- В большей степени она будет зависеть от меня, поскольку у них еще, пожалуй, нет управленческого опыта на уровне России. Надеюсь, что все вместе мы все же победим кризис… С полгода будет хуже, чем сегодня, но потом рыночная экономика начнет давать первые результаты. Свидетельством тому мировой опыт. А чем мы, россияне, хуже других?
Россияне, конечно, ничуть не хуже других, но пока им очень плохо. Так же плохо было тогда и остальным гражданам Союза ССР. Многие из них главную причину своих несчастий видели именно в существовании этого союза. После того как в августе из него выпали Латвия, Литва, Эстония, 1 декабря наступила очередь Украины. В этот воскресный день 80 процентов ее взрослых граждан пришли на избирательные участки, чтобы принять участие в референдуме: "Поддерживаете ли вы провозглашение независимости Украины?", и 90 процентов из них ответили "да". Ровно через неделю Советский Союз распался навсегда. Похоронив его в заснеженной Беловежской Пуще, президенты трех республик - России, Украины и Белоруссии - подписали соглашение о создании Содружества Независимых Государств (СНГ), пригласив в него остальные государства бывшего СССР, а также всех желающих.
На следующее утро в "Известиях" состоялась одна из самых драматических планерок. Редколлегия не смогла прийти к согласию, какой должна быть редакционная статья в связи с новостями из Беловежской Пущи. Осудить или одобрить решение о роспуске СССР? Голембиовский высказал сожаление о происшедшем, которое прозвучало как осуждение акции трех президентов. Мы с Боднаруком возразили, главный наш довод: СНГ - вынужденная мера, останавливающая вероятность военных конфликтов. Звучали голоса за одну и за другую точки зрения, в итоге сошлись на том, что от редакционной статьи в вечерний номер воздержимся - сначала напечатаем беловежские документы и максимум информации, включая международные отклики. Наверное, правильнее было бы выйти с двумя мнениями: "за" и "против" ликвидации СССР, но тогда мы еще не доросли до такого плюрализма на своих страницах.
Нас несколько оправдывало то, что утром мы не знали, какая днем, еще до нашего вечернего выпуска, последует реакция со стороны Горбачева, не предпримет ли он какие-то силовые действия, способные взорвать пока еще мирные отношения между Кремлем и Белым домом, другими учредителями СНГ. Через пару часов узнаём, что этим вопросом минувшей ночью и утром было серьезно озабочено все руководство России. Как передал наш корреспондент Василий Кононенко с экстренной пресс-конференции на Старой площади, где выступали Бурбулис и министр иностранных дел России Андрей Козырев, там были заданы вопросы и о судьбе органов центра, и о судьбе Горбачева. Козырев ответил, что существует два пути упразднения центральных структур - нецивилизованный и цивилизованный. Первый путь - сопротивление этих структур, что приведет к известному исходу по августовскому сценарию. Второй - цивилизованный, передача российским властям рычагов власти и имущества, что было бы более приемлемым и безболезненным. Каждому было понятно, на что намекал представитель руководства России, чем он угрожал.
К счастью, сработал второй сценарий. В дальнейшем к редакционной статье на тему распада СССР мы не возвращались, а писали, упоминали об этом, конечно, много. Но никогда в этой связи президентов Ельцина, Кравчука и Шушкевича "Известия" не разносили, предателями их не обзывали. Хотя и не восхищались тем, о чем они договорились в Беловежской Пуще.
До самых последних дней существования СССР мы не теряли интереса к деятельности М. С. Горбачева, сообщали о его встречах, заявлениях, решениях, напечатали интервью с ним. В прежние десятилетия никто из первых руководителей страны не посещал "Известия", а Михаил Сергеевич это сделал дважды: в 1990 году и после августовского путча. 18 сентября он еще верил в сохранение Советского Союза и говорил нам, что сделанный им демократический выбор лишает его возможности действовать другими методами. Подчеркнул:
- Я не вижу путей, кроме демократии.
Завершалась эта встреча чаепитием в узком кругу - в ней участвовали председатель ВГТРК Егор Яковлев, гендиректор ТАСС Виталий Игнатенко, главный редактор "Труда" Александр Потапов, главный редактор "Комсомольской правды" Владислав Фронин, главный редактор "Московских новостей" Лен Карпинский, редактор ленинградской газеты "Час пик" Наталья Чаплина. От "Известий" были Голембиовский, Друзенко, Боднарук и я. Кто-то в шутливой манере сказал, что рабочий день позади, можно было бы не ограничиваться только чаем. Высокий гость эту мысль поддержал, через пару минут на столе появились рюмки и бутылка коньяка. Я сидел рядом с Михаилом Сергеевичем, и мне выпала роль разливающего. Имевшийся опыт не подвел - рука не дрогнула в ответственный момент, когда впервые в жизни я наливал и подавал рюмку главе государства. Он ее только пригубил…
Когда уже стало окончательно ясно, что первый президент СССР оказался и последним и достойно готовится к покиданию своего поста, "Известия" выступили 23 декабря с огромным материалом Плутника - политическим портретом Горбачева.
