Эту вездесущую волшебницу ее собственная мать, тоже фея, жестоко заколдовала: каждый седьмой день недели девушка превращалась в змею. Фея таким способом наказала дочь за плохое поведение – та замуровала в скале собственного отца.
Мелузина не отчаялась. Она очаровала одного из первых Лузиньянов своей красотой и необычными способностями: за одну ночь построила восемь замков и очень быстро родила несколько детей. Запросы красавицы были весьма скромны; она просила мужа оставлять ее одну в каждый седьмой день недели. Любопытство так мучило графа, что он, нарушив обещание, стал подсматривать за женой и увидел, что его любимая обернулась змеей. Застигнутая врасплох, она то ли уплыла, захватив нескольких детей, то ли улетела.
Наивно было бы предполагать в потомке этой волшебницы с сомнительной репутацией наличие кротости и всепрощения. Человек невероятного мужества, неоднократно это мужество доказавший на протяжении всей своей суровой жизни, Гуго действительно не забыл оскорбления, нанесенного английскими Плантагенетами. Он поддерживал в борьбе против них французского короля Людовика VIII и был главнокомандующим французской армией в Гаскони. Но в более поздних сражениях, где ему противостоял его пасынок, Ричард Корнуэльский, Гуго успеха не имел: то ли военное счастье отвернулось от графа, то ли он не хотел делать больно любимой жене. Тем не менее он получил от Людовика за службу городок Сен-Жан-д'Анжели и часть Ониса. Позднее, под влиянием супруги и боясь усиления власти французской короны в Аквитании, Гуго присоединился к мятежникам во главе с Пьером Моклерком, герцогом Бретонским.
Во время крестового похода против альбигойцев, при осаде Авиньона в июле 1226 г., он вместе с Моклерком и Тибо Шампанским покинул королевское войско. Он мог позволить себе такое своеволие: его род был не менее знатен, чем у Тибо, в его жилах текла кровь нескольких королевских династий. Породнившись с Плантагенетами, Лузиньяны, для которых власть французской короны оказалась невыносимее английской, все более тяготели к Англии.
Кончина Людовика VIII позволила Гуго вместе с другими недовольными баронами выступить против Бланки Кастильской. Однако после перехода на ее сторону Тибо Шампанского он в начале 1227 г. тоже подчинился регентству. Королеве пришлось умасливать своих могущественных вассалов: старший сын Гуго и Изабеллы был помолвлен с дочерью королевы, а одна из их дочерей – с принцем Альфонсом. Маня Гуго перспективой блестящих брачных союзов, его тем не менее принудили вернуть короне Сен-Жан-д'Анжели и Онис.
Гуго расценил это как оскорбление и присоединился к отрядам мятежного Моклерка, впрочем, затем вновь перешел в лагерь французов. Он участвовал во взятии королевскими войсками Клиссона, и за это регентша возвратила ему владения в Онисе. Была возобновлена и помолвка его сына с Изабеллой Французской, расторгнутая во время метаний графа между враждующими сторонами.
Гуго легко впадал в ярость и охотно чинил всевозможные беззакония. Но к жене грозный граф действительно питал нежную привязанность.
Свадьба молодого Лузиньяна с королевской дочерью не состоялась – принцесса предпочла стать невестой Бога. К великому разочарованию семьи Ла Марш, Бланка Кастильская женила своего сына Альфонса на наследнице графства Тулузского и сделала графом Пуатье. Это означало, что графство уплывало из рук английского короля и переходило к французам. В это время Ричард Корнуэльский, являвшийся графом Пуатье, воевал в крестовом походе. Генрих возмущался – ведь папа гарантировал неприкосновенность земель крестоносцев! Однако он ничего не мог сделать до возвращения брата из Святой земли ("Вассал моего вассала – не мой вассал!"). Он обратился к матери, но та была в хороших отношениях с хитрой и дипломатичной Бланкой Кастильской и в тот момент не хотела конфронтации. Возможно, ей казалось, что она ничего не потеряет от перемены сюзерена. Обе вдовствующие королевы считались персонами одного ранга, и до поры до времени Бланка оставляла Изабеллу в этом приятном заблуждении. По-видимому, Изабелла сумела поддержать миролюбие и в грозном супруге.
