Гитлер до сих пор избегал прямого столкновения с руководством СА, предпочитая двойную игру, которая была скорее отражением нерешительности, чем рационального мышления. Он не мог найти в себе силы заставить руководителей штурмовых отрядов объявить о самороспуске – это означало бы самоубийство СА. Гитлер лелеял надежду, что эту тяжелую задачу кто-нибудь разрешит вместо него. Он даже готов был бы избавиться от СА с помощью переговоров о разоружении. Когда в феврале 1934 года Берлин посетил лорд Идеи, Гитлер предлагал в обмен на уступки западных держав по вопросу о вооружении демобилизовать две трети состава СА, а оставшихся поставить под контроль инспекторов Лиги Наций.
Теперь же вышли на сцену три человека: Гейдрих, Гиммлер и Геринг, и они-то как раз хорошо знали, как разрешить проблему СА. Гитлер согласился с ними, хотя и не без колебаний. Но полной убежденности не было. И тут вдруг вице-канцлер Франц фон Папен, выступая в Марбургском университете, возвысил свой голос против "эгоизма, беспринципности, вульгарности и личных амбиций, которые пытаются рядиться в тогу немецкой революции". Под аплодисменты студентов он продолжал: "Не следует путать жизненную силу и жестокость… ни один народ не может жить в состоянии перманентной революции… террористические методы обретают силу закона… следует решить, будет ли новый германский рейх христианским государством или погрязнет в сектантстве и безбожном материализме".
Эта речь имела большой резонанс в стране (несмотря на то, что министерство пропаганды запретило ее публиковать, почуяв в ней отголоски консервативной оппозиции). И Гитлер стал опасаться, как бы этот резонанс не привел к объединению СА и недовольных в обществе. Благодаря информации гестапо он знал, что сторонники реставрации монархии уже обсуждают возможный состав нового правительства, которое надлежит образовать, когда наконец умрет 86-летний президент Гинденбург. Все оппоненты Гитлера из числа буржуазных политиков хотели бы использовать институт президентства, чтобы посадить в это кресло принца Августа, сына свергнутого кайзера, что было бы первым шагом к восстановлению монархии. При поддержке рейхсвера принц мог бы свести на нет успехи национал-социализма.
И Гитлер решил сам навестить президента в его имении в Восточной Пруссии и проверить, в каком он состоянии. У Гитлера были, конечно, свои амбициозные планы, и они зависели от кончины Гинденбурга. Он хотел совместить в собственном лице должности канцлера и президента и стать настоящим фюрером Германии. Для этого Гитлеру тоже была нужна поддержка рейхсвера, но он знал, что не получит ее, пока жив Гинденбург: слишком высок был авторитет фельдмаршала, да и офицеры принесли ему присягу на верность. Но как только президент умрет, дорога будет открыта. Рейхсвер должен сказать "да" – без этого план Гитлера провалится.
Словно в подтверждение ключевой роли генералитета, первым человеком, которого канцлер встретил в Нойдеке, поместье президента, 21 июня 1934 года, был министр обороны фон Бломберг. Гинденбург вызвал его к себе вскоре после той пламенной речи фон Папена. Об этом они в основном и говорили: что в Германии необходимо восстановить внутренний мир, а революционным радикалам нет места в новой стране. Гитлер верно оценил ситуацию: чтобы получить поддержку генералитета, надо пожертвовать соперником рейхсвера, то есть СА. После этого и была проведена акция, которую по иронии истории окрестили "путчем Рема", хотя в действительности это был путч гитлеровского режима против Рема.
На следующий день Гитлер позвонил Виктору Лютце в Ганновер и вызвал его в рейхсканцелярию. Как записал сам Лютце в дневнике, Гитлер принял его сразу же по прибытии, провел к себе в кабинет и взял клятву молчать, пока не будет решено дело. Суть же дела, по словам Гитлера, состояла в том, что Рем должен быть устранен, поскольку под его председательством проходят конференции командиров СА и принимаются решения вооружить штурмовиков и натравить их на армию, чтобы освободить его, Гитлера, от генералов, пленником которых он якобы является. "Гитлер добавил, что всегда знал, что я не участвую в этих играх. В дальнейшем я должен буду получать приказы не из Мюнхена, но только непосредственно от него" – такова дневниковая запись Лютце.