Итак, - писал Алик, - он уходит, оставляя после себя бедную, разоренную и растерянную страну, так и не понявшую, что с нею произошло и что происходит. Страну, потрясенную страшными взрывами, в одних местах - национально-освободительного движения, в других - националистического угара, повлекшими за собой, по сути, разлом земной коры - это трещит империя, расползаясь по швам новых государственных границ… Но почему же тогда люди совестливые, люди мыслящие, несмотря и на такое наследство, им оставляемое, смотрят ему вслед отнюдь не только с укоризной и досадой, но и с грустью, состраданием и благодарностью, при этом никак не снимая вины за те просчеты, которых было немало?.. Все мы, бывшие граждане бывшего государства, теперь совсем другие люди. И вы, и я - все.
По моему убеждению, в те трагические декабрьские дни это была самая глубокая и объективная, самая умная и честная из великого множества публикаций в советской печати о Горбачеве. И с самым точным и емким по мысли заголовком: "Он приходил - это значительнее того, что он уходит".
Первые толчки в недрах редакции
Эйфория от победы над путчем, от революционных перемен в редакции проходила быстро. В стране наступал социально-экономический хаос, и с каждым днем все больше обострялись вопросы: как выживать газете, на что кормить семьи? Одно за другим принимаются постановления редколлегии, ударяющие по многолетним известинским амбициям. Так, мы всегда гордились, что работаем в газете, охватывающей своими представительствами весь земной шар. В последние советские годы у нас было в стране и в мире 102 собственных корреспондента, что в нашей стране могла позволить себе только "Правда", а из десятков тысяч зарубежных газет - считаные единицы. Теперь же стало понятно, что такую обширнейшую сеть не удержать. В целях экономии средств было принято решение прекратить с 1 января 1992 года финансовое обеспечение следующих зарубежных корреспондентских пунктов:
1. Австрия, Вена (собкор С. Тосунян),
2. Аргентина, Буэнос-Айрес (Ю. Смирнов),
3. Бельгия, Брюссель (Б. Москвичев),
4. Болгария, София (А. Капралов),
5. Бразилия, Рио-де-Жанейро (М. Кожухов),
6. Вьетнам, Ханой (Б. Виноградов),
7. Германия, Берлин (В. Лапский),
8. Германия, Бонн (А. Баландин),
9. Греция, Афины (А. Николаев),
10. Египет, Каир (Д. Великий),
11. Испания, Мадрид (В. Верников),
12. Италия, Рим (А. Суворов),
13. Куба, Гавана (А. Каморин),
14. Мексика, Мехико (Ю. Черепанов),
15. Польша, Варшава (Л. Топорков),
16. Португалия, Лиссабон (Д. Костанян),
17. Румыния, Бухарест (В. Володин),
18. США, Вашингтон (числился В. Надеин),
19. Сирия, Дамаск (М. Кожевников),
20. Финляндия, Хельсинки (В. Шмыгановский),
21. Швейцария, Женева (Ю. Косинский).
Всем вышеназванным собкорам предписывалось вместе с бухгалтерией издательства определить перечень подлежащего списанию, продаже на месте или отправке в редакцию имущества, закрепленного за корпунктами. Указывалось, что надо привезти в Москву всю исправную видео- телерадиотехнику, компьютеры и фотоаппаратуру. Европейские корпункты должны были доставить еще и автомашины, независимо от их возраста и состояния. (Спустя шесть лет за мной будет закреплена "Вольво", на которой мотался по жаркой Испании в 1987–1991 годы Володя Верников. Видимо, тогда и вышел из строя кондиционер, а все остальное досталось мне в более-менее нормальном состоянии. Главное, что машина могла двигаться.)
Несколько ранее были упразднены корпункты "Известий" в Австралии, Алжире, Анголе, Афганистане, Северной Корее, Кувейте, Ливане, Мозамбике, Монголии, Эфиопии.
В постановлениях редколлегии ничего не говорилось о дальнейшей судьбе самих корреспондентов. Имелось в виду, что все они вернутся на основное место работы - одни в редакцию, другие в свои разведывательные службы. Некоторые из собкоров уже достигли пенсионного возраста и по собственному желанию увольнялись. Всего за рубежом к 1 января 1992 года насчитывалось двенадцать корпунктов (а в них - ни одного разведчика): в Великобритании, Венгрии, Индии, Китае, Франции, Чехословакии, Швеции, Югославии, Японии… Раньше в Германии "Известия" представляли три человека, в Италии и США двое, теперь в этих странах оставалось по одному нашему корреспондентскому месту.
