Прокурор: "Игорь объяснял, для кого и на какой срок он хотел снять квартиру?"
Филиппова: "Он сказал, что где-то недалеко они будут работать, и ребятам надо поближе к работе жить. При нем я позвонила хозяйке квартиры, они договорились по телефону, и он приехал через дня два-три, чтобы отдать ей деньги".
Прокурор: "А далеко проживал Чубайс от дома Гуриной?"
Филиппова: "Недалеко, в десяти минутах ходьбы".
Прокурор: "Дорога, по которой Анатолий Борисович проезжал на работу, далеко?"
Филиппова: "Кортеж мимо дома ездит ".
Прокурор: "Дача Чубайса видна из окон квартиры Гуриной? "
Филиппова: "Нет, не видна. Она получается сзади дома ".
Прокурор: "Вам известно, в течение какого времени эти люди снимали квартиру?"
Филиппова: "С 17–19 февраля и, по-моему, в конце марта они уже съехали".
Прокурор: "Как Вы узнали, что они съехали?"
Филиппова: "Гурина мне позвонила, сказала, что не может до них дозвониться, чтобы уточнить, будут ли они снимать квартиру дальше. Сходи, - говорит, - узнай. Я зашла, открыла своим ключом. Никого в квартире не было. На диване белье было сложено. Съехали и все".
Подсудимый Миронов: "У Вас всегда был ключ от этой квартиры?"
Филиппова: "Всегда".
Миронов: "Вы имели возможность заходить туда в любое время?"
Филиппова: "В любое".
Миронов: "Замок постояльцы меняли?"
Филиппова: "Нет".
Зрители в зале суда разочарованы. Услышанное не вяжется с заявленной прокурором интригой. Если квартира конспиративная и там люди готовятся к преступлению, то почему так открыты для сторонних глаз, почему не боятся внезапного вторжения хозяйской подруги, у которой свой ключ от квартиры, а они даже не подумали сменить дверной замок, хотя известно, что женщины в таком возрасте, как никто другой, отличаются не только любопытством, но и излишней подозрительностью.
Подсудимый Яшин: "Скажите, когда я пришел к Вам, я вообще имел представление, где квартира Гуриной находится? "
Филиппова: "Нет, Вы не знали. Это я Вам адрес дала ".
Яшин: "Видели ли Вы в квартире оружие, боеприпасы, бинокли?"
Филиппова: "Нет!"
Адвокат Закалюжный: "Вы наблюдали сами, каким образом Чубайс выезжает с дачи?"
Филиппова оживилась, вспоминая: "Был момент. Мы с внучкой дорогу собирались переходить. Нас милиционер остановил. Движение было перекрыто. Машин никаких не пропускали, прохожих тоже. Тогда постоянно выставляли милицию и дорогу перекрывали. Мы стояли и смотрели: одна машина впереди, другая - сзади, в середине машина с мигалкой. Милиционер патрульный нас остановил, чтобы дать Чубайсу проехать. Вот только точно не знаю, был ли там Чубайс или не был ".
Закалюжный: "В каком году это было?"
Филиппова: "В 2004-м, точно до взрыва".
Подсудимый Найденов: "В Жаворонках знают, где живет Чубайс? "
Филиппова: "Да у нас все знают. Если б меня спросили, и я бы показала ".
Найденов: "Кроме Чубайса, там еще кто-нибудь из известных лиц проживает?"
Филиппова: "Только артисты, но они на кортежах не ездят".
Вместо сенсации одни сомнения. Если все жители Жаворонков знали, где проживает Чубайс, и каждый мог показать и рассказать, как и когда он каждый день выезжает, так чего там было месяц гурьбой торчать у окна, из которого дачи Чубайса вообще не видно? И если наличие Чубайса в кортеже невозможно определить даже стоя на тротуаре у бровки дороги, то что вообще можно разглядеть из окон четвертого этажа, глядя на проносящиеся внизу машины?