К 25 июня Бломберг уже знал, что Гитлер решил освободить армию от угрозы со стороны СА. Гитлер сообщил ему, что намерен созвать командиров штурмовиков в Бад-Висзее, где Рем проходит курс лечения, там всех их арестовать и "полностью рассчитаться". Важная роль в этой акции была отведена Зеппу Дитриху, командиру "Лейбштандарте", специального гитлеровского охранного отряда, который должен был с двумя ротами прибыть в Южную Баварию, соединиться там с эсэсовцами из Дахау, всем вместе нагрянуть в Бад-Висзее и застать врасплох ближайших соратников Рема. Но в "Лейбштандарте" тогда было туго с транспортом и вооружением, поэтому Дитрих по приказу Гитлера явился в рейхсвер и обо всем договорился.
Рейхенау, Гейдрих и Гиммлер обсудили последние детали предстоящей совместной операции против Рема.
Еще 22 июня Гиммлер вызвал к себе барона Эберштейна, командира эсэсовской группы "Центр", открыл ему, что Рем спланировал переворот, и велел держать части СС в казармах в состоянии полной готовности. 23 июня полковник Фромм из штаба армии также объявил своим офицерам, что Рем готовит путч, что СС – на стороне рейхсвера и эсэсовцам следует выдавать оружие и, вообще, что им будет нужно. 24 июня главнокомандующий генерал Фрич предупредил всех командующих округами об угрозе переворота и что они должны втайне стягивать войска. 27 июня Гиммлер собрал командиров СД и велел им следить за лидерами СА и сообщать в штаб о каждом их подозрительном шаге. При всем том мало кто верил, что СА действительно готовят путч. Все это казалось фантасмагорией. Особенно скептически были настроены армейские офицеры. Вот пример с генералом Клейстом, командующим округом в Силезии. Басни о подготовке путча показались ему столь невероятными, что он предпринял шаг, который чуть не сорвал всю затею. Получив донесение о близком перевороте, генерал просто вызвал силезского командира штурмовиков Хайнеса и в открытую спросил его, правда ли это. Хайнес дал ему слово чести, что СА и в мыслях не имели ничего против рейхсвера. Клейста осенило: "А не стравливает ли нас – военных и СА – кто-то третий? Я подумал о Гиммлере". Он поехал в Берлин и выложил генералу Фричу свои подозрения. Тот вызвал Рейхенау. Выслушав генералов, Рейхенау посверкал на них своим моноклем и ответил: "Это не исключено. Но теперь уже все равно слишком поздно".
Чтобы заставить замолчать скептиков, Гейдрих обрушил на военных и политиков лавину слухов, сплетен и поддельных документов, которые должны были устранить все сомнения. Дитрих демонстрировал в министерстве обороны так называемый расстрельный лист СА, из которого явствовало, что Рем собирается ликвидировать всех высших офицеров, начиная с генералов Бека и Фрича; другие представители СС показывали в округах и гарнизонах "документы СА", согласно которым предполагалось уволить практически всех старших офицеров. К Хальдеру, начальнику одного из окружных штабов, пришел вдруг некий обергруппенфюрер СА и осведомился а чем, собственно, Хальдер занят? Пусть отчитается, а то главный штаб СА планирует вскоре подчинить себе рейхсвер. Хальдер, конечно, отказался, после чего гость поспешно удалился и больше не приходил; тогда Хальдер заподозрил, что это был никакой не обергруппенфюрер и даже вовсе не из СА, а агент-провокатор, посланный третьей стороной.
Генерал фон Рейхенау охотно поддерживал игру Гейдриха с документами. Однажды на стол начальнику армейской контрразведки Патцигу положили подписанный как бы Ремом приказ частям СА вооружаться, и Патциг, естественно, принес эту бумагу фон Рейхенау. Генерал принял негодующий вид и вскричал: "Ну все, самое время! Пора начинать!"
