Артузов уже понимал, в чем дело, что имел в виду Менжинский. Он взял газету – в ней было опубликовано сообщение ГПУ Украины, в котором говорилось об аресте на территории республики большой группы агентов французской, польской и румынской разведок. Среди них – белые офицеры, члены эмигрантского монархического объединения Русский общевоинский союз: Уренюк (атаман Крук), Камыш (атаман Кара), Усатый (атаман Голуб), а также Сах–но, Устимович и Попов. Операцию проводили одесские чекисты под общим руководством Артузова, возглавлявшего тогда еще КРО ОГПУ при СНК СССР.
Особую активность все эти годы проявлял бывший штабс–капитан Уренюк, в прошлом начальник белогвардейской контрразведки в городе Лубны Полтавской губернии. Ему удалось сколотить на территории Украины ряд контрреволюционных центров в Крыму, Одессе, на Волыни, группы в воинских гарнизонах Минской, Подольской, Одесской губерний и на артиллерийских складах города Одессы.
Уренюк, зная тонкости контрразведывательной работы, действовал осторожно. С большим трудом Артузову удалось нащупать его связи с контрреволюционными группами. Ниточка потянулась к работнику столовой Красного Креста некоему Королеву, до революции повару великой княгини Марии Павловны. Стало известно, что к нему прибыл из Тирасполя какой–то подозрительный тип, выдававший себя за родственника. Им оказался белогвардеец Славинский. Теперь он и Королев ждали новых гостей.
Перед чекистами встал вопрос: где их встретить? "Гостей" можно было взять прямо на границе, во время ее перехода. Но это могло привести к провалу "контрреволюционного окна". К тому же почти неизбежная перестрелка насторожила бы руководителей РОВС, и чекисты лишились бы возможности выявить каналы связи этих групп.
Решили подготовить встречу на двух квартирах – Королева и Нины Юковской, дочери бывшего управляющего имениями, предводителя дворянства Херсонской губернии, которая считалась невестой Уренюка.
Первым появился на советской территории некий Перлов. Встречал его Славинский, затем оба они оказались в руках чекистов. Ни Славинский, ни Перлов не знали, когда из–за кордона прибудет основная группа агентов. В их задачу входило лишь обеспечение безопасности явочных квартир.
Неожиданное появление агентуры противника всегда чревато неприятностями. Поэтому Артузов посоветовал украинским товарищам самим проявить инициативу: послать в Румынию хорошо подготовленных сотрудников.
От имени "действовавшего" на Украине контрреволюционного подполья в Бухарест были направлены чекисты Ловкий и Зусов. Они явились к руководителю румынского отделения РОВС генералу Герцу, рассказали ему о положении на Украине, тактике "своих" групп, высказали пожелание, чтобы генерал направил в СССР толковых боевых атаманов, способных объединить разрозненные группы в организованную военную силу.
Генерал предложения "украинских представителей" одобрил. Для согласования всех деталей перехода границы и действий на территории республики он отослал Ловкого и Зусова к атаману Круку. Но сам Крук в это время находился в Болгарии. Вместо него чекистов встретил Камыш. Заместитель Крука не мог самостоятельно принять определенного решения о точной дате прибытия атаманов на Украину, но подтвердил, что в августе они обязательно будут в Одессе, где пока всеми подпольными делами ведал некто Попов. Камыш просил Ловкого и Зусова еще раз проверить надежность явочных квартир Королева и Юковской.
Ловкий и Зусов, как истинные актеры, прекрасно владели даром перевоплощения, играя роль контрреволюционеров. Ни генерал Герц, ни атаман Кара ничего не заподозрили, приняли каждое слово на веру, хотя избытком доверчивости не страдали.
