С невольным уважением оглядываю его. Будто и не было трехчасового полета, бешеного огня. Смотрит с "бесовским" своим прищуром из-под крылатых бровей. Крупный орлиный нос, твердые даже в улыбке губы. Своенравный, о нем говорят, упрямый. Вспоминаю первый полет с ним в группе, неуверенно ковыляющую машину... Вряд ли бы кто другой после тех передряг, что ему довелось испытать, так смог говорить про "ящик". И так летать - без оглядки, отчаянно смело! После тяжелого-то ранения, трехмесячного лечения, когда и не знаешь, вернешься ли в строй...
Делюсь своим сомнением с Трошиным.
- Черт его знает, может, он прав, - раздумчиво говорит Алексей. - Ведь огонь - на большой площади. И время... Время же все решало. Как бы то ни было, выиграл он!
- Выиграл, - соглашаюсь. [133]
- А что до характера... Бесов есть Бесов!
На том и сошлись. Посмеялись, дали указания техникам к вечеру залатать дырки. Их и в машине Бесова оказалось не меньше.
Неожиданный почерк
- Ночью будем наносить удары одиночными самолетами, - сказал подполковник.
Определил время, последовательность взлетов.
- Первому эшелону - двадцать минут на уточнение задания.
Посоветовавшись с Ерастовым, решил выйти на цель с тыла, со стороны Азовского моря. С этого направления противник менее всего ожидает появления бомбардировщиков...
В наступивших сумерках первым взлетает Бесов, за ним Трошин, Канарев, Чумичев, Василенко...
Набираю высоту. На борту, как всегда в ночных полетах, настороженная тишина. Справа смутно белеет берег.
Длительный полет ночью над морем требует сам по себе большого напряжения. Ни ориентиров, ни звезд. Летим в безжизненном темном пространстве.
Наконец начинает просматриваться Мысхако. На Малой земле - ночной бой. Чем ближе подлетаем, тем ясней: бой ожесточенный, тяжелый. С двух сторон, чуть не вплотную друг к другу, вспыхивают орудийные выстрелы, полыхают разрывы, скрещиваются пулеметные трассы, взлетают ракеты. С левого берега Цемесской бухты, со стороны Кабардинки, беспрерывно бьет наша тяжелая артиллерия...
Бой идет и в воздухе. Электрическими искрами мерцают разрывы зенитных снарядов, режут густую тьму ножницы прожекторов, на земле вспухают разрывы бомб... [134]
- Наши лодочки, МБР-2, из Геленджика, - определяет Володя. - Трудновато ребятам, того и гляди врежешь по своим...
Да, окопы наших десантников в десятках метров от вражеских. Сверху кажется - пулеметы бьют друг по другу в упор...
- Учись у них точности!
- Я и учусь, - вполне серьезно отвечает Володя.
Снова темнота. Мерно гудят моторы.
- Командир, пересекаем береговую черту. Впереди Кизилташский лиман.
Есть хоть на чем остановиться глазу, убедиться, что не летишь головой вниз: черта берега просматривается и в темную ночь, если нет тумана. Позади остается и Ахтанизовский лиман. Летим над Темрюкским заливом, затем разворачиваемся на юг, проходим вблизи станицы Фонталовской. Справа по курсу - песчаная коса Чушка, уходящая в Таманский залив и отделяющая его от Керченского пролива.
- Впереди порт Тамань, - голос Володи чуть громче и напряженней.
- Понял, Тамань.
Повторяю испытанную тактику. Сбавляю обороты, планирую... Но что это? Впереди взметываются в небо десятки огненных лучей! Качаются из стороны в сторону. Не сразу соображаю, что ищут не нас: кто-то заходит навстречу, со стороны Черного моря. Догадки строить некогда, счастливый момент!
- Выводи на боевой!
- Боевой! - почти сразу откликается штурман.
"Замораживаю" курс, высоту, скорость.
И как раз впереди засверкали зенитки. Навстречу неизвестному самолету, как огромный рой разноцветных пчел, устремились трассы "эрликонов". Схваченная прожекторами машина летела в сплошной сетке огненных трасс - такое приходилось встречать лишь при торпедных [135] атаках. Казалось, в самолете уже не осталось живого места...
