Весьма характерно, что Пилсудский обошел вниманием вопрос о судьбе поляков в Австро-Венгрии и Германии. Он не мог не знать, что политика германизации в прусских землях Польши проводится давно и с не меньшей настойчивостью и решительностью, чем русификация в Царстве Польском. Но и на этот раз, даже на закрытом заседании достаточно узкого круга соратников, он сделал вид, что там польского вопроса не существует. Нельзя полностью исключить, особенно с учетом операции "Вечер", что Пилсудский уже тогда думал о возможности сотрудничества с правительствами этих стран на антирусской основе, и даже того, что он сам или кто-то из его окружения уже сумели кое-что сделать в этом направлении.
Развитие событий в Царстве Польском в ближайшие дни и недели после октябрьской конференции ЦРК подтвердило правильность взятого на ней курса на активизацию деятельности ППС. Решение властей о мобилизации резервистов в Царстве Польском вызвало акции протеста. Одна из них, организованная варшавской организацией ППС 28 октября 1904 года, была жестоко разогнана силами правопорядка. Рабочие требовали оружия, чтобы отомстить казакам и полиции.
У членов боевых групп появилась возможность проверить себя на практике. И это должно было произойти не стихийно, а в результате серьезной подготовки, чтобы достичь поставленной цели – показать, что с полицией и казаками можно успешно сражаться и побеждать. Общий замысел назначенной на 13 ноября 1904 года в Варшаве вооруженной демонстрации протеста против мобилизации принадлежал Пилсудскому, он же организовал закупку оружия на полученные от японцев деньги, для чего в Венгрию, немецкую Верхнюю Силезию и на Украину были отправлены доверенные люди. Всего они приобрели и доставили в Варшаву 60 пистолетов и револьверов. Было решено, что выступление должно проходить под патриотическими, а не классовыми лозунгами, но с обязательным указанием организовавшей его партии.
Непосредственное руководство акцией поручили Юзефу Квятеку одному из руководителей варшавской организации ППС. Местом проведения демонстрации была избрана Гжибовская площадь. Согласно разработанному плану, вооруженные боевики Бергера, находившиеся среди демонстрантов, должны были открыть огонь по полицейским и казакам, когда те начнут разгонять протестующих. Жители Варшавы были оповещены о планируемой демонстрации с помощью воззваний "К рабочим", "К молодежи", "Ко всему населению". Вследствие этого демонстрация не была тайной и для властей.
События 13 ноября развивались более или менее в соответствии с планом. Гжибовская площадь уже в предполуденные часы стала местом притяжения как жителей города, желающих принять участие в демонстрации, и зевак, так и полиции и казаков, укрывшихся во дворах окружавших площадь зданий.
Когда в полдень окончилась служба в расположенной на площади церкви Всех Святых и ее участники стали выходить на площадь, стоявшие у входа в храм около 60 боевиков подняли над головами красное знамя с надписью "ППС. Долой войну и царизм! Да здравствует свободный польский народ!", запели "Варшавянку" и направились в сторону одной из улиц, увлекая за собой людей. Полицейские, попытавшиеся отобрать знамя, были обращены в бегство выстрелами. Оренбургским казакам удалось рассеять манифестантов, но охранявшая знамя группа боевиков сумела с помощью оружия прорваться через оцепление к перекрестку улиц Свентокшижской и Маршалковской. Здесь знамя было свернуто, а боевики смешались с прохожими.
На этом демонстрация не кончилась. Стычки с применением оружия с обеих сторон продолжались на прилегающих к Гжибовской площади улицах, постепенно перемещаясь и в другие районы города. С большим трудом силам правопорядка к шести часам вечера удалось овладеть ситуацией в городе. Было арестовано более 600 демонстрантов, около десяти человек убито, несколько десятков ранено.