Гейдрих со своим компроматом имел в виду не только офицеров рейхсвера, он метил и в Гитлера, и тот не мог не знать об этом, тем более что и министр обороны постоянно жаловался канцлеру, что "СА вооружаются". Гитлер был и оставался до сих пор своего рода ахиллесовой пятой участников операции против Рема. Да, он дал согласие на акцию, но вдруг снова стал морщить нос. Возможно, он все еще жалел "старого товарища", а может быть, не хотел лишаться противовеса рейхсверу в системе баланса власти. Какова бы ни была причина, но время от времени он впадал в мрачную нерешительность.
Во всяком случае, даже 28 июня офицеры баварского округа рейхсвера не могли с уверенностью сказать, с кем все-таки Гитлер – с ними или с СА. А узнай они, какой разговор у него состоялся на следующий день с одним из замов Рема – фон Крауссером, то вообще бы растерялись. Незадолго перед казнью фон Крауссер рассказал другому командиру СА Карлу Шрейеру, который тоже был под арестом, об этой беседе. Шрейер записал следующее: "Гитлер заверил его, что сожалеет о недостаточном внимании по отношению к старым кадрам СА и воспользуется случаем, чтобы на конференции лидеров СА уладить все недоразумения. Гитлер сказал, что очень ценит Рема и он должен остаться на своем посту". Таким образом, в считаные дни, предшествовавшие кровавой бане, Гитлер дал три различные версии будущей судьбы Рема. Лютце он сказал, что Рем будет отстранен; Бломбергу заявил, что арестует Рема и "полностью рассчитается", а с Крауссером говорил о примирении.
Подобные колебания, конечно, не устраивали Гиммлера, Геринга и Гейдриха. Они понимали, что в решительный момент Гитлеру нужно будет, так сказать, "уйти в сторону".
28 июня Гитлер вместе с Герингом отправился на свадьбу гауляйтера Вестфалии Тербовена. Многие историки приняли версию, что Гитлер уехал в Западную Германию с единственной целью: продемонстрировать публике полное спокойствие и дать возможность врагам Рема ненавязчиво сделать задуманное. Но какой смысл в показном спокойствии, если Рему уже брошен вызов и каждый день кто-нибудь из ораторов готовит общественное мнение к предстоящей войне. Вот уже Рейхенау объявил об исключении Рема из Союза германских офицеров за "неподобающее поведение", а Геринг заявил: "Каждый, кто подрывает веру в фюрера, является изменником, разрушителем Германии и поплатится за это головой!" Самый недвусмысленный вызов Рему. Ну и какой такой хитрый маневр можно усмотреть в отъезде Гитлера? Это было на руку постановщикам драмы Рема, чтобы их шаткий лидер был подальше от Берлина, зависимый с этой минуты только от их сообщений, предположений, выдумок. Поэтому отсутствие фюрера в Берлине в период, когда он испытывал трудности в принятии решения, избавляло его от необходимости непосредственно участвовать в этой рискованной операции.
Как только Гитлер прибыл в Эссен для участия в торжестве, ему сразу позвонил из Берлина Гиммлер и доложил о новых угрожающих интригах руководства СА. Геринг, стоявший рядом со своим фюрером, тут же подтвердил, что и он располагает аналогичными сведениями. Гитлер так расчувствовался, что даже ушел со свадебного приема и вернулся в отель "Кайзерхоф". По свидетельству Лютце, который был в свите фюрера, в тот день в номере не прекращались телефонные разговоры. Лютце даже заметил: "У меня было чувство, что все это очень устраняет определенные круги, заинтересованные в том, чтобы усугубить и ускорить "дело", пока фюрер ничего не видит и не слышит, кроме телефона". Тут еще прилетел из Берлина секретарь Геринга Кернер и привез свежие новости: получалось, что по всей Германии части СА явно вооружаются для мятежа. Гитлер взорвался. "Хватит с меня! – воскликнул он. – Я им всем преподам урок!" Он велел Герингу и Кернеру вернуться в Берлин и быть готовыми действовать по получении его особого приказа, причем не только против руководства СА, но и против буржуазной оппозиции. Вернувшись 29 июня в Берлин, Геринг поднял по тревоге "Лейбштандарте СС Адольф Гитлер" и особую часть прусской полиции "Генерал Геринг". Затем также написал секретное письмо, которое было передано через Гейдриха группенфюреру СС Удо фон Воиршу, командующему СС в Юго-Восточном регионе. Геринг сообщал, что фюрер ввел чрезвычайное положение и дал ему особые полномочия в Пруссии, а он сам, Геринг, передает исполнительную власть в Силезии фон Воиршу, в чьи задачи входило арестовать командиров СА и распустить их отряды обороны. Он должен действовать вместе с руководством полиции в Бреслау.