О предстоящем переходе группы Уренюка границы были предупреждены советские пограничники. В один из августовских дней они сообщили: "гости" появились на нашей территории. Чекисты ждали их в Одессе на известных им явочных квартирах, но шли дни, а никто туда не наведывался. Волновались не только одесские чекисты, волновался и Артузов. Он уже хотел направить в Одессу своих помощников из Москвы, когда пришло сообщение: "Напали на след Уренюка". Атаман просто оказался очень осторожным: сразу на конспиративные квартиры не пошел, остановился на запасных, известных только ему одному. На последней, в доме некоего Артеменко, вся группа Уренюка и была арестована. Затем чекисты задержали и Попова.
Так было ликвидировано одно из отделений РОВС.
…Прочитав сообщение, Артузов вернул газеты Менжинскому. От каких–либо комментариев по поводу проведенной операции воздержался. Дело сделано. Теперь очередь за другими. Между тем Вячеслав Рудольфович, нисколько не удивившись молчанию Артузова, чей характер успел изучить досконально, произнес многозначительно:
– На южном фланге вы, Артур Христианович, одержали победу над РОВС. Теперь он там вряд ли оправится: потерял главных атаманов. Но есть и другой фланг: северный. Здесь также действует филиал РОВС. Закон соблюдения равновесия требует приняться за него. Как, впрочем, и за другие паучьи гнезда. Обратите внимание на Эстонию. Там обосновался весьма энергичный человек. Сегодня он главный вербовщик агентов для засылки в нашу страну через Прибалтику.
Под "весьма энергичным человеком", живущим в Таллине, Менжинский имел в виду полковника Энгельгардта, в прошлом офицера "свиты его величества". Об Энгельгардте Артузов кое–что уже знал, но пока не видел каких–либо к нему реальных подходов. И в самом деле – как подступиться к этому противнику? Нужен замысел. Замысел – это предощущение решения, его формулировка, идейное толкование сути операции, способа ее осуществления с учетом возможных конкретных обстоятельств. Выработка замысла – процесс трудный, но в то же время радостный. Нет большего удовлетворения, когда на основе удачного замысла возникает творческий контакт с оперативными работниками, предлагается интересная комбинация – путь к решению трудной задачи.
Продумав ряд недавних операций, направленных против белогвардейской эмигрантской контрреволюции, и всё, что было известно о деятельности полковника в последнее время, Артузов принял решение, как обезоружить и парализовать врага. Причем чекист, которому будет поручена операция, сделает это в открытую.
С этим замыслом и пришел Артузов к поправившемуся уже Менжинскому.
– Кажется, определился замысел операции против Эн–гельгардта.
– Слушаю вас, Артур Христианович. Сосредоточившись, Артузов лаконично изложил суть своего плана.
После некоторого раздумья Менжинский снял пенсне, неторопливо протер стекла замшей, надел снова.
– Вы рассчитываете помочь Энгельгардту впервые в жизни встать на твердую почву, – наконец сказал Вячеслав Рудольфович. – Что ж, сила наших идей велика. Ничего путного противопоставить им он не в состоянии. Если в полковнике сохранилась капелька ума и чести, он задумается, а задумавшись, придет к единственному выводу – о бессмысленности борьбы с нами.
Второй вариант замысла также стоит свеч. Если полковник не воспримет того, в чем мы попытаемся его убедить, надо создать такую обстановку, чтобы дискредитировать Энгельгардта перед руководством РОВС в Париже или непосредственным его начальником генералом фон Лампе в Берлине.
Читателю может показаться странным, что Артузов с его огромным опытом и непререкаемым авторитетом контрразведчика считал необходимым посвящать Менжинского даже в незначительные вроде бы детали разрабатываемых им операций.
Но Артур Христианович хорошо помнил слова Дзержинского, сказанные им по какому–то поводу на совещании узкого круга сотрудников в отсутствие Менжинского: "Должен вам сказать, товарищи, что за время своей работы в ВЧК– ОГПУ я не встречал более сильного оперативного работника, нежели Вячеслав Рудольфович. Он с первой сводки или заявления, поступившего к нему в руки, может сказать, есть ли тут действительно что–либо серьезное или нам не стоит заниматься этим делом".
Так что для Артузова даже легкий кивок в знак одобрения со стороны председателя ОГПУ дорогого стоил.
