Двинулись назад к берегу Мотовского залива, встретились с Дараганом и Головиным. Те сказали, что видели на торфяниках отчетливые следы егерских ботинок и лошадиных подков. Выходит, егеря ходят и ездят по тропкам к Пикшуеву. Спокойно вышли к месту, где их должен был взять катер.
Около одиннадцати вечера примерно в полукабельтове от берега задрейфовал "малый охотник". Накатная волна разгулялась баллов до шести. В мирное время при такой погоде эти катера в море не выпускали. А тут боевая задача, хочешь не хочешь, а надо снимать разведчиков.
Ночь светлая, лунная. Только однажды принесло небольшой снежный заряд.
С борта спустили катерную шлюпку-тузик и резиновую надувную. Гребец на тузике пошел к берегу, на буксире тянул резиновую шлюпку. Пристал удачно, шлюпки подкинуло волной, выбросило на берег. Переправщиком на шлюпках пришел за друзьями Юра Михеев.
Столкнули шлюпки на воду, в тузик сели Кашутин, Радышевцев и Головин, за весла взялся Михеев. На резиновой отошли Яковлев, Флоринский и Дараган.
Примерно на полпути до катера волна несколько раз накрыла шлюпку, залила ее до бортов, потом накренила так, что пассажиры вывалились в воду, а шлюпка перевернулась вверх килем.
Ухватившись за борта, стали грести руками к резиновой шлюпке.
Рюкзаки намокли, тянули книзу.
- Андрей, я никак не отстегну лямку у рюкзака, помоги…
Головин в воде нащупал крючок, отцепил его, Радышевцев стащил рюкзак, кинул его на днище шлюпки. Головин тоже избавился от своего рюкзака.
Резиновая шлюпка была ближе, чем катер и берег, плыли к ней.
- Не подходите к нам, - кричал Яковлев, - опрокинете и нас. Гребите к катеру.
- Сами не доплывем, буксируйте, - отвечал Радышевцев.
Все приблизились к резиновой, ухватились за трос, опоясавший шлюпку через заушины. Волна раскачивала и их и шлюпку. Флоринский протянул Головину винтовку, тот ухватился за нее.
- Не дергайте, держитесь ровнее, а то и нам капут…
Пока пловцы барахтались возле шлюпки, волной откинуло и унесло весло. Яковлев греб одним, шлюпка крутилась на месте. Он вытащил его из уключины и стал попеременно грести то с одного, то с другого борта.
Наконец, добрались до катера. Плавающим в воде бросили спасательный конец. Первым ухватился Кашутин, его подвели к другому борту, там была меньше волна, и вытащили на палубу.
Потом поймал конец Радышевцев, стали поднимать на борт и его.
- Стой, нас опрокинете… - крикнули со шлюпки.
Подсумки Радышевцева зацепились за опоясывающий трос шлюпки, один борт ее поднялся, она накренилась, вот-вот перевернется. Алексей отпустил спасательный конец, нырнул, освободился от захватившей его веревки, снова вынырнул. Ему подали с катера отпорный крюк, он вцепился в него, как потом сам говорил, мертвой хваткой, оторвать можно было только с руками. Его вытянули на катер.
Выловили из воды Головина и Михеева. Потом подняли пассажиров резиновой шлюпки.
Катер врубил моторы на винты и дал полный ход.
Купальщиков на руках спустили в кубрик, сами они идти не могли, ноги и руки свело судорогами, у них не попадал зуб на зуб: вода-то всего четыре градуса. Раздели, растерли спиртом, натянули сухие тельняшки, робы, укутали одеялами.
- И вовнутрь спиртику дайте, кишки погреть, - попросил Кашутин, постукивая зубами.
Подали каждому по полстакана. Ребята прогрелись, уснули.
…Визгин докладывал командующему суточную сводку. Рассказал о походе группы к Титовке.
- Как чувствуют себя "нептуны", не заболели?
- Все нормально. Пошли на тренировки. Не чихают.
- Ты сегодняшнюю нашу газету читал?
