– Вы правы, но лишь отчасти. Это крупнейшие деятели русской культуры. Вы назвали два имени, я мог бы их назвать десятки, сотни даже. Об этом можно только сожалеть. Но они оказались в эмиграции вовсе не из–за своих монархических убеждений. Просто они не приняли новый государственный строй. Не смирились с ломкой всего старого, привычного образа жизни. Не только они, многие решили, что после Октября Россия если уже не погибла, то неуклонно скатывается к краю бездны. Не скрою, тут есть и наша вина, что не сумели найти хоть тропинку к их сердцам и душам. Да и дров в ходе Гражданской войны наломали изрядно. Имели место и ненужная жестокость, и нетерпимость. Такое, к сожалению, свойственно любой революции и гражданской войне. Вспомните Великую французскую или английскую. Гильотину изобрели не в России и не большевики. А кто сегодня упрекнет французов или англичан? Помните "Двадцать лет спустя" у Дюма–старшего?
Якушев неплохо знал всемирную историю. "Двадцать лет спустя" тоже читал в детстве, потому помнил судьбу и несчастной Марии–Антуанетты, и Карла I …
После своего освобождения из–под ареста Александр Александрович Якушев, бывший потомственный дворянин и действительный статский советник, согласился выполнять задания ВЧК-ОГПУ. Ему предстояло играть – и он блистательно делал это, порой с риском для жизни, на протяжении пяти с лишним лет – роль руководителя контрреволюционной организации в крупномасштабной операции, названной "Трест".
"ТРЕСТ" ПРИНОСИТ "ДИВИДЕНДЫ"
Операция с самого начала планировалась как масштабная и долгосрочная, хотя временные ее рамки предсказать было, разумеется, невозможно. Явствовало одно – поспешность, в расчете на немедленный результат, недопустима.
Первую достаточно серьезную, но несколько расплывчатую информацию о существовании в советской России контрреволюционной монархической организации передал на Запад завербованный Кияковским сотрудник эстонской миссии в Москве Роман Бирк (оперативный псевдоним "Груша"), впоследствии наш выдающийся разведчик.
Потом чекисты отправили в Ревель бывшего полковника Александра Флейшера. Того самого Флейшера, который совсем недавно в Национальном центре ведал артиллерией заговорщиков. Завербованный контрразведчиками, Флейшер встретился с начальником спецслужбы Эстонии, которому сообщил от имени и по поручению МОЦР секретные сведения о состоянии Красной армии, а также характеристики на некоторых видных советских военачальников.
Из Эстонии эти первые сведения о МОЦР благополучно достигли ушей тех лиц, которым и предназначались.
Наконец подошло время пустить в ход тяжелую артиллерию Лубянки…
Александр Александрович Якушев впервые выехал за границу в командировку от Наркомпути, на самом деле – с заданием ОГПУ. Поначалу достаточно скромным – осмотреться, изучить обстановку, завязать знакомства. Якушев ехал один, но прекрасно понимал, что на месте, в Берлине, его не оставят без внимания нелегалы Иностранного отдела (ИНО) ГПУ. И не только для контроля, но и для обеспечения в какой–то мере его безопасности. Всяко могло бы случиться с человеком из Москвы, если б там заподозрили, что он агент советской контрразведки.
Артузов и его сотрудники обстоятельно проинструктировали Якушева, хотя, разумеется, все предусмотреть было невозможно. Но об одном Артузов все же предупредил Александра Александровича особо:
– Вы должны при встречах проявить максимум такта, ибо иногда нельзя определить, какой ориентации придерживаются ваши собеседники.
