Артузов командировал его за рубеж в 1935 году, и на протяжении двенадцати лет Черняк возглавлял крупнейшую агентурную сеть, охватывавшую несколько стран Европы. Агенты Черняка, да и сам он, успешно занимались сбором военно–технической информации, в том числе по радиолокации, средствам связи, ядерным программам. Я. П. Черняк скончался в 1995 году в госпитале, где ему всего за неделю до этого вручили Золотую Звезду.
Принял Артузов в штат Разведупра и Хаджи–Умара Мам–сурова (Ксанти), впоследствии ставшего одной из самых ярких, легендарных фигур военной разведки. Мамсуров отличился еще в Испании, был начальником отделений и отделов в центральном аппарате Разведупра. Во время Великой Отечественной войны командовал дивизией, корпусом, армией, был заместителем по разведке начальника Центрального штаба партизанского движения. Последние двенадцать лет жизни Мамсуров – заместитель начальника Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР, генерал–полковник, Герой Советского Союза. А первым разглядел выдающиеся способности Мамсурова Артузов.
В октябре 1935 года Артузову позвонили из Отдела международных связей и порекомендовали познакомиться с одним венгром – тем самым! – на предмет, ну, ясно для чего – дальнейшего сотрудничества с Разведупром. Встреча состоялась на одной из конспиративных квартир управления. Артур Христианович не мог скрыть удивления, даже некоторого разочарования. Перед ним стоял невысокий, плотненький человек, круглоголовый, уже начавший лысеть, хотя на вид ему было лет тридцать с небольшим, в больших круглых очках. За толстыми стеклами поблескивали живые, тоже округлые глазки. Рукопожатие было мягким, похоже, он никогда не занимался физическим трудом. От всего его облика так и веяло чем–то домашним, уютным. Менее всего он походил на разведчика–нелегала.
Между тем, Артуру Христиановичу это было известно, за этим миролюбивым, безобидным человеком уже охотилась, и не без основания, полиция двух стран – Венгрии и Германии.
Шандор Радо родился в Будапеште, окончил гимназию и тут же был мобилизован. Поскольку у него имелся аттестат зрелости, его направили в офицерскую школу крепостной артиллерии. Венгерская буржуазная революция застала его в чине офицера артиллерийского полка. После образования в стране Советской республики он участвовал в жестоких боях в рядах ее Красной армии. Когда Венгерская республика пала, эмигрировал в Австрию.
Здесь он учится в Венском университете и одновременно работает в подполье по заданиям Коминтерна. В 1921 году
Радо в Москве – участвует в работе III конгресса Коминтерна. Затем – Германия, Лейпциг. Радо участвует в подготовке вооруженного восстания, намеченного на октябрь 1923 года. Из этого разработанного в Москве, достаточно авантюрного плана ничего не вышло, а вооруженное выступление в Гамбурге под руководством Эрнста Тельмана жестоко подавлено. Над Радо, как и над всеми руководителями несостоявшегося восстания, нависла реальная угроза расправы без суда. По настоянию руководства Германской компартии он приезжает в Москву, пережидает здесь год, затем возвращается в Германию. Радо – высококвалифицированный картограф, поэтому для прикрытия революционной работы и заработка основывает агентство "Пресс–Гео–графи". В 1933 году к власти в Германии приходят нацисты. Радо перебирается в Париж, где также открывает информационное агентство с географическим уклоном "Инпресс".
И вот Шандор Радо снова в Москве. Официально – как специалист, по приглашению редакции "Большого советского атласа".
После продолжительной беседы с Радо Артузов убедился, что рекомендация ОМС имела под собой полное основание. Он предложил венгру стать разведчиком–нелегалом Развед–упра, и тот без колебаний согласился.
Напутствовали Шандора Радо (получившего оперативный псевдоним Дора) перед отъездом в долгую командировку начальник управления и его заместитель. Сам он, отдавая впоследствии должное прозорливости руководителей советской разведки, писал: "Из дальнейшей беседы с Урицким и Артузовым мне стало понятно, что в будущем они видят наибольшую угрозу со стороны нацистской Германии и фашистской Италии: оба государства усиленно перевооружаются, разжигают в народе дух реваншизма, ведут яростную милитаристскую и антикоммунистическую пропаганду. Возможно, что агрессивные державы в случае войны станут главными противниками Советского Союза. Поэтому необходимо внимательно следить за всеми их действиями на международной арене и заблаговременно раскрывать тайные планы фашистских правителей.
Моя задача как разведчика будет состоять именно в этом".
Уже в декабре того же 1935 года Радо вместе с женой и сыном выехал в Париж, а в мае 1936 года основал в Швейцарии акционерное общество "Геопресс" с центром в Женеве, где в качестве резидента–нелегала организовал сбор информации по Германии и Италии.