Вдовствующая королева принимала деятельное участие в матримониальных планах Генриха. Она прочила ему в жены Иоланду, дочь герцога Бретонского. Тогда Бретань можно было использовать как отправной пункт для отвоевания так подло отобранной французами у короля Иоанна его исконной вотчины – Нормандии. Этот проект не на шутку встревожил дальновидную Бланку Кастильскую, и она приложила много сил, чтобы его разрушить. Подобные же планы вынашивались Изабеллой и Генрихом в отношении Жанны, дочери графа Понтье. В этом случае дело продвинулось дальше. Генрих сделал предложение и получил согласие. Изабелла была довольна: за Жанной давали большое приданое и много удобных со стратегической точки зрения территорий. Но по неизвестной причине Генрих разорвал помолвку и женился на Элеоноре Прованской, младшей сестре Маргариты, супруги Людовика IX.
Разумеется, французы с удовольствием объявили бы Изабеллу виновницей такого неджентльменского поведения короля по отношению к благородной Жанне де Понтье, но дело в том, что имевшая собственное мнение матушка возражала против этой женитьбы сына, считая Элеонору недостойной английской короны.
Граф и графиня несколько утешились, отдав свою дочь Маргариту в жены Раймунду VII Тулузскому: она могла родить ему сына, и тогда его графство перешло бы к наследнику, а не к единственной на то время дочери Раймонда. Если бы Марш, Ангулем и Тулуза объединились, Франция оказалась бы в сложном положении. Правда, тулузский брак считался как бы условным, временным: папа тянул с разрешением на развод графа с предыдущей женой, не сумевшей подарить ему ребенка. Но в случае появления потомства союз стал бы нерушимым.
Скорее всего, это прекрасно понимала и Бланка Кастильская с сыном-королем. Они решили создать повод к возмущению и разбить мятежников, а затем отобрать у них их владения.
Когда граф и графиня Ла Марш явились приветствовать Альфонса Пуатье и его супругу Жанну Тулузскую, прибывших в Сомюр в сопровождении Людовика IX и Бланки Кастильской, Изабелле Ангулемской показали ее настоящее место. Ее "заставили ждать три дня, к великому удовольствию короля и королевы". Когда же, наконец, ее приняли, то не предложили сесть или подойти поближе. Вдовствующая королева английская, мать двух царственных женщин: королевы Шотландии и римской императрицы, – Изабелла вынуждена была приветствовать знатных гостей стоя у дверей, в то время как король, королевы Бланка и Маргарита, юная графиня Жанна Пуатье и ее супруг сидели за столом.
Все это происходило в присутствии вассалов графини Изабеллы.
Даже если перенести эту сцену в современные условия, станет ясно, что королевская семья Франции намеренно поступила по меньшей мере неучтиво. А в те далекие времена, когда сословные привилегии и феодальный этикет соблюдались весьма скрупулезно, подобные действия не могли рассматриваться иначе, чем сознательная провокация и рассчитанное унижение. Бланка Кастильская знала об огромном самомнении, строптивом нраве и взрывном темпераменте Изабеллы Ангулемской и играла наверняка.
И дело было не только в унижении. Ранее Лузиньян должен был приносить вассальную присягу только французскому королю; теперь он подчинялся его вассалу, младшему брату – графу, причем по большей части за земли, которые принадлежали его пасынку Ричарду.
