеиным и убедился, что и он вполне сознает все решающее значение этого вопроса для будущих судеб России и готов принять в нем самое деятельное участие. Он будет в течение лета в Москве и уведомит А.Д. Самарина; чтобы он к его приезду созвал небольшой кружок деятелей на совещание. Задача совещания была бы распределить роли между разными славянскими организациями и частными более видными деятелями (выделено мною. – Е.Ф.) и внести некоторую согласованность в нашем действии. Совещание это должно быть не официальным, и не гласным, но для участников обязательным. Главное меня радует, что Александр Васильевич согласился с положением, что необходимо создать особый вневедомственный официальный орган для заведывания славянскими вопросами (выделено мною. – Е.Ф.) – по примеру человеколюбивого общества и др. – состоящий под личным покровительством Государя Императора. Он готов в удобный час доложить государю… Относительно участников нашего совещания я говорил, что кроме А.Д. Самарина должны еще обязательно принять участие Вы, Леонид Михайлович, Ф.И. Тютчев, И.Н. Гучков, С.О. Коничек, М.И. Гарапич и еще 5–6 лиц, которых наметите Вы с Александром Дмитриевичем. Я со своей стороны предложил бы: А.С. Дзюбенко, словенца ЛФ. Туму и А.Ю. Геровского. Когда я приеду, об этом поговорим более обстоятельно".
Другое письмо К. Геруца председателю Общества Штура Л.М. Савелову, касавшееся также славянских и американского сюжетов, датировано 1 сентября 1916 г. Геруц писал: "Поздравляю Вас, Леонид Михайлович, с назначением холмским губернатором. Жалею, что Москва потеряет очень важного славянского деятеля, но утешаюсь тем, что окажется на том месте Славянского небосклона светлая точка, где до сих пор кромешная темнота.
В Сибири до сих пор не было славянского самосознания, и, если Вы, Леонид Михайлович, дерзнете в тех далеких равнинах зажечь славянский луч, то Ваше оставление Москвы и московских славян не будет столь чувствительно". Далее в письме Геруц изложил программу в отношении славянских дел: "Я, грешный, осмеливаюсь просить Вас о следующем: 1) старайтесь в местных школах, в особенности средних, возбудить интерес к "славянознанию" (выделено мною. – Е.Ф.), разыщите педагогов с славянофильской закваской (не "окраской", которая смывается) и пусть устроят "Кружок памяти Коменского". Если мы ославяним среднюю школу, то утвердим фундамент будущей великой России, что значит "великой Славии" 2) старайтесь устроить славянский Колонизационный Комитет, главная цель которого будет привлекать из Америки славянский труд и капитал (выделено мною. – Е.Ф.). Как временный отдел этого Комитета должен бы существовать стол, ведающий дела военнопленных славян, проживающих и желающих остаться навсегда в Вашей губернии. Таких очень много, у меня есть от многих прошения о принятии в русское подданство более году, но некому было направить эти прошения. Быть может, Вы мне разрешите направить их к Вам, конечно, когда "устоличитесь". Все мы славяне, которые Вас имеем счастье знать, от души рады Вашему новому назначению. Да храни Вас денница Господня на славу славянства".
Из приведенного письма видно, что со всей остротой, особенно с середины 1916 г., вставал вопрос о судьбах военнопленных славян в России. Стоит также подчеркнуть, что наблюдалась явная беспомощность деятелей всеславянского единения в отношении военнопленных (об этом свидетельствуют другие источники официального характера) и очевидная "безадресность" их стремлений оказать пленным реальную помощь.
Не случайно вопрос о пленных регулярно ставился на повестку дня в работе славянских обществ в России. С особой остротой эта проблема поднималась в "Записке об отношении славянских народов", машинописный текст которой обнаружен в фонде Л.М. Савелова в Москве. Ни автора, ни точной даты этого документа пока установить не удалось, хотя скорее всего его следует датировать 1916 г. В записке подчеркивалось, что "из всех внутренних славянских вопросов самый жгучий, самый роковой – это в настоящее время вопрос о пленных славянах, томящихся ныне в России. За 1,5 года мы не уяснили себе: ни почему оказалось так много пленных славян, ни каким образом следует использовать пребывание в пределах России миллиона лучшей славянской молодежи для роста общеславянского самосознания (выделено мною. – Е.Ф.), т. е. нашего самого жизненного интереса. Мы успели только своим беззаботным, преступным отношением довести до того, что большинство славян из врожденных русофилов стали убежденными врагами русской государственности, что, конечно, сулит России в будущем неисчислимые исторические затруднения (выделено мною. – Е.Ф.)".
Далее содержался вывод, что "единственный выход из создавшегося положения это было бы незамедлительное образование особого ведомственного, под личным покровительством государя состоящего, органа для самостоятельного заведывания пленными славянами. Все сотрудники этого органа должны быть не только идейные поклонники общеславянской исторической кооперации, но что еще более важно, хорошо осведомлены в отдельных славянских вопросах с политической, экономической и культурно-нравственной стороны".