Сокращалась и внутренняя корсеть, но не такими темпами, как иностранная. Здесь редколлегия исходила из того, кто как работает. Серьезные претензии были предъявлены пятерым - Ю. Балакиреву (Владивосток), В. Буту (Ростов-на-Дону), В. Олиянчуку (Ставрополь), А. Орлову (Ташкент), А. Клеве (Харьков). Все они с щадящими формулировками в трудовых книжках покинули газету. В этой пятерке я лучше других знал Анатолия Клеву. Мы почти одновременно с ним начинали в "Известиях" в качестве внештатных корреспондентов. Редакция предложила ему собкорство в Чите, и он неплохо начал там штатную известинскую карьеру. Но спустя годы, особенно после перевода в Харьков, его отдача упала. Компьютер зафиксировал, что с начала 1991 года по июль им напечатано всего 224 строки. На июльском совещании собкоров еще при Ефимове он в своем выступлении заявил, что расходится со мной как куратором собкоровской сети и с большей частью редакции по политическим воззрениям. Но не по этой причине его имя не появлялось на страницах газеты. Все, что присылал он в отделы, было беспомощным, не более чем сырьем, и требовало полной переработки. Клева отмочил оригинальный номер в журналистской практике: в разгар острейшей политической борьбы в стране летом 1991 года опубликовал в "Правде" статью, в которой высказал свои прокоммунистические взгляды, а подписался, как корреспондент "Известий". Но подчеркну, что редколлегия обсуждала не убеждения, а работу, и единогласно голосовала за вывод Клевы из числа собкоров.
Освободилось у нас еще одно место, но об этом мы очень сожалели - ушел Александр Бовин. Он стал послом сначала СССР, затем Российской Федерации в Израиле. Свою дипмиссию Саша закончит через шесть лет и по прибытии в Москву позвонит мне. Мы встретимся в редакции несколько раз. В результате из трех-четырех возможных вариантов новой работы в Москве он выберет названный мною - вернется в "Известия", о чем и напишет впоследствии в своей книге "XX век как жизнь".
Осенью 91-го мы формально пока не последовали примеру руководства СССР - не признали самостоятельными государствами Латвию, Литву и Эстонию: тамошние собкоры "Известий" все еще числились у нас по ведомству внутренней корсети. Но время заставило и здесь внести коррективы, в основном финансовые. В связи с введением свободных цен в этих новых странах и повышением заработной платы работникам бюджетных организаций и учреждений сразу на 40 процентов, мы на эту же величину увеличили с 1 ноября зарплату и нашим корреспондентам: Ирине Литвиновой (Рига), Николаю Лашкевичу (Вильнюс), Леониду Левицкому (Таллин).
Вскоре мы столкнулись с невиданным прежде в "Известиях" фактом: добровольно написали заявление об уходе из редакции сразу пять человек. Что явилось совсем неприятным, это оказались не те люди, к которым высказывались претензии по работе. Это были высококвалифицированные журналисты: член редколлегии Валерий Гавричкин, руководивший агроэкономическим направлением, его заместитель Игорь Абакумов, редактор отдела корсети Виктор Степаненко, бывший член редколлегии, а сейчас обозреватель экономического отдела Руслан Лынев, спецкор социальнобытового отдела Александр Проценко. Не припомню, куда уходил Проценко. Первые трое откликнулись на зов времени: образовали свою газету - "Крестьянские ведомости", четвертого пригласили к себе.
Туманность переходного к реформам периода, экономические угрозы "Известиям" побуждали каждого сотрудника задумываться над тем, как лично он впишется в перемены и впишется ли вообще. Этот групповой уход добавлял беспокойства, он указывал на то, что завершилась целая эпоха, когда считалось, что нет большего журналистского счастья, чем работать в "Известиях". Не стояла на месте, менялась сама психологическая обстановка в редакции, где становилось все меньше этого счастья. "Дружный здоровый коллектив" - это уже уходило в прошлое. Еще было очень далеко до "террариума единомышленников", он окончательно утвердится весной 1997 года, но путь к нему начнется осенью 91-го. Когда под влиянием внередакционной тяжелой жизни с ее нарастающим инстинктом "каждый сам за себя" исчезало чувство известинской общности. Когда наступала повышенная нервозность, усиливались обиды, ссоры, интриги, возникали первые барьеры недопонимания между "верхами" и "низами". Когда прозвучит первая критика этой меняющейся к худшему обстановки.
