Атака. Казалось, конец неизбежен. И тогда Канарев решил укрыться за маяком. Заложил крутой вираж и стал ходить кругами у основания высокого бетонного сооружения, едва не задевая крылом волну. Большая угловая скорость, малый радиус виража стали надежными союзниками беззащитного самолета. Вражеский истребитель со страшным ревом гонялся за ним на стремительных виражах, то взмывая вверх, то пикируя, но никак не мог уловить момент для верной атаки и только без пользы расстреливал боезапас. У раздосадованного неудачами фашиста начали сдавать нервы. Он стал закручивать виражи, [73] ставя машину почти на крыло, пикируя чуть не до самой воды...
В какой-то момент Канарев потерял его из виду. Не отрываясь от спасительного маяка, осторожно огляделся. Где он? Не видно. Покрутившись еще несколько минут, отошел недалеко в сторону и стал делать "змейки", просматривая заднюю полусферу. Преследователь не появлялся...
До самого Геленджика, виляя на курсе, Канарев внимательно следил за воздухом, ожидая подвоха. Однако все обошлось благополучно.
На аэродроме его обступили ликующие друзья:
- Поздравляем, товарищ командир! Ура!
- С чем поздравляете? Ради чего "ура"?
- Как же! Вы сбили "мессер"...
- Я? Скажите спасибо, что он меня не угробил. А нам по нему и стрелять не пришлось...
- Во! Так и передали из Ялты: чистая победа, без единого выстрела...
Победило самообладание, мастерство. На одном из виражей или при выходе из пикирования потерявший контроль над собой фашист задел крылом воду...
Все это промелькнуло сейчас в голове не с такими подробностями, конечно. Полет есть полет, тем более в тесном строю, когда надо не только следить за приборами, но и ни на секунду не упускать из виду соседей.
Вот и Ялта на горизонте, тот самый маяк. И теперь нам сослужит службу - ориентир для захода на порт. Интересно, что сейчас чувствует командир? После войны приедет сюда отдыхать в санаторий, попросит у портового начальства разрешения пройти на мол. На катере подвезут его к маяку - смотрите! Объедет, найдет следы пуль и снарядов. Может, как раз в это время и водолазы, очищая вход в порт, извлекут на свет незадачливый "мессер"... [74]
Однако я размечтался. До тех пор надо дожить, а пока... Вот он, порт с вражескими кораблями. Отличная видимость! Жаль, не для нас одних. Во, уже ставят заградогонь дальнобойные. Здорово сострелялись - стена! Ну-ка, что сделает командир? Ни минуты раздумья! Резкий маневр и по высоте и по направлению... Ага, отстали?
Перед молом - уже все калибры. Трассы, шнуры "эрликонов"... Ну? Решают секунды. Ну? Когда же... Есть! Ведущий на боевом, безошибочный выход...
Иду точно в хвост Бесову. Нет, братцы, мастер есть мастер! Сразу вернул себе все - скользит, как по струнке. Телом чувствую, как вздрагивает его самолет, справа, слева разрывы... Вздрогнул и мой... Но у Бесова бомболюки уже открыты...
Сброс!
Вот она жизнь! При нас! Резкий маневр, на крыле, истребительный, вдохновенный... Шапки, пунктиры - все в стороне. Моментально подстраиваюсь к ведущему, стрелки фотографируют результат. Цели накрыты, большего увидать невозможно за дымом. Объективы позорче, им внимание рассредоточивать не требуется, как нам...
* * *
На аэродроме узнали, что вылетевший раньше нас на воздушную разведку экипаж капитана Лобанова успел возвратиться с боевого задания. Обнаружил в порту Констанца транспорт водоизмещением пять-шесть тысяч тонн, на обратном пути атаковал сейнеры у крымского берега.
Благополучно возвратились и торпедоносцы - экипажи капитана Василенко и лейтенанта Жесткова, - вылетевшие на поиск плавсредств на морских коммуникациях. Обнаружили в районе Балаклавы танкер противника водоизмещением тысяча пятьсот тонн в охранении шести сторожевых катеров, атаковали его. Сброшенные [75] торпеды прошли в десяти метрах от носа танкера, который успел застопорить ход. По торпедоносцам велся сильный огонь с кораблей охранения и "Гамбурга-140", прикрывавшего танкер с воздуха...