Еще одно очень важное свидетельство: Чубайс ездит кортежем из ТРЕХ машин, при этом гаишники перекрывают движение в Жаворонках. Следовательно, охранники Чубайса единодушно врали о том, что Чубайс отправляется на работу как простой смертный и без охраны? Но если свидетель обвинения Филиппова сказала правду, - а с какой стати, какой смысл ей врать, - тогда зачем 17 марта 2005 года при выезде кортежа была удалена вторая машина охраны и отсутствовали гаишники на дороге?
Когда вошла хозяйка квартиры В. А. Гурина, прокурор начал с того: "При каких обстоятельствах Вы познакомились с подсудимым Яшиным?"
Гурина: "В 2005 году в феврале он пришел к моей подруге Римме Филипповой и спросил, не знает ли она, где можно снять квартиру. У меня тогда муж умер, квартира была свободна, я в Москве живу. Она позвонила ко мне, передала ему трубку. Так мы и познакомились".
Прокурор: "Ключи Вы ему отдавали?"
Гурина: "Да. Два ключа. И приезжала сама все время. Раза по два в неделю, обычно после обеда, в любой день".
Прокурор: "Кого Вы там встречали?"
Гурина: "Там ребята были, лет двадцати-двадцати пяти. Смотрели телевизор, готовили еду. Кто-то отдыхал. Двое-трое их обычно было".
Прокурор: "Вам известно, когда они съехали?"
Гурина: "Нет, дверь открыла, позвала - нет никого".
Прокурор: "Вам известно, что в Жаворонках проживал Чубайс?"
Гурина: "Конечно, об этом всему миру известно".
Прокурор: "Дорога, по которой ездил Чубайс, где проходит?"
Гурина: "Рядом с домом, но всю дорогу из окна не видно, только кусочек".
Прокурор: "Вы лично не видели, как Чубайс выезжает на работу?"
Гурина: "Нет, я такого счастья не удостаивалась".
Прокурор: "Как Яшин объяснил, кто будет жить в квартире?"
Гурина: "Он сказал, что ребята будут жить. Мы, - говорит, - работаем на лесном участке, посменно".
Шугаев, адвокат Чубайса: "В квартире какие-то их вещи были?"
Гурина: "Две сумки были небольшие".
Шугаев: "Вы не спрашивали, что у них в этих сумках?"
Гурина удивленно разглядывает адвоката: "Вы как себе это представляете?"
Шугаев: "Как ребят звали?"
Гурина: "Два Алексея, Егор, Игорь…".
Шугаев: "О чем говорили?"
Гурина: "О детях, у кого-то из них дети были".
Шугаев: "Вы предупреждали о своем приезде?"
Гурина: "Нет, приезжала неожиданно".
Яшин: "Видели ли Вы в своей квартире оружие, боеприпасы, средства наблюдения, бинокли, кинокамеры?"
Гурина изумленно: "Нет, не видела".
Яшин: "Вы заходили в квартиру после взрыва?"
Гурина: "Да, в тот самый день. Я приехала, ребята смотрели новости по телевизору. Я им сказала: кто-то взялся за дело, а до конца доводить не умеет".
Разулыбался весь зал, даже адвокаты, как с одной, так и с другой стороны. Даже судья усмехнулась. Прокурор спрятал улыбку между листами уголовного дела. Бедный Чубайс! - вот истинная цена его популярности в народе.
Судья поспешила реабилитироваться за свою усмешку и строго вопросила: "Как же Вы посчитали возможным сдать квартиру незнакомому человеку, даже не спросив его документов?"
Гурина нимало не смутившись: "А у меня там брать нечего!"
Судья: "Как же Вы могли зайти в квартиру с неизвестным человеком?"
Гурина отважно: "А я и сейчас зайду".
Судья: "Вы не спрашивали, зачем Яшину квартира в Жаворонках?"
Гурина рассудительно: "Зачем я буду спрашивать? Это же неприлично! У каждого свое дело".
Судья: "Если квартира снималась для ребят, которые работали, то почему они днем находились дома?"
Гурина: "Сказали, что работают по очереди. Меняются, пилят лес. А один из них постоянно был дома, еду готовил".
Судья: "Можно их было принять за рабочих?"
Гурина оскорбилась за весь рабочий класс: "А чем это рабочий человек от других людей отличается?! Если у кого с деньгами плохо, вот и работает, почему бы нет".
