Затем мимо на большой скорости несколько раз проносился истребитель-перехватчик с включенными фарами. Арсеньев маневрировал, избегая лучей. Еще более приглушил работу моторов. Ведомые следовали за ним как тени.
Буданов нашел цель, вывел на нее самолет. Тринадцать "соток" обрушились на завод и нефтесклады. Горизонт осветили вспышки, разгорелся пожар. Штурманам остальных самолетов было легче. Освещенная пожаром южная часть города была как на ладони. Каждый выбирал свою цель и наносил удар. Взрывы и пожары на нефтепромыслах оказались для врага неожиданностью, прожекторы и зенитная артиллерия явно запоздали. Огромное зарево, осветившее небо, долго было видно легшим на обратный курс экипажам... [180]
13 июля 1941 года дерзкий по замыслу и эффективный по результатам удар по нефтеперегонным заводам Плоешти нанесла группа из шести Пе-2 40-го авиационного полка под руководством комэска капитана Александра Пехувича Цурцумия.
В последующих налетах на Плоешти, которые с небольшими перерывами производились до 18 августа, как правило, группы водил Арсеньев.
Противник установил зенитные батареи вдоль оси маршрутов наших самолетов. Огонь встречал и сопровождал бомбардировщики задолго до подхода к цели. Непрерывно барражировали ночные истребители.
Тем не менее налеты продолжались.
Противник построил ложный Плоешти в двадцати километрах севернее истинного, осветил его, прикрыл зенитной артиллерией, прожекторами. Стянул к городу несколько зенитных полков, перестал включать прожекторы, чтобы не демаскировать настоящую цель.
Все замыслы врага разгадывались, налеты продолжались.
22 июля 1941 года газета "Известия" сообщала: "21 июля (ТАСС). Анкарский корреспондент "Нью-Йорк Таймс", ссылаясь на сведения из иностранных военных источников в Анкаре, передает, что в результате налетов советской авиации на Плоешти в течение недели уничтожено 200 тысяч тонн различных нефтепродуктов. Разрушены и повреждены нефтеочистительные заводы, крекинговые установки, различное оборудование нефтеисточников, железнодорожные линии, подвижный состав и автотранспорт..."
* * *
Не раз приходилось отважному летчику встречаться со смертью лицом к лицу.
Как-то в начале сорок второго Арсеньев получил приказ во главе группы самолетов нанести бомбоудар по скоплению вражеских войск под Севастополем. [181]
Девять бомбардировщиков вылетели под вечер. Над кубанскими степями шли на бреющем. Низкая облачность, моросящий дождь, туман затрудняли пилотирование самолетов в строю. Над морем погода не улучшилась. Больше часу пришлось идти в условиях почти полного отсутствия видимости.
Почти то же было и в районе Севастополя. Выйти на основную цель мешали горы, закрытые облаками. Арсеньев принял решение бомбить запасную. Зайдя со стороны моря, вывел группу на боевой курс. Вражеские зенитки открыли мощный огонь, их дополнял частокол "эрликонов". Арсеньев упорно пробивался к цели. Едва Буданов успел сбросить бомбы, как в машину попал снаряд. Заклинило один мотор. Самолет потерял скорость. Еще два снаряда "эрликонов" попали в бензобак. Машина загорелась. Пламя бушевало на плоскости. Высота быстро падала. Внизу - территория, занятая противником...
С трудом удерживаясь в горизонтальном полете, Арсеньев пытался дотянуть до своих. Буданов увидел окопы, затем отыскал площадку, показал летчику. До предела погасив скорость, Арсеньев посадил объятый пламенем самолет на изрытую воронками поляну. Экипаж выскочил из кабин. Вокруг рвались снаряды, мины, свистели пули. Рядом были окопы противника. Летчики отползли от горящего самолета во тьму, укрылись в большой воронке.
Вскоре к ним подползли наши морские пехотинцы, вывели к своим окопам, обогрели, угостили фронтовым ужином. С попутной машиной отправили в Севастополь. Несколько дней спустя на боевом корабле экипаж был доставлен в Новороссийск, а оттуда благополучно добрался в свой полк.