Артузов имел в виду острейшие разногласия, которые раздирали монархическую среду по вопросу престолонаследия: монархисты разделились на два непримиримых лагеря – "николаевцев" и "кирилловцев". Первые полагали "местоблюстителем престола" великого князя Николая Николаевича, двоюродного дядю последнего царя. "Ки–рилловцы" поддерживали великого князя Кирилла Владимировича, двоюродного брата Николая II, объявившего себя наследником трона. Лицам, с которыми предстояло встретиться Якушеву, он должен был быть представлен в целях конспирации под фамилией Федоров. Сами знакомства с ними осуществлялись через посредничество Артамонова.
Руководителя МОЦР встретили как настоящего героя, приехавшего в Берлин нелегально (это в определенной степени соответствовало истине, поскольку служебная командировка Александру Александровичу была выписана в другую европейскую страну).
Первая встреча Федорова в Берлине состоялась с руководителями ВМС Марковым–вторым и старым князем Ши–ринским–Шихматовым для соблюдения конспирации не в штаб–квартире Совета, а в… магазине ковров, мебели и антиквариата, причем глубокой ночью. Охранял конфидентов бывший полковник фон Баумгартен, который служил в названном магазине ночным сторожем.
В ходе беседы Федоров держался не скромным просителем, почтительно внимающим бывшим сановникам, а человеком твердым, знающим себе и своей организации цену. Он не побоялся бросить своим собеседникам горький упрек в том, что они оторваны от российской действительности, не понимают советских условий.
– Вам здесь легко, – говорил Александр Александрович, – вы вне опасности. Открыто митингуете, издаете газеты и журналы, пользуетесь услугами правительства и штабов европейских держав. Вы бы хоть на минуту представили себя в нашей шкуре. ЧК зверствует. Мы смотрим смерти в глаза и все же действуем, боремся. Нам нужна ваша помощь. А что вы даете? Деньги? Увы, только советы и инструкции, к нашей действительности неприложимые. Извините, господа, вашими рекомендациями, даже самыми дельными, большевиков не свалишь.
Якушев обратил внимание на то, что в беседе Николай Евгеньевич несколько раз повторил: "Вы наш… "
Якушев недоумевал, уловив в этих словах какой–то скрытый смысл.
– Кто–то еще претендует на нашу организацию? – спросил он.
– Евразийцы, эти прыткие молокососы…
– Чего же они хотят? – Вопрос был задан для уточнения. Якушеву и так было ясно, что молодые монархисты уже по причине своей молодости более энергичны, нежели деятели МНС, в котором верховодили если не престарелые, то весьма пожилые люди, а потому и более опасные.
– Видите ли, господин Федоров, – начал объяснять Марков–второй, – это новое течение в нашем движении. Молодые люди уверяют, что мы присутствуем при гибели европейской культуры и что центр цивилизации должен переместиться к Уралу, между Европой и Азией, то есть в Евразию. Они даже Советы хотят сохранить, но без большевиков.
– Ну, Советы без большевиков – идея не новая, однако совершенно нереальная. Нет уж, господа, монархию с Советами не восстановишь. Нонсенс…
В Берлине Якушев постоянно контактировал с Артамоновым, ставшим для Якушева ценным источником информации. Благодаря ему Александр Александрович и, следовательно, Артузов в Москве получили точные представления о различных течениях в среде белой эмиграции (в частности, о тех же евразийцах, со многими из которых Артамонов приятельствовал), о взаимоотношениях между ее видными представителями, их деловых и личностных характеристиках, что всегда важно для любой разведки.
Наконец, Артамонову Якушев был обязан чрезвычайно важным, как выяснилось позднее, знакомством: с генерал–майором Алексеем Александровичем фон Лампе, который де–факто представлял в Германии самого Врангеля – последнего главнокомандующего Вооруженными силами Юга России (ВСЮР).