…Возвратившись от Менжинского, Артур Христианович серьезно задумался над его последней фразой. Кого послать в Эстонию?
За долгие годы работы Артузов встречался не с одним десятком чекистов – то были очень разные люди, разного социального происхождения, профессий, образовательного ценза, разных способностей и талантов. Теперь в распоряжении центрального аппарата оставались лишь самые опытные. Артузов, не жалея сил, оттачивал у подчиненных качества, необходимые для трудной борьбы. Кто–то однажды сравнил его труд с трудом восточного шлифовальщика лаковых миниатюр. Сперва тот обрабатывает поверхность изделия крупным камнем, затем угольной пылью и, наконец, золой рисовой соломки. Получается вещь на загляденье. Под артузовской "шлифовкой" имелись в виду, конечно, не достижение гладкости за счет стирания индивидуальных особенностей, выработка в сотруднике покладистости. Артузов и сам не принадлежал к числу покладистых (равно как и излишне и не по делу конфликтных), не любил таковых вообще, тем более – среди подчиненных. В равной степени не жаловал он и необоснованную строптивость. Его "обработка", наоборот, выявляла самые сильные стороны чекиста, обогащала его личность, оттачивала мастерство до степени высшего совершенства. После "шлифовки" Артузова оперативному работнику смело можно было поручать самые сложные задания, включающие и проявление личной инициативы, умение принимать ответственные решения во внезапно изменившейся (как правило, всегда к худшему) обстановке.
Артузов переворошил десятки личных дел, выслушал многие предложения. Круг кандидатов сузился. Наконец выбор Артура Христиановича был сделан. Правда, пока заочно. И вот наконец секретарь докладывает, что сотрудник, предварительно намеченный для командировки в Таллин, прибыл в Москву и находится в приемной. Дмитрий Георгиевич Федичкин.
Биография незаурядная. В свое время семья Федичкиных в поисках лучшей доли из подмосковной нищей деревни переселилась на Дальний Восток. Здесь молодой крестьянский парень прошел суровую школу революционной борьбы. Был комиссаром партизанской роты и артиллерийской батареи, разведчиком партийного подполья и партизанского штаба. Однажды ему поручили доставить партизанам через зону, занятую японскими войсками, десять тысяч рублей золотыми монетами царской чеканки. Трудное и опасное задание он выполнил блестяще.
В середине 20–х годов Федичкин – заместитель начальника особого отдела 9–й кавалерийской бригады, дислоцированной на дальневосточной границе. Для нашего военного командования в тех условиях крайне важно было провести топографическую съемку Малого Хинганского перевала в Маньчжурии, имевшего стратегическое значение. Под видом представителя Дальзолота Федичкин установил контакт с китайским банкиром и золотопромышленником и… заключил с ним договор на разведку золотоносных песков в районе Хингана. Он же возглавил "поисковую партию". В результате командование Красной армии получило данные о перевале через Малый Хинган, которые через много лет сыграли важную роль при разгроме японских войск на заключительном этапе Второй мировой войны.
В 1929 году, когда китайские милитаристы устраивали провокацию за провокацией на КВЖД, Федичкин вновь был направлен в Маньчжурию. В роли "ревизора" железной дороги он добывает важную информацию о происках белой эмиграции, замыслах местных милитаристов и их японских хозяев. Федичкин создал на КВЖД сеть доверенных лиц, проник в белогвардейские организации и сколоченный японцами Русский фашистский союз. Через Федичкина чекисты знали о переброске в СССР японских и белогвардейских шпионов.
Об этой встрече с руководителем отдела Дмитрий Георгиевич позднее вспоминал:
"Как только я переступил порог, из–за стола навстречу мне поднялся плотный коренастый человек чуть выше среднего роста, с черными усиками, бородкой клинышком и с такой же черной густой шевелюрой. Приветливо улыбнувшись, он протянул мне руку:
– Давайте знакомиться, товарищ Федичкин. Кое–что я о вас знаю, но надеюсь узнать еще больше. Разговор у нас будет долгим, так что садитесь, пожалуйста. – Он сел за свой рабочий стол, подождал, пока я сяду напротив, и вдруг спросил: – Как вы себя чувствуете? Как отдохнули? Помог вам кумыс в Боровом?
