Глядя на игру г. Глаголина в этой роли, хочется призвать Гордона Крэга и устыдить его за его призыв к изгнанию всех артистов из театра.
Игра г. Глаголина является красноречивым примером того, что человек может быть "годным материалом" для искусства, чуждого всякой случайности. Г-н Глаголин полный хозяин своих эмоций. Вся игра, от начала до конца художественно закончена и не одна "случайность" не врывается диссонансом и не разбивает иллюзии.
Следует отметить г-на Эйке в роли Люсьен де Версани.
Пожалуй, только по видимости он несколько моложав для Версана. В исполнении, как всегда, приятное впечатление производит его ровный тон и совершенное отсутствие дешевых эффектов. Талантливый и очень полезный артист.
Прекрасная Мишклини г-жа Павлова, показывавшая уже себя в нескольких ролях с выгодной стороны. К ее исполнению мы еще вернемся.
Мила и изящна г-жа Струйская в роли Виват.
________
Сегодня труппа Д. И. Басманова ставит во 2-й раз прошедшую с большим успехом комедию-сатиру "Местный божок". Завтра идет пьеса, выдержавшая большое количество представлений на сцене петербургского малого театра "Золотая клетка" соч. Острожского.
"Смоленский вестник". – Смоленск. – 1912. – № 158 (14.07). – С. 3
А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) "Мечта любви"
Есть цветы и цвета, которые дополняют друг друга. В соединении они составляют гармоническое целое, выигрывая от такого соседства. Но есть и такие, которых соседство губит, – хотя каждым в отдельности можно залюбоваться. Создаваемые актером сценические образы похожи на цветы. У одного актера из всех его ролей получается разнообразный, но гармонический букет, у других – каждой ролью можно любоваться, как цветком, но сопоставьте несколько ролей и цветы этого букета отнимут свежесть красок друг у друга.
Я любовался каждой ролью г-на Глаголина порознь. "Милый Жорж" – чудесная оранжерейная орхидея. "Наполеон" – дикий шиповник, "Луганский" (Мечта любви) – милая наивная полевая ромашка. Но соедините эти цветы в букет, каждый из цветов побледнеет и, увы, не потому, что орхидея и ромашка так далеки друг от друга, а потому, что и дикий шиповник, и даже от природы не пахнущая ромашка, пахнут у г. Глаголина орхидеей… "Милый Жорж" француз, "Наполеон" француз. Возможно, что они и родственники. По крайней мере, у них много общего. Тот же капризный тон, тот же полу-растерянный, полу-наивный взгляд, тоже недоуменное выражение и даже, – как это не удивительно, – почти тот же легкий удельный вес умственного багажа.
Образ Луганского самостоятельней и на нем не так чувствуется влияние прототипа и шедевра глаголинского творчества – "Милого Жоржа".
Луганский – наивный, искренний, экспансивный, непосредственный – настоящий полевой цветок, рисуется г. Глаголиным оригинальными красками.
Но и от этого образа исходит сильный аромат орхидеи.
Г. Глаголин и в этой роли не изменяет своему "томному" тону милого, немножко слабого, немножко капризного ребенка, почти женщины. Женственности вообще много в игре г. Глаголина.
И, затем некоторое однообразие во всех ролях его дикции.
Это даже не салонная дикция, это некий импрессионизм в области дикции. Умышленно небрежный выговор, произношение в нос, вся четкость русского произношения затушевана на французский лад, все произношение как-то завуалировано, часто даются одни звуковые намеки и приходится скорее угадывать, чем воспринимать слухом произносимое слово.
Когда слышишь эту своеобразную дикцию в 1-м aкте ("Мечта любви"), находишь объяснение в том, что, быть может, выпитое шампанское и волнение парализовала у Луганскаго правильную артикуляцию языка. Но Луганский не пьет и не волнуется так во 2-м акте, а между тем "развинченность речи" остается прежняя. Да и может ли человек от волнения растерять в своей речи все слоги, сохранив одни междометия?