Именно фон Лампе устроил Федорову настоящий экзамен – организовал конфиденциальную встречу с генерал–лейтенантом Евгением Константиновичем Климовичем, видным деятелем старой России Василием Витальевичем Шульгиным и бывшим сенатором, близким к Врангелю человеком, Николаем Николаевичем Чебышевым. Последний оставил описание Федорова: "На диване сидел приличный господин, лет так под пятьдесят. Держался спокойно, говорил без всяких жестикуляций, скорее равнодушно. Лицо было обрамлено небольшой темной, аккуратно подстриженной бородкой… Говорил он ни тихо ни громко, гладко, самоуверенно, немного свысока".
Якушеву было чего, вернее, кого опасаться на этой встрече. Генерал Климович до революции не один год был директором департамента полиции, а в настоящее время занимал пост начальника Особого отдела штаба Врангеля, иначе говоря, возглавлял его контрразведку. Это был профессионал сыска и спецслужб весьма высокого класса. Малейшую неточность, не говоря уже об ошибке в поведении Федорова, неосторожно оброненное лишнее слово старый полицейский волк уж не упустил бы.
Да и Шульгин был не только политическим деятелем и литератором. Еще в 1918 году он создал разведывательную организацию "Азбука" (ее члены носили псевдонимы по названиям букв русского алфавита, сам Шульгин числился в ней как "Веди"), которая снабжала агентурной информацией командование Добровольческой армии, а затем и ВСЮР.
Как ни странно, не Климович и не Шульгин, а сугубо штатский Чебышев, правда, когда–то работавший в Киеве прокурором, не поверил Федорову, о чем после расставания с гостем из Москвы и сказал другим участникам встречи. Но с ним не согласились, высказанные подозрения отвергли.
Так что в конечном счете Якушев с первым заданием справился вполне успешно. Основные фигуры белой эмиграции, находившиеся тогда в Берлине, поверили и ему персонально, и "Тресту" безоговорочно.
Как бы попутно Якушев решил еще одну, чрезвычайно важную задачу: он добился того, что несколько достаточно энергичных, из молодых, белоэмигрантов стали официальными представителями "Треста". (Артузов впоследствии шутливо называл их "послами".) Так, князь Кирилл Ширин–ский–Шихматов представлял "Трест" в Париже, Юрий Артамонов – в Варшаве, а его друг евразиец Петр Арапов (к слову сказать, племянник самого Врангеля) – в Берлине.
Удалось решить и всегда острую для любой разведки проблему – надежной связи. Дело в том, что проверенным агентом ОГПУ стал бывший капитан российской армии, а ныне атташе по делам печати посольства Эстонии в Москве (впоследствии дипкурьер) Роман Бирк. Он же позднее связал Кияковского-Колесникова, который с ним постоянно работал, с представителями английской и польской разведок.
Уже в эту первую поездку Якушев собрал обширную и важную информацию о планах и замыслах монархистов, в частности, ему стало известно о подготовке ряда террористических акций и диверсий на территории советской России, о том, что созданы специальные боевые центры, где идет натаскивание исполнителей из числа самых решительных, даже отчаянных офицеров. В некоторых беседах Якушеву дали понять, что некие влиятельные лица рассчитывают, что возглавляемая им организация поможет террористам в проникновении на советскую территорию, а также сборе шпионских материалов, в первую очередь освещающих обороноспособность страны.
Внимательно проанализировав отчет Якушева, Артузов обратил внимание на то, что его оппоненты по ту сторону границы особенно интересуются вооруженными силами России. Разные люди на разных встречах задавали Якушеву один и тот же вопрос: входят ли в "Трест" военные, если да, то в каких чинах, какие должности занимают в Красной армии. Якушев отвечал уклончиво, ссылаясь на конспирацию, но намекал, что такие люди в организации имеются и посты занимают серьезные.
Артузов пришел к выводу, что в "Тресте" нужно создать нечто вроде военной секции или отдела, в который вошли бы представители старшего и высшего командного состава Красной армии. Об этом он доложил Дзержинскому и Менжинскому. Его предложение было одобрено. Теперь следовало в качестве номинального военного руководителя пригласить такого бывшего генерала старой армии, которого бы хорошо знали в военных кругах эмиграции. И такой человек нашелся: им стал (дав на то, разумеется, свое согласие) генерал от инфантерии Андрей Медардович Зайончковский. Генерал участвовал в Русско–японской войне, в мировой последовательно командовал дивизией, корпусом и армией. В настоящее время был профессором Военной академии РККА.