Графиня-королева, наконец, поняла, что ее не только хотят унизить; цель этого демарша – лишить ее владений. "Стыд и отчаяние душат меня еще сильнее, чем их дерзкое желание украсть мои земли! Я лопну от ярости, если Бог не заставит их пострадать за это! Они потеряют свои земли – иначе уж лучше я потеряю все свое достояние и умру в придачу!" – жаловалась она в письме к супругу.
Темперамент у Изабеллы был необузданным, воля неукротимой. Ее психическая энергия заражала; но графа Ла Марша не надо было пришпоривать. Он поднял баронов Пуату и возглавил вооруженный мятеж с целью навсегда изгнать французов. Человек импульсивный, жаждущий немедленных действий, он умел повести за собой. К заговору при посредничестве Изабеллы присоединился зять четы Лузиньян Раймунд VII Тулузский и король Арагона, опасавшийся за свои владения. Решительная графиня гарантировала также помощь английского короля; на английские отряды возлагались большие надежды.
Генрих III, как и Людовик IX, был любящим сыном. Несмотря на то что английские бароны отказали в субсидиях на военные действия, он внезапно объявил войну Франции. Когда он вместе с братом Ричардом и небольшим войском высадился в Сансе и достиг Руана, сыновей тепло встретила Изабелла и поблагодарила за то, что они приехали: "Дорогие дети, вы так великодушны, что решили помочь своей матери и братьям, которых испанка Бланка попирает ногами. Но если пожелает Господь, все может измениться".
Так замечательно задуманная Бланкой Кастильской интрига едва не дала сбой: Людовик IX сомневался, можно ли ему воевать с английским королем, когда его отец двадцать пять лет назад клятвенно обещал жить в мире с Англией. Впрочем, он быстро дал уговорить себя матери и советникам.
Тем временем люди в Пуату начали действовать. Они перекрыли проходы французам в свои земли, спилили яблони и виноградники, разрушили источники, а некоторые даже отравили и вообще уничтожили все, что могло служить пищей для врага. Безусловно, эти действия способствовали возникновению чумы и дизентерии, которые позднее так плачевно сказались на французской армии.
Англичане были плохо подготовлены к войне. У союзников не было выработано единого плана действий, и их легко было уничтожить по частям. Французская армия, состоящая из четырех тысяч рыцарей и 20 тысяч пехоты, двинулась на мятежников. 21 июля 1242 г. Людовик IX разгромил армию англичан в битве при Талебуре, городе, расположенном на берегу глубокой полноводной Шаранты, а несколькими днями позже – и войска Лузиньяна у Сента. Англичане сражались так отчаянно, что вполне могли одержать победу, если бы не численный перевес французов. Жаркий бой в виноградниках принес повстанцам молниеносное и безоговорочное поражение. Король Англии бежал в Гасконь, а Гуго X сдался французскому королю. Гордым графу и графине Ла Марш, стоя на коленях, пришлось молить короля о прощении. Гуго вынужден был отказаться от всех спорных земель, обязался воевать за Людовика и передать короне три своих замка, включая любимый Фонтене.
Эта война дорого обошлась и Людовику IX; она стоила ему здоровья. Король стал жертвой эпидемии дизентерии, разразившейся в его войсках, и уже никогда не был вполне здоров. Но не только последующими недомоганиями французского короля отозвалось сражение при Талебуре: оно явилось прелюдией всех будущих военных действий между англичанами и французами и, по существу, стало началом Столетней войны.
Заключив пятилетний Парижский мир, Людовик получил от Генриха III Нормандию, Мэн, Анжу, Тур и Пуату. Но его чувство справедливости требовало передать английскому королю взамен потерянных земель Лимузен, Перигор, Керси, часть Сентонжа – владения, давно присоединенные к французской короне его предшественниками.