Призрачный частокол
На следующий день вечером получили задание произвести разведку погоды у побережья Крыма от Феодосии до Ялты и нанести бомбоудар по плавсредствам в порту Феодосия. Запасная цель - порт Анапа. Полет предстояло выполнить ночью.
Взлетели перед заходом солнца. Понимая, что от нашей разведки зависит вылет на бомбоудар группы самолетов, стараюсь точно выдержать заданный штурманом курс на мыс Чауда, чтобы немедленно по радио передать погоду в районе Феодосийской бухты.
Быстро спускается ночь, лишь впереди чуть просматривается полоска горизонта - последний знак угасшего заката.
С траверза Новороссийска погода резко ухудшается. Вскоре уже летим по приборам.
- Командир, проходим Чауду, - докладывает штурман.
Разворачиваюсь влево - посмотреть, что делается на подходах к Феодосии. Сплошная облачность. Увлекшись наблюдением за погодой, долго держусь на одном курсе.
Неожиданно перед самым носом самолета возникает слепящий огненный частокол...
Ничего не поняв, рву до отказа штурвал влево...
Снова кисельно-густая тьма. Чувствую слабость. Почудилось, что ли? Из-под шлемофона стекает пот.
Молчу. Молчит и экипаж.
- Командир, что будем делать дальше? - слышится наконец нерешительный вопрос штурмана. [76]
- Задание выполнять, Гриша! - пытаюсь овладеть голосом. - А что?
- Тогда курс на Ялту...
- Есть!
Значит, и штурман считает, что показалось. Но не могло ж показаться двоим? И вдруг вспоминаю: радары! Майор Конзелько, начальник разведки, на прошлой неделе предупреждал...
- Как самочувствие, Гриша? Понял, что это было?
- Не очень, командир...
- Наводка по радарам! Едва не влипли.
- Да? А я уж подумал, с ума схожу...
- Сойдешь тут! Хорошо, обошлись испугом. Наперед на носу зарубим: при любой видимости вести себя над противником так же, как солнечным днем!
- Да, засиделись на курсе...
- Зато и виражик дали! - первым из стрелков откликается Коля Панов. - Как у тебя, Саша, косточки целы?
- Первое знакомство с новой техникой противника, - не очень бодро комментирует Жуковец. - Душа в теле, а кости дома проверим...
Ялта тоже была закрыта сплошной облачностью. Панов передал на землю вторую неутешительную радиограмму. Берем курс на Анапу - запасная цель.
По расчету она уж под нами. Сквозь редкие разрывы в облаках временами просматривается берег. Разворачиваюсь, делаю повторный заход. Штурман уточняет курс. По нам не стреляют. "Не точно вышли?" - мелькает мысль. В тот же момент голос Сергиенко:
- Бомбы сбросил!
Отворачиваю вправо. В разрывах облачности видны всполохи рвущихся бомб. Затем облака освещаются разрывами зенитных снарядов, пронизаются трассами автоматов...
- Проспали, голубчики! - смеется Гриша. [77]
Рад, что расчеты его подтвердились. И у меня гора с плеч. Бывает, что и вражеский огонь настроение поднимает. Не то что над Феодосией, до сих пор по спине мурашки...
В штабе после нашего доклада майор Колесин подвел итог:
- Значит, разведданные о радарах на зенитных батареях в Феодосии подтвердились. Надо ждать, что со временем и в других крупных портах установят эту новинку. Соответственно будет меняться и наша тактика. Первый вывод для себя сделали? Завтра предупредим остальных. Хорошо, что благополучно отделались...
И, как всегда, похвалил не нас - мы уже знали эту его манеру.
- Капитан Саликов молодец! Аккуратненько произвел съемку портов Болгарии. В Бургасе обнаружил плавсредства, в Варне... Семь часов в воздухе. И от истребителей сумел уйти в облачность...