Так воевал Арсеньев, талантливый, неукротимый воздушный боец, наш общий наставник по летному делу. [182] И вдруг эта гибель - солнечным весенним днем, без боя, вблизи своего аэродрома...
Нелепость? Так мне казалось в тот момент.
Но прошли дни, прошла первая боль. И постепенно я понял: Арсеньев погиб на своем боевом посту. Ведь главным делом и главным призванием этого человека было воспитание молодых боевых летчиков. Этому он посвятил свою жизнь с довоенных лет. И отдал ее за это.
Вспоминался последний полет с ним, несколько дней назад. Вот он появился у наших стоянок - сдержанный, энергичный, с твердым, всевидящим взглядом глубоко посаженных глаз. Менее получаса - и все готово: поставлена задача, выработан маршрут, закончены штурманские расчеты, определены очередность взлета и место каждого экипажа в боевом порядке, опробованы моторы, бортовое оружие. Все четко, последовательно, без лишних слов, каждый на своем месте. Все бодры, чтобы не сказать - веселы. Летим с Арсеньевым, значит будет все в порядке! Краткие доклады командиров, два теплых слова напутствия. Без излишних напоминаний, с полным доверием к каждому.
Один за другим взревывают моторы. Гвардейцы уходят в ночной боевой полет...
Я взлетел третьим. Круто набрал высоту. Здесь, наверху, ночь еще не настала. Полет совершался в условиях полного радиомолчания. Панов и Жуковец неослабно наблюдали за воздухом.
Все ближе цель. Бомбардировщики сосредоточивались для удара. Вот и решающий момент: вовремя опознать цель, уточнить расчеты, точно выйти на боевой курс. А внизу - кромешная тьма...
- Вправо пять градусов... Два градуса влево... - принимаю команды штурмана.
Серия бомб полыхает внизу. Взрывы, пожары...
- Молодцы! - вырывается у Володи.
Бомбы Арсеньева. Цель обозначена, теперь нам действовать [183] просто. Рвется серия экипажа Бабия, на земле становится совсем светло.
- Бомбы сброшены, - докладывает и мой штурман.. Взгляды стрелков устремлены вниз.
- Легли в цель, командир!
Разворачиваемся на обратный курс. Все четко, слаженно, определенно.
Да, хорошо летать с Арсеньевым!
Хорошо было с ним летать...
Панов и Жуковец
28 февраля 1943 года начались наступательные операции Северо-Кавказского фронта в районе Крымской и Неберджаевской, которые продолжались затем почти до июня. Противник, сдерживая натиск наших войск, продолжал подтягивать силы из Крыма через Керченский пролив на Тамань и, наоборот, эвакуировать часть своей техники в Керчь. Главной целью авиации Черноморского флота стала опять Тамань.
...В тот день погода с утра была нелетной. Потом посветлело, сквозь серые тучи пробились робкие лучи. Над крышей нашего эскадрильского домика обозначились контуры гор.
Аэродром оживился. Уходят на боевые задания одиночные самолеты, получают задачу две группы бомбардировщиков. Недавно прибывшие из запасного полка лейтенанты Дурновцев и Приходько готовятся выполнить учебное торпедометание на полигоне...
Я лечу в тройке Виктора Беликова. Второй ведомый - Митрофанов. Другую группу возглавляет Бесов, с ним Трошин, Бабий и Федоров. Бомбардировщики поочередно выруливают на старт, руководитель полетов белым флажком разрешает взлет...
В синей дымке подстраиваюсь к ведущему. Несемся над облаками, в разрывах мелькает море. Справа [184] горы, покрытые лесом. Ветра нет, штурманам работы мало. Идем тесным строем. Временами сквозь плексиглас видны лица и силуэты товарищей, летящих рядом. Белокурый, круглолицый младший лейтенант Николай Митрофанов. Хороший летчик, спокойный, надежный. В носовой кабине его машины, склонившись над картой, "колдует" капитан Виктор Жулай, серьезный, опытный штурман. Иногда виден и сам ведущий, капитан Виктор Беликов, голубоглазый гигант, косая сажень в плечах. В полку любовно прозвали его Добрыней Никитичем. Штруманом у него капитан Василий Овсянников. Это один из надежнейших экипажей в полку.
