– Что?
Поняв, что что-то не так, я заглянула в рисунок, потом схватила второй, третий… Везде женским лицам пририсованы усы и борода, а мужские щедро украшены "стрелками" у глаз и помадой на губах, причем помадой настоящей.
Я едва не со слезами на глазах отшвыривала лист за листом. Я могла простить пакости, сделанные мне, но портить мою работу!
Когда дошло до рисунков лошадей, Сауд остановил меня. Вредители не придумали, что пририсовать здесь, или просто не хватило времени. Наверное, обнаружь я испорченными и эти листы, взорвалась бы и бросилась раздавать тумаки налево и направо. На мое счастье не пришлось.
Сауд внимательно рассматривал каждый рисунок, отложил два:
– Я возьму это.
И снова тон приказной. Он хозяин.
– В Дубае НЕТ НАЛОГОВ. Государство зарабатывает на другом – лицензиях, разрешениях, тоннах бюрократических бумаг, которые требуют от экспатов.
За год получается немалая сумма, но, во-первых, экспат платит добровольно (никто же не заставляет получать водительские права или покупать лицензию на право приобретать алкоголь, например), во-вторых, это касается экспатов, но не локалов. Если приезжим не нравится, так скатертью дорога.
Не уезжают, значит, терпимо…
…В тот же вечер в шатер принесли шкаф, больше похожий на сейф, поставили в углу гостиной, и Раиса подала мне ключ:
– Прячь свои шедевры, чтобы до них не добрались.
Я взяла стопку испорченных портретов и подала ей:
– Это прятать я не буду. Раздай их тем, кто испортил.
Конечно, она не взяла.
Когда вечером большинство по привычке собралось у фонтана, я вышла туда и положила рисунки на бортик, громко объявив:
– Испорчено не мной!
Лианы у фонтана не было, в то время как ее верная свита на месте. Это означало одно: Сауд исполнил свое обещание позвать красавицу в свой шатер.
– Хочу домой! – объявила я сама себе. – И пошли все к черту!
Оставшись одна, я впервые в жизни нарисовала карикатуру. Это действительно даже не шарж, который создают с любовью и иронией, а злая карикатура на Лиану – преувеличенно пышная грудь, один глаз полностью закрыт нависающими волосами, ресницы второго торчат словно метелки, губы выпячены.
Лиана наклеивала слишком длинные и густые ресницы, которые разве что не шуршали при движении век, и губы старательно выпячивала, чтобы выглядели более пухлыми. Это портило ее внешность, но кто мог подсказать самоуверенной красавице? Настоль опасный для жизни поступок мог решиться только один человек, но ему, видно, нравилось.
Сауд строго приказал мне во всем слушать Раису, не отходить от нее ни на шаг, поскольку я без документов… Я тут же умудрилась ехидно поинтересоваться, с документами ли сама Раиса и почему мненельзя было выдать мои, на что получила продолжение совета:
– Закрой рот и открывай, только когда тебя спросят.
Вежливо, ничего не скажешь!
– Спрашивать может кто угодно или только ты?
Раиса дернула меня за руку:
– Прекрати!
– Нет, правда, на Раисины вопросы отвечать?
Сауд приблизил свое лицо к моему и четко произнес:
– На Раисины можно.
В его глазах плясали огоньки. Я продолжила ерничать:
– Спасибо, разъяснил. Раиса, задавай вопросы, отвечать буду.
Та усмехнулась:
– Когда ты замолчишь?
А Сауд вздохнул:
– В следующий раз зашьешь ей рот или заклеишь скотчем.
Я мысленно скрутила им фигу: следующего раза не будет!
От пререканий меня отвлекла интересная картина – совсем рядом хозяин вел верблюда, у которого на спине… Я никогда не интересовалась верблюжьими бегами, но по ассоциации с лошадиными полагала, что на верблюде должен сидеть какой-нибудь жокей. А здесь была игрушка!
Не шучу, у игрушечного человечка имелась голова с жокейской кепкой и руки с длинным хлыстом и какой-то веревкой.
– Что это?
Сауд усмехнулся:
– Раиса, отвечай.
Та фыркнула:
– Пусть сама догадается.
Я догадалась, вернее, вспомнила, что читала вскользь: раньше жокеями были мальчишки-индусы, но падение с верблюда (на одногорбом жокею сидеть крайне неудобно) нередко приводило к травме и инвалидности, международные организации добились, чтобы детей заменили роботы.
Так вот как выглядит робот – верблюжий погонщик!
Зачем арабу верблюд?
Не арабу вообще, а конкретно современному арабу, получившему высшее образование в Европе или Америке и живущему на сто двадцатом этаже небоскреба в Дубае?
Для престижа.
Конечно, верблюда не поставишь на полку и не станешь выгуливать на поводке в соседнем парке. Но им можно гордиться. Хвастать. На нем можно заработать.
Коран запрещает азартные игры, потому никаких ставок, выигрышей, проигрышей и потери состояния нет, какой же заработок?
Но заводчик победившего скакового верблюда получит больше заказов на покупку следующих, а тренер, хорошо им управлявший, повысит свой тариф за тренировки. Престиж дорогого стоит, и те, у кого есть деньги, готовы за него платить.
В Дубае бега проводятся в прохладное время года дважды в неделю, вход бесплатный. Впечатление получите яркое – от топота полутора десятков животных, вес которых превышает сотню килограммов, дрожит земля.
Бегут не очень быстро – 45–60 км/час, но если разгонятся – не остановить.
Мы с Раисой стояли в сторонке и наблюдали. Несмотря на отсутствие зрителей, забег предстоял нешуточный. Верблюд, принадлежащий Сауду, тоже должен бежать. О том, что это его животное, мы поняли, когда тренер верблюда поздоровался с Саудом, согнувшись пополам. Раиса выразительно посмотрела на меня, мол, вот как здороваются с хозяином. Я пожала плечами, да пусть хоть сандалии лижут, мне-то что?
А потом мы увидели неприятную сцену, поверить в которую я не сразу смогла.
Беговой верблюд, на мой взгляд, состоит из ног и морды, остального я практически не заметила. Таких ног нет ни у одной модели, они длинные-длин ные! Понятно, что сломать ногу – значит выбыть из соревнований на весь сезон.
Когда идет забег, машины с тренерами едут по специальной полосе, и те с пульта управляют роботами, вернее, их хлыстами. Шлепнуть сильней или слабей, слева или справа… От тренера и его слаженности в животным многое зависит, не ногами едиными бежит верблюд, но и тренерским чутьем.
Находясь на расстоянии, трудно точно определить силу удара, тренер во многом работает по наитию. Может и погубить верблюда, столкнув его с другим.