Это нам для затравки. И тут же:
- Кстати, на завтра для вас уже есть задание. Приказано вновь произвести воздушную разведку с аэрофотосъемкой портов Феодосия, Ялта и Севастополь. В Севастополе сфотографировать полузатонувший крейсер "Червона Украина". Есть данные, что немцы решили поднять его. Ясно?
- Ясно.
- Вылет с рассветом. Завтра все уточним.
"Завтра" уже начиналось. По пути в городок Саша Жуковец рассказал о гибели "Червоной Украины" - он был тогда в Севастополе.
- В ноябре сорок первого это было, когда отражали первое наступление фашистов на Севастополь...
...Крейсер "Червона Украина" стоял в бухте на якоре и третьи сутки, не меняя позиции, вел почти непрерывный огонь по врагу, нанося ему большой урон. 12 ноября вражеская авиация совершала массированные налеты на [78] город и порт. Более двадцати самолетов атаковали крейсер. Шесть бомб попало в него, корабль принял около четырех тысяч тонн забортной воды. Около суток личный состав самоотверженно боролся за жизнь крейсера. Но повреждения оказались настолько серьезными, что по приказу командования экипаж вынужден был покинуть корабль. Вскоре он затонул...
К рассвету, успев поспать четыре-пять часов, наш экипаж был уже снова в машине. На этот раз мы решили изменить устоявшуюся схему разведки Крымского побережья: начать не с востока, с Керченского пролива, а с крайней западной точки. Над морем полетели прямо на Севастополь.
- Целесообразно взять курс на мыс Сарыч, - предложил штурман. - Ай-Петри и Роман-Кош наверняка возвышаются над облачностью, помогут точно выйти на цель.
- Согласен, уточни курс.
После полуторачасового полета вышли в район Севастополя. Город плотно закрыт облачностью. Решили снизиться, пробить облака и под ними выйти на севастопольские бухты. Однако облачность оказалась слишком низкой, дальнейшие попытки могли обернуться бедой: район изобилует возвышенностями.
Снова набрав высоту, долетели до Ялты. Видимости никакой. И так - по всему побережью.
Ничего не поделаешь, зима...
В роли Деда Мороза
Да, зима. Облачность, туманы, слякоть на аэродроме...
Зачастую полеты приходится переносить, отменять. Но есть такие, которые ни отменить, ни отложить невозможно.
С самого начала партизанской войны в Крыму полк [79] активно взаимодействовал с народными мстителями. В конце декабря 1942 года крымские партизаны оказались в крайне тяжелом положении. Собрав вместе все свои отряды, они укрылись высоко в горах, в густых заповедных лесах, где вскоре были окружены карательными войсками и полицаями. Фашистское командование не спешило с решительными операциями, надеясь, что без запасов продовольствия и боеприпасов партизаны продержатся недолго.
Помощи они могли ожидать только с воздуха. И летчики-гвардейцы делали все возможное, чтобы пробиться к ним. Летали при любой погоде, днем и ночью. Часами высматривали в тумане выложенные на земле опознавательные знаки. Снижались, рискуя врезаться в горы...
Первым удалось сбросить груз - три мешка с продовольствием и боеприпасами - экипажу старшего лейтенанта Бабия. Выход в партизанский район он выполнил по расчету времени от Алупки, сброс произвел из-за облаков.
На другой день этот же экипаж, уже с шестью мешками на борту, снова вылетел в Крым. Но в пути у одного мешка, подвешенного под фюзеляжем, раскрылся парашют. Скорость резко уменьшилась, самолету грозил срыв в штопор. Летчик сбросил груз с внешней подвески на аэродром Адлер, остальные мешки доставил к месту. И в тот же день вечером вылетел вновь. Еще четыре мешка со спасительным грузом были доставлены друзьям-партизанам...
Удачно совершали полеты с грузами для партизан экипажи лейтенанта Жесткова, капитана Василенко, капитана Саликова, старшего лейтенанта Дулькина, старшины Литвякова...