- Все главные редакторы, известные мне по летописям "Известий", выполняли роль определенного регулятора, который направлял усилия людей с совершенно разными взглядами на мир и на жизнь. Сейчас такого регулятора нет. У нас есть редколлегия, и тут-то выясняется, что в газете работают люди совершенно разные и может случиться такое, что эта их разность может не только вылиться в напряженный разговор, но и стать симптомом очень сложных процессов в коллективе… На мой взгляд, главное, что произошло после августа в этой газете, - это уход очень хороших журналистов. Это уход Абакумова, Гавричкина, Проценко… Из газеты уходят хорошие журналисты, может быть, потому, что эта разность людей начала сказываться…
Это сказал на летучке 4 декабря (в отсутствие Голембиовского) молодой международник, кандидат исторических наук Эльмар Гусейнов, будущий собственный корреспондент во Франции. Сказал, что думал, и каждый истолковал его слова по-своему. А вот как их прокомментировал в ранее упоминавшейся книге "С журналистикой покончено. Забудьте" Алик Плутник:
О чем, в сущности, говорил Эльмар? О нетерпимости главного и о пассивной роли редколлегии. О том, что Голембиовский становится единоличным правителем. Так что для того, кто не слишком умилялся торжеством нашей демократии, перспектива просматривалась отчетливо.
Алик мой давний друг, но истина, как говорится, дороже. Его комментарий меня удивил. Кроме "пассивной роли редколлегии", в которую, кстати, входил и сам Плутник, все остальное, на мой взгляд, сказано не к месту. Во всяком случае, в словах Гусейнова я и намека не вижу на нетерпимость Голембиовского, на то, что он становится единоличным правителем. Если же говорить по существу тех нелестных оценок, которые Алик дает Игорю, то на момент, о котором идет речь: конец 1991 года, - они, по-моему, не соответствуют действительности. У меня есть основания так говорить, поскольку я общался с ним тогда гораздо чаще, чем кто-либо другой, ежедневно по многу раз и подолгу, бывало что часами, - этого требовали текущие дела и дела на перспективу. Это были встречи как наедине, так и с малым и большим числом людей. По разным поводам, в том числе неприятным прежде всего для Голембиовского как руководителя, - ведь на него свалились тогда горы проблем, связанных с финансированием, производством, с печатанием и распространением газеты по стране, разрываемой на куски. Возникала масса вопросов, требовавших его участия, вмешательства. Шли постоянные звонки по всем видам связи со всех уровней, включая самые высокие. Игорь раньше других появлялся в редакции и не покидал ее до позднего вечера. Надо понимать, что эти месяцы были крайне тяжелыми для него, он еще свыкался с новой для себя ролью и ответственностью, за многое хватался, уставал, нервничал, иногда срывался. Но, как я видел, оставался по-прежнему доступным для каждого, кто хотел с ним о чем-то поговорить, что-то выяснить, выслушивал разные мнения. Возможно, раз-другой Алик и наблюдал такое, что можно назвать нетерпимостью, но это точно не было стилем поведения Игоря в начале его редакторской работы. А потом… впрочем, то, что было потом, лучше рассматривать на фоне развивавшейся с годами ситуации в газете. И это же самое я бы сказал и в связи с "единоличным правителем". Начиналось, как я считаю, все достойно, демократично. Игорь часто собирал редколлегию, ничей голос не зажимался, свою точку зрения он подробно обосновывал и, как правило, бывал убедителен. Конечно, он с первого дня самостоятельно принимал многие решения как главный редактор, а разве должно быть по-другому? Спрашивать совета? Он это делал, но не по каждому вопросу, а когда в чем-то сомневался, колебался. К сожалению, к иным советам прислушивался чаще, чем надо бы. Они и привели с годами к тому, что случилось с "Известиями".
Об одном решении, принятом как раз "по совету", самое время вспомнить именно сейчас, и касается оно только что упомянутой команды, создавшей газету "Крестьянские ведомости".
Инициатором ухода тогда с Пушкинской был Игорь Абакумов. Я нашел его телефон, мы встретились, и я услышал рассказ о том, о чем более двадцати лет назад знал совсем мало, а помнил еще меньше:
- В редакции были люди, понимавшие, что корабль по имени "Известия" рано или поздно пойдет ко дну, если его не оснастить надежными средствами для обеспечения устойчивости. Такими средствами могли стать, в частности, новые приложения к газете, дочерние издания, создаваемые для зарабатывания денег. Специализированные по тематике, они адресовались бы определенным читательским аудиториям, были бы им интересны и полезны, в общем - нужны. Для их раскрутки редакция располагала достаточными (пусть небольшими) финансами, площадями, международной репутацией, ну и конечно, неплохими кадрами. Существовал еще один, очень важный благоприятствующий фактор: рынок СМИ пока не имел широкого набора таких изданий, на нем можно было относительно легко открывать и завоевывать нишу для каждого из них.