По приезде в Москву я прошел врачебную комиссию, и меня направили подлечиться в Казахстан на знаменитый курорт Боровое. Еще в канун февраля 1917 года, когда в нашем поселке Раздольное в Приморье казаки усмиряли выздоравливающих солдат, отказавшихся возвращаться на русско–германский фронт, я был ранен в грудь шальной пулей. Эта рана временами давала о себе знать.
– Чувствую себя здоровым, Артур Христианович, – ответил я, не зная, что сказать дальше, выпалил, как говорится, на одном дыхании: – Готов выполнить любое задание.
– Ой–ой, как официально, – опять улыбнулся Артузов. – Давайте попроще. От этого дело не пострадает.
Он полистал какую–то папку, лежащую перед ним на столе – возможно, это было мое личное дело, – и сказал:
– Вы побывали в Маньчжурии трижды, и последний раз не совсем удачно. Да, не повезло вам тогда в Поднебесной империи. Чего–то вы и ваши руководители не рассчитали – ехать вам туда не следовало, вас противники знали как чекиста, вот и получилось нехорошо. Впрочем, и в нашем деле случаются ошибки, неожиданности. Заранее не всегда все предусмотришь. Говорят, не опасно совершить ошибку, опасно совершить ту же ошибку второй раз. Неудача делает решительного и твердого еще более решительным и твердым. Ничто так не ослабляет нашего брата, как постоянные успехи и удачи. Это урок на будущее.
А потом Артузов задал прямой вопрос:
– Скажите, товарищ Федичкин, как бы вы отнеслись, если бы я вам предложил роль коммивояжера? Конечно же рынки сбыта не ваша стихия. Но сыграть роль коммивояжера вам вполне по силам. В Маньчжурии вы на них насмотрелись вдоволь. Думаю, что хватит вам заниматься Азией, пора, так сказать, "рубить окно" в Европу. – Артур Христианович внимательно посмотрел на меня и, не дожидаясь ответа, продолжил: – У нас созрело решение направить вас с ответственной миссией в Эстонию. Поедете в Ревель. На вашу долю выпадает задача трудная, с известным риском. К риску вам не привыкать, мы не стали бы посылать вас на это дело, если бы не были крепко уверены, что задание вам по плечу".
Артузов ввел Федичкина в обстановку. В бывшем Ревеле, ныне Таллине, обосновался прибалтийский филиал РОВС. Им руководил из Берлина начальник 2–го отдела этого союза генерал фон Лампе. Непосредственно в столице Эстонии действовал Борис Вадимович Энгельгардт, который в годы Гражданской войны служил в войсках Деникина и Врангеля, затем был начальником контрразведки в армии генерала Юденича.
– Вам предстоит выйти на Энгельгардта, – говорил Арту–зов. – Он развил активную антисоветскую деятельность. Готовит террористов, вербует шпионов, даже сам вроде собирается нелегально пробраться в нашу страну с целью совершить громкий теракт. Ваша задача – идейно разоружить его. Не поддастся на уговоры подобру – дискредитируйте его перед парижским и берлинским начальством, вызовите недоверие к нему со стороны разведок капиталистических стран…
Федичкин понимающе кивнул головой. Артузов продолжал:
– В Ревель отправитесь на обычном пароходе. Торговые отношения с буржуазной Эстонией у нас нормальные. Наши суда часто бывают в Ревельском порту. Выход в город почти свободный. Действия ваши ни малейшего ущерба интересам Эстонии не нанесут. Скорее наоборот. Ликвидация филиала РОВС только улучшит отношения между Эстонией и СССР.
– Если разрешите, – обратился Федичкин к руководителю, – я хотел бы задать вам несколько вопросов, касающихся Энгельгардта. Есть ли у него какое–либо настоящее прикрытие? Чем он занимается, на какие средства существует?
