Однако планы Гиммлера по созданию корпуса государственной безопасности в такой форме угрожали самостоятельности СД. Слияние местных организаций на практике должно было означать, что в СД начнется приток новых людей, преимущественно из гестапо, то есть конкурентов по отношению к самим сотрудникам СД. Кроме того, полицейские чины, которые должны были влиться в организации СД, часто не имели даже низших званий СС, между тем им полагалось присваивать звания, соответствующие их прежнему положению. Например, обер-секретарь автоматически превращался в унтерштурмфюрера, советник – в гауптштурмфюрера и т. д. Старые сотрудники СД опасались, что они растворятся в массе этих новоявленных чинов СС. А кандидатов из гестапо было превеликое множество; в 1936 году лишь около трети из числа офицеров тайной полиции принадлежали к СС, а к началу войны – 3 тысячи из 20 тысяч человек. Вдобавок кадры в полиции и СД были изначально разного происхождения. В первом случае это были традиционные полицейские служащие и эксперты, во втором – пестрое собрание людей, для которых существовал лишь устав СС, – отражение того факта, что СД была партийной организацией, а политическая полиция – государственным институтом.
Гейдрих решил положить конец неравенству и придать в процессе объединения государственный статус структурам СД. Таким образом можно было бы ослабить их зависимость от партии и дать сотрудникам СД возможность государственной карьеры, а значит, и право на социальное обеспечение в старости.
К числу больших неудобств, связанных с партийным статусом СД, относилась и хроническая нехватка средств. Ежегодно штаб-квартира СД слала просительные письма в партийное казначейство, слыша в ответ упреки в расточительности.
Гейдрих решил, что СД не к лицу роль просителя. В конце 1938 года он поручил Шелленбергу проанализировать вопрос об объединении СД и Зипо – полиции безопасности таким образом, чтобы СД стала государственной, а не партийной структурой. А ее бюджет стал бы частью госбюджета. Следовало спешить, потому что уже появились слухи, что дни СД сочтены.
Эти слухи не были чистым вымыслом. Одно время Гиммлер действительно носился с мыслью разогнать СД. Он не сделал этого лишь по соображениям укрепления собственной власти. Что положение в партии во многом держалось СД как на единственной службе разведки в партии, и ее ликвидация могла побудить лидеров других группировок создать нечто новое в этом же роде, но уже не подчиненное рейхсфюреру.
Шелленберг приступил к разработке проекта суперорганизации. Идею гиммлеровского охранного корпуса – СС плюс полиция – расширил путем включения понятия "государственная спецслужба" – СД плюс полиция безопасности. Он также предложил объединить Главные управления. Зипо, как государственной организации и СД, как партийного формирования, и создать общее главное управление государственной безопасности. При этом, что было особенно важно, Зипо не могла поглотить СД. Структуры СД в этом случае не только сохраняли свой особый статус, но и становились автономными от партийных органов, равными по положению Зипо, но закрытыми для выходцев из гестапо.
Кроме того, Шелленберг боялся как чумы юристов старой школы. Подобно своему шефу Гейдриху, он совершенно не выносил догматического мышления. Хотя он сам был юристом, но к людям этой профессии относился с патологическим недоверием; с его точки зрения, они страдали недостатком легкомыслия, у них отсутствовала та беспечная легкость, которая должна отличать новых хозяев жизни. Тип функционера, приемлемый для СД, – это человек, не стесненный рамками закона, общественной морали; он должен быть готов выполнить любой приказ фюрера – даже преступный. Шелленберг считал, что в новом механизме не место старым понятиям – он должен обладать всей возможной гибкостью, чтобы умело управлять страной в соответствии с указаниями фюрера.
Юристы старой школы к такой гибкости были не приспособлены. Одним из них был Вернер Бест, который, конечно, являлся противником подобного курса Шелленберга и Гейдриха, и их вражда уже не умещалась в стенах СД. В апреле 1939 года Бест опубликовал в "Немецком праве" статью, явно направленную против советников Гейдриха с их юридическим нигилизмом. Он утверждал, что в Третьем рейхе юристы должны занимать ключевые позиции во всех сферах государственной жизни, поскольку только они располагают необходимыми профессиональными знаниями и опытом. Гейдрих разгневался и повелел Шелленбергу выступить с опровержением. Шелленберг сразу сел за работу. Он раскритиковал статью Беста "как проявления личного вкуса и вечного высокомерия педантов, желающих поучать лидеров". Бест уперся, крича повсюду, как важна руководителям хотя бы минимальная юридическая подготовка, на что Гейдрих устало откликнулся: "О, ну конечно, представляю себе – вы и ваш детский садик экспертов!"