Замечаю: в последнее время везет мне и на ведущих, и на соседей в боевых группах. Да нет, не в везении дело. Идет война, растут люди. Ох и плохо придется гитлеровцам, недолго этого ждать!
Подходим к Тамани. Понятно, встречают. Строем прорываемся сквозь заградогонь. Овсянников быстро и точно выводит звено на цель. Бомбы рвутся на стоянке автомашин, стрелки успевают сфотографировать результат удара.
- Командир, справа два "мессера", - голос Панова.
Приказываю приготовиться к бою. Ведущий тянет вверх, к облакам. Когда истребители заходят в атаку, маневром выводит звено из-под огня. На втором заходе фашисты решают бить с коротких дистанций. Но мы и тут успеваем сманеврировать. Мастер противоистребительного маневра капитан Беликов. Чего стоят одни эти резкие отвороты в сторону атакующих! Мы с Митрофановым - как привязанные.
И дружный огонь стрелков. Их длинные прицельные очереди быстро отбивают у гитлеровцев охоту подходить к нам на близкое расстояние.
Но вот и облака. Без команды рассредоточиваемся, чтобы избежать столкновения друг с другом. Дальше летим в одиночку. Через полчаса выхожу из облаков - [185] под крылом пустынное море. Самостоятельно приходим на аэродром. Беликов уже приземлился, вскоре прилетел и Митрофанов.
- Грамотно повоевали, - хлопает нас с Митрофановым по плечам богатырь Беликов.
Подзываю Панова и Жуковца, объявляю им благодарность за умелое отражение атак вражеских истребителей. Николай отвечает на рукопожатие серьезно. Жуковец улыбается, в черных горячих глазах - неостывший азарт.
Отходят, переговариваясь, присаживаются на корточки, принимаются что-то чертить на земле. Жуковец оживленно размахивает руками, пишет в воздухе замысловатые вензеля...
В автобусе перехватываю вдумчивый взгляд Панова в сторону своего ученика. Читаю в нем что-то новое. Похоже, Жуковец догнал своего наставника, а может, и превзошел уже в чем-то. Если так, то Панов вдвойне доволен. Не зря просиживал с ним часами, тренировал на быстроту прицеливания, подбрасывая за хвостом самолета консервную банку или старую рукавицу: "Цель слева! Цель справа!.."
Получился из Жуковца воздушный стрелок.
Вот ведь, казалось бы, что человеку надо? Служил оружейником на аэродроме, исполнял свое дело сил не жалея, потребовалось - и под снарядами побывал, в том же и Севастополе, совесть, как говорится, чиста. Нет, потянуло в воздух! Может быть, летчиком стать мечтал? "Фюрера кончим, в колхоз свой вернусь, под Ахтырку, выучусь на тракториста..." Все и мечты.
Захотел бить врага своими руками. Не щадя жизни! А кто бы сказал? Весельчак, жизнелюб, в автобусе только его и слышно. Любому готов уступить, услужить... И вот - сам Панов озадачен. "Видели бы за пулеметом его, командир! От одного взгляда фашист задымится..." [186]
Хоть сам же и подтолкнул меня перед строем тогда: "Берите, командир, черноглазого..."
Чутье на людей у Панова. Старше всех в экипаже, лет на восемь старше меня. Но дело, конечно, не в этом. Где только не успел побывать до войны! Радистом, начальником радиостанции на Эльбрусе, в Сибири, в Средней Азии, в Заполярье... Человек переднего края! И в воздухе доброволец, как Жуковец. "Измаялся, пока бронь пробил... Никакой не возьмешь торпедой! Думал, думал, придумал маневр. Подобрал паренька себе подходящего, тем же самым его и завел. "Хочешь на фронт?" Ну конечно. "Так вот учись, пока я здесь, только пока ни гу-гу!" Ну понятно, пришлось потрудиться, подготовил радиста как бы не лучше себя. Через месяц-другой атакую начальство: "Говорите, незаменимый? Присылайте комиссию!" Ну деваться им некуда, отпустили..."
Вот и тут подготовил "как бы не лучше себя". А Панова и по одной из двух его специальностей догнать не просто: сбитый "мессер" на личном счету и в групповом бою - еще один. Зато парень попался - и "заводить" не надо. (Забегая вперед, скажу: в сорок четвертом, уже неоднократно награжденный, Александр Жуковец стал первым на Черноморском флоте кавалером солдатской Славы.)
А по другой специальности, как радисту, Николаю едва ли найдется равный во всем полку. Здешним командирам-связистам он известен еще по майкопскому рейду, когда общими усилиями нескольких авиачастей высаживали знаменитый десант на вражеский аэродром. Для общего руководства операцией на одном из четырнадцати самолетов был организован воздушный "командный пункт". Возглавлял его начальник штаба 63-й авиабригады подполковник Петр Григорьевич Кудин. А связь с землей и со всеми машинами держали два стрелка-радиста - Николай Панов и Иван Куевда, Панов был [187] старшим. Работа связистов получила высокую оценку командования...
Да, повезло мне на ребят! Мы с Володей гордились своими стрелками. В экипаже нет второстепенных должностей, в воздушном бою бывают даже моменты, когда стрелок управляет маневрами самолета. В таких случаях я мог полностью положиться на Панова. А теперь и на Жуковца.
Вечером, на разборе боя, проведенного группой Беликова, им обоим довелось выслушать похвалу из уст комэска.
- Отлично действовали стрелки экипажа Минакова. Мне уже не раз приходилось ставить в пример старшего сержанта Панова... - Майор сделал паузу, добавил с уважением: - Николая Сергеевича.
И я увидел, как засветились гордостью глаза Жуковца.
А через минуту на темных скулах Панова зарделся счастливый румянец - хвалили его ученика...
Сквозь заслоны
В начале марта командование фронта получило известия о том, что противник усилил переброску своих войск в район Крымской и Неберджаевской. Сведения требовали срочной проверки. Нашему экипажу приказали произвести разведку порта Тамань и прилегающего к нему района, а также дорог, ведущих из Тамани на восток.
Подвесив под фюзеляж три бомбы по двести пятьдесят килограммов, мы поднялись в воздух. Пробив облачность, пошли с набором высоты. Замысел был прост: подойти к району разведки на большой высоте, с приглушенными моторами, со стороны солнца выйти на цели и сфотографировать их. Но надежды не оправдались. Сплошная облачность закрывала Таманский полуостров. Решили снизиться. [188]
После яркого солнца белая вата окутала самолет. На высоте двух тысяч метров выскочили из облачного плена. Под нами был Кизилташский лиман.
- Командир! Слева по косе на Благовещенскую идут машины, - доложил Володя. - Довернем влево?
- Не стоит себя обнаруживать. Фотографируйте перспективно! Посчитайте, сколько машин.
- Сорок семь! - через минуту доложил Панов.
Автомашины, тягачи с пушками, бронетранспортеры двигались и справа, по дороге на Вышестеблиевскую, на Сенную.
- Считайте и фотографируйте! Панов, немедленно передавай результаты на землю!
Летим под самой кромкой облаков - на случай встречи с "мессершмиттами". Над Таманью машину окутывают разрывы зенитных снарядов. Сманеврировав, выходим на боевой курс, сбрасываем бомбы на скопление автомашин невдалеке от причала.
- Плановые фотоаппараты включены?
- Все! Фотографирую и перспективным... Готово! Отворачивай, командир!
Резким маневром вывожу машину из зоны огня. При развороте в сторону Черного моря Панов замечает двух Ме-110, барражирующих над Керченским проливом. Через минуту доклад Жуковца:
- Командир, "мессеры" догоняют!
Беру штурвал на себя, чтобы нырнуть в облака. Некоторое время летим в сплошном молоке.