Между тем Гитлер, сидя в Эссене в отеле "Кайзерхоф", раздумывал, как лучше застать руководителей СА врасплох, и в конце концов решил прибегнуть к первоначальному плану: заманить их в Бад-Висзее и там арестовать всех. 28 июня он позвонил Рему и сказал, что штурмовики оскорбили в Рейнланде иностранного дипломата, что этого нельзя так оставить и пусть обергруппенфюреры, группенфюреры и инспекторы СА приедут к 11.00 30 июня на курорт к Рему, чтобы обсудить все с Гитлером. Он хотел проверить реакцию Рема, но тот вел себя совершенно беззаботно: 29 июня он много гулял, радовался предстоящей дискуссии с Гитлером и приветствовал старых друзей, прибывающих к нему в пансион.
А тем временем главнокомандующий армией объявил общую боевую готовность. Штабы СС собрали свои подразделения в казармы и всем раздали оружие. В три часа дня Гитлер, направлявшийся в Бад-Годесберг, передал по рации приказ Дитриху явиться туда же, в отель "Дресзее". В восемь вечера Дитрих застал там группу нацистских руководителей и функционеров, включая Геббельса, Лютце и трех помощников Гитлера. Они совещались. Дитрих вышел в вестибюль выпить кружку пива и столкнулся с фюрером. Гитлер коротко бросил: "Лети в Мюнхен и позвонит мне оттуда". Незадолго до полуночи Дитрих звонит из Коричневого дома и получает новый приказ: следовать на маленькую железнодорожную станцию Кауферинг, рядом с Ландсбергом, взять там две роты гвардейского охранного отряда "Лейбштандарте" и ехать в Бад-Висзее. Примерно в это же время (между полуночью и часом) гвардейцы "Лейбштандарте" были разбужены по тревоге из Минобороны. Дежурный офицер поднял с постели 220 человек, и вскоре две роты уже сидели в поезде, направлявшемся к Кауферинг. Дитрих тоже был в пути, когда два экстренных сообщения привели Гитлера в ярость и заставили его изменить свои планы.
Первая новость поступила из Берлина. Гиммлер сообщал, что берлинские СА готовы начать мятеж завтра, то есть уже сегодня, 30 июня, в пять часов вечера. Гитлер, находясь в Бад-Годесберге, не знал, что большая часть берлинских штурмовиков уже разъехалась по отпускам. Второе известие было ближе к правде. Вагнер, министр внутренних дел Баварии, передал, что в Мюнхене штурмовые отряды вышли на манифестацию с лозунгами против фюрера и рейхсвера.
Действительно, поздно вечером 29 июня штурмовики прошествовали по кварталу Изар с криками: "Гитлер и рейхсвер против нас!" Местных штурмовиков выманили из пивных листовками с предупреждением о мерах готовности, принятых рейхсвером. Командиры баварских соединений СА, узнав об этом, приказали своим подчиненным разойтись. Ни один из руководителей не отдавал приказов выходить на манифестацию. Более того, они напоминали штурмовикам: "Что бы ни случилось, мы всегда за фюрера".
Но Гитлер ничего такого не знал, и эти полуночные сообщения произвели на него самое тяжелое впечатление. В совершеннейшей панике он заключил, что "предатели сбросили маски" и Рем "показал себя в истинном свете".