Но весь этот спор оказался никому не нужным, потому что честолюбивые планы Шелленберга утонули в трясине Гиммлеровой робости. Он не верил, что способен отстоять предложение о системе национальной безопасности перед лицом возражений со стороны партийных деятелей. Настойчивые расспросы и ревнивый интерес Рудольфа Гесса ясно показывали, что партия не допустит, чтобы какое-либо из ее формирований слилось с государственной структурой. Партия может и должна контролировать все дела в государстве, но никому из посторонних не дозволено заглянуть в ее внутреннюю жизнь.
В своем окончательном виде Главное управление государственной безопасности (РСХА) представляло собой жалкий компромисс. Оно действительно было создано 27 сентября 1939 года, но это название не разрешалось употреблять публично и использовать в официальной переписке с другими ведомствами. Партия и государство не пожелали сливаться воедино.
Управления РСХА были преобразованы из отделов главных управлений Зипо и СД, но при этом они были относительно самостоятельны и соответственно имели партийную или государственную принадлежность. 1-е управление, административно-юридическое, было составлено из специалистов двух ведомств, его возглавлял Вернер Бест, это была государственная структура. 2-е управление – идеологический контроль – сформировано на основе отделов СД, его возглавлял профессор Зикс, и подчинялось оно руководству партии. Характер партийной структуры имело также 3-е управление Отто Олендорфа – сферы жизни Германии, или внутренняя СД. 4-е управление – борьба с оппозицией – состояло из офицеров гестапо и специалистов СД. Этим управлением руководил Генрих Мюллер, и оно считалось государственной структурой. 5-е управление – борьба с уголовной преступностью – соответствовало прежнему управлению Крипо. Им руководил Артур Небе, и оно также носило характер государственной структуры. 6-е управление – внешняя разведка – состояло из сотрудников СД. Руководил им в то время Хайнц Йост, и оно было подчинено руководству партии. После отставки Беста в 1940 году РСХА было снова реорганизовано: 1-е управление разделилось на два новых: 1) административно-юридические вопросы; 2) бывшее 2-е управление после этого стало 7-м.
СД фактически продолжала зависеть от партии. Государственное финансирование коснулось только тех сотрудников, которых зачислили в 1-й и 4-й отделы в РСХА. Даже 3-е управление, где работали люди из СД, занимало странное полуофициальное положение, оно было лишь фасадом – просто для того, чтобы в партии не возникло другой службы сбора информации. СД могла бы вовсе потерять значение, если бы Олендорф и его люди не старались изо всех сил расширить сферу ее деятельности, нередко вопреки желаниям рейхсфюрера. Это, естественно, вело к новым конфликтам с партийным руководством, и наконец в 1944 году Гиммлер принес СД в жертву. Отныне у этой службы остались только две реальные функции: она вела шпионаж за границей и поставляла руководителей в опергруппы и зондеркоманды, ставшие орудиями политического террора и геноцида в новой Европе Адольфа Гитлера во время Второй мировой войны.
Однако человек, причастный к основанию этой машины устрашения, уже не был с ней связан. Вернер Бест понимал, что даже его весьма своеобразной концепции права нет места в эсэсовском мире, и постарался уйти из полиции безопасности при первой возможности. В мае 1940 года он попросил Гейдриха отпустить его на фронт – в вермахт. Гейдрих был только рад избавиться от камня на шее. Случалось, Гейдрих говорил Бесту: "Если мне приходит хорошая мысль, на моем пути уже стоите вы и доказываете мне с помощью ваших юридических штучек, что сделать это невозможно или уж, во всяком случае, не таким образом".
Расстались они, правда, дружелюбно, но впоследствии Гейдрих чувствовал к беглецу все большую неприязнь, доходившую до ненависти, и сколько мог, чинил ему препятствия.
Из письма Гейдриха Далюге: "В моем ведомстве юрист не имеет полномочий принимать решения, он только помощник и советчик. В этом и состояла, как вы знаете, суть моих разногласий с доктором Бестом".
Уход юриста Беста из полиции безопасности был почти символичным. И при его контроле права человека были существенно ограничены, а такое понятие, как личная свобода, исчезло вовсе, но еще сохранялись отдельные проявления того, что обычно принято считать законностью. Но и они теперь уже не требовались. Дьявольская колесница Гейдриха больше не нуждалась в тормозах. Начинался период войн и массовых убийств.
Глава 10
СС И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА
Адольф Гитлер вскинул правую руку в нацистском приветствии и обвел взглядом лица собравшихся. Перед диктатором стояла вся высшая военная элита рейха. Главнокомандующие, начальники штабов, генералы вермахта прибыли в этот день, 22 августа 1939 года, в резиденцию Бергхоф, чтобы из уст своего фюрера услышать роковое решение: быть войне.
"Я собрал вас, – начал Гитлер, – с намерением обрисовать политическую ситуацию, чтобы вам стало предельно ясно, на чем строится мое непреложное решение действовать".