В те же последние дни декабря осуществлялись полеты самолетов-"охотников" на поиск кораблей противника у Крымского побережья, велась воздушная разведка портов и коммуникаций. [80]
Весьма удачной была, например, дальняя воздушная разведка старшины Литвякова. 27 декабря он вылетел на фотосъемку портов Констанца и Сулина. Восемь часов длился полет, экипаж настойчиво пробивался к цели на малых, сверхмалых высотах, под облаками, умело обходя районы дождей и туманов. Выйдя к Констанце на высоте пятидесяти метров, экипаж с минимального удаления перспективно сфотографировал порт. На снимках видны были даже фигуры людей, находившихся в тот момент на молу...
Да, декабрь был тяжелым. Кисельная облачность, непробиваемые туманы, взлетная полоса - как размытый дождями проселок... Четырнадцать самолетов в строю полка...
Летали. Не пропускали ни дня. Регулярно поставляли штабам разведданные, наносили удары по кораблям и судам. Сделали практически невозможными для противника интенсивные перевозки военных грузов на важнейшей коммуникации Севастополь - Керчь - Анапа...
31 декабря после обеда за мной прибежал посыльный: приказано прибыть в штабной домик к комэску.
- Как воюется? - чуть улыбаясь глазами, спросил Чумичев.
- Нормально, товарищ майор.
- Как экипаж? Перегрузки не чувствуете?
- Готовы летать вдвое-втрое больше.
- Ну-ну, молодцы! Налетали вы много. А как насчет отдыха, а? На курорт не желаете съездить?
Что тут скажешь? Задание, что ли, какое имеет в виду? Но и для шуток ведь есть пределы...
- Ну вот, Минаков, ты и растерял-си, - весело рассмеялся комэск, кстати вспомнив слова из известного фильма. - Вполне серьезно! Решили мы вас всем экипажем отправить в дом отдыха в Хосту. Не возражаете? После Нового года, с 3 января. Отдохнете там две недельки. [81] А потом уж подумаем, удвоить вам боевую нагрузку или утроить. Договорились? Воюете вы по-гвардейски. Так и держать!
Смущенно поблагодарив командира, я поспешил к ребятам, поделиться необычайной новостью. Приятно быть Дедом Морозом, тем более фронтовым...
Вылетов в тот вечер не было. В столовой по-праздничному накрыли столы. Первым взял слово майор Аркадий Ефимович Забежанский. Коротко обрисовал обстановку на фронтах, рассказал об успехах наших войск под Сталинградом. Командир полка подвел итоги боевых действий части за истекший год.
Тостов, понятно, было немного. Но сколько было - все от души. Пожелали друг другу в новом году каждую бомбу, торпеду, ракету направлять точно в цель, еще беспощадней громить ненавистных фашистов...
Для меня минувший год был особенно памятным. В сорок втором я попал на фронт, меня приняли в партию. Вручили первую награду - орден Красного Знамени, присвоили звание лейтенанта, я стал гвардейцем. Набрал личный счет - шестьдесят два боевых вылета...
Вспомнил старых друзей, с которыми начинал фронтовой свой путь и которых теперь здесь не было. Дима Никитин, скромный, застенчивый паренек с русым чубом, который никак ему не удавалось запрятать под фуражку, - отважный штурман, вернейший товарищ в бою... Светлоглазый весельчак Алеша Лубенец, с виноватой улыбкой в день расставания... Озабоченно-деловитый, серьезный не по годам техник Ваня Варваричев, латавший-перелатавший нашу заколдованную "семерку"...
Дима учится где-то в тылу и, конечно, мечтает о фронте. Может, встретимся, вместе еще полетаем, как понадеялись при прощании. Иван и Алеша остались в тридцать шестом...
Вспомнил Новый год перед войной, в родном доме в Минводах. Это был первый мой командирский отпуск. [82]
И последний, как оказалось. Вот бы где побывать сейчас! Вместо дома-то отдыха в Хосте. Хоть на денечек, далеко ли до Минвод. Мать, отец там, Тамара, с которой в тот памятный отпуск условились встретиться будущим летом, чтобы не разлучаться уже до конца жизни...