Но вот на земле под ним полыхнули мощные зарницы, выхватили из тьмы взлетевшие вверх обломки портовых сооружений, в панике мечущиеся машины...
- Ну и дал! - заорал Жуковец, забыв, что мы сами на боевом курсе.
Встречная машина ярко блеснула крылом и моментально исчезла во тьме.
- Ну парень!.. - не выдержал и я. - Как рыбка...
- Сброс! - раздался доклад Володи.
В следующую минуту все лучи и все трассы перекинулись на нас. Резко разворачиваюсь влево, белый слепящий свет окатывает кабину. Во рту становится сухо, не хватает воздуха, будто и в самом деле накрыло волной. Сейчас страшный удар - и все... В отчаяньи выжимаю педаль, до отказа отталкиваю штурвал...
- Командир, врежемся...
Но уже темнота. Спасение! Выравниваю самолет, оглядываюсь. Не задел стволы зениток? Сплевываю сбежавший на губы пот, запрашиваю у штурмана курс. Вскоре уже летим над морем.
- Бомбы куда положил, Володя?
- Не видел, командир! Только сбросил, а тут...
- Панов, а ты?
- Бомбы рвались в порту на берегу. В северной части порта.
- Молодец, не промазал, штурман!
- Учусь у "лодочников"! - Оказывается, может еще шутить.
- Вдвойне молодец! Не забываешь критики. А здорово помог нам тот отчаянный!
- Но и наследство оставил... Думал, уже капут! Кто бы это мог быть, командир?
Сам гадаю. Предположение есть, но не хочется почему-то делиться. [136]
- А как думаешь, почему он так прямо зашел? - не отстает Володя.
Молчу. Наивно было бы думать, что просто так, по беспечности...
На земле спрашиваю, кто приземлился перед нами. Бесов. Стоит, привалившись к столбику у капонира, небрежно опустив на колено руку со шлемофоном. С усмешкой щурится на техника, с фонариком обследующего самолет. Переводит взгляд на меня. "Ну что, Минаков, не сыграл в ящик?" - почти наяву слышится в ушах голос.
Но Бесов молчит.
* * *
Раннее солнечное утро. Снова летим. Первое звено поведет майор Чумичев, второе - капитан Козырин.
Опять Тамань. Обстановка понятна. Противник отводит войска с Кавказа, чтобы избежать окружения. Чтобы их сохранить - войска. Наша задача - не дать сохранить. Не дать отвести в порядке.
Сколько для этого надо, столько и будем летать. Днем и ночью и при любой погоде...
Первым взлетает комэск. За ним я, за мной Бесов.
Сразу берем курс в море. Тройку ведет флагманский штурман нашей эскадрильи майор Сергей Прокофьевич Дуплий. Известный мастер бомбовых ударов.
По внешнему виду не скажешь. Мягкий как будто бы человек. И ростом не высок, и черты лица никакие не "волевые". В глазах покой, доброта. Вот ведь как бывает. А сколько усилий на крайнем пределе возможностей, и физических, и моральных, сколько преодолений... Водил девятки бомбардировщиков на самые отдаленные цели, бомбил корабли, портовые сооружения, нефтехранилища в Констанце, наносил удары по нефтепромыслам в Плоешти, уничтожал военные объекты в Бухаресте; скопления войск и техники, артиллерийские позиции, самолеты на аэродромах, склады боеприпасов и горючего, [137] минометные батареи, мотопехоту и танки противника - при защите Одессы, Керчи, Новороссийска. В Севастополе был флагманом в группе Чумичева...
Штурман-снайпер, настоящий ветеран гвардейцев!
С траверза Геленджика погода ухудшается. Группа поворачивает к берегу, чтобы точнее взять курс на цель, В разрывах облачности проглядывается мыс Утриш. Ведущий разворачивается на северо-запад, звено устремляется к объекту удара. Идем без прикрытия: истребителей не хватает.
- Усилить наблюдение за воздухом! - приказываю стрелкам.
Видимость над целью отличная.