- Так точно.
- Это твой майор Л. беседовал с корреспондентом о вашей недавней операции?
- Да, майор Люден.
- Почему не назвался своей фамилией?
- Я его спрашивал. Отвечает, из соображений конспирации.
- Если уж не хотел себя обнародовать, пусть бы корреспондент писал все от себя или от моряков, что ходили. А то загадки какие-то, газета не для того, чтобы так темнить. Я читал его доклад о той высадке. Он в поселок не спускался, сидел на сопке и наблюдал сверху, действиями фактически не управлял. А по статье в газете выходит, что он в бою участвовал.
- Говорит, что советовался в политуправлении…
- Там не знают всех деталей операции. Предупреди, чтобы больше Люден интервью не давал. Тем более это не его боевые успехи. А я скажу редактору, чтобы о разведке без твоего ведома не писали. Рядовые разведчики сходили в дело, в море наполоскались, а помалкивают, вроде ничего особенного и не совершили. Вот их и надо расспрашивать.
Сняв трубку прямого телефона, Головко связался с членом Военного совета Николаевым.
- Александр Андреевич! Люди Визгина в последнее время хорошо понаблюдали за Титовкой. Я теперь вполне уверен, что ни осенью, ни зимой немцы десантов оттуда не предпримут. Надо поощрить их от имени Военного совета. Отдай, пожалуйста, распоряжение, чтобы заготовили приказ о благодарности.
И, уже обращаясь к Визгину, сказал:
- Приказ объявите всему отряду.
Головко пригласил к себе начальника штаба флота и начальника оперативного отдела.
- Начальник разведотдела сейчас доложит обобщенные материалы по району Титовки. Послушаем, посоветуемся.
Визгин начал с сообщения общего порядка.
- На наше направление прибыла из Греции 6-я горно-егерская дивизия. 3-я дивизия отводится во второй эшелон. Отдельный пехотный полк, пулеметный и саперный батальоны, тяжелый артиллерийский дивизион теперь переподчинены 6-й дивизии.
Визгин с указкой подошел к карте.
- Вот здесь, - он показал на юго-западные скаты высоты несколько в сторону Мотовского залива и Пикшуева, - абсолютно достоверно обнаружена четырехорудийная батарея. Калибр определен артразведкой. Немцы ее старательно маскируют, укрывают сетями, стреляют очень редко и делают всего по нескольку выстрелов. А вот здесь, - указка уткнулась в точку, расположенную в нескольких сотнях метров от подлинной батареи, - раскрыта ложная батарея. Других артиллерийских сил там нет, нет и минометов.
- А каковы средства ближнего боя у береговой полосы возле этого участка? - спросил командующий.
- Ни дотов, ни огневых точек, ни опорных пунктов не воздвигнуто.
- Значит, немцы не ожидают наших десантов на этом участке, не готовятся к ним?
- Можно полагать, что именно так. Противник убежден, что нам теперь не до десантов. Поэтому не держит здесь даже постоянных наблюдательных постов. Но возможность прорыва наших кораблей в губу Титовку они не исключают, поэтому выставили посты на острове Титовском и на западном берегу губы.
- Гарнизон противника в Титовке, - продолжал Визгин, - невелик. Там квартирует 67-й самокатный батальон 2-й горной дивизии. Наблюдение и расчеты показывают, что немцы могут подбросить сюда из Кутовой одну роту, не более чем через час она окажется в Титовке. С фронта у Западной Лицы они снимут и переправят на машинах две-три роты. На это затратят часа четыре. Из Петсамо могут подкинуть батальон. Это подкрепление окажется здесь через четыре-пять часов. Таким образом, за пять часов в Титовке может быть собрано до полка.
Начальник оперативного отдела штаба, слушая сообщение Визгина, высказал соображение, что наш десант за это время смог бы полностью развернуться, занять выгодные рубежи, получить пополнение и питание морем.