Из монолога фюрера военные узнали, что никогда ранее обстоятельства не складывались столь благоприятно для Германии: Англия – под серьезной угрозой, положение Франции не лучше, Советская Россия готова заключить с Германией пакт о ненападении. Гитлер заключил: "Кто знает, сколько мне жить. Поэтому надо начинать прямо сейчас".
Гитлер мог говорить часами. И тогда в Бергхофе он с каждой минутой становился все агрессивнее, просто впадал в бешенство, глаза горели фанатичным огнем. "Запереть сердца против жалости и сострадания! – выкрикивал он. – Жесточайший образ действий! Восемьдесят миллионов человек должны, наконец, получить то, что им положено по праву!" Внезапно успокоившись, он холодно заявил, что готов хоть завтра объявить точную дату начала военных действий против Польши.
"Так или иначе, войны не миновать… Я предоставлю пропагандистский предлог для начала войны. Насколько правдоподобным он будет, никакого значения не имеет. Победителя не судят, ему не задают вопросов, сказал он когда-то правду или нет. Войну начинают и ведут не за правду, а за победу".
Когда военные разъезжались, они не могли предположить, что люди, призванные обеспечить обещанный Гитлером "пропагандистский предлог", уже находятся в полной боевой готовности. Гитлер избрал Генриха Гиммлера для этой задачи – и на вечные времена она связала шефа СС с кровью и слезами Второй мировой войны.
Среди тех, кто был в Бергхофе, лишь один человек догадывался о планах Гитлера, это начальник Главного штаба сухопутных войск Франц Гальдер. Еще 17 августа 1939 года в его дневнике появилась довольно загадочная запись: "Канарис… I-й Отд. Гиммлер-Гейдрих Оберзальцберг. 150 комплектов польской военной формы и снаряжения… Верхняя Силезия". То есть от адмирала Канариса, главы армейской разведки, Гальдер узнал, что в Оберзальцберге диктатор и эсэсовские "близнецы-братья" совещались по поводу некоего предприятия, затеянного в Верхней Силезии, и что для этого требуется 150 комплектов польского обмундирования.
Таким был пролог драмы, стоившей миру 55 миллионов человеческих жизней.
Сама идея операции изначально принадлежала Рейнхарду Гейдриху. Еще в период судетского кризиса 1938 года шеф СД предложил создать предлог для вторжения в Чехословакию путем инсценирования стычек на границе. Капитуляция Запада перед угрозами Гитлера, закрепленная Мюнхенским соглашением, помешала реализации этого плана. Теперь, в преддверии столкновения с Польшей, шеф СД обновил свою старую идею. Уже в начале августа Гейдрих продумал, как заставить мир поверить в то, что Польша сама спровоцировала Германию на войну.
План Гейдриха заключался в следующем: в ночь перед вторжением специальные группы СД, одетые как польские солдаты и ополченцы, устроят ряд инцидентов на польско-немецкой границе. Псевдополякам надо было на несколько минут захватить немецкую радиостанцию в местечке Гляйвиц и прокричать в микрофон на польском языке пару антигерманских лозунгов; напасть на контору лесничества севернее Кройцбурга и уничтожить таможенный пункт в местечке Хохлинден, на участке границы между Гляйвицем и Ратибором.
Затеянная Гейдрихом военная игра должна была выглядеть полностью реалистичной: какие бои без погибших? "Нам нужны неопровержимые доказательства польского нападения – и для иностранной прессы, и для немецкой пропаганды", – считал шеф СД. Возникал вопрос: где взять трупы? Циник Гейдрих решил и эту проблему: "тела погибших" дадут концентрационные лагеря. Во славу Третьего рейха заключенные получат смертельные инъекции, и затем эти "человеческие консервы" (так определял их жуткий язык гестапо) будут доставлены на место действия в Верхнюю Силезию.
В первые дни августа Гиммлер с Гейдрихом посвятили в свой план фюрера. У него забилось сердце. Вскоре после этого телетайпы Главного управления СД отстучали приказ командирам 23-го и 45-го штандартов СС, дислоцированных в районе населенных пунктов Гляйвиц-Бойтен-Оппельн: безотлагательно направить на Вильгельмштрассе лиц, владеющих польским языком, для выполнения специального задания.
Примерно в это же время к начальнику полиции безопасности и СД был вызван оберфюрер СС доктор Герберт Мельхорн. Гейдрих поручил ему подготовку акции в районе Хохлиндена. Затем в кабинете Гейдриха щелкнул каблуками штурмбаннфюрер СС Альфред Науйокс, соратник по дням становления СД. На нем был захват радиостанции.