Автор записки считал, что задача "создания соединенных славянских штатов исторически необходима и неотложна. Современная война не раскрыла еще этой истины перед огромным большинством интеллигенции отдельных славянских ветвей, и трагедия наша заключается, совершенно независимо от исхода борьбы, в том, что война не дает и даст не подъем общеславянского самосознания, а упадок его" (выделено мною. – Е.Ф.). Источниковедческий анализ приводит к выводу, что этот документ принадлежит также перу К. Геруца.
Если не принимать всерьез абсолютно утопические планы создания Соединенных славянских штатов, этот документ в очередной раз свидетельствует в пользу того, что среди славянской интеллигенции и военнопленных, в отличие от "русских" славян – давних колонистов, уже в 1916 г. брала верх линия на создание независимых славянских государств. Задача же последовательной славянизации самосознания не представлялась тогда столь неотложной.
Напомним в этой связи высказывание словацкого (точнее, чехо-словацкого) деятеля национального движения, редактора петроградского "Чехословака" Богдана Павлу: "Я не собираюсь сладкими речами вовлекать наших людей в славянские объятья, пусть учатся видеть и лицевую сторону, и изнанку. Наша славянская идея должна свыкнуться с чем угодно".
Но идейно-политическая борьба за пересмотр программы "всеславянского единения" была впереди. Не без нажима М. Штефаника шла борьба за программу в духе Масарика и в Словацко-русском обществе памяти Л. Штура и в словацкой колонии в целом.
Чешский и словацкий, как и другие славянские, вопросы, несмотря на все усилия ведущих деятелей славянского единения (не говоря уже об откровенных панславистах – о различиях между ними необходимо помнить при анализе движения за всеславянское единство) рассматривать их как внутреннее дело России, к 1917 г. получили международный резонанс при мощной поддержке либерального течения в чешском и словацком национальном движении в России во главе с Богданом Павлу (еще до приезда Т.Г Масарика).
Как правило, ранее в историографии (особенно в 1950-1980-х гг. – период однобокости и "стерильного" подхода к проблематике чешско-словацких взаимоотношений, словацкого вопроса и "всеславянского единства") превалировали крайне политизированные негативные оценки Общества Штура. Осветить полнее и непредвзято данный вопрос позволит лишь основательное расширение архивной источниковой базы. Но проанализированные ранее неизвестные материалы из фонда председателя Общества памяти Штура Л.М. Савелова уже позволяют говорить о существенном вкладе общества как в развитие идеи славянской взаимности, так и в углубление русско-словацких отношений, взаимного сближения и познания этих двух народов в условиях Первой мировой войны. Вслед за самой многочисленной американской колонией словаков уже в первые военные годы наблюдается заметная активизация словацкой колонии в России за счет вовлечения в общество не только "русских", сросшихся духовно с новой средой словаков, но и национально-сознательной словацкой интеллигенции из рядов освобождаемых военнопленных. Особую струю в Обществе памяти Штура составляли основательно подготовленные в научном плане русские слависты (почетным членом его являлся, например, профессор В.А. Францев) и словакисты, принадлежавшие к новому поколению. Это Общество в России – важная веха на пути к достижению зарубежными словаками своей национальной идентичности в решающий момент национальноосвободительной борьбы. Зрелый этап деятельности общества, пришедшийся на рубеж 1916–1917 гг., протекал в русле борьбы за чешско-словацкое единство в заграничном национальном движении и восприятие масариковской программы создания общего чешско-словацкого независимого государства.
Постепенно Общество стало координационным центром словацкой диаспоры в России.
III.5 Мифология независимого чехо-словацкого государства в рукописных журналах
Несколько архивных дел в ОПИ ГИМ относятся к истории чешско-словацкого корпуса в России, а отдельное дело называется "Рукописные литературные журналы чешско-словацкого корпуса в России" (изданные в полевых условиях).
Среди обнаруженных удивительных по своей красочности рукописных номеров особенно выделяется культурно-просветительский литературно-художественный журнал "Таборит", "отстаивавший интересы чешского воина". Начало издания журнала относится к 1916 г. Нами обнаружен один номер за 1916 год (№ 11) и одиннадцать номеров за 1917 г.
Кроме "Таборита" архивное дело содержит также журнал "Otčina" (Родина) – издание 1-й роты Третьего полка имени Яна Жижки. Можно лишь сожалеть, что здесь сохранился лишь один номер названного журнала, а именно № 2, второго года издания, от 15 мая 1917 г.
Были обнаружены также: один номер журнала "Palcat" (Булава), № 4 от 5 марта 1917 г.; два номера "Koště" (Метла), год издания первый, № 1 и № 8 (издание 1-й гуситской роты); один номер "Triskin", год издания первый, № 3 от 15 апреля 1917 г.; один номер "Echo" от 16 апреля 1917 г.