Судья уточняет: "Рабочая одежда у них была?"
"Я не проверяла", - все еще недовольная классовым высокомерием судьи бурчит старушка.
Судья: "Вы не спрашивали того, который постоянно был в квартире и готовил пищу, на сколько человек он готовит?"
"Ну, неприлично же это спрашивать!", - Гурина назидательно повышает голос и с неприязнью смотрит на судью.
Впереди самое главное и сенсационное. Прокурор озвучивает допрос Гуриной на следствии: "Мы договорились о встрече с Игорем на следующий день и встретились с ним около 12 часов в квартире. Игорь приехал на встречу в белом автомобиле, модель которого я не знаю, однако я запомнила фрагмент гос. номера автомобиля "443", не один, а с мужчиной, представившимся Егором. Игорь - мужчина в возрасте 35–40 лет, рост 180–185 см, круглое лицо, темные волосы, плотного телосложения, без особых примет. Егор - возраст 20–25 лет, рост 175–180 см, волосы темные, плотного телосложения, спортивного типа. Мы договорились с Игорем о сдаче квартиры за 300 долларов США. Игорь по моей просьбе отдал 200 долларов и 100 долларов рублями. Я отдала ключи от квартиры Егору, после чего Игорь вместе с водителем подвез меня до станции Жаворонки, и я уехала в Москву".
Явные противоречия в показаниях выпирали, как забродившее тесто из квашни. Принялись выяснять их причину.
Прокурор: "В показаниях Вы говорите, что машина, на которой Вас подвозил Игорь, была белая, госномер 443, а на суде - что эта машина была серая. Так какая она была?"
Гурина разводит руками: "Светловатая она была".
Прокурор: "Вы упомянули Егора в показаниях. Это кто?"
Гурина: "Ну, тот, который еду готовил".
Прокурор: "А водителя машины Вы рассмотрели?"
Гурина: "Нет".
Прокурор, осторожно намекая на внешность подсудимого Миронова, спрашивает: "Водитель был в очках или без очков?"
Гурина: "Не могу сказать".
Адвокат Чубайса, уже без намеков показывая рукой на Ивана Миронова, чья "Хонда", по версии следствия, была той самой автомашиной, что подвозила квартирную хозяйку, и номер она имела 443: "В ком из присутствующих здесь Вы узнаете водителя?"
Гурина категорично: "Ни в ком".
Михалкина, адвокат Миронова: "Вы автомашину с номером 443 хорошо запомнили? Опишите ее".
Гурина поджала губы: "Я в машинах не разбираюсь".
Михалкина: "Егор и водитель автомашины - это одно лицо?"
Гурина: "Нет".
Михалкина: "Посмотрите на моего подзащитного. Он похож на Егора?"
Гурина вглядывается в Миронова: "Думаю, нет".
Миронов: "В протоколе Вашего допроса есть фраза: "Я запомнила только фрагмент гос. номера 443". Это Ваши слова?"
Гурина молчит. "Фрагмент гос. номера" - явно не из ее лексикона.
Михалкина: "Вы подтверждаете свои показания в части: "Ключи от квартиры я отдала Егору, после чего Игорь вместе с водителем подвез меня до станции Жаворонки, и я уехала в Москву"?"
Гурина взрывается: "Да не говорила я этого! Когда я ехала на машине, откуда я тогда Егора знала! Ключи я отдавала Игорю. Один он был!"
Подсудимый Квачков: "Скажите, пожалуйста, Егор - это водитель или нет?"
Гурина возмущенно: "Нет! Ехал шофер, я его не знаю. Кроме Яшина я вообще там никого не видела и ключи я отдавала ему!"
Подсудимый Найденов: "Скажите, пожалуйста, текст протокола Ваших показаний на следствии - это действительно Ваши слова?"
Судья снимает вопрос, наставляя присяжных: "Оставьте без внимания слова Найденова. Это намек на то, что протокол допроса написан следователем".
Миронов: "Вы подтверждаете свои показания в части: "Мы договорились с Игорем о сдаче квартиры, после чего я отдала ключи от квартиры Егору"?
Старушка Гурина в гневе: "Я ключи отдала Яшину. Чего крутят-вертят!? Я никакого Егора не видела!"
