* * *
Алексей Киселёв и Николай Ионов основательно покопались в рабочем столе Пеньковского, добыв убедительную доказательную базу его преступного промысла. Был обнаружен вызвавший восхищение профессионалов арсенал шпионских аксессуаров: три минифотокамеры "Минокс" – любимый инструмент всех шпионов тех и последующих времен, позволяющий делать до 50 снимков без перезарядки, – диктофоны, шифртаблицы, инструкции по связи и, конечно, несколько нераспечатанных пачек банкнот по 10 тысяч рублей каждая.
Всё обнаруженное, но до поры оставленное нетронутым на своих местах, свидетельствовало, что полковник предавался шпионскому промыслу с маниакальной неистовостью…
Приговор
Через две недели после обыска оперработники, дежурившие у перископа, стали свидетелями, как Пеньковский рассматривает поддельный советский общегражданский паспорт. Об этом немедленно было доложено генералу Грибанову. Опасаясь, что объект намерен привести в действие план перехода на нелегальное положение, председатель КГБ СССР Владимир Семичастный согласовал вопрос с Первым секретарём ЦК КПСС Никитой Хрущёвым, и 22 октября 1962 года Пеньковский был арестован.
Расследование, проведенное по указанию руководства страны, показало, что с помощью предателя англо-американские разведслужбы заполучили важнейшую стратегическую информацию о военном потенциале СССР и, в частности, о наших ракетно-ядерных силах. Причём именно в разгар Карибского кризиса, когда военное противостояние двух супердержав достигло своего апогея и возникла реальная угроза начала Третьей мировой войны.
Было установлено, что в течение 18 месяцев преступной деятельности Пеньковский изготовил и передал ЦРУ и СИС более 5 тысяч фотоснимков с секретной информацией военного, политического и экономического характера.
Кроме того, спецслужбы Западной Европы получили от своих англо-американских коллег списки с десятками имён сотрудников КГБ и ГРУ, работавших за рубежом легально и нелегально.
…Суд, проходивший в Москве 3-11 мая 1963 года под председательством генерал-лейтенанта юстиции В. В. Борисоглебского, признал Пеньковского виновным в измене Родине и шпионаже и приговорил к высшей мере наказания (расстрелу) без права на отсрочку и обжалование.
Приговор приведён в исполнение 18 мая 1963 года в Бутырской тюрьме.
Вместо послесловия
Розыскное дело "Вурдалаки"
В столичных правоохранительных органах долго и недобро вспоминали весну восемьдесят второго. Дружно сошедший в апреле снег обнажил следы таких жутких преступлений, о которых не слыхивали и старослужащие.
С разницей в несколько дней сразу в нескольких районах Москвы: в Измайловском лесопарке и у Борисовских прудов, в парке Сокольники и в прибрежных кустах Химкинского водохранилища были обнаружены шесть обезглавленных трупов.
Паника охватила руководство столичной прокуратуры: это же конвейер "висяков"!
Когда количество трупов достигло десяти и "вражьи голоса" – зарубежные радиостанции – начали активно озвучивать новости из криминальной хроники столицы, все уголовные дела по фактам обнаружения "всадников без головы" передали в Комитет госбезопасности.
Обезглавленные находки продолжали поступать, и теперь уже начальник управления КГБ по Москве и Московской области генерал-полковник Виктор Алидин схватился за голову. А через некоторое время настал черёд и высших сановников из ЦК пить валерьянку…
Из самых опытных розыскников-волкодавов Комитета была создана оперативная группа, начальником штаба которой назначили меня. Произошло это моей воли вопреки, так как розыск в круг моих служебных обязанностей не входил. Я, будучи начальником Отдельной службы КГБ, занимался разработкой иностранных разведчиков, действовавших в Москве под дипломатическим прикрытием.