Выступление 13 ноября 1904 года в целом достигло ставившихся перед ним целей. Это была первая после подавления восстания 1863 – 1864 годов вооруженная демонстрация воли поляков к независимости. Властям дали понять, что они больше не смогут безнаказанно разгонять протестующих против правительственной политики людей. Манифестация положила начало процессу преодоления поляками чувства страха перед полицией и казаками, которые наряду с чиновниками и военными олицетворяли в глазах общества Царства Польского господство России. Наконец, члены боевой организации ППС приобрели первый практический опыт борьбы с полицией и казаками, исполнявшими в Царстве Польском функции нынешнего спецназа. Прошло проверку на пригодность к условиям уличного боя имевшееся у них оружие. Демонстрация на Гжибовской площади эхом отозвалась в других городах Царства Польского, где также состоялись массовые выступления. Царство Польское, как и вся Российская империя, неуклонно приближалось к революции. Пилсудский позаботился и о том, чтобы о демонстрации написали английские и другие европейские газеты.
На рубеже 1904 – 1905 годов боевиками ППС было проведено несколько взрывов на железных дорогах, но особого успеха эта акция не имела. У подрывников не было необходимых знаний и опыта, вследствие чего повреждения железнодорожных сооружений оказались несущественными, и движение поездов прерывалось лишь на короткое время. Поэтому руководители акции "Вечер", проинформировав японцев об этих диверсиях, в дальнейшем их не осуществляли.
Первые успехи боевиков, несомненно, еще больше убедили Пилсудского в правильности выбранного им курса на создание вооруженного крыла партии. В конце 1904 года он начинает серьезно изучать историю вооруженной борьбы поляков в XIX веке, о чем, например, свидетельствует его лекция в Закопане по случаю очередной годовщины восстания 1863 – 1864 годов. В начале 1905 года "товарищ Мечислав" носился с мыслью об обращении к обществу с призывом делать добровольные денежные пожертвования на приобретения оружия для армии, созданием которой он собирался заняться. Об этом он беседовал, в частности, с крупнейшими польскими литераторами рубежа веков Стефаном Жеромским и Станиславом Выспяньским.
Жеромский согласился с ним, а с Выспяньским вышел некоторый казус. Выслушав Жеромского, он тут же написал заявление об отставке с должности профессора Краковской академии искусств, а также подарил на будущую армию 11 картин и рисунок Ченстоховской Божьей Матери. Относительно воззвания писатель сказал, что он его, собственно говоря, уже написал. Это гимн Veni Creator, под которым инициаторы воззвания и планируемые подписанты могут поставить свои автографы. Когда Жеромский передал это разговор Пилсудскому тот только рассмеялся, представив себе, как пэпээсовцы перевозят через границу рисунок Богоматери. В конечном счете на этот раз идея Пилсудского не была реализована.
Михал Сокольницкий, как раз в это время сблизившийся с Пилсудским, оставил его интересное описание: в чем-то рубаха-парень, одновременно великодушный, сердечный, до кончиков ногтей барин, вместе с тем скрытный и осторожный. Для него были характерны упрямство и гордыня, практический реализм и большие скрытые силы. Охотнее всего он говорил о веселых вещах, метко и нелицеприятно характеризовал людей, сам смеялся и радовался открыто и от всего сердца. Поражали его глаза – светлые, смотрящие вдаль, редко обращенные на человека, глаза хищной птицы.
Неспровоцированная, жесточайшая даже по меркам самодержавия, расправа властей с мирной демонстрацией в Петербурге 9 (22) января 1905 года потрясла Россию и явилась прологом первой русской революции. Весть о Кровавом воскресенье вызвала в стране волну стихийных стачек и демонстраций протеста под лозунгом "Долой самодержавие!". И так не слишком высокий авторитет власти неудержимо покатился вниз. В силу вступали законы неуправляемого поведения больших масс людей, предвестники близящейся революции. Главной ареной политической жизни становились улицы и площади городов, а больше всего аплодисментов срывали самые непримиримые критики существующего порядка вещей.
Наступало время практической проверки соответствия требованиям времени как отдельных политиков, так и политических партий и организаций, а также их программ, стратегий и тактик. Причем стремительный ход событий заставлял торопиться, чтобы поспеть за ними, не оказаться на обочине или в хвосте движения масс. Не стала в этом отношении исключением и ППС. 28 января 1905 года находившиеся в стране члены партийного руководства, преимущественно из числа "молодых", огласили без согласования с руководящими партийными инстанциями "Политическую декларацию ППС". В ней они требовали демократизации общественной жизни, независимости Польши и созыва в Варшаве сейма для создания национальных органов власти. Авторы декларации высказались за всеобщую политическую стачку и тесное взаимодействие с русскими революционерами в борьбе с царизмом. Их поддержал ряд местных организаций ППС.