Общественное мнение безусловно считало зачинщицей войны Изабеллу Ангулемскую. Ее воинственный супруг рассматривался почти как жертва дурного нрава и незаконных притязаний вздорной женщины. Он легко дал себя в этом убедить. Унижение, которое пришлось ему перенести, уязвленная гордость, сожаления об утраченных владениях оказались сильнее большой любви, столько лет связывающей Гуго и Изабеллу. Теперь граф считал жену виновницей своих бедствий и открыто выказывал ей свое нерасположение. Изабелле исполнилось пятьдесят пять лет; она уже не могла обольщать собственного мужа без усилий, одним только видом и звуком голоса.
Что произошло дальше, ясно не вполне. Хроники туманно намекают на отчаянную попытку Изабеллы отравить короля и королеву Бланку. Быть может, в пароксизме ненависти она действительно поручила преданным слугам подсыпать яд своим врагам. Однако, скорее всего, никакого покушения не было, либо рассказ о нем являлся пропагандистским трюком, поскольку королевская семья предпочла оставить дело без последствий. С другой стороны, Бланке тоже приходилось проявлять осторожность: многие знали, что послужило причиной конфликта, и не все в этой ситуации одобряли поведение королевы-матери. Впрочем, учитывая деятельный и решительный характер Изабеллы, можно поверить, что она не тихо горевала, в уединении проливая слезы, а предпринимала какие-то действия.
Через три года Изабелла была снова уличена в попытке организовать заговор против французской короны совместно с воинственными гасконскими баронами. Ей пришлось бежать в Фонтевро, где она надеялась забыть прошлую боль и смириться с будущим старением. 31 мая 1246 г. она умерла.
Гуго X все последние годы жизни оставался верен Людовику IX. Он принял участие в Седьмом крестовом походе и погиб при взятии Дамьетты, как и его отец тридцать лет назад.
Во Франции и в Англии к Изабелле относились по-разному.
Французский летописец отмечал, что даже в Фонтевро, "в потайной келье, в монашеском платье, она не была в полной безопасности, ибо многие среди французов, равно как и среди жителей Пуатье, преследовали ее с неутолимой ненавистью, говоря, что ее следовало называть не Изабеллой, а порочной Иезавелью, за то, что она посеяла семя многих преступлений".
В 1250 г. старший сын Изабеллы Генрих Английский приказал, чтобы в день кончины матери по всей стране велись заупокойные службы в память о ней. Но его уважение и любовь выразились и иным способом: в заботе о ее второй семье. Его сводные братья, сыновья Изабеллы и Лузиньяна, рады были перебраться в Англию. Старший сын, Гуго, унаследовал на континенте Марш, графство своего отца, второй, Вильгельм, – Ангулем, графство матери. Брат-король дал им богатые владения, осыпал золотом и женил на самых богатых наследницах Англии. Самый младший брат Эмар получил епископскую кафедру, несмотря на сопротивление английских прелатов. Незамужняя сестра также обрела свою долю от королевских щедрот – она стала женой богатейшего вельможи – молодого графа Суррея.
Летом 1254 г. Генрих обнаружил, что в Фонтевро, где были погребены Генрих II, Ричард I и Алиенора Аквитанская, его мать, высокородная Изабелла Ангулемская, похоронена во дворе церкви. Он приказал торжественно перенести ее тело в усыпальницу внутри здания.
Наконец мятежная английская королева упокоилась в подобающем ее сану и имени месте в окружении своих великих предшественников, к деяниям которых ей суждено было оказаться причастной.
В преддверии схватки
В течение последующих веков жители Британских островов часто пересекали Канал в надежде вернуть потерянные земли, одерживали победы и терпели поражения. Но чем дальше, тем больше они выступали как англичане, хотя у большинства из них имелись французские корни.
Сам король Генрих III был, безусловно, французом как по крови, так и по образу мыслей. Среднего роста, хорошо сложенный, внешность он имел довольно приятную, правда, одно веко было несколько приспущено. Из-за этого лондонцы называли его "прищуренной рысью". Генрих получил хорошее воспитание, был образован, покровительствовал искусству.