Теперь он был бесповоротно настроен "истребить это гнездо измены". Фюрер принял решение, поразившее его свиту: немедленно в Мюнхен, немедленно в Бад-Висзее. Одержимый своими видениями, измотанный, дрожащий от возбуждения, в два часа ночи он проковылял по Боннскому аэродрому, влез со своими спутниками в трехмоторный "Юнкерс-52", шлепнулся на сиденье у кабины и молча уставился в темное ночное небо. Постепенно мгла уступала место розовой заре нового дня – самого кровавого дня в довоенной истории Германии. Выйдя из самолета на мюнхенском аэродроме, фюрер как в трансе прошел сквозь толпу встречавших и только на минуту задержался около двух военных; им он сказал: "Сегодня – самый черный день в моей жизни. Но я отправляюсь в Бад-Висзее для сурового суда. Передайте это генералу Адаму".
Прибыв в Баварское министерство внутренних дел, Гитлер срочно потребовал к себе командующих СА. Группенфюрер Шмид был разбужен телефонным звонком в начале пятого. Жена рассказывала потом, что он в отчаянии искал какие-то листки – доказательство, что он невиновен в демонстрации. Но фюрер не дал ему шансов объясниться. Гипнотизируя Шмида взглядом, фюрер обозвал его изменником, сорвал с него знаки различия и закричал: "Вы арестованы и будете расстреляны". Шмида доставили в тюрьму, где уже находился его начальник Шнайдхубер. Гитлер велел министру и гауляйтеру Вагнеру рассылать наряды эсэсовцев за руководителями СА и видными оппозиционерами, после чего с эскортом из двух машин отбыл в Бад-Висзее.
В 6.30 утра командиры СА еще спали в пансионе "Хансельбауэр", куда их вызвали для собеседования с Гитлером. Хозяйка пробормотала что-то типа "ах, какая честь, такой знаменитый гость", но вновь прибывшие, не обращая на нее внимания, ворвались внутрь и заняли позицию у дверей спальни Рема с пистолетами в руках. Лютце видел сцену ареста и записал в своем дневнике: "Детектив постучал в дверь Рема, чтобы вызвать его для важного сообщения. Прошло какое-то время, прежде чем дверь отворилась. Фюрер с пистолетом в руке встал на пороге и закричал на Рема, назвав его предателем. Тот энергично все отрицал, но Гитлер велел ему одеваться, поскольку он арестован". Горя от нетерпения, Гитлер постучал в комнату напротив. Там оказался обергруппенфюрер Хайнес и был виден спящий партнер. При виде национал-социалистического гомосексуализма в особенную ярость впал Геббельс. Он говорил потом, что это была "отвратительная, почти тошнотворная сцена". Гитлер побежал дальше, а Лютце вошел к Хайнесу и обыскал одежду – нет ли оружия. Хайнес кричал: "Лютце, я же ничего не сделал! Помоги мне!" На что Лютце в некотором замешательстве ответил: "Ничего не могу поделать… ничего не могу…" Вскоре "гнездо заговорщиков" было очищено. Арестованных отвели в подвал и заперли под охраной детективов, а затем отправили в ту же тюрьму Штадельхайм, где уже сидели мюнхенцы. Но прежде чем Гитлер уехал, появился грузовик со штурмовиками из отряда охраны штаба Рема, которых кто-то вызвал из Мюнхена. Все вооружены. Ситуация сложилась критическая. Командир Юлиус Уль сидит в подвале, а вокруг угрюмые штурмовики. Тут Гитлер вышел вперед и включил свое обычное обаяние. Они подчинились фюреру, который велел им возвращаться, но, все же подозревая что-то неладное, остановились на выезде из Бад-Висзее.
Гитлер, однако, предпочел окольный путь по южной дороге.
Между тем начальник тюрьмы Кох явился на работу и обнаружил на столе рапорт с сообщением, что в его тюрьму с семи утра непрерывно поступают командиры СА. Эсэсовцы окружили вокзал, а сотрудники политической полиции задерживали всех прибывающих руководителей СА. Некоторых отпускали, но в основном арестовывали и одного за другим отправляли в Штадельхайм: фон Крауссера, фон Киллингера, Георга Деттена и других; в списке арестованных были практически все известные имена верхушки СА.