Начальник штаба флота Кучеров добавил, что если предпринимать десантную операцию, то полком не обойдешься, надо иметь сил вдвое больше, а также солидное артиллерийское прикрытие и с кораблей, и с Рыбачьего. Как только противник почувствует, что десант высажен с целью отрезать его войска у Лицы и изолировать Лицу от Петсамо, он предпримет решительный контрудар, перебросит войска из Норвегии, кинет сюда авиацию. Флотский десант можно высаживать только при активной помощи стрелковых подразделений. В противном случае возможен провал десантной операции.
Командующий флотом быстро прекратил дискуссию о десанте.
- Сейчас не может быть и речи о крупной десантной операции. Данные разведки говорят о том, что немцы не собираются наступать. А это очень важно. Не зря говорят: баба - с возу, кобыле легче. Выходит, что на сегодняшний день руки у нас свободны, но почивать на лаврах ни в коем случае нельзя. Надо и впредь высаживать разведывательные группы, совершать набеги, устраивать диверсии.
Визгин получил указание внимание к Титовке не ослаблять. И в то же время следить за тем, что творится в районе Петсамо.
Глава VII
В кабинете Визгина собрались его заместитель подполковник Добротин, батальонный комиссар Орлов, капитан-лейтенант Кондрашков, майор Люден. У многих свежие нашивки на рукавах, свидетельствующие о недавнем повышении в званиях.
Настроение у людей приподнятое. Не надо объяснять, что получение воинского звания - дело не обыденное, каждый его ждет, особенно радуется, если присваивают его досрочно. Это - признание успеха по службе. За первые три с половиной месяца войны это было первое крупное поощрение работников отдела.
Визгин напомнил, что на Варангер заброшен отряд Кудрявцева, и спросил:
- Какова готовность других групп для высадок с моря?
- Две группы готовы, товарищ капитан второго ранга. Тренировки закончены, всем необходимым обеспечены. Одну группу готовил Веселков, - ответил Люден.
- Как он себя чувствует? - спросил Визгин.
- Вполне благополучно, в строю, работоспособен.
Вопрос о Веселкове начальник отдела задал не случайно.
Перед войной Иван Михайлович Веселков возглавлял небольшую группу разведчиков в Петсамо и Лиинахамари. На их глазах происходило развертывание финнов по мобилизации, они видели военные приготовления. Как только Финляндия вступила в войну на стороне Германии и горнострелковые войска пошли к советской границе, всех интернированных отправили в сторону шведской границы.
Провезли их через ряд европейских стран, через Балканы в Турцию. И только оттуда уже вернули на Родину.
Высадим эту группу, - докладывал Люден, - с торпедного катера в Саг-фьорде. Разведчики углубятся на материк, обойдут Яр-фьорд, затем прокрадутся по правому берегу Бек-фьорда и вот из этой точки севернее Мильсхейма будут наблюдать за Киркенесом и Бек-фьордом. На обратном пути хотим им поручить взорвать мост.
- Зачем? Что вас все тянет стрелять, взрывать?
В вопросе Визгина, обращенном к Людену, чувствовалось раздражение.
- Я уже не раз вам говорил, что бойцы должны скрытно разведать и так же скрытно возвращаться.
- Теперь доложите о второй группе, - обратился начальник отдела к Добротину.
- Группу готовил политрук Зязин. Командует ею норвежец Нистрем. Вы его знаете, он уже ходил в дальние маршруты. Мы хотим высадить их тоже с торпедного катера. Они возьмут под надзор вход в залив Петсамо. Разведчики задание усвоили хорошо. С катерами все отработано.
Визгин приказал на Рыбачий переместить Догадкина с его подрывниками.
Вечером вице-адмирал Головко дал "добро" на заброску этих групп, поставил на планах свою подпись. Визгину сказал, чтобы катера прошли в Пумманки, а разведчиков доставят по Мотовскому заливу в Озерко, оттуда перевезут в Пумманки на машинах.
Веселков, Зязин и Догадкин со своими людьми вышли на мотоботе "Север" из Полярного и ночью 19 октября ошвартовались в Озерко. Командир погранотряда майор Каленников дал два грузовика, на них доехали к месту стоянки катеров.