Цель операции – "создать видимость, чтобы переложить вину за грядущие события…" – Науйокс понял с полуслова. Гейдрих приказал штурмбаннфюреру отобрать шесть человек понадежнее и отправиться в Гляйвиц; там обосноваться, произвести разведку местности и ждать сигнала. Кодовая фраза "бабушка умерла". Гейдрих предупредил: "Первое: по поводу этой истории вы не имеете права связываться ни с каким немецким ведомством в Гляйвице. Второе: никто из вашей группы не должен иметь при себе документов, указывающих на принадлежность к СС, СД или полиции, и вообще, ничего немецкого".
10 августа Науйокс, отобрав пять человек из своей службы и прихватив одного с польским языком для зажигательного выступления, отбыл в Гляйвиц. Там группа разместилась в двух гостиницах. Разведка на местности показала, что радиостанция находится за городом, на Тарновицком шоссе, причем территория, окруженная двухметровым проволочным забором, практически не охраняется.
А Гейдрих собрал у себя других фигурантов для заключительного совещания. Роли были распределены следующим образом: начальнику управления "СД-заграница" бригадефюреру СС Хайнцу Иосту надлежало раздобыть польское обмундирование; оберфюреру СС Отто Рашу – организовать нападение на лесничество, а оберфюреру СС Мельхорну – освободить территорию вокруг местечка Хохлинден от расположенных там подразделений вермахта и координировать действия "нападающих" и "защитников". Оберштурмбаннфюрер СС Оттфрид Хельвиг с группой переодетых в польскую форму эсэсовцев будет с юга (то есть со стороны Польши) атаковать Хохлинден, а штандартенфюрер СС Ганс Трумлер возглавит "пограничников", защищающих городок. На шефа гестапо оберфюрера СС Генриха Мюллера возлагалась доставка и распределение "консервов" по местам боев.
К середине августа приготовления были уже в такой стадии, что Гиммлер с Гейдрихом могли снова рапортовать Гитлеру. После этого фюрер своим приказом открыл для СД доступ к секретным вещевым складам вермахта. Сохранилась запись в книге группы Абвер-II от 17 августа 1939 года: "Фюрер поручил руководителю управления адмиралу Канарису предоставить 250 комплектов польского обмундирования для мероприятия рейхсфюрера СС Гиммлера". В соответствии с этим капитан Динглер, офицер контрразведки при штабе округа в Бреслау, получил указание передать польскую форму уполномоченному СД. Абвер-II предоставил польское оружие и солдатские книжки. Бригадефюрер Пост отдал распоряжение доставить полученное в помещение школы СД в городке Бернау севернее Берлина, на территории которой эсэсовцы, отобранные для операции, репетировали "ночное нападение польских войск" и разучивали слова польских команд.
Большой части статистов выдали польские мундиры, карабины и по 30 патронов. Группам, атакующим лесничество и таможню, отводилась роль польских партизан. "Одеждой этих парней служили зеленые рубахи, штатские пиджаки и разномастные брюки. На голове – обычные шляпы и кепки", – рассказывал впоследствии хауптшарфюрер СС Йозеф Гржимек.
К 20 августа все было готово. Мельхорн собрал участников в актовом зале школы и в деталях изложил им суть "особо секретного задания на границе". После этого эсэсовцы загрузились в закрытые грузовики и выехали к местам назначения.
Гржимек вспоминал: "Перед отъездом нам категорически запретили в течение поездки высовываться из машин, общаться с посторонними, вступать в разговоры". Через два дня к Гейдриху пришли донесения, позволившие заключить, что акцию можно начинать в любой момент. 23 августа Гитлер решил, что Польская кампания откроется 26 августа в 4.30 утра.
Гейдрих был бы менее самоуверенным, знай он, что противники режима из абвера уже тщательно изучают запись гитлеровской речи, произнесенной перед генералами 22 августа, где кроме всего прочего содержалось неопределенное, но оказавшееся, по сути, верным заявление диктатора о том, что он намерен послать парочку рот вермахта на границу с целью разыграть польское нападение в Верхней Силезии. Эти выписки попали в руки лидера оппозиционной молодежной организации Германа Мааса, а он через берлинское бюро агентства Ассошиэйтед Пресс переправил их в английское посольство. Так что уже во второй половине дня 25 августа правительство Великобритании располагало сведениями, что Гитлер собирается начать войну против Польши, прибегнув к целевым провокациям на границе.
Однако операции грозила и другая опасность, о чем Гитлер и не подозревал, отдавая приказ на следующее утро начать военные действия против Польши. Это было 25 августа в пятнадцать часов. Гейдрих тут же схватился за телефон и дал последние указания. Науйоксу было сказано, чтобы не выходил из гостиницы, так как в любую минуту ожидается сигнал к действию. Мельхорн получил приказ послать группу Хельвига к границе. А Мюллер направил в пункты назначения свои грузовики с трупами заключенных.