- Впереди по курсу - порт!
И, словно в ответ на доклад Ерастова, в небо взлетают десятки черных шапок.
Ведущий маневрирует, то и дело меняя курс. Мы - как привязанные.
- Володя, люки...
На мгновение машины как бы замирают - все три как одна. Боевой курс, секунды...
- Сброс!
Резкий отворот с потерей высоты сразу же выводит звено из огня.
- Здорово обвели! - отмечает Володя. - Как на футбольном поле!
- Следите за воздухом! - передает комэск. - Не отставать!
На повышенной скорости, прижимаясь к верхней кромке облаков, уходим в море...
- Как завороженные! - комментирует Жуковец.
На аэродроме Беляков удивляется:
- Праздник, что ли, сегодня у них, командир? Ни пробоины! В кои-то веки!
- Тихо, тихо, Миша, не сглазь. Праздник - у нас. Знаешь, как им влепили! [138]
Чумичев жмет нам с Бесовым руки, поздравляя с очередным боевым вылетом.
- Спасибо! - вырывается у меня, - Вам, товарищ майор, надо зачесть все три вылета.
- Ну-ну, сочтемся славою...
Разбирать, собственно, нечего - все как по нотам. Так бы всегда...
После обеда - вылет на ту же цель. Ведущий Бесов. Трошин и я - ведомые.
За нами взлетает группа курсом на Феодосию - бомбоудар по плавсредствам.
У Геленджика встречаемся с четверкой "яков". Вот теперь в самом деле праздник!
На цель заходим от мыса Такил - кратчайшим путем от берега. Замысел верный: вряд ли отсюда нас ждут. Плюс к тому - сзади солнце. Маскируясь в его лучах, ложимся на боевой курс. Под нами рваная облачность, но штурман Кравченко уверенно ведет звено, ориентируясь, как дома.
- Еще неделька, и сможем вслепую бомбить, - шутит Володя. - И куда столько бомб лезет!
- Разговоры! Следи за ведущим.
Небольшие довороты, и цепочки бомб устремляются к цели.
Огня нет, однако Бесов резко меняет курс. Издевается? После вчерашнего разговора?
В тот же момент за хвостом самолета вспухают разрывы.
- Вспышки заметил! - с восхищением поясняет Володя. - Вспышки выстрелов, на земле!
Ну и глаз у Бесова! Вот что значит - ас.
- Как бомбы?
- Нормально! Облачность помешала как следует посмотреть.
Нормально. Хоть и не наблюдал. Действительно, уж как дома... [139]
Истребителям не нашлось дела. Помахали крылышками, ушли.
- Похоже, сдает фриц, - угадывает Жуковец мои мысли.
- Приманивает, - острит неговорливый Панов.
- Ну-ну, не избалуйтесь! Не хватало нам бдительность потерять.
Техник Миша, облазав машину, буквально расцвел, залился румянцем, словно ему привезли подарок.
- Что, Михаил? Наконец-то придавишь жука на всю ночь!
- Не жука. Хоть моторы проверить, а то все недосуг. С каких пор уж работают сверх ресурса.
- Все мы работаем сверх ресурса, - не может не вставить словцо Жуковец.
- Ну, вы-то...
- Во, Коля, видал? Железо больше людей жалеет!
Но Беляков уже не слышал. Давал указания, какой инструмент приготовить, как замаскировать свет.
После доклада подошел Трошин:
- Фокус! Противозенитный маневр без огня! Учел твою критику Бесов!
- Не до конца, - ответил я тоже шуткой. - На цель-то все же зашел кратчайшим.
- Ну, ты уж хочешь все сразу! - Он проводил взглядом неторопливо удаляющуюся сутуловатую в толстой меховой куртке фигуру, вздохнул, не скрывая зависти: - Почерк! Бесовский, свой! Неожиданный для врага...
- Не только, - то ли возразил, то ли подтвердил я.
Вспомнил вчерашний ночной полет, представил машину в скрещении белых лучей, в озарении огненных вспышек... "Ну что, не сыграл в ящик?"