Но правителем он оказался слабым. Особенность его административного правления заключалась в попытке вернуться на позиции его нормандских предшественников и управлять страной при помощи королевского двора. Бароны-соотечественники держались Генрихом на расстоянии. Зато с 1250 по 1258 г. в Англию потянулся неиссякаемый поток иностранцев. Там собралось огромное число выходцев из Пуату, ослаблявших страну и терроризирующих ее население. Кроме родственников короля из Пуату при дворе обосновались провансальские родные королевы, выскочки или авантюристы.
Против них сплачивалась английская нация. Возник призыв: "Англия – для англичан!" Король, не замечая этой упорно возникающей идеи нации, продолжал править по-прежнему. Он содержал огромный пышный двор и, постоянно нуждаясь в деньгах, вытягивал их из подданных. Королева Элеонора посылала огромные суммы Карлу Анжуйскому, своему зятю, для завоевания короны Сицилийского королевства. В 1258 г. Генрих купил у папы сицилийскую корону для своего младшего сына Эдмунда и потребовал у Великого совета Англии для оплаты третью часть всей собственности страны.
В ответ на это Симон де Монфор, граф Лейстер, произнес обвинительную речь против иностранцев, наводнивших Англию, призвал к суду над ними и заявил, что "исключительно дурное правление короля требует исключительных мер". По иронии судьбы во главе национальной английской партии стал француз.
Бароны заставили короля поклясться, что он "ничего не станет делать без совета 24 мудрых людей, епископов, графов, баронов", избранных ими. Через пять дней под предлогом войны с Уэльсом бароны с войсками съехались в Оксфорд и там утвердили законы, ограничивающие власть короля, королевских чиновников и иностранцев.
В 1259 г. король испросил позволения у парламента уехать во Францию. В полном отчаянии Генрих обратился за помощью к Людовику IX. Тот уже приобрел славу всеобщего третейского судьи, и его вердикт считался окончательным. Он признал правоту Генриха и предписал Монфору подчиниться.
Но было поздно.
Начались конфискации и расправы. Новый главный судья Гуго Биго беспощадно осуществлял "скорую справедливость", отнимая владения у иностранцев. Освободившиеся замки тут же захватывались английскими баронами.
В такой ситуации не мог помочь уже и Людовик. Французский король с убежденностью искренне верующего думал только о Святой земле и слышал лишь ее зов. Всей душой он стремился в Палестину. Королевство Франция интересовало его значительно меньше, чем Святая земля; что уж тут говорить об Англии.
Движимые такими различными интересами, оба короля не заводили территориальных споров.
Генрих III взялся за оружие и направил его против непокорных подданных. В 1264 г. в битве при Льюисе Симон де Монфор разбил королевские войска и взял в плен короля и наследника престола Эдуарда. Формально "для опеки над королем" был образован триумвират: Монфор, граф Глостер, епископ Честерский; фактически же власть была в руках протектора – Симона де Монфора. Но, как это бывает сплошь и рядом, после безусловной победы вчерашние союзники стали покидать своего вождя. Симон обратился к городским общинам. Однако измена уже глубоко внедрилась в ряды его сторонников. Граф Глостер помог принцу Эдуарду бежать из плена и вместе с ним возглавил королевскую партию.
"Вручим наши души Богу, ибо тела наши во власти врагов", – сказал Симон де Монфор 4 августа 1265 г. близ Ившема, увидев свое немногочисленное войско, окруженное армией наследника английского престола, своего недавнего пленника. Монфор уговаривал бывших с ним баронов покинуть его; те отказались. Через три часа отчаянная резня была окончена. Тело графа принц Эдуард велел разрубить на куски и бросить собакам. А через год в изданном им Кенилвортском соглашении был прописан запрет глупого народного суеверия: считать Симона де Монфора святым, творящим чудеса.
После победы при Ившеме король Генрих был полностью восстановлен в правах. Он проявил редкую умеренность к немногим оставшимся в живых побежденным.