Неожиданно из отдела поступила радиограмма: одну группу, которая должна осесть ближе к Киркенесу, высадить, вторую задержать.
Вечером 19 октября на торпедном катере вышли в море. Командовал катером лейтенант Александр Осипович Шабалин. В те дни это был уже известный на Северном флоте катерник. Он раньше всех своих коллег открыл счет потопленным вражеским кораблям и судам. И первым же среди командиров катеров еще в августе был удостоен ордена Ленина.
С этого похода судьба накрепко связала Александра Осиповича и разведчиков. Много раз он ходил с ними к берегам Мотовки и Варангера. Это боевое содружество переросло потом в дружбу и на послевоенные десятилетия.
Как только позади осталась губа Пумманки и открылась ширь Варангера, шторм так стал трепать катер, что он почти не продвигался вперед, волна окатывала кораблик от носа до кормы, из воды временами торчала только рубка.
Шабалин держал катер наперерез волне, и она то вскидывала его вверх, на свой гребень, то бросала в пропасть. В такие мгновения винты, не задевая воду, бешено крутились, разрезая воздух как пропеллеры.
На мостике стояли Шабалин, рулевой и Веселков. Их окатывало водой, лишь плотные кожаные шлемы с широкими наплечниками укрывали голову, шею и плечи. Вода скатывалась по ледериновому пластырю над турелью на верхнюю палубу, а там ее подхватывало новой волной.
Все люки задраены, иллюминаторы укрыты броняшками, винты их затянуты натуго. Бились со штормовыми волнами чуть более получаса, вперед не двигались. Того и гляди если и не утопит, то растреплет катер основательно, да и горючего на обратный путь не хватит. Команду и разведчиков болтанка вымотала до изнеможения. Пришлось вернуться обратно в Пумманки.
На следующий день база приказала высадить обе группы.
Снова вышли в море, на этот раз двумя катерами, но разведчики поменялись местами: на катере Шабалина шла группа Зязина, а Веселков - на катере Моля. Догадкина и его товарищей пока оставили в базе.
Шторм не утих, ходили длинные волны, гребешки их завихрялись белой пеной и брызгами. Водой, как и вчера, заливало стоящих за козырьком на мостике. Регланы промокли насквозь. Сырость чувствовалась даже под кителями. У Веселкова наручные часы окатило водой, они остановились. Командир катера отдал ему свои карманные.
Сперва шли параллельно друг другу, резали волну одновременно. Вздыбленная вода била то в одну, то в другую скулу, трясла катера как в лихорадке. С катера Шабалина просемафорили Молю, чтобы тот отстал и шел в кильватере. Но и позади идти оказалось не легче, передний катер не гасил волну, ведомый все равно то зарывался носом, то окатывался водой от форштевня до кормы. Плавание оказалось ничуть не легче, чем вчера. Снова вернулись к причалам.
Двадцатого октября море успокоилось, волны улеглись, только "мертвая" зыбь еще раскачивала воду. Над морем и в небе повисла молочно-белесоватая мгла. Трижды выходили по курсу, крутились по часу - по полтора, ползали на ощупь, видимость хуже, чем ночью или в сумерках. По расчету, подходили близко к цели, но определить точное место не удавалось. К невидимому берегу приближаться не рискнули: катера могли сесть на камни или разбиться о скалы. Снова повернули назад на Рыбачий.
22 октября туман несколько рассеялся, горизонт просматривался дальше. Решили еще раз попытать удачу. Прошли восточный Варангер, позади остался Петсамовуоно.
О берег билась накатная волна, она взлетала на камни, на утесы, вырывалась вверх, откатывалась назад и снова в ярости билась о камни. Вздыбленное штормом море никак не могло успокоиться после многодневной болтанки. Подойти к берегу нельзя: катера разнесло бы в щепки, а шлюпку не спустишь. Норвежцы говорили командирам катеров, что в тех местах есть подводные скалы, они их обнаружили, когда сетями тут ловили рыбу.