На внеочередном заседании Коллегии КГБ СССР обсуждались меры противодействия "вражьим голосам", смаковавшим подробности московского вандализма, сея среди жителей столицы панические настроения. Я рассматривал карту, где были отмечены места и даты обнаружения расчленённых трупов, как вдруг вспомнил об одной сводке службы наружного наблюдения.
"Чёрт побери! – не сдержался я. – Два месяца назад, в феврале, на берегу Химкинского водохранилища, неподалёку от перекрестка улицы Свободы и Химкинского бульвара, был задержан водитель военного атташе Франции, афрофранцуз Поль Мламбо Нгкука. Ночью на служебной машине он подъехал к бивуаку бомжей, гревшихся у костра, и затеял с ними драку. Вмешался проезжавший мимо милицейский патруль. Иностранец бросился к своей машине. Когда он приоткрыл дверь, оттуда выпрыгнул разъярённый пёс и бросился на стражей порядка. Пса пристрелили, бомжи разбежались, водителя не задерживали, так как он предъявил дипломатическую карточку…"
Тут же кто-то из коллег предложил назначить меня начальником штаба по координации розыскных мероприятий. Да, у нас всегда так: проявил инициативу – исполняй! Стоило мне выказать осведомлённость в вопросе – вот тебе и бразды правления в руки!
Все дела объединили в одно, так как ряд схожих признаков указывал на то, что гильотинирование совершалось одним и тем же лицом или одной группой лиц, и оперативно-розыскному делу "ВУРДАЛАКИ" присвоили гриф "Сов. секретно".
В результате лабораторных исследований было установлено, что глумлению подвергались не трупы – нападали на живых людей. В частности, об этом свидетельствовала запёкшаяся кровь в местах отделения головы от шеи. Поскольку трупы были найдены в традиционных местах стойбищ бомжей или, как их тогда называли, бич – бывший интеллигентный человек – было выдвинуто предположение, что мы имеем дело именно с останками последователей "Ордена вольных странников". При более тщательном обследовании трупов версия нашла подтверждение. Все убиенные были мужского пола и приблизительно одного возраста: 45–50 лет.
Из психологии известно, что в этом возрасте мужчины наиболее подвержены всякого рода разочарованиям. Они активно пересматривают свои ценностные ориентиры, и те, кто оказался невостребованным, в один прекрасный момент просто "срываются с якоря". Не в силах противостоять натиску внутренней неудовлетворенности, они покидают насиженные места и в поисках забвения отправляются бродить по свету, переходя к анонимному существованию. В пользу этой гипотезы говорило и физическое состояние погибших: крайняя степень дистрофии, а также наличие у них различных кожных заболеваний, в частности, чесотки и педикулёза. Наконец, покойники не значились в списках людей, пропавших без вести, так как заявления об их исчезновении в органы внутренних дел не поступали. Причина до банальности проста: некому было заявлять. Так как на теле жертв отсутствовали травмы, которые могли бы привести к летальному исходу, эксперты предположили, что смерть наступала в результате воздействия на голову. А в качестве орудия можно было рассматривать всё, что угодно – головы и орудия декапитации не были найдены.
Кстати, в этом вопросе – о способе декапитации – специалисты разошлись в мнениях. Дело в том, что рваные края тканей шеи выглядели, как изжёванная промокашка. Такие следы может оставить либо тупая пила, либо… каменный топор. Вместе с тем на некоторых шейных позвонках были обнаружены борозды, характерные для острорежущего орудия – ножа или бритвы…
Розыскники и криминалисты терялись в догадках о мотивах и целях совершения преступлений. Для чего понадобилось отделять и, отделив, похищать головы?!
Срочно потребовалась свидетельская база. Бросились искать бомжей – ан, нет их! Хотя после Олимпиады-80 и прошло два года, когда бомжи как чуждый элемент были выселены за 101-й километр, они, напуганные усилением паспортного режима, стали обходить Первопрестольную стороной (вот и скажи после этого, что между ними не налажена связь!), либо, соблюдая конспирацию, залегли глубоко на дно.