A y r. Глаголина бывают такие моменты.
Надо сказать, что без отношения к роли, сама по себе эта дикция очень мила, временами почти музыкальна.
Но, если нельзя требовать даже от крупного артиста, каким является г. Глаголин, чтобы он для каждой роли создавал свою характерную дикцию, мы можем ожидать, что дикция, окрашенная в резко индивидуальные тона, не будет повторяться в различных ролях, и тем сближать эти роли, понижая оригинальность каждого образа.
Артист Качалов великолепно "грассирует" в роли барона, но уже ни в какой другой роли этого мы не услышим.
Не следует забывать, что простая, общепринятая дикция – только средство словами нарисовать тот или иной образ. Такой дикции мы можем почти не замечать. "Окрашенная" же характерная дикция (грассированье, шепелявенье, заикание и т. п.) превращается из средства в самодовлеющий элемент художественного воплощения. Поэтому-то и нужно этот элемент, эти краски, переносить с осторожностью с одного портрета на другой, чтобы по известному закону "смешанных" красок не потускнели оба портрета.
Недостаточно разнообразен и удачен и грим артиста. В особенности это относится к тушевке глаз, которым неизменно придается характер "недалекости".
Рецензия моя разрослась, и я, к сожалению, опять не имею возможности остановиться подробнее на прекрасном исполнении г-жи Будкевич и очень милой игре г-жи Гофман и других исполнителей и еще ни слова не сказал о новой пьесе, лебединой песне Косоротова. Надеюсь восполнить этот пробел при повторении пьесы, – на что она имеет полное право, обладая если и меньшей, по сравнению с Рышковскими пьесами, сценичностью, то большею литературностью.
________
Трупа Д.И.Басманова ставит сегодня в 3-й раз пьесу Якова Гордина "За океаном". Пьеса идет по уменьшенным ценам. Завтра повторяют пьесу Косоротова "Мечта любви".
"Смоленский вестник". – Смоленск. – 1912. – № 163. – (20.07). – С. 3
А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) "Живой труп"
С большим успехом прошла постановка пьесы Л.Толстого "Живой труп".
Режиссеру пришлось разрешить почти неразрешимое: поставить на провинциальной сцене, с самыми скромными техническими приспособлениями пьесу в 12 картин, не утомляя публику длинными антрактами.
Режиссер блестяще выполнил задачу: смена картин была чрезвычайно быстрая, и спектакль окончился ровно в 12 часов. Техническому успеху был равен и художественный.
Остроумно скомбинированные перестановки быстро переносили внимание зрителя из одной обстановки в другую. При всей схематичности, обстановка соответствовала основному тону каждой картины, внимание не рассеивалось излишним реквизитом, отчего рельефно выступало внутреннее содержание пьесы. Несмотря на эту простоту, некоторые картины, в смысле внешней обстановки, были очень интересны, – например, сцена в трактире.
Артистам пришлось также решить нелегкую задачу: дать полноту образа и сохранить тон в пятиминутных сценках и "пятиминутных ролях".
Очень интересен г. Глаголин в роли Феди Протасова. С удовольствием отмечаем, что артист в этой роли, не утрачивая своей артистической индивидуальности, сумел создать совершенно самостоятельный образ и отрешиться от некоторых милых, но слишком характерных жорже-глаголинских приемов игры. Я говорю о некотором вуалированьи, затушевке, как дикции, так и целого образа. Основной принцип искусства в том, что форма должна соответствовать содержанию. А с формой и материал, – поскольку он неотделим от формы. Никто не пытался построить памятник "Железному канцлеру" из фарфора и высекать легкую фигуру танцовщицы из гранита.
Было бы также неправильно рисовать образы реалиста Толстого в мягких, вуалированных тонах. И г. Глаголин не сделал этой ошибки. Внутренний образ Феди он дал достаточно мягким и, если хотите, вуалированным, но это так и нужно.