Вполне мог сыграть. Не я, так другой, а то двое. Если б один неожиданно не решил зайти на цель привычным для врага курсом... [140]
Спасибо за самолет
Зашел в штабной домик - узнать, не было ли письма.
- А, Минаков, - раздался из-за открытой двери знакомый голос.
Степан Афанасьевич сидел за столом в своей комнатушке. Поднял усталые глаза, внимательно вгляделся.
- Нет письма?
- Нет...
- Тогда садись, торопиться некуда. Помечтаем.
Я присел на неизменный его табурет. Не очень охотно, признаться. Помечтаем? О чем? Мечтать принято было в то время лишь о победе. Но сейчас мне не до того.
- Знаешь, что бы я сделал, будь моя власть?
С минуту ждал - угадаю? Я, конечно, и не пытался.
- Дал бы на день тебе самолет. Твою же "пятерку"! Долетел бы ведь до Минвод? Нашел, где сесть?
- Нашел бы, - я улыбнулся, чуть ли не наяву увидев с детства знакомый аэропорт, нашу мальчишескую мечту и гордость.
- Дал бы! Но... не моя на то власть. Даже не командира полка, не комбрига... Сам знаешь, чья. Жестокая власть войны!
Помолчал, потер подбородок ладонью.
- Подожди, потерпи, Василий Иванович. Почта-то вон как ходит... И то сказать - чуть не все близкие люди друг с другом разлучены. Какая тут справится почта? Надо надеяться, все там живы. Дома-то у тебя. Надо надеяться, понял? Долго ли были у вас оккупанты? А на Украине, подумай-ка, в Белоруссии...
Все это я понимал. И надеялся. Терял надежду, вновь обретал... Ничего нового сказано не было. И тем не менее теплая волна благодарности к этому усталому и участливому человеку вдруг подкатила к сердцу. [141]
- Спасибо, Степан Афанасьевич! - И неожиданно для себя добавил: - За самолет.
- За самолет? Но ведь не дал.
- Тем более.
Замполит подумал, пощурился на коптилку.
- Спасибо тебе, брат, что меня понял. Дать-то ведь легче куда бы, чем...
* * *
19 февраля меня вызвал в штаб командир полка.
- Срочное задание, - развернул карту. - В порту Тамань готовится к отправке груженный войсками и техникой транспорт водоизмещением около тысячи тонн. Необходимо уничтожить! В крайнем случае повредить, задержать его выход. Погода сложная, но пробиться надо!
На аэродроме уже готовилась машина, подвешивались двухсотпятидесятикилограммовые бомбы.
Ставлю задачу экипажу, уточняю с Ерастовым все детали выхода на цель, варианты дальнейших действий.
- Так и полетишь? - замечаю вдруг, что на нем нет меховой одежды.
- Не успел, командир, вызвали срочно... Ничего, ведь на большой высоте при такой облачности не полетим.
- Ну смотри!
Отсылать его переодеться времени нет. Уйдет транспорт, ищи потом в море...
- По местам!
Взлетаем. Горизонтальная видимость ограничена. Поднявшись до нижнего края облаков, решаю пробить их. Снова облачность - второй слой. Пробиваю и его... Таким образом, сама погодная обстановка незаметно вынуждает набирать высоту. Две, три... Три с половиной тысячи. Дальше подниматься нельзя - на остеклении кабины появляется изморозь. [142]
И только тут вспоминаю об экипировке штурмана. Бросаю взгляд в прорезь приборной доски - посинелое лицо, обледеневшие грязные сапоги...
- Чего же молчишь? Замерзнешь!
Володя виновато улыбается непослушными губами.
- Хоть бы унты захватил, недотепа!
Резко снижаюсь, пробивая вновь слой за слоем.
- Кто же знал, что здесь такой пирог, - подает наконец голос штурман.
- Торт "наполеон". Но и ты хорош тоже.
- Учту, командир.
Через полчаса в разрывах облаков проглядывается Таманский залив. Видимость никудышная, идет снег. Володя лежит на ледяном полу кабины, прилип к переднему блистеру, высматривает цель.
- Командир, проскочили!
- Обозначь себя ракетами, быстро! Может, обманем...