Особую роль группа Доры, получившая в германских спецслужбах название "Красная тройка", сыграла в годы войны. В ее сети действовал поразительный информатор–инициативщик Рудольф Ресслер (псевдоним Люси). Бывший доброволец германской армии в годы мировой войны, он стал ярым и убежденным врагом милитаризма, а затем и фашизма. У Люси было несколько друзей в высших военных кругах гитлеровской Германии, таких же антифашистов, как и он сам. От них он получал ценнейшую информацию, которую передавал резидентуре военной разведки СССР (и союзникам, если эти сведения касались их) в тот же день, когда важные решения принимались командованием вермахта и ставкой Гитлера.
Артузова тревожили не только Германия и Италия на Западе, но и милитаристская Япония на Востоке. Его ближайший сотрудник и друг Федор Карин еще в 20–е годы добыл план японских милитаристов по скорому вооруженному проникновению на территорию Азиатского континента.
В Японии с подлинными аккредитациями крупной немецкой газеты уже действовал выдающийся советский разведчик Рихард Зорге (Рамзай). Он поставлял ценнейшую информацию. Артузов более всего боялся потерять его. А Зорге действительно висел на волоске. Пришедшие к власти в Германии нацисты, видимо, не успели достаточно основательно изучить картотеку старой политической полиции, предшественницы гестапо. Иначе бы они нашли компрометирующие материалы о Зорге – коммунисте, антифашисте, работнике (до перехода в разведку) аппарата ИККИ. Надо было разработать меры для упрочения положения разведчика в глазах сотрудников посольства Германии в Японии, тем более что среди них имелись и опытные разведчики, и контрразведчики. Артузов передал Зорге краткие, но достаточно обоснованные рекомендации. Суть их сводилась к предписанию вести себя как положено истинному нацисту, принимать активное участие в работе организации НСДАП германской колонии в Токио. Возможно, благодаря исполнению этих советов Зорге длительное время удавалось избегать провала. Примечательно, что изобличили Зорге не гестаповские ищейки, а японские контрразведчики, причем не по его вине.
Может сложиться впечатление – от подробных описаний той же операции "Трест", – что главное внимание Артузова всегда было привлечено к спецслужбам западных стран и антисоветским белогвардейским организациям. Это, конечно, не так. Милитаристская Япония уже в конце 20–х годов получила статус "основного противника" на Востоке. Пристальное внимание обеих советских разведок и Коминтерна было обращено и на Китай, вечно раздираемый междоусобицами и гражданскими войнами. (Обратим внимание, что свою плодотворную многолетнюю деятельность разведчика Рихард Зорге начал именно в Китае.)
Несколько ссылок на документы. 14 января 1934 года заместитель председателя ОГПУ Яков Агранов и начальник ИНО Артур Артузов направили секретарю ЦК ВКП(б) Иосифу Сталину перевод с японского статьи из секретного (военно–технического ежемесячника) журнала японского Генштаба о состоянии войск некоторых стран, в том числе… Красной армии! Этот раздел показывал степень информированности японцев в этом важном вопросе.
15 марта того же года Артузов направил Сталину за № 50293 совершенно секретное изложение доклада японского капитана Танака Макото, производившего обследование стратегически важной восточной линии КВЖД – Китайской Восточной железной дороги.
Ряд материалов, добытый разведчиками Артузова, поступил к Сталину за подписями Ягоды, его заместителей Агранова и Прокофьева, позднее из Разведупра за подписями Берзина и Урицкого.
…По Германии успешно работал еще один агент Развед–упра – Рудольф Гернштадт, профессиональный, высококвалифицированный журналист. В 1933 году он был корреспондентом немецкой газеты в Москве. По указанию руководства публиковал в Германии злобные антисоветские статьи, что позволило вместе с другими четырьмя журналистами "выслать" его из СССР. Это было прекрасное прикрытие. Вместе с Гернштадтом (псевдоним Арвид) много лет работала также журналистка, бывшая одно время его гражданской женой, ныне широко известная Ильза Штебе (Альта). Именно Альта завербовала крупного нацистского дипломата, советника посольства Германии в Варшаве Рудольфа фон Шелиа (псевдоним Ариец). От группы Арвида– Штебе (в нее входило еще несколько человек) в Центр на протяжении многих лет поступала информация первостепенной политической и военной важности.
…Однажды, летом 1935 года, вечером Артузова срочно вызвали в Кремль. Это произошло, когда он с минуты на минуту ждал прихода гостя – известного чтеца–декламатора Владимира Яхонтова. Артист хотел показать своему другу новую работу – программу по стихотворениям Маяковского. Попросив Инну Михайловну, чтобы она извинилась перед Яхонтовым и предложила ему подождать, он быстро сбежал по лестнице, сел в поджидавшую его машину, сказав шоферу:
– К Боровицким воротам.