Походили вдоль и поперек, покрутились, посокрушались и опять взяли обратный курс.
Ночью видимость ухудшилась, один за другим налетали снежные заряды, шли как в тумане, вслепую, потеряли ориентировку. Только на следующее утро, когда рассвело, опознали берега губы Вайда-Лахти: в пургу прошли значительно севернее Пумманки. Пришлось добираться в Цып-Наволоки, там ожидать погоды. А море упорно не пропускало катера через Варангер. Выбились из сил экипажи, изнемогали разведчики. Ожидание изматывало.
Наконец из штаба флота пришла радиограмма: выполнение задания отложить до более благоприятной ситуации. Так и не решив задачу, пришлось идти обратно в Полярное.
Командующий приказал начальнику разведотдела готовить высадку с подводных лодок.
Погода сыграла злую шутку.
Окажись в те дни разведчики возле Петсамо, понаблюдай за тем, что там происходило, у флотского и армейского командования оказались бы бесценные сведения. Они могли повлиять коренным образом на изменение всей обстановки на Мурманском направлении.
Советские самолеты бомбили мост через, Петсамо-Йоки возле Парккино. В мост не попали, но последствия бомбардировки оказались куда более страшными, чем если бы мост обрушился в реку.
Бомбы легли выше и ниже моста довольно кучно, сделали множество воронок поблизости одна от другой.
И многометровые наносные илистые породы не выдержали напора, поползли. Один участок потянул за собой другой, за ним двинулся третий… И глинистая масса на протяжении без малого полутора километров самоходом поехала в реку. Земляная лавина с восточного берега подняла громадную волну, она разрушила левый берег. Телеграфные столбы с проводами свалились в реку.
Этим же ударом снесло и мост, его обломки оказались у впадения реки в залив Петсамо.
Вместо моста чуть южнее его образовалась искусственная земляная плотина, а выше по течению - громадное озеро. Вода его сливалась через рожденную стихией дамбу.
Движение всякого транспорта через реку Петсамо-Йоки прекратилось. Фашистскую группировку у Лицы, возле перешейка на полуострова и у Титовки, то есть почти весь корпус, отрезали от тылов.
Немцы на Мурманском направлении оказались в критическом положении. Был уже выработан план отвода войск от Лицы и Мустатунтури в южную Лапландию, в район Киркенеса - Сванвика - Луостари.
Вскоре ударили заморозки, начались снежные бури. От истощения погибло почти полторы тысячи лошадей и много греческих мулов…
Десять дней саперы работали круглосуточно, возводили новый мост, никто им не мешал. Даже самолеты не бомбили.
Но обо всем этом в наших штабах ничего не знали: разведчиков поблизости не было.
Глава VIII
Хокон лежал в дозоре. Кудрявцев и Ершов - в укрытии. Немцы шли по тропинке к Киреянкам в открытую, почти не прячась.
Чтобы предупредить своих, Хокон, прицелившись в егеря в середине цепочки, выстрелил. Солдат схватился за живот и упал, двое закопошились возле него. Остальные рассыпались по скату высоты, побежали к домикам и шалашам в долине, стараясь оцепить строения с двух сторон. Дозорный, пока немцы переваливали гребень, кинулся к своим.
Кудрявцев приказал отходить. Перебежками один за другим бросились в гору, чтобы успеть скрыться за вершину.
Немцы видели уже всю группу. Они затарахтели им вслед из автоматов и карабинов. Разведчики приостанавливались, чтобы огрызнуться огнем, торопились укрыться за спасительный гребень.
Хокон догонял своих, оставалось меньше сотни метров. Пуля угодила ему в ногу. Он упал, пробовал подняться, но не смог ступить и шагу. Его брат Коре и Ершов вернулись, попытались подхватить раненого под руки и вести, но идти Хокон не мог.
Преследователи приближались, стреляя на ходу.
Хокон сказал Ойену:
- Уходите, меня не вынести. Всех накроют. Я задержу их сколько смогу…
Ойен обнял брата, и они с Ершовым кинулись догонять отошедших на другую сторону сопки.