Две красные ракеты остаются за хвостом.
Разворачиваюсь. Зенитки огня не ведут: то ли принимают нас за своих, то ли еще не видят. Вновь выходим на берег, берем курс на цель. Транспорт - у восточного причала.
- Хорошо идем! - прильнув к прицелу, докладывает Володя. - Так держать... еще влево немножко... Пошла!
Разворачиваюсь на повторный заход. Открывают огонь зенитки. Значит, ракеты помогли, действительно принимали за своего...
- Командир, бомбы разорвались метрах в ста пятидесяти от причала, в портовых сооружениях...
- Нам нужен транспорт! Исправляй ошибку!
Снова на боевом. Зенитки неистовствуют, снаряды рвутся рядом.
- Сбросил!
Резко отворачиваю, маневрирую, уходя от огня. [143]
- Недолет тридцать - пятьдесят метров, - вновь огорченный голос Володи.
Неужели так и не достанем?
- Уточняй, последний заход, - -говорю как можно спокойней.
Спускаюсь на триста метров - расстроить пристрелку зениткам. Выхожу на прямую, пунктуально выдерживаю заданный курс. Снаряды опять рвутся рядом, но сейчас не до них.
- Сбросил!
Бомб больше нет. Противозенитный маневр, разворот в сторону Черного моря.
- Разорвалась в воде метрах в пяти от борта! - радостно докладывает Володя.
Ну, это уже кое-что! Если даже и в десяти - пятнадцати, то потребуется время на ремонт. А может, и наберет воды, перевернется.
Летим над Таманью. Докладывает Панов:
- С полевого аэродрома взлетают два "Ме-сто десятых!"
Поздно взлетают. До моря рукой подать, и облака рядом. Самолет окутывает мгла. Почти до самого дома летим вслепую.
На аэродроме узнаем, что вслед нам на ту же цель вылетели еще три бомбардировщика во главе с Козыриным, но вскоре вернулись из-за погоды.
Подполковник Канарев, выслушав доклад, сказал:
- За настойчивость благодарю, а что касается удара...
Оправдываться не стал: видимость, огонь зениток... Об этом командир знал. Но и сами мы знали: до снайперского искусства в бомбометании нам еще далеко.
- Будем тренироваться, - сказал Володе. - На полигоне. И унты больше не забывай! Думаешь, не влияют на точность? [144]
В тот день с боевого задания не вернулся один из истребителей, прикрывавших наш аэродром. Летчик - старший лейтенант Владимир Михайлович Клюков...
Утром мне жаловался:
- Скучища у вас тут, Вася! Вы-то работаете, а мы... Скорее бы обратно в Геленджик, с "мессерами" подраться...
Я смеялся:
- Жди, прилетят! Сразу парочку "юнкерсов" срежешь.
Вместе учились в училище в Ейске. Он окончил на год позже меня. А на фронт попал на год раньше. Дрался над Севастополем. Начинал не на истребителе - их не хватало, - согласился летать на ночные штурмовки на УТ-1.
- Самая верная машина! - утверждал с серьезным видом. - Когда пересел на "ястребок", веришь, почувствовал себя неуютно. Пушка, пулеметы, скорость - все это так. А сто пробоин выдержит? А "уточка"...
Шутил, ясно. Мечтал об истребителе, а пока висел над вражескими окопами, высматривал дзоты и батареи, штурмовал эшелоны, "гасил" прожектора...
А насчет ста пробоин - точно. Как-то попался в клещи прожекторов, обслуживающих "эрликоны". Вертелся и так и сяк, все искусство высшего пилотажа продемонстрировал, как на воздушном параде. В конце концов вырвался. А когда посадил свою "уточку" на аэродром, инженер эскадрильи глазам не поверил.
- Невозможно! Как ты мог долететь? Ведь она вся сквозит, как решето!
- Ограниченные по размеру отверстия на аэродинамические свойства подобной машины влияния не оказывают, - серьезно пояснил Володя. - Понимаешь, воздушный поток...
И принялся развивать свою "теорию". Закончил тем, [145] что посоветовал инженеру обосновать эту идею и представить в качестве изобретения после войны.