Разумеется, такого рода журналы чешских легионеров, привезенные из России, можно встретить и в пражских архивах. Упоминание о них можно найти также и в легионерской литературе межвоенного периода. Но это нисколько не умаляет исторического, художественного и литературного значения упомянутой московской находки. Уместно привести высказывание известного чешского писателя Ярослава Гашека, находившегося в те годы в России, в одной из российских чешских газет в начале 1917 г.: "Как можно было обойтись без органа? Наряду с "Таборитом", добрая молва о котором проникла даже в русскую печать и который вылился в своеобразный полковой журнал, наряду с "Palcat" (Булава) издается также другой орган – образовательный, полуюмористический-полусатирический, полусерьезный – "Искра"… Однажды наступит время, и в тиши, на Родине будет необходимо собрать все эти журналы, написанные нашими воинами на фронте и достойным образом включить их в историю чешской печати, ибо познать историю подобных журналов означает то же, что и познать силу духа чешского воина в период чешской революции".
В легионерских изданиях встречается упоминание и таких журналов, как "Чешский революционер" ("Český revolucionář"), "Веселый разведчик" ("Veselý rozvedčik"), или с таким поэтическим названием, как "Ячменёк" ("Ječmínek"), и других. Следует сказать, что еще в 1917 г. на территории европейской части России в рядах чешских легионеров была создана своего рода архивная собирательская комиссия литературно-художественного и статистического плана, сокращенно названная по-чешски Umlist. Ее задачи предусматривали сосредоточение любых материалов, касавшихся истории чешской эпопеи в России, направленной на создание независимого чешско-словацкого государства в Центральной Европе. В эту комиссию входили, к примеру, такие известные литераторы, как чехи Жейглиц, А. Гейдук, словак Й. Грегор-Тайовский и др., а также бывшие выпускники Высшего художественно-промышленного училища в Праге – художники, графики, скульпторы и т. д. Вместе с чехо-словацкими воинами все собранное в годы Первой мировой войны к 1920 г. вернулось через Сибирь и Дальний Восток в Прагу.
Перечисленные выше великолепно иллюстрированные рукописные литературные журналы на чешском языке из фондов ГИМ попали в "Дело Мамонтова" не случайно. Именно с этим деятелем русской армии и чехо-словацкого корпуса в России был связан подъем творческой активности чешских легионеров. Стоит сказать более подробно о русском полковнике Николае Петровиче Мамонтове. Он – выпускник петроградской военной Академии Востока, участвовал в русско-японской войне в Манчжурии, после мобилизации работал военным корреспондентом журнала "Военный мир", затем состоял в московской газете "Утро России", изъездил практически все страны Ближнего Востока и Балканы в период Балканских войн. Еще до начала Первой мировой войны он сформировался не только как талантливый военкор, но и как писатель. Н.П. Мамонтов – автор двух книг по истории славянских стран. Результатом длительного пребывания при дворе черногорского короля стала "Книга о Черногории", затем последовала книга о Болгарии. В начале Первой мировой войны Н.П. Мамонтов служил сначала командиром роты, был награжден орденом "Св. Владимира" 4-й степени и Георгиевской саблей, а также орденом "Св. Георгия". В чешско-словацкую часть в составе русской армии он был направлен в октябре 1916 г. И здесь он проявил свой талант. Быстро усвоил азы чешского языка и вскоре даже отдавал на нем команды. Изучил с большим интересом основы чешской истории. Мамонтов проявил себя великолепным организатором культурно-просветительной работы в чешской военной среде. Ведь именно при нем раскрылся талант чешских добровольцев из военнопленных, существенно пополнивших в этот период чешско-словацкое войско: в 1916 г. стал издаваться, например, самый заметный рукописный литературный журнал "Taborita".
В скором времени благодаря Мамонтову были даже установлены связи с чешскими добровольцами во Франции и с их литературным органом "Bulletin Mensuel".
Активизация набора добровольцев из военнопленных чешских относится именно к этому времени, хотя затем она была несколько приостановлена и оживилась лишь с приходом к власти Временного правительства. Среди руководства чешско-словацким движением сопротивления за границей, особенно после высадки в мае 1916 г. в Марселе русской бригады во главе с генералом Н.А. Лохвицким, крепнет идея набора добровольцев из среды чешских военнопленных в России и последующей их переброски во Францию. Однако, как показала практика, осуществление этой затеи оказалось весьма проблематичным.
Важно осознать, что с приходом талантливой чешской интеллигенции из лагерей для военнопленных в чешско-словацкое войско стало возможным издание своего литературного органа на родном языке с целью пропаганды идеи национального освобождения и создания независимого чешско-словацкого государства. Среди бывших военнопленных были талантливые выпускники чешских и австрийских высших учебных заведений, например упомянутого Высшего художественно-промышленного училища, Художественной академии, Карлова университета и т. д. Общаясь с недавними учениками известного философа и социолога, профессора Карлова университета Т.Г. Масарика, ныне возглавлявшего парижский Чешско-Словацкий Национальный Совет, Н.П. Мамонтов также быстро воспринял благоговейное отношение к его фигуре. В этой связи важно отметить, что если в чешско-словацком землячестве в России усвоение национально-освободительной программы Т.Г. Масарика приходится на канун и период Февральской революции, то на страницах журнала, издаваемого под редакцией Н.П. Мамонтова, это произошло несколько ранее, еще на рубеже 1916–1917 гг.