Что же касается внешних npиeмов, они были очерчены твердой, умелой рукой, – как Серовские карандашные рисунки и вполне соответствовали всему духу творчества Толстого.
В передаче г-ном Глаголиным образа Феди следует отметить одну интересную художественную черту: чем ниже падает Федя внешне, тем выше рисуется его духовный облик.
Эта обратная пропорция проведена артистом чрезвычайно рельефно и высокохудожественно. У цыган, глядя на Федю, относишься к нему почти враждебно: мы только что видели его добрую, хорошую жену, а он сидит в кабаке. Отчего? И, кажется только оттого, что у него слабый характер, и он не удовлетворен, в семейной жизни. Но чем дальше разведывается действие, тем ближе мы видим душу этого человека, тем сложнее, шире становятся причины, приведшие его к падению, пока, наконец, из обвиняемого он не становится обвинителем, бросающим, тяжкое обвинение всему общественному строю и свое гордое неприятие этого строя. И когда вместо пьяненького Феди, размахивающего руками под песни цыган, мы видели человека в рубищах, униженного до конца, но гордого своей внутренней чистотой, за плечами босяка вырастает дух великого старца.
Г-жа Будкевич очаровывает в роли Лизы.
В этой роли сказалось особенно ярко вся чарующая простота ее игры, искренность ее тона, тонкая нюансировка.
После выхода в свет "Живого трупа" много было споров о том, кого любит Лиза: Федю, или Каренина. Посмотрите в этой роли г-жу Будкевич и она даст вам ответ.
Она вам скажет, что жизнь сложнее рамок, которых требует человеческий ум, склонный раскладывать все по отдельным ящичкам. Жизнь часто вместо человеческого "или" ставить "и". Можно питать дружбу к Каренину и любить Федю, потом любить Каренина и Федю, потом страстно пожелать его и почти возненавидеть Каренина, потом… Но это перечисление будет сложно как жизнь. Довольно сказать, что все эти колебания чувств, весь разлад привязанностей к двум людям, – все это передано артисткой чрезвычайно рельефно и правдиво.
Высоко художественна немая, мимическая сцена встречи Лизы с Федей у следователя. Эта сцена в исполнении г-жи Будкевич производит неотразимое впечатление.
Цыганка Маша, г-жа Райская не удовлетворяет. Совсем "без изюма".
Хорош судебный следователь г. Бороздин.
Князь Абрезков – г. Эйке суховат.
Мало души, только корректен.
Г. Медведев в роли Каренина на месте.
Недостаточно характерно передает великосветскую женщину г-жа Овсянникова (Каренина). Остальные были на местах и содействовали общему ансамблю.
_________
Дальнейший репертуар труппы Д.И. Басманова определился в следующем виде. Сегодня спектакль в пользу смоленского вольно-пожарного общества, идет комедия Германа Бара "Наполеон и Жозефина" (карьера Наполеона). Завтра 2-е представление пьесы Л.Н. Толстого "Живой труп". В понедельник 30-го июля идет в 4-й и последний раз "Золотая клетка"; пьеса идет по уменьшенным ценам. Поставленная третьего дня пьеса Л. Толстого "Живой труп" шла с аншлагом.
Труппа усиленно репетирует спектакль памяти драматурга Косоротова; пойдет его пьеса "Весенний поток". Приступлено к репетициям новой пьесы Д. Айзмана "Правда небесная".
"Смоленский вестник". – Смоленск. – 1912. – № 170 (28.07). – С.3
А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) "Доктор Штокман"
Ибсен – символист. Все его образы синтетичны, являясь обобщением целого ряда жизненных типов. И как во всяком символе, в образах Ибсена совмещаются несколько градаций синтеза. Доктор Штокман, прежде всего, просто честный общественный деятель, ратующий среди болотца глухого провинциального норвежского городка. В этой драме в значительной степени отразилась личная борьба Ибсена с норвежским обществом и с этой точки зрения драма имеет местное значение, представляя из себя едкую сатиру нравов современников и земляков Ибсена – сатиру, в свое время метко попавшую в цель.