Начальником штаба и фактическим военным руководителем "Треста", активно участвовавшим в операции, стал пятидесятилетний генерал–лейтенант Николай Михайлович Потапов.
Высокообразованный офицер–генштабист, Потапов вплоть до Октябрьской революции занимал важный пост генерал–квартирмейстера Главного управления Генерального штаба. Генерал–квартирмейстер Генштаба помимо прочих многочисленных обязанностей осуществлял общее руководство военной разведкой и контрразведкой. Это означало, что Потапов был не просто офицером с высшим образованием, но и профессионалом разведки и контрразведки.
В молодости Потапов был хорошо знаком с Кедровым, тогда студентом–медиком.
Уже после Октября Кедров и Подвойский вновь встретились с Потаповым. Разговор был тяжелый, но результаты дал положительные: контрразведка Генштаба просуществовала еще почти год, а некоторые ее высокопрофессиональные сотрудники перешли на службу в разведку и контрразведку – уже советские.
Следует добавить, что Потапов (как, впрочем, многие офицеры Генерального штаба, достаточно вспомнить хотя бы имя генерал–майора и почетного члена Петербургской академии наук Николая Михайловича Пржевальского) был не только военным разведчиком, но и крупным ученым–востоковедом.
Последующие события Гражданской войны произвели переворот в его мировоззрении. Вот как он сам описал это: "Идея монархизма для России утеряна навсегда. Потуги эмигрантов–монархистов считаю беспочвенными и лишенными всякой реальной перспективы. Я воспитан и жил в такой атмосфере, которая не позволяет мне иметь левые убеждения. Однако советский режим принимаю, так как вижу, что идея "великой и неделимой" России большевиками разрешена, хотя и на свой, особый манер. Кроме того, Советский Союз ведет большую работу в смысле проникновения на Восток, что импонирует мне как человеку, посвятившему всю свою жизнь разрешению той же задачи в условиях старого режима. Все это мирит меня с большевиками".
Кедров и Подвойский поручились за Потапова, честного патриота, не способного на двурушничество. Потому–то Ар–тузов, также знакомый с Потаповым с начала восемнадцатого года, и обратился к нему с предложением включиться в чекистскую операцию. Потапов оказался весьма полезным человеком. Он был умен, образован, выдержан, находчив и умел, если требовалось, мог держаться с генеральской вальяжностью. В последующие годы Потапов вместе с Якушевым неоднократно выезжал за рубеж и каждый раз отлично справлялся с очередным заданием. В отличие от Якушева, его не требовалось обучать азам разведки, наоборот, Артузов и сам от него многому научился. В частности, именно благодаря Потапову удалось завязать вполне доверительные отношения и с князем Николаем Николаевичем, и с Врангелем, и с Кутеповым. Врангель особенно тепло принял Потапова, своего товарища еще по Николаевской академии Генерального штаба.
Наконец, Потапов и Якушев вышли на представителей спецслужб ряда европейских государств и установили с ними "взаимополезные" связи. У Артузова родилась идея: создать специализированное дезинформационное бюро. С этим предложением он и пришел к Менжинскому.
Менжинский внимательно выслушал доводы Артузова, все взвесил, потом одобрительно улыбнулся:
– Игра стоит свеч. Эта идея мне по душе. Польская разведка нам уже заплатила за поставленную ей кое–какую информацию, вот наш "Трест" уже начал приносить дивиденды. Создание такого бюро позволит перевести операцию на самоокупаемость, сэкономим валюту для государства…
Дзержинский также одобрил эту инициативу: постановлением Политбюро ЦК РКП(б) от 11 января 1923 года по его представлению при Реввоенсовете республики такое бюро было создано. Оно готовило внешне очень достоверные данные о Красной армии и оборонной промышленности.