Артузов согласно кивнул. Выполнять задание предстояло Федичкину, и он имел право задать сколько и какие угодно вопросы, в ответах на которые нуждался для успешного ориентирования при решении поставленной перед ним задачи.
– Охотно отвечу. Должность, которую занимает Энгель–гардт, далеко не прибыльная. Прошло время, когда иностранные разведки щедро платили уже за одно то, что белогвардеец изъявлял желание бороться с советской властью. Теперь они платят "с головы" – от числа завербованных, засланных в нашу страну и что–то сделавших. А таких не очень–то много… Так что кошелек у Энгельгардта сейчас весьма тощ. Чтобы как–то снова существовать, он, родовитый дворянин, должен набивать папиросы для бывшего царского генерала, который содержит табачный ларек на ревель–ском рынке. Вы спросите, почему папиросы? В Прибалтике проживает много русских эмигрантов. Сигареты у них не в чести, привыкли к папиросам с длинными мундштуками.
– Значит, ни респектабельного положения, ни состояния у него нет?
– И в помине… Но он убежден, что это просто черная полоса его неудач, что его время еще вернется. Во имя этого и старается, копит наступательную энергию. Ему нужна власть, чтобы из нее извлечь деньги. Это его убеждение, да и надежда тоже.
Артузов чувствовал, что Федичкин слушает его внимательно, но еще не удовлетворен услышанным. Артур Хрис–тианович понимал его. Потому и предупредил вопрос:
– Я вижу, вам пока не ясно главное – как дискредитировать Энгельгардта убедительнейшим образом, если не удастся склонить его к капитуляции?
– Вот именно…
– Обстановка диктует способ, – ответил Артузов. – Важно уяснить ее. РОВС на последнем издыхании. В нем уже нет ничего самостоятельного. И "николаевцы", и "ки–рилловцы" изжили себя. Они целиком и полностью перешли в услужение к империалистическим разведкам, откровенно ищут, кому бы выгоднее продать себя. Политический климат в Европе меняется, фашизм становится главным орудием империализма в борьбе с нами и рабочим движением. Похоже, что магнаты Германии приведут к власти Гитлера. Самые оголтелые круги эмигрантской контрреволюции готовы наклеить на свое белое знамя черную фашистскую свастику. Эти люди способны стать важными винтиками в осведомительном аппарате фашистов, чтобы своей подрывной работой против СССР заслужить доверие своих будущих господ.
Это я говорю вам для того, чтобы вы твердо уяснили, почему мы не должны прекращать борьбу с захиревшим РОВС и его агентурой. Теперь перейдем к тому, как лучше дискредитировать Энгельгардта. Вы придете к нему домой и без всяких обиняков скажете: "Я чекист из Москвы".
Федичкин не выдержал:
– Так прямо в лоб? А где игра, подход исподволь? Эн–гельгардт – стреляный воробей, его простыми силками средь бела дня не поймать.
– Ваша сила – в простоте замысла. Да–да, вам нет никакого смысла скрывать себя, играть в таинственность. Ваши слова: "Я – чекист!" – грянут как гром средь ясного неба. Если он примет ваше предложение, то сделает ошибочный шаг. Вы спросите – какой?
– Донесет руководству РОВС о встрече со мной, – ответил Федичкин.
– И не просто донесет, а постарается еще и доказать свою неподкупность. Какие выдвинет аргументы, гадать не будем. Напуганные "Трестом" и "Синдикатом", ровсовцы наверняка заподозрят, что в Ревеле обозначилось слабое, ненадежное место. Полковник окажется для них сомнительной личностью, разоблаченной ОГПУ. Они станут сомневаться, гадать, а что таится за встречей Энгельгардта с чекистом?
– Понимаю… Полковник будет уверять РОВС в своей преданности ему, верности взятым на себя обязательствам и чем больше жару проявит, тем больше вызовет к себе подозрений.