Судья: "Вы говорили, что Игорь приехал на белой автомашине с мужчиной, который представился Егором. Далее описывается его внешний вид".
Гурина тяжко вздыхает: "Я не говорила, что он приехал с Егором. Ни о каком Егоре вообще не было разговора. Я вообще не знала сначала, что Игорь приехал, а не пришел. Это потом мы спустились, и я спросила, подвезет ли меня Игорь".
Судья, поняв, что свидетельница камня на камне не оставляет от своих показаний на следствии, ради которых обвинение заявило ее свидетелем, возмущается: "Почему же Вы согласились с таким протоколом допроса?"
Гурина: "Да черти чего! Не было никакого Егора! И водителя я не рассмотрела толком. Мне пять-семь минут ехать до станции, когда смотреть-то было!"
Чего же добилось обвинение, выставив на суде двух старушек, которые, по мнению прокурора, должны были закрепить своими показаниями правоту обвинительного заключения о тщательной подготовке подсудимыми покушения? Свидетели не только не подтвердили выводы следствия, наоборот, они показали на суде, как фабриковалось дело, когда воспользовавшись возрастом и слабым зрением бабушек, следователь вплел в их показания то, что необходимо было следствию. Явная фальсификация!
"Я думал, что это розыгрыш" (Заседание четырнадцатое)
В суде - новый свидетель. Его не допрашивали ни на следствии, ни в прежних коллегиях присяжных. Хотя он, безусловно, того заслуживал, ведь это тот самый Швец, который в мартовские дни 2005 года возглавлял ЧОП "Вымпел-ТН", охранявший Чубайса. Тот самый Швец, который скомандовал звонившему ему под обстрелом Моргунову: "Не стрелять!", обрекая своих подчиненных пасть без сопротивления на поле брани. И вот теперь Сергей Константинович Швец стоял перед присяжными: "Утром в девять - начале десятого мне позвонил Моргунов Сергей и сказал, что их обстреливают на трассе из автоматического оружия. Он сказал: нападавшие уходят в сторону Минского шоссе, а мы укрылись за машиной. После этого я позвонил в Службу безопасности РАО "ЕЭС", поставил в известность их руководителя и в дальнейшем они предприняли собственные действия".
Прокурор: "Выдавалось ли вашим сотрудникам какое-либо оружие?"
Швец: "Пистолет Макарова - один на экипаж, согласно закону об охранных предприятиях. Да и зачем вооружать всех, у моих подчиненных цели и задачи совсем другие стояли".
Прокурор: "Какое отношение имел Ваш ЧОП к РАО "ЕЭС России"?
Швец: "У нас была функция охраны объектов, исследование трассы перед проездом охраняемого лица - нет ли взрывных устройств или еще чего подозрительного. Задачи сопровождения или охраны Чубайса на нас не возлагалось".
Прокурор: "Бывали случаи, когда Ваши сотрудники обнаруживали нежелательные объекты?"
Швец: "Бывали. Ну, брошенная машина стоит вся в снегу. Разыскивали и находили хозяина. Но, в основном, ничего не выявляли".
Шугаев: "Когда Вам Моргунов позвонил с места происшествия, Вы по телефону какие-либо звуки типа выстрелов слышали?"
Швец: "Я сперва подумал, что это розыгрыш. Как-то по-человечески растерялся. Это шутка? - спрашиваю Моргунова. - Нет, - он говорит, - нас обстреливают, надо перекрыть трассу, так как нападающие уходят в сторону Минского шоссе".
Подсудимый Квачков: "Гражданин Швец, Вы подписывали договор об охране Чубайса и его имущества?"
Швец утвердительно кивает: "Да".
Квачков: "В перечень услуг, оказываемых ЧОПом, входил пункт "защита жизни и здоровья охраняемого лица"?
Швец снова кивает, но уже не так энергично, а добавляет и вовсе неожиданное: "Мы подписывали это в договоре, но потом от этого ушли".
Квачков: "В договоре были обязательства обеспечить Чубайсу вооруженную охрану из трех человек?"
Швец с извиняющейся улыбкой: "В договоре можно все написать, но это же было невозможно по закону".