По моему указанию (начальник штаба я, или кто?) московская милиция предприняла беспрецедентные меры по отлову уцелевших бомжей. Нашли. В предъявленных для опознания телах они узнали одно, принадлежавшее "вольному страннику" по кличке "Карл Маркс". Большего выжать из них не удалось, как ни бились. Да, вот ещё. Кличку свою он получил за роскошную бороду-гриву и склонность к философствованию. Всё! Ни связей, ни контактов, не говоря уж о недоброжелателях. Их, как выяснилось, у бомжей просто не бывает, уж такие они люди. Да и люди ли они после этого?
Не найдя правдоподобных объяснений фактам гильотинирования бомжей, специалисты пришли к заключению, что либо это дело рук маньяка-некрофила, либо членов секты вампиров, исполнявших какой-то неведомый ритуал.
Наблюдение за водителем военного атташе Франции результатов не дало, хотя обложили его наружным наблюдением, как волка флажками. Мой сейф был забит фото– и видеопродукцией, ему посвящённой. Но после инцидента в зоне Химкинского водохранилища он никогда более там не появлялся, как, впрочем, и в других местах традиционных стойбищ бомжей.
Розыскное дело "ВУРДАЛАКИ" сдали в архив. Это решение было принято ещё и потому, что с мая по ноябрь в Москве не появился ни один "всадник без головы".
"Вурдалаки" живут и процветают!
В салон вошла стюардесса и объявила, что до Парижа пять минут лёта. Мы с женой выглядываем в окно, хотя понимаем, что ещё слишком рано. Татьяне не терпится увидеть Эйфелеву башню, а мне – хмурые лица сыщиков французской контрразведки, кто по долгу службы обязан проверять всех въезжающих, вплывающих или, как мы, влетающих во Францию иностранных граждан.
Татьяна – моя единственная и бесповоротная любовь, – знает, что я лечу в Париж не для развлечений, а для выполнения запредельно ответственного задания: моментальной встречи с особо ценным агентом.
Не знает она другого – как на Лубянке решался вопрос, составит ли она мне компанию в поездке и в каком качестве. Моим единственным и, как оказалось, неубиенным козырем стала ссылка на наш супружеский вояж в ГДР в конце 1970-х. Тогда руководство Комитета решило приоткрыть "окно", да какое там "окно"! – "форточку" для особо отличившихся опричников, чтобы они за свои деньги могли десяток дней провести в столице какой-нибудь соцстраны Восточной Европы. Правда, вскоре "форточка" захлопнулась, но нас с Татьяной тогда нежданным "сквозняком" занесло таки в Берлин…
…Хотя в паспорте я и под другой фамилией, но неисповедимы пути любой спецслужбы, – как знать, может, французам с помощью их друзей американцев удалось всё же добыть моё фото, узнать мои истинные анкетные данные, подробности биографии и теперь они, крадучись по-кошачьи, повсюду будут меня сопровождать? Стервецы!
И этим подозрениям есть основания. Уж больно долго они тянули с выдачей нам въездных виз… Впрочем, почему долго? Виза-то непростая – Шенгенская! Проверок миллион требуется…
Сегодня я – генерал-майор в отставке. Стоп! Может, это известно не только Пенсионному департаменту ФСБ, но и французам? Может, я потому-то и получил, в конце концов, визу?! Тогда неминуемы вербовочные подходы, ведь французы прекрасно осведомлены о том, что на генеральское пенсионное содержание в России можно питаться только в диетических столовых… Но где они, эти столовые?! Их господин Лужков повсеместно заменил на "Макдональдсы"… Нехило деньжат срубил, разрешив в 1989 году Кохану, владельцу корпорации McDonald’s, размещать свои забегаловки в Москве. Их в Европе бойкотируют, потому что от этой продукции года через два-три тебе гарантирован гастрит. А с моим больным желудком никакой пенсии не хватит, чтобы раза три-четыре в месяц купить парного мяса на Даниловском рынке, или кураги и зелени, я уж не говорю о фруктах, – на Черёмушкинском…
К чёрту! Париж – под крылом, ему мы с женой отдадимся без остатка, а удовольствий получим соразмерно выданным мне командировочным!