- Отстали фашисты?
- Отстали!
- Что видел в порту, Володя?
- Скопления техники у причалов. Снимки покажут!
На земле подробно доложили о результатах разведки, указали на карте места расположения целей. Вскоре принесли и фотоснимки. Сведения о переброске и сосредоточении войск противника полностью подтвердились. [189] На Таманский полуостров было направлено несколько групп бомбардировщиков и штурмовиков, которые нанесли эффективные удары по колоннам вражеских войск и порту.
На другой день в полку был зачитан приказ: за успешно выполненную воздушную разведку командующий Северо-Кавказским фронтом объявил нашему экипажу благодарность.
* * *
Неся большие потери от ударов нашей авиации, противник усиливал прикрытие своих войск истребителями и зенитной артиллерией.
Этот заслон мы ежедневно испытывали на себе.
...Хмурые облака клубились над аэродромом. Порывистый ветер-низовик гнал сухую поземку, валил с ног. И если в такую погоду фронт потребовал авиацию, значит, была в том особая необходимость. Полевой телефон на КП эскадрильи возвестил об этом короткой фразой: "Летчикам срочно явиться в штаб полка".
Командирский карандаш очертил порт Тамань:
- Противник сосредоточил здесь двенадцать быстроходных десантных барж. Срочно приказано нанести удар.
Затем последовали фамилии летчиков.
- Минаков, ваш экипаж резервный. В случае неисправности какого-либо самолета будьте готовы его заменить.
Короткие указания ведущего, все расходятся по самолетам.
Замены не понадобилось. Взлетела вся пятерка. С ходу построившись в клин, повернула на запад, растаяла в низкой дымке...
Вел группу наш замкомэск капитан Бесов. Слева летел Алексеев, справа - Андреев. Капитан Лобанов и младший лейтенант Митрофанов замыкали строй. Так было [190] заведено в полку: в хвосте группы шли опытные летчики.
Линия фронта в районе Новороссийска осталась справа, облачность немного поднялась. Бомбардировщики прижались к тучам, перестали "скоблить" море. Высота все же оставалась небольшой, берега не видно, полет выполнялся по расчету времени.
По мере того как группа приближалась к цели, погода улучшалась, все более позволяя набирать высоту.
Вот и порт. Снизу хлестнул ураганный огонь. Экипажи не дрогнули. Боевой курс. От фюзеляжей оторвались бомбы, устремились вниз сквозь трассы "эрликонов". Пятьдесят две "сотки" обрушились на скопление барж у причалов...
При отходе от цели группа была внезапно атакована двумя "мессершмиттами". Фашисты подкрались сзади, свалились из-за облаков, вовремя обнаружить их было невозможно. Однако в первой атаке они промахнулись - видимо, потому, что бомбардировщики резко пошли на снижение.
За первой атакой последовали вторая, третья, четвертая... Очевидно, это были матерые асы. Заходили то сверху, то снизу, то с одной стороны, то с другой. Из атак выходили на дистанции двадцать-тридцать метров, чего почти не случалось в прошлых воздушных боях. Стрелки умело отбивались. В конце концов один "мессер" вспыхнул. В десяти километрах мористее станицы Благовещенской врезался в воду.
Но и наши понесли тяжелую утрату. В результате одной из атак на машине Митрофанова загорелся левый мотор. Летчик пытался сбить пламя скольжением. Но через некоторое время самолет резко развернулся влево, пошел вниз и взорвался у воды.
Погибли наши боевые друзья: летчик младший лейтенант Николай Васильевич Митрофанов, штурман капитан Виктор Афанасьевич Жулай, стрелок-радист сержант [191] Александр Иванович Балябин и воздушный стрелок сержант Алексей Николаевич Гаранников.
Вечером зашел к воздушным стрелкам, чтобы поговорить о пережитом ими бое, обсудить в деталях схватку с "мессершмиттами". В большой комнате было светло, кто-то тихонько наигрывал на баяне. Баян был один на полк, порядочно потрепанный, но звонкоголосый. Он уже сменил не одного хозяина.