Квачков: "Если договором предусматривалось выделение охраняемому лицу трех вооруженных охранников, что послужило основанием для отмены этого пункта?"
Швец нервно затоптался: "У нас не было такого количества оружия. По закону об оружии мы имели всего один ствол на четверых".
Квачков настаивает: "Если Вы подписали договор о трех вооруженных охранниках для такого человека как Чубайс, то почему не выполняли его? Это было связано с отсутствием средств?"
Швец стоит на своем: "У меня не было столько стволов".
Квачков: "Тогда зачем договор подписывали?"
Швец просто взмолился: "На перспективу подписывали! Ну, записали мы три пистолета в договоре. Но договор этот не выполняли же!"
Квачков в ответ почти что примеряя мантию судьи: "Почему, - изрекает грозно, - подписав договор, Вы не выполняли свои обязанности?"
Судья, словно почувствовав, что мантия сползает с ее плеч, вопрос снимает. Но не тут-то было, Квачков уже вошел в образ: "Чем было вызвано то, что Вы не выполняли свои прямые обязанности по договору?"
Швец, заслышав начальственные нотки, насторожился, заметно вытянулся, чеканит: "Мы закупили транспорт, охрану объекта мы закрыли…".
Квачков: "А для чего охраннику выдавался пистолет?"
Швец: "Охранники возили документы, материальные ценности. И потом пистолет был нужен им для собственной безопасности, все-таки домой поздно ночью возвращаются".
Последнее ошеломило даже неприхотливых адвокатов Чубайса. Выдавать охраннику пистолет для того, чтобы не страшно было возвращаться домой по ночам, - такого в истории охраны еще не бывало.
Квачков уточняет: "Пистолет выдавался охранникам для стрельбы или просто так?"
Швец возмущен непонятливостью подсудимого: "Ни для какой стрельбы он не выдавался. Положен пистолет - охранник его получал".
Адвокат Першин: "Почему Вы брали на себя обязательства, которые не могли выполнять?"
Швец ухмыльнулся: "Заработать хотел".
Першин: "Зачем Вы запретили Моргунову стрелять в ответ на автоматный обстрел?"
Швец бойко: "Против автоматического оружия нельзя применять пистолет. Если бы они отстреливались, их бы подошли и добили. А так - не тронули и ушли".
Першин: "Значит, Вы запретили охранникам применять оружие?"
Швец завел глаза под потолок: "Я не помню".
Першин: "Вы сказали, что охранники проверяли, нет ли на трассе взрывных устройств. А как можно обнаружить на трассе взрывное устройство, растяжку, например, или фугас?"
"Визуально", - не моргнул глазом Швец.
Допрос перерастает в матч по настольному теннису: шарики вопросов мгновенно отлетают от генерального директора ЧОПа ответами, один круче другого.
Першин: "Теоретически Вы рассматривали вопрос о возможном нападении на Чубайса?"
Швец: "А как я его мог охранять?"
Першин: "Каковы были действия охраны в случае нападения на Чубайса?"
Швец: "А мы не охраняли Чубайса. Мы трассу проверяли".
Першин: "В каком документе отражены действия охранников в случае нападения на Чубайса?"
Швец: "Не было у нас таких документов".
Подсудимый Миронов: "Когда Моргунов звонил Вам с места происшествия, он что-либо говорил о БМВ, на котором предположительно уехал Чубайс?"
Швец: "Нет, не упоминал. Когда Моргунов позвонил, я думал, что это шутка. Моргунов только сказал, что по ним из леса ведется стрельба".
Миронов: "А как Вы координировались со Службой безопасности РАО "ЕЭС"?"
Швец: "Мы с ними особо не контактировали. Они сами по себе, мы сами по себе".
Миронов: "Но с кем-то Вы все-таки общались из Службы безопасности РАО "ЕЭС"?"
Швец нехотя: "С Камышниковым Александром Петровичем".
Миронов: "По ситуации 17 марта 2005 года Вами проводился "разбор полетов"?"
Швец смущенно бубнит: "Нет. Я сам был в шоковом состоянии, сотрудники были в шоковом состоянии".