Возвышаясь над этой идеей драмы, имеющей временный и местный интерес, мы видим, что "Доктор Штокман" захватывает гораздо более широкие круги общественных явлений, касаясь борьбы бескорыстного общественного деятеля с разлагающей средой торжествующего большинства, не умеющего в своей близорукости поступаться какими бы то ни было интересами сегодняшнего дня во имя лучшего устроения жизни.
В этом смысле "Доктор Штокман" является общечеловеческим типом.
Наконец, последний высочайший синтез драмы – это вечная как само общество борьба личности со средой.
Борьба, которая имеет целью ухо даже не интересы общества, а только торжество своей личности, самоутверждение своего "я".
Артисту, который приступает к роли доктора Штокмана необходимо прежде всего определить свое отношение к этим градациям синтеза и остановиться на одной из них и уже всю роль строить исходя из этого выбора, изображая доктора Штокмана или добродушным, честным, наивным как ребенок, норвежским доктором, или неподкупным общественным борцом, превыше своей выгоды ставящим общественный интерес, или наконец, ярым индивидуалистом, приносящим все, вплоть до общественных интересов в жертву своего гордого "я".
Артист Бороздин, создавая образ Штокмана взял, по-видимому, за основу Штокмана 2-й категории – бескорыстного борца за общественное благо. Но этот образ далеко не выдержан, так как артист, на протяжении всего исполнения, то нисходит к конкретному образу доктору из норвежского городка, то поднимался на высоты самоутверждающей себя личности.
От этого образ Штокмана получился неопределенный.
В мелочах, которые должны придать Штокману образ живого лица, артист изображал милого, добродушного человека, немного недалекого, и как почти все недалекие упрямого.
Когда доктор, например, решает в конце концов остаться в городе, чтобы бороться до конца, г. Бороздин дал только упрямство прямолинейной натуры "палка-человек" (Штокман).
Речь Штокмана к согражданам, в которой сам автор вложил такие горячие обличительные слова самоутверждающей личности против большинства, побеждающего не правом, а силой, была исполнена артистом не с сарказмом и даже не с иронией, а только с добродушной насмешкой.
Радость же по поводу того, что в воде действительно оказались вредоносные бактерии, была передана так, как радуется индивидуалист, которому, в сущности говоря, нет дела до бактерий и всего на свете и важно лишь то, что он оказался прав.
Тот же "Штокман 3-й категории", – индивидуалист чувствовался и в заботе Штокмана о том, чтобы ни одна буква в его статье не была переврана, а также и в "скромном" отказе от торжественных факельных шествий.
Мне кажется, главная ошибка исполнения состояла в том, что избрав за основу Штокмана – общественного деятеля, артист иногда заставлял иногда проявляться Штокману-индивидуалисту, отчего терялась цельность. Или образ индивидуалиста надо было нарисовать во весь рост, или не касаться его совсем Борьба за свою личность – высокая задача и во имя ее можно оправдать многие жертвы, – вплоть до предпочтения личных интересов общественным.
Но, повторяю, если только это делается во имя идейного самоутверждения личности.
В противном случае все эти проявления индивидуальности превращаются в простой эгоизм, пятнающий и обесценивающий бескорыстный образ Штокмана. И тогда закрадываются сомнения, – так лишь бескорыстен Штокман, не важнее ли ему "доказать свое"? Не находит ли он в этом награды за все невзгоды, и не становится ли он в ряды тех "бескорыстных общественных деятелей", которые, в конце концов, если вскрыть тайные пружины их деятельности, оказываются весьма корыстными, получая награду лишь иной монетой: удовлетворением тщеславия, властолюбия, а иногда, – как бы "попутно", – и устроением своего собственного благополучия?