"Молодые" в ППС ориентировались на форсирование революционного процесса, полагая, что активность пролетариата будет развиваться по восходящей линии вплоть до момента социального переворота, который покончит с самодержавием, эксплуатацией человека человеком и принесет свободу польскому народу. Они открыто заявляли, что главным в своей деятельности на ближайшую перспективу считают участие в общероссийской революции и получение автономии в составе России, а не борьбу за независимость Польши. Это было не что иное, как отход от прежней генеральной линии ППС.
Линия "молодых" не могла быть принята Пилсудским и его единомышленниками, для которых возрождение независимой Польши всегда оставалось главной целью. Даже давление японцев, заинтересованных в согласованных действиях всех оппозиционных партий и организаций России, не заставило их изменить свою позицию. Участие Йодко-Наркевича, Малиновского и Казимежа Келлес-Крауза в тайно финансировавшейся японцами конференции оппозиционных и революционных организаций России, проходившей с 30 сентября по 9 октября 1904 года в Париже, имело сугубо тактический характер. При обсуждении проекта совместной резолюции конференции они настойчиво отстаивали право Польши на независимость. И лишь опасение, что выказываемая ими настойчивость может повредить отношениям с дальневосточным спонсором, заставило делегацию ППС согласиться на постулат об автономии Царства Польского. Однако состоявшаяся во второй половине октября 1904 года конференция ЦРК ППС показала, что "старые" не собирались придерживаться принятой в Париже резолюции и вели речь только о независимости Польши.
У Пилсудского, как, впрочем, и у других "молодых" и "старых" членов руководства ППС, не было опыта деятельности в условиях, когда политика становится делом не отдельных личностей, а больших масс людей, еще вчера не проявлявших никакой общественной активности. Поэтому принимаемые ими решения чаще всего основывались на интуиции, а также знании психологии поведения людей в различных жизненных ситуациях, в том числе и экстремальных. История революции 1905 – 1907 годов показала, что у Пилсудского это получалось лучше, чем у других его коллег по руководству. Думается, что не последнюю роль в этом сыграли возраст "товарища Мечислава" и его богатый жизненный опыт, в том числе сибирская ссылка, многолетняя подпольная деятельность и пребывание в заключении в 1900 – 1901 годах.
В отличие от "молодых" Пилсудский не поддался охватившей общество эйфории, когда казалось, что дни самодержавия сочтены, что еще один натиск, и оно рухнет, открывая путь к свободе благосостоянию, социальной справедливости. 30 января 1905 года он писал Станиславу Войцеховскому: "Все люди здесь радуются и тешатся... а меня иногда, стыдно сказать, разбирает злость. Так это по-детски и глупо... В России революция, а мы что, хуже? И вперед. Когда я думаю, какие великолепные вещи без особых усилий можно было бы извлечь из этого всеобщего возбуждения, если бы показать серьезность и силы движения, мне становится не по себе. Но ничего не поделаешь – нужно делать хорошую мину при этой плохой игре и думать о спасении положения, когда, что вероятно, Варшава выговорится и выдохнется. Но в любом случае ситуацию можно и нужно использовать".
Ценность этого признания прежде всего в том, что оно предназначалось для одного из его ближайших единомышленников, а не для широкого круга. Поэтому Пилсудский был в данном случае абсолютно откровенен. Что же не устраивало его в развитии событий в Царстве Польском? Во-первых, то, что революция из средства достижения стратегической цели ППС, то есть независимости Польши, сама стала целью. Во-вторых, неспособность ППС использовать "всеобщее возбуждение" для демонстрации миру и России стремления польского народа к независимости. Думается, что под "движением" Мечислав понимал не партию, а именно польский народ, организованный на борьбу за независимость. В-третьих, он считал, что положение все же не безнадежно и его можно и нужно использовать в интересах реализации стратегической цели ППС. Но для этого, писал Пилсудский в том же письме, ППС должна суметь так подчинить себе стихийное движение масс, чтобы, например, начать всеобщую забастовку и по команде ее прекратить. Вот тогда бы все убедились в силе партии.