Артузов знал, что в Кремле идет совещание начальников управлений наркомата и командующих войсками военных округов. Но ведь там присутствует Урицкий, он располагает необходимыми материалами. Что же требуется от него? Возможно, Семену Петровичу необходима какая–нибудь справка? Нет, скорее всего, речь пойдет о задании.
Когда Артузов вошел в большой кабинет, где проходило совещание, с докладом перед собравшимися выступал начальник Автобронетанкового управления РККА Иннокентий Халепский. Сев на свободное место рядом с Урицким, Артузов стал внимательно слушать выступавшего. Начальник был молод, влюблен в свой род войск, потому говорил увлеченно, с удовольствием приводил тактико–технические данные танков, хвалил удачные конструкции.
Когда он закончил, Сталин задал вопрос:
– Какие вам известны танковые новинки на Западе или Востоке?
Халепский веско сказал:
– Я считаю, что наши танки – последнее слово техники и военной мысли. (Это полностью соответствовало действительности. – Т. Г.)
– Понятно. А все же?
– Товарищ Сталин, я не располагаю на этот счет необходимыми данными и не готов сейчас дать исчерпывающие объяснения.
– Честный ответ. Что ж, послушаем, что нам скажет Раз–ведупр.
Поднялся с места Урицкий, недавний заместитель Ха–лепского.
– У нас имеется информация из Берлина. Немцы создали новый танк. Известно наименование – Т–111. Но тактико–технические данные танка нами пока не установлены.
Сталин обратился к Артузову:
– В бытность работы товарища Артузова в НКВД я читал его донесение о проекте нового немецкого танка, видимо, Т–111. Помнится, там сообщалось, что эта машина будет якобы лучше нашего танка БТ. Я не ошибаюсь?
Вопрос был риторическим. Товарищ Сталин, разумеется, никогда не ошибался. Сейчас, правда, в этом многие сомневаются, но уж то, что он никогда ничего не забывал, сомнению не подлежит.
Артузов встал, ничуть не удивившись, что секретарь ЦК помнит его давнее донесение. Об уникальной памяти вождя он знал не понаслышке.
– Нет, не ошибаетесь, товарищ Сталин. В новом донесении речь идет именно об этой машине, уже запущенной в небольшую опытную серию.
Сталин твердо сказал:
– Нам крайне важно иметь чертежи этого танка или хотя бы толковое описание его. И разумеется, тактико–технические данные: вес, проходимость, мощность двигателя, толщину и качество брони, вооружение. Мы не имеем права отставать от капиталистических стран, в танках особенно. Будущая война будет войной моторов.
Урицкий осторожно заметил:
– Немцы умеют скрывать свои секреты, товарищ Сталин.
Секретарь ЦК повернулся в сторону заместителя начальника Разведупра, явно ожидая, что скажет тот. Артур Христианович это понял и быстро перебрал в памяти свои зарубежные связи, в том числе в нейтральных странах, прикидывая, кто может скорее добыть сведения о танке. Хоть и пунктиром, но вырисовывалась тоненькая линия. Он встал и заявил, тщательно взвешивая каждое слово:
– Подтверждаю мнение товарища Урицкого, что немцы умеют хранить свои секреты. Но и мы умеем такие секреты добывать. В принципе достать такие данные возможно.
Сталин задал новый вопрос:
– На каком же принципе базируется ваше утверждение?
– Под принципом я имел в виду продажность, свойственную многим в капиталистических странах. В принципе там все можно купить. Операцию по добыче данных о танке я построил бы именно на этом принципе, как на самом реальном, быстром, а потому и результативном.
– Так, может, ты и готовый танк привезешь?! – не удержался и бросил с места командующий войсками Белорусского военного округа Иероним Уборевич.
По рядам прокатился легкий смешок, улыбнулся едва заметно в усы и Сталин. Видимо, многие из присутствующих восприняли заявление Артузова как совершенно утопическое.
Артур Христианович, однако, и бровью не повел. Ответил невозмутимо:
– Разум – титан, если поможет, да немного денег в твердой валюте, если Наркомфин отпустит, да немножечко везения… Тогда и танк можно предоставить в распоряжение наших специалистов.
Артузов имел все основания заявлять со столь высокой степенью уверенности. Всего несколько лет назад из США был вывезен под видом "сельскохозяйственного трактора" опытный танк знаменитого американского конструктора Дж. У. Кристи, намного опередившего свое время. Пришлось только снять с "трактора" вращающуюся башню и, разумеется, вооружение.
Сталин пристально посмотрел на Артузова и негромко, но внушительно произнес:
– Уверенность товарища Артузова дает нам основания поручить Разведупру добыть необходимые сведения о танке. Конкретную ответственность, полагаю, следует возложить на него же.