* * *
Генералы КГБ, как и народные артисты, на пенсию не выходят – их ресурс считается бессрочным, незадолго до поездки меня пригласили в Департамент контрразведки ФСБ и сам… не скажу, кто! – дал мне порученьице.
И я, подобно старому коню пожарной службы, откликнулся на сигнальный колокол и сразу возвратился в строй.
Правда, на ум пришли слова кардинала от шпионажа Аллена Даллеса: "Шпион ошибается только раз. В этом спорте повторные попытки не разрешены".
О сомнениях в своих силах я тут же поведал напутствовавшему меня имярек всероссийского значения, ведь путь разведчика усеян банановой кожурой, и зачастую она лежит на льду. Однако он меня успокоил, сказав, что в практике коневодства бывшего СССР не было зафиксировано ни одного случая, чтобы старый конь испортил борозды. Его игриво-ироничный тон придал мне наглости, я предложил ему в качестве своей "крыши" использовать мою жену Татьяну. На том и сошлись…
По идее, я должен исполнить поручение играючи, между прочим, во время посещения одного, заранее оговоренного, музея. В общем, мне надо "в одно касание" встретиться с дамой, специально для этого прилетающей в Париж из Штатов. Подозреваю, что выбор руководства ФСБ пал на меня не только потому, что у меня отличный английский язык, максимально приближенный к американскому, рост, выправка сержанта из Вест Пойнта, но и моя неистребимая тяга к прекрасному полу, который, кстати, обречён отвечать мне взаимностью…
Дело предстоит плёвое: забрать-отдать. Всего-то! Но когда тебе уже за шестьдесят, то за каждым столбом, в каждой проезжающей мимо машине тебе чудятся вражеские контрразведчики, вооружённые наручниками. Они звонят по мне!
…Вся эта мура лезет мне в голову, когда мы с Татьяной бродим по Лувру, я пытаюсь переключить своё внимание и оживляю в памяти бородатый анекдот об американце из Техаса, приехавшем на экскурсию в Париж.
"Вы знаете, – рассказывает он своим друзьям по возвращении на родину, – я осмотрел Лувр за пятнадцать минут".
"Как вам это удалось?"
"Вы же знаете, как быстро я хожу!"
…Закрытая пуленепробиваемым стеклом мужиковатая Мона Лиза, исполненная великим Леонардо да Винчи так, будто писал он её, глядя на своё отражение в зеркале, не вызывает никаких эмоций, кроме желания опробовать стекло, запустив в него булыжником – орудием пролетариата. И что только находят в ней толпы японцев, постоянно окружающих этот остеклённый шедевр? А может, только они и находят, а мы, европейцы, нет?
Холодный мрамор Венеры Милосской, наоборот, греет душу, но на ум идёт не возвышенное, а приземлённое: "В нашем правительстве крала бы даже Венера Милосская, если бы у неё были руки". Присмотревшись, я указываю жене на диспропорцию между головой Венеры и её торсом, не говоря уж о пышной заднице, и вновь разочарованные мы идём прочь.
Честно говоря, в изысканных дворах Лувра дышится легче и можно долго рассматривать Двор Наполеона и стеклянные пирамиды, чувствуя себя молодыми Жозефиной и Бонапартом. В зале сфинксов мы восхищаемся украденными им в Египте образцами, чувствуя себя загадочными сфинксами.