Итак, уже в самом начале революции 1905 – 1907 годов в Польской социалистической партии обозначились принципиальные разногласия не по каким-то второстепенным аспектам тактики, а по вопросу о ее стратегической цели. "Молодые", для которых главным было свершение социальной революции, были убеждены в абсолютной необходимости тесного союза польского и русского пролетариата. Они были против выдвижения в качестве первоочередной задачи завоевания Польшей полной свободы от России, поскольку в этом случае о таком союзе не могло быть речи. А для "старых", боровшихся за отрыв от России польских земель (они включали в их состав также Литву, Белоруссию и немалую часть Украины) и создание суверенного государства, такой союз был только помехой. В качестве союзников они предпочитали иметь непролетарские слои польского общества, включая даже ту часть буржуазии, которая стремилась к независимости. "Старые" не отрицали необходимость для Польши социализма, но только в будущем, после освобождения. То есть, в отличие от "молодых", они стояли на платформе не социальной, а национально-освободительной революции.
Два этих лагеря в ППС расходились и в вопросах тактики. "Молодые" делали ставку на массовые формы борьбы пролетариата – забастовки, стачки, агитацию и пропаганду ярко выраженного социалистического характера. "Старые" весьма скептически оценивали предпочтения своих оппонентов, все надежды связывали с активными формами борьбы с русским господством в Польше. Естественно, публично они об этом не говорили, но в своем кругу не делали из этого тайны. Так, один из активных деятелей ППС периода первой русской революции М. Сокольницкий вспоминал о своем разговоре с Пилсудским в начале ноября 1905 года: "Я пытался что-то рассказать ему об энтузиазме движения, о небывалом размахе событий. Но он необычайно резко прервал меня: и это революция? Сложить руки и ничего не делать? Надеяться складыванием рук и прекращением работы победить врага? Без борьбы? Что за толстовские привились у нас принципы? Без борьбы, без усилий, без сопротивления злу? Чего же мы хотим добиться забастовкой, всеобщей забастовкой, здесь в Варшаве? Навредим ли мы чем-нибудь русскому правительству прекращением работы? Наоборот, мы лишь ослабим собственное общество и страну, у нас будет меньше сил для борьбы".
Совершенно очевидно, что сосуществование в рядах одной партии двух течений, радикально отличающихся друг от друга, рано или поздно должно было кончиться. В ППС этот "бракоразводный процесс" длился до 1907 года, то есть, учитывая чрезвычайно высокую насыщенность этих лет событиями, достаточно долго. И в этом немалая заслуга Пилсудского, который до последнего момента стремился сохранить хотя бы формальное единство партийных рядов.
Начало борьбы "молодых" и "старых" было положено на VII съезде ППС, состоявшемся в Варшаве в начале марта 1905 года. Законность съезда, с точки зрения партийного устава, была достаточно сомнительной, ибо он был созван без согласования с Исполнительной комиссией ЦРК и Заграничным комитетом ППС. Первоначально это была конференция ряда руководящих партийных работников, действовавших в Царстве Польском, которая провозгласила себя высшим партийным форумом. Пилсудского и Йодко-Наркевича, которые до этого фактически руководили партией, на съезде не было. По словам Йодко-Наркевича, они были о нем поздно оповещены и поэтому не успели приехать из-за рубежа. А вот Келлес-Крауз упрекал их в том, что, игнорируя съезд и отказываясь от участия в его работе, они пытались принизить значение этого форума или даже сорвать его проведение.
Основная дискуссия на съезде развернулась по двум принципиальным вопросам. Первый: что должна делать партия – вести массы пролетариата в революцию или готовить национальное восстание. Второй: каким должен быть лозунг текущего момента – независимость или автономия.
Участники съезда еще не до конца осознали глубину разделявших их разногласий, поэтому принятые ими решения в основном имели компромиссный характер. Съезд призвал всячески укреплять революционный союз польского и российского пролетариата, но при этом не отрицал возможности, при возникновении благоприятных условий, и национального восстания. Задачей текущего момента был назван созыв демократического сейма в Варшаве, то есть борьба за автономию Царства Польского в составе демократической России, а реализация требования независимости Польши откладывалась на будущее.