"До тебя мне дойти нелегко..."
Родные Минводы еще оставались под тяжкой пятой врага...
Из биографии доктора Челушкина
1 января наш экипаж заступил на дежурство - пятнадцатиминутная готовность к вылету на воздушную разведку. Накануне я, видимо, простудился, да как-то странно: затек левый глаз. В обычное время на стоянке дежурных самолетов появилась санитарная машина: начальник нашего базового лазарета капитан Челушкин был человеком пунктуальным и медицинское обеспечение полетов осуществлял, как правило, лично сам.
Душевный, общительный человек и бывалый: еще в тридцать девятом, окончив военно-медицинскую академию в Ленинграде, возглавлял полевой госпиталь на войне с белофиннами.
Наметанный взгляд его сразу остановился на мне.
- Что с глазом, Минаков?
- Не подумайте, что после праздника, - отшутился я.
Он подошел, пальцем приподнял распухшее веко.
- Воспаление...
И не успел я оглянуться, как его ловкие руки проворно обмотали мне голову бинтом - наискось, вроде пиратской повязки.
Как раз поступила команда на вылет: маршрут был указан заранее. Я натянул на повязку шлем, занял свое место в кабине. [83]
Челушкин тоже оглянуться не успел, как наша машина взлетела.
Да, непривычно вести самолет - то на приборы взгляд, то вперед. Будто раньше один глаз не отрываясь следил за приборами, другой - за воздухом и землей.
Штурман почувствовал мою неуверенность, оглядывается назад. Может, и в самом деле я поступил как мальчишка?
- Считай, что я ранен, Гриша, - подбадриваю его, как умею.
- В случае чего взять управление?
- Но-но, не балуй!
Вроде постепенно привык. Над целью и вовсе забыл про глаз. Нормально маневрировал между разрывами, менял направление, высоту. Можно было, конечно, сорвать повязку, но что толку: чувствую, глаз совершенно затек.
Выполнили задание, курс на аэродром.
- Смотри, не промажь, командир, при посадке: стереоскопичности-то ведь нет!
- Зато внимание не рассеивается!
И, как назло, едва успел зарулить, как возле стоянки появилась "эмка". Вместе и затормозила со мной.
Делать нечего, спускаюсь, докладываю.
- Ранены?
Вопрос явно ехидный: сам и перевязался, что ли?
- Нет, товарищ подполковник.
- Значит, в таком виде и вылетали?
- Доктор перевязал, и как раз...
Командир полка помолчал, пристально глядя в единственный мой натруженный глаз: "Ну что с тобой сделать за это?"
- Только не отстраняйте от полетов! - поспешил в откровенном расчете на то, что начальство подсказок не любит. [84]
- А если бы истребители?
- Естественно. Вступили бы в бой...
Взгляд подполковника сделался чуть не брезгливым. Будто он сам был тем асом, которому предстояло походя срезать меня.
- Марш в лазарет! За недозволенный вылет объявляю замечание.
Уф-ф, пронесло!
- И это благодарность за самоотверженность! - острил по дороге штурман. - И вдруг спохватился: - Курорт не отменят?
- Не думаю, - рассеянно ответил я. - В крайнем случае заменят арестом.
В лазарете не задержали. Сделали какую-то примочку и отпустили. Вечером в нашей "кают-компании" меня навестил Челушкин.
- Как дела, Минаков?
- Замечание.
- А мне выговор!
Все расхохотались - "кают-компания" была полна народу, полетов в тот вечер не было.
- Вылечил подполковник обоих!
- Доктору прописал дозу побольше!
- Ну, так аптека ж своя...
- Ничего, - не смутился Челушкин. - В жизни не то приходилось...
- Расскажите, Константин Александрович! - Все сразу забыли про выговор и про мой глаз: доктор в полку слыл незаменимым рассказчиком. Сгрудились вокруг самодельного стола, притихли так, что стало слышно потрескивание соли в "катюше" - ее насыпали, чтобы не вспыхнул бензин.