…Когда Артузов вернулся домой, Инна Михайловна уже спала. Только на кухне за стаканом остывшего чая его поджидал Владимир Яхонтов. Словно ничего особенного не произошло, оторвавшись от книги, спросил деловито:
– Так будешь Маяковского слушать?
– Буду, непременно буду, – ответил Артузов, – вот только чайник подогрею.
И он зажег конфорку газовой плиты… Через два месяца после совещания в Кремле прототип немецкого танка Т–111 стоял на подмосковном танковом полигоне. Артузов имел полное моральное право гордиться тем, что быстро выполнил задание Сталина. Новые дела скоро завладели его мыслями. Однако спустя некоторое время ему напомнили о танке.
…На прием к Артузову явился видный военный инженер. Долго осматривался, потом пригладил волосы. Артузов вытащил карманные часы, мельком взглянул на циферблат. Военинженер правильно понял намек, пора, дескать, начать разговор.
– Собственно говоря, товарищ корпусный комиссар, – сказал он, – я пришел, чтобы поблагодарить вас и ваше ведомство за танк Т–111 и сообщить о результатах испытаний.
– Слушаю вас, – оживился Артузов, – это в высшей степени интересно и важно.
– Как раз особого интереса для нас танк и не представляет, – неожиданно возразил инженер. – Обычный танк. Броня не ахти какая, да и ходовые качества оставляют желать лучшего. Пушка неплохая, тридцатисемимиллиметровая, два пулемета… Словом, наши нынешние машины лучше, а проектируемые и подавно.
– Стреляли по нему?
– Не то слово… Наша танковая пушка, калибром сорок пять миллиметров, его изрешетила.
– Снаряды, значит, берут?
– На нормальной для танкового боя дистанции берут.
– Понятно. Значит, у немецких танкостроителей нам перенимать нечего. А вы пробовали из него стрелять по нашему БТ?
И тут выяснилось, что этого не только не было сделано, но никто и не собирался проводить такие испытания. Зачем, мол?
– Я бы на вашем месте все же попросил бы несколько наших танков. Для чего? Чтобы испытать силу его огня. Вы сами заметили мимоходом, что у него неплохая пушка, хоть и меньшего калибра, чем у БТ.
Военинженер начал сердиться:
– Простите, товарищ корпусный комиссар. Что же вы теперь прикажете делать? Усилить бронезащиту нашего танка, а заодно поставить на него восьмидесятимиллиметровое орудие.
– Не исключаю.
– Еще раз простите, но вы, очевидно, сильны в своем деле, но не в броне.
– Нет, не прощаю. В броне как раз и разбираюсь и всегда разберусь. У меня диплом инженера–металлурга и некоторый стаж работы в бюро, видимо, известного вам профессора Грум–Гржимайло.
Военинженер замер. Потом откашлялся нервно и уже на пониженных тонах стал рассуждать:
– Не всунешь же в танк восьмидесятимиллиметровку. Одно противооткатное устройство займет всю полезную площадь. Увеличится вес, потребуется более мощный двигатель, возрастут размеры танка, а это уже мишень на поле боя.
Артузов возразил:
– Оставим это дело конструкторской мысли. Знаю одно: огневая мощь нашего танка должна превышать огневую мощь любого танка в мире. Я не вижу облегчения от сознания того, что наш танк легко пробивает немецкий, если тот, будучи как танк хуже, может своим орудием поразить наш танк. Не знаю, за счет чего можно достигнуть огневого преимущества, тут уж артиллеристы пусть подумают, но знаю одно: вы успокоились и расхаяли немецкий танк. На вашем месте я повел бы себя не как взрослый человек, которому всегда все заранее ясно, а как ребенок, которому охота все развинтить, до всего докопаться. Иначе стоило ли нам рисковать, добывая новейший немецкий танк?
Военинженер притих, склонил голову, видно было, что он переживал урок, преподанный разведчиком. Потом поднял голову и твердо произнес:
– Спасибо, товарищ корпусный комиссар. Заронили хорошие мысли. Выходит, нам следует еще ох как поворочать камни.
– Совершенно верно.
Военинженер встал, улыбнулся признательно:
– Рад был познакомиться с вами, товарищ инженер–металлург. Нам остается одно – шагать в ногу со временем.
– А лучше – опережать время. В военном деле это очень важно…
Простились они вполне довольные друг другом. Военин–женер, конечно, и не догадывался, сколько нежданных воспоминаний разворошил этот разговор в душе корпусного комиссара. Дело в том, что Артузов всю жизнь не переставал грустить по своей несостоявшейся, так хорошо начинавшейся гражданской профессии. Когда–то, году в восемнадцатом, он думал, что вот очень скоро враги будут разбиты, во всем мире победит пролетарская революция. Отпадет надобность в армии, ЧК, трибуналах, прочих правоохранительных органах. Из всей рабоче–крестьянской милиции придется сохранить разве что регулировщиков уличного движения.