Хочется с ногами влезть в шедевр Эжена Делакруа, в картину "Свобода", стать ближе к полуголой бабе, которая с винтовкой и флагом убегает с баррикады от развязного Гавроша. Судя по всему, этот проходимец трахает баб исподтишка, дождавшись, когда они захмелеют и заснут в укромном уголке таверны. В промежутках он появляется на баррикадах в жилетке и бухает в воздух из пистолета. Очевидно, за этим делом его и подсмотрел Делакруа, незаконнорожденный сын великого дипломата-пройдохи и неуёмного бабника Талейрана…
"Лувр – не наш Эрмитаж, у нас богаче!" – понимающе переглянувшись, мы выносим вердикт и выходим на площадь, забитую туристами.
Суматошно мелькают видеокамеры и фотоаппараты. Греются на солнышке прикормленные голуби, которых хочется поджарить и сожрать. Кстати, нигде в Париже такого блюда не найти, одни разговоры. Может, во времена старика Хема и Скотта Фитцджеральда что-то и было, но…
Татьяна локтём врезает мне в бок и взглядом указывает на старичка богемного вида. Он, выйдя из туалета и напрочь игнорируя присутствующих дам, самозабвенно застегивает ширинку.
Я воочию убеждаюсь, что наши враги лгут, утверждая, что по этому признаку можно вычислить русских разведчиков. Да и где они? Кроме меня – никого…
Медленно тащимся по Тюильри. Резиденция французских королей была предана огню активистами Парижской Коммуны, а теперь на революционном пепелище разбит сад.
Едва живые выходим к Пляс де ла Конкорд, автобусы и автомобили лезут друг на друга – где же хвалёная французская галантность?
Тут было бы совсем неуютно, если бы на тротуарах не потрескивали весело жарящиеся каштаны, не разносился горький запах кофе, смешанный с ароматом дорогих французских духов и зловонием затхлой кухни…
Наверное, здесь, на Пляс де ла Конкорд, Маяковскому пришли в голову строки: "Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли – Москва!"
Хотя вряд ли. Это место не могло навевать ему, подрядному глашатаю большевиков, так презираемую всеми ратоборцами-максималистами сентиментальность.
В 1793 году на Пляс де ла Конкорд в очередной раз была доказана действенность самого совершенного и гуманного орудия Великой французской революции – гильотины. Протеже большого человеколюба, врача по профессии, Жозефа Гийотена, она лёгким дуновением ветерка снесла голову жены Людовика XVI, королевы Франции Марии Антуанетты… Стоп! Опять в башку лезет всякая чертовщина… Гильотина, кровь, головы… Когда, чёрт побери, оставят меня в покое эти обезглавленные бомжи, дело "ВУРДАЛАКИ"?! Ведь более десяти лет минуло с тех пор, и на́ тебе – даже в Париже они меня достали! А всё потому, что я с детства не привык оставлять какое-то начатое дело на полпути… Чёрт бы побрал эти домостроевские замашки!
"Забудь о "ВУРДАЛАКАХ", выкинь их из головы, – говорю я себе, – ты же – в Париже… Где эти обезглавленные бомжи и где ты?! Они – остались в прошлом, а вы исполнили, наконец, семейную мечту и прибыли в город, о котором Эрнест Хемингуэй так великолепно отозвался, назвав его "праздником, который всегда с тобой", ну, так и празднуй, чёрт возьми, времени-то судьбой не так уж много отмерено!"
Чтобы переключить своё внимание на что-то более приятное – себя надо уметь обманывать! – мы входим в подвернувшуюся таверну, заказываем экзотический продукт даже для наших новоявленных олигархов и начинаем священнодействовать над мидиями по-провансальски, которые нам подают в эмалированных кастрюльках, горячих, как пламя всеочищающего ада, из которых они, мидии, торчат, раскрывши свое лоно…
Если французская "наружка" наблюдает, облизываясь от зависти, как мы поглощаем мидии, то она нам, конечно, этого не простит – какую-нибудь каверзу устроит непременно… И будет права, отомстив за устроенный нами сеанс садомазохизма…
Так, прочь из таверны!