А раз закралось это сомнение, начинаешь обращать внимание и на то, что не договорил сам автор. Кажется странным, почему Штокман, побежденный большинством, уже ни разу не выражает беспокойства о том, что люди будут продолжать пить свое, что "он им еще покажет"!
На каком бы образе не остановился артист, необходимо, чтобы этот образ был цельный, – и тогда он должен возбудить симпатию.
Штокман г. Бороздина не возбуждает горячих симпатий и в этом главный минус исполнения.
_______________
Сегодня трупа Д.И. Басманова ставит одну из боевых новинок текущего сезона, пьесу Косоротова "Мечта любви". В пьесе выступают г-жа Будкевич, гг. Глаголин, Борин, Эйке.
_______________
Завтра бенефис талантливого премьера труппы Басманова Б.С. Глаголина. Для своего бенефиса даровитый артист ставит давно не шедшую на нашей сцене пьесу гр. Алексея Толстого "Царь Федор Иоаннович". Пьеса при участии г. Глаголина выдержала более 100 представлений на сцене Петербургского театра.
"Смоленский вестник". – Смоленск. – 1912. – № 187. – (21.8). – С. 3
А. Беляев (под псевдонимом В-la-f) "О провинциальных синицах и столичных журавлях"
"Xлеб наш насущный, даждь нам днесь".
В стан голодающих приехал человек в цилиндре и обратился к полуживым от голода людям с своеобразной проповедью отказаться от черствого, кислого хлеба, больше похожего на камень, чем на хлеб, во имя устриц. Господину в цилиндре было непонятно это пристрастие к черствой корке, когда довольно сесть в экспресс и вы – в столице, где в лучших ресторанах подают такие великолепные устрицы. Может быть не всем по карману экспресс? Ну, тогда лучше умереть с голоду, но мечтая об устрице, чем прикоснуться к грубой корке мякинного хлеба.
История не сохранила сведений о том, имела ли эта горячая проповедь успех и ел ли после нее проповедник когда-либо устрицы.
В роли такого проповедника показался мне г. Глаголин с его выступлением против постройки в Смоленске театра.
Против постройки театра г. Глаголин выдвигает два соображения: истинного храма искусства все равно не устроите, а плохой театр только портить вкусы.
У г. Глаголина есть, собственно говоря, зуб и против идеального театра, так как такой театр вредит деторождению (см. статью г-на Глаголина "Репертуарные разговоры"), – "Все будут ходить в театр, и… некому будет рожать детей".
Но, очевидно, как близко не принимает к сердцу г. Глаголин судьбы нашего отечества, судьбы искусства ему дороже и с идеальным театром он готов помириться. Но с неидеальным, – ни в коем случае. Потому, что он хуже идеального, а у г. Глаголина идеальнейший вкус.
Давно известно, что лучшее было всегдашним врагом хорошего. Разумеется, недурно было бы иметь в Смоленске художественный театр, но если это невозможно, стоит ли отказаться от всякого театра? Г-н Глаголин категорически утверждает, что стоит. Во имя сохранения наших хороших вкусов. Но, ведь, вкус вообще может существовать лишь в отношении известного объекта, а если этого объекта не будет, то у нас не будет ни дурного, ни хорошего вкуса, – просто он утратится как рудиментарное свойство нашего духа.
Г. Глаголин хочет подметить вкус тоской по небу и столичным журавлям. И говорит, что из этой тоски должно родиться нечто прекрасное. К сожалению, г. Глаголин не указывает срока.
А известно, что бессрочные обязательства недействительны.
И почему плохому театру труднее превратиться в xopoший, чем тоске о прекрасном в идеал прекрасного. Соглашаюсь с г Глаголиным, что в тоске по прекрасному есть известная потенциальная энергия, но почему-то тогда не допустить, что эта потенциальная энергия смолян не накопилась на столько, что готова перейти в кинетическую?
Оттого, – говорит г. Глаголин, что энергия еще слишком слаба, если мы не идем на площадь с лопатою, как иллиодоровцы.