Всю эту "продукцию" Якушев, Потапов, другие выезжавшие на Запад сотрудники аккуратно переправляли белогвардейцам и иностранным спецслужбам, предварительно договорившись с ними о цене за шпионские материалы. Главным "покупателем" были поляки. Платили они щедро, правда, внакладе не оставались, потому что часть полученных сведений они с выгодой перепродавали английской и французской разведкам. Так что "Трест" действительно стал приносить значительные дивиденды. Но главное – успешно продолжалась дезинформация противника.
В деятельности МОЦР, в частности, его дезинформационного бюро, принимали участие многие десятки людей: кадровые чекисты из различных отделов и территориальных органов, военные разного ранга, десятки привлеченных советских работников, а также секретные агенты в стране и за рубежом. Большинство из них, в том числе подлинные контрреволюционеры, разумеется, и не подозревали, что, выполняя отдельные поручения, являются участниками уникальной разведывательной и контрразведывательной операции ОГПУ.
Информация, поставляемая на Запад, была разнообразной, почти всегда ценной либо интересной и, естественно, весьма правдоподобной, поскольку составлялась с учетом истинного положения вещей. В случае надобности какие–то факты (скажем, о диверсиях на железных дорогах или пожарах на складах) инсценировались. Информация передавалась не только устная, но и, во многих случаях, документированная.
Так, через Якушева польской военной разведке (следовательно, англичанам и французам) был передан доклад с цифрами, показывающими техническое обеспечение Красной армии в случае войны от 15 октября 1923 года за № 2143/CC, подписанный (все подписи подлинные) главнокомандующим Вооруженными силами страны Сергеем Каменевым, членом Реввоенсовета республики и начальником снабжения РККА Иосифом Уншлихтом и первым помощником начальника Штаба РККА Борисом Шапошниковым (будущим Маршалом Советского Союза).
Постепенно на Западе сложилось впечатление, ставшее убеждением, что кроме вышеназванных военачальников в МОЦР участвуют или примыкают к нему Михаил Тухачевский, Павел Дыбенко, Иван Федько, Павел Лебедев, Николай Каширин и др. Многие из них были офицерами и даже генералами старой русской армии. К сожалению, многим из них позднее было предъявлено обвинение в подлинной контрреволюционной деятельности на основании участия в легендированном "заговоре".
Не оставил Артузов без внимания и евразийцев, поскольку понял, что они составляют в эмиграции достаточно многочисленную группу, причем весьма активную, а потому особо опасную. Их также следовало взять под оперативный контроль. Был подобран человек, который "обозначил" евразийское движение в советской России. Им стал полковой командир Красной армии, кавалер ордена Красного Знамени Александр Алексеевич Ланговой, сын известного московского профессора медицины. Его родная сестра Наталья Алексеевна Рославец с 1918 года была ответственным сотрудником ВЧК-ОГПУ. В ряды евразийцев Ланговой под фамилией Денисов был внедрен с помощью… 2–го отдела ("двуйки") польского генштаба.
Ланговой не раз нелегально переходил границу. О его неуловимости в монархических кругах ходили легенды. Благополучно совершали ходки в обе стороны и его питомцы из числа евразийцев. Популярность Денисова настолько возросла, что к нему за помощью обратились руководящие деятели монархического движения.
Денисов охотно взялся за организацию переправы. Агенты монархистов один за другим нелегально переходили границу, и… самые опасные из них попадали в руки контрразведчиков. Когда число провалившихся стало исчислятьсяя десятками, Марков–второй не на шутку встревожился и упрекнул Денисова:
– Евразийцы не попадаются, а наши проваливаются. Почему?
На что Денисов ответил с достоинством: