Тогда-то и случилось нечто такое, чего Гейдрих никак не просчитывал, – Гитлер отменил войну. Вечером 25 августа в рейхсканцелярию пришло два сообщения, заставившие диктатора приостановиться: итальянский посол довел до сведения Гитлера, что дуче не может участвовать в военной авантюре, а из Лондона передали, что Англия только что заключила договор о взаимопомощи с Польшей.
Фюрер спешно вызвал к себе генерал-полковника Вильгельма Кейтеля. Выбежав к нему навстречу, Гитлер закричал: "Все отменить! Срочно Браухича ко мне! Мне нужно время для переговоров".
Часы показывали 18.30. Кейтель бросился к телефону и, связавшись с главнокомандующим сухопутными войсками генерал-фельдмаршалом Браухичем, передал директиву: "Операцию по плану "Вайс" прекратить в 20.30 в связи с изменившимися политическими обстоятельствами". С огромным трудом удалось остановить запущенную военную машину. Гейдрих старался. В Верхнюю Силезию полетели приказы свертывать операцию. Однако с группой Хельвига, которая давно была уже на польской территории, Мельхорн связи не имел. В итоге диверсанты Хельвига обстреляли таможенный пункт Хохлинден и получили вооруженный отпор. Только вмешательство шефа гестапо Мюллера остановило перестрелку.
Мельхорн и Хельвиг так и не смогли договориться, кто же из них несет большую ответственность за кровопролитие. Очевидно, Хельвиг принял предупреждение Мельхорна за окончательный приказ. Как потом выяснилось, Хельвиг считал, что пароль "Маленький глухарь" означает полную готовность, а "Большой глухарь" – команду к началу операции. Для Мельхорна же существовала другая градация: "Маленький глухарь" – это команда "В ружье", "Большой глухарь" – "Готовность номер один", и только пароль "Агата" должен был стать сигналом к атаке. Однако подозрительный шеф СД Гейдрих увидел в этом инциденте больше, чем просто недоразумение. Вообще удивительно, как это он поставил на ключевую позицию такую фигуру, как оберфюрер Мельхорн. Бывший адвокат из Хемница, умница и ловкач, доктор Герберт Мельхорн пришел в СД в числе первых сотрудников, но прослыл в Главном управлении совестливым торгашом – одним из тех интеллектуалов старого типа, которые противились полной беспринципности Гейдриха и его ближайшего окружения. В 1937 году Мельхорн был освобожден от должности начальника отдела по надзору за службой Главного управления СД и переведен в МВД, по линии которого выезжал в командировки в Америку и Японию. Тем не менее Гейдрих, с его раздвоенным восприятием, увидел в Мельхорне подходящего человека для участия в "военном спектакле". В данном случае Гейдриху требовались как раз осторожность и осмотрительность своего бывшего оппонента. Ему нужна была гарантия, что во время операции не случится никаких неожиданностей. Однако, когда Гейдриху донесли, что Мельхорн считает операцию СД "историческим преступлением", шеф СД задумался, а после осечки 25 августа, угрожавшей его престижу, решил окончательно избавиться от Мельхорна. Саксонца сняли с работы, и впредь ему было запрещено переступать порог Главного управления СД. Хельвига тоже уволили. Его место в предстоящей операции занял уже задействованный как "защитник" штандартенфюрер Трумлер.
И все пошло по второму кругу. 31 августа Гитлер объявил новую, и окончательную дату нападения: 1 сентября, 4.45 утра. Гейдрих немедленно отдал соответствующие команды своей тайной армии на границе. В шестнадцать часов в гостиничном номере в Гляйвице раздался телефонный звонок. Науйокс поднял трубку и услышал высокий металлический голос: "Перезвоните!" Эсэсовец сразу же набрал известный ему номер на Принц-Альбрехт-штрассе, и тот же высокий голос сказал ему: "Бабушка умерла". Науйокс собрал своих людей, и они условились в 19.45 выехать на радиостанцию. На вилле в Оппельне Мюллер велел заводить грузовики. Он спешил: трупы надлежало вовремя доставить на место. Имелся один и для Науйокса. Этот "консерв" следовало положить у ворот радиостанции в 20.20.
Незадолго до восьми вечера группа Науйокса приехала на радиостанцию. Инженер Фойтцик увидел, как пятеро неизвестных входят в аппаратную и бегут дальше, в студию. Фойтцик хотел спросить, что им нужно, но увидел наставленное на него дуло пистолета. Науйокс приветствовал персонал командой "Руки вверх!" и дал условный знак своим людям. Они подняли тарарам. "Мы палили из пистолетов, – вспоминал он впоследствии, – несколько раз выстрелили в потолок, чтобы создать неразбериху и запугать народ".
Служащих связали и заперли в подвале. Науйокс рассказывал: "Потом мы изрядно попотели, прежде чем начать передачу". На какой-то момент пришельцы растерялись: они не знали, что нужно сделать, чтобы отключить запущенную программу и выйти в эфир с "польской погромной речью". Наконец им удалось обнаружить так называемый "грозовой микрофон", которым пользуются дикторы, когда нужно срочно оповестить слушателей о грозе и помехах в эфире. Науйокс достал свой польский манускрипт, и тысячи немцев услышали невнятные беспорядочные выкрики явно на польском языке, сопровождаемые выстрелами. Представление длилось четыре минуты, после чего Науйокс и его люди ретировались. На улице штурмбаннфюрер заметил труп, лежащий у ворот. Двое из его команды забрали тело заключенного. Науйокс глянул мельком и сказал, что пора ехать.
В двух других приграничных точках также все шло по плану. Иозеф Гржимек вместе со своими товарищами покидал разоренное ими здание таможенного пункта Хохлинден. В темноте он обо что-то споткнулся.
Гржимек вспоминал: "Нагнувшись, я обнаружил несколько человек в польской военной форме неподвижно лежащих на земле… У всех головы были наголо побриты. Я присел на корточки, так как решил, что это кто-то из наших. Попытавшись приподнять одного из них, я понял, что имею дело с окоченевшим трупом".
Но рейхсфюрер СС не расстраивался по поводу нескольких убитых заключенных. Он дал фюреру то, что требовалось для начала войны: польскую провокацию. Гитлеровские солдаты и танки проникли уже далеко в глубь польской территории, а пропагандистская машина Гитлера с хорошо оркестрованным негодованием оповещала мировую общественность о чудовищном преступлении, совершенном на границе Великой Германии. "Польские повстанцы перешли немецкую границу", – гласил заголовок на первой полосе партийного органа "Фёлькише беобахтер" за 1 сентября 1939 года. Газета сообщала, что злодеяние в Гляйвице, "очевидно, являлось сигналом для нападения польских партизан на немецкую землю".
Сообщалось также, что "подразделения полиции безопасности на границе противостоят захватчикам. Продолжаются упорные бои".
Руководители Третьего рейха с энтузиазмом подхватили эту историю. Выступая 1 сентября в рейхстаге, фактически объявив о начале Второй мировой войны, Гитлер утверждал, что прошедшей ночью имели место 14 пограничных инцидентов, три из них – серьезные. Риббентроп сообщил французскому послу, что польские войска вторглись на территорию Германии в трех пунктах. Даже Геринг, у которого были некоторые колебания в отношении военной политики Гитлера, сказал шведскому журналисту Далерусу: "Война началась потому, что поляки напали на радиостанцию в Гляйвице".
Дабы поддержать заявления прессы и властей, Мюллеру снова пришлось выйти на сцену, правда, в новом качестве. Мюллер и Небе из криминальной полиции прибыли на место с группой по расследованию убийств и организовали проверку обстоятельств вторжения по всей форме, как принято в полиции. Чтобы произвести впечатление на визитеров-нейтралов, Небе создал даже действующую модель пограничного сражения, которую демонстрировали гостям в Крипо. Нажмешь на кнопочку, загорятся огоньки, и застрекочет скрытый в кустах пулемет. Все очень живо. Присутствовавший при этом Гейдрих обычно вставал и приговаривал: "Да. Да. Вот так и началась война".
Военные игры на немецко-польской границе показали, что СС готовы играть ключевую роль в политике экспансии. Тот факт, что военную авантюру можно было начать с выстрелов эсэсовцев, трудно переоценить. Эти выстрелы стали сигналом для движения к новым горизонтам. К завоеванию мира. Но Гляйвиц был лишь этапом. Гиммлер твердо вознамерился стать тем человеком, который будет диктовать внешнюю политику Германии. Одержимый идеей господства германской расы, Гиммлер считал своей задачей воплощение этой идеи путем мировой войны, а одна из главных ролей в этом процессе должна была принадлежать СС.
Гиммлер понимал, что действовать следует осторожно. Он не мог не считаться с другими влиятельными группами, боровшимися за место в запутанной иерархии рейха. У него была огромная власть. Гиммлер контролировал вторую после вермахта силовую структуру – его армия состояла из 258 456 эсэсовцев ВТ; ему подчинялась единственная служба разведки партии – государственная тайная полиция. И все же уровень власти, дарованной диктатором своему старшему вассалу, был низковат, чтобы Гиммлер сам мог диктовать политическую линию. Могущество Гиммлера и его ведомства было полным, только когда он действовал, выражая волю Гитлера. К тому же и другие ведомства претендовали на первенство во внешней политике, и между ними постоянно шла глухая борьба и всякого рода интриги, характерные для нацистского режима, приводившие порой к серьезным кризисам, как случилось в 1933–1934 годах в связи с убийством Дольфуса.
В то время аншлюс Австрии стоял первым номером в списке внешнеполитических требований новой Германии. На определяющую роль в австрийской политике тогда претендовали германский МИД во главе с бароном Нейратом, отдел внешних связей НСДАП во главе с Розенбергом, так называемое "бюро Риббентропа" – своего рода партийное око в МИДе, зарубежное бюро НСДАП во главе с гауляйтером Боле и мюнхенская штаб-квартира партии австрийских нацистов в изгнании, которую представлял Тео Хабихт – инспектор Австрии, как он значился в гитлеровской иерархии. С осени 1933 года в этот запутанный клубок была втянута еще и организация СС, которая стала шестым участником интриги.
Летом 1933 года канцлер Австрии Дольфус, очень властный авторитетный человек, консерватор и католик, запретил в своей стране нацистскую партию. У него была жесткая полиция, так как тысячи австрийских нацистов бежали в Баварию, прямо в объятия Гиммлера, которому требовались рекруты для СС. Беглецов объединили в "Австрийский легион" под началом бригадефюрера СС Роденбюхера, вооружили со складов СС и отправили в военный лагерь. Однако, с точки зрения Гиммлера, важнее было то обстоятельство, что в самой Австрии оставалось много активных нацистов, тяготевших к СС. В их партии политические руководители и вожаки СА были между собой на ножах и потому следили очень ревниво, кого предпочтут попавшие в Германию австрийские нацисты. Гиммлера выбирали все чаще. Среди таких был Фридолин Гласе, австрийский офицер, уволенный из армии после запрета партии. Из своих единомышленников, также бывших военных, Гласе создал полк из шести рот, так называемый "Военный штандарт". Сначала Гласе со своим полком примкнул к одной из частей СА, но вскоре обнаружил, что порядки и настроения в СА ему совсем не нравятся, и решил передать свое соединение в СС. Гиммлер согласился, и Глассова часть стала 89-м полком общих СС. Этот поступок имел убийственные последствия для австрийских нацистов. В штаб-квартире австрийских СА поведение Гласса вообще было расценено как предательство.
Между тем Гласе стал штурмбаннфюрером СС и вынашивал план насильственного свержения австрийского правительства посредством путча. Ничего нового в этом не было. Еще летом 1933 года группа нацистов в венской полиции организовала заговор с подобной целью. Их усилия сошли на нет из-за противодействия Гитлера. В октябре руководство австрийских нацистов в Мюнхене предупредило заговорщиков, что внешнеполитическая ситуация не созрела для путча.
Гласе, впрочем, не имел желания прислушиваться к постоянным запретам со стороны Гитлера. Он собирался силами одной роты своего полка арестовать австрийское правительство во время заседания, захватить радиоцентр и провозгласить новое правительство, вследствие чего должны восстать по всей стране австрийские отряды.
Хабихт, глава австрийских нацистов в Германии и доверенное лицо Гитлера, услышав о затее Гласса, в июне 1934 года вызвал его к себе в Мюнхен. Гласе был уверен, что часть полицейских сил и армии поддержит переворот. Хабихт дал ему добро.
Гласе вступил в контакт с ближайшими сотрудниками Хабихта: Вейденхамером, директором Австрийского бюро нацистской партии и штурмбаннфюрером СС Вехтером, заместителем Хабихта. Оба они восприняли идею путча с энтузиазмом и распределили между собой функции. Вехтер должен был осуществлять политическое руководство всем предприятием, Гласе – военное, а Вейденхамер – заниматься международными контактами. Он также должен был подготовить Ринтелена, посла Австрии в Риме и политического противника Дольфуса, на роль нового канцлера.
На начальном этапе все складывалось успешно. Ринге лен сказал, что он "готов", а командир Венского гарнизона Зинцингер примкнул к заговору и обещал предоставить военную форму людям Гласса, чтобы они могли войти в здание федеральной канцелярии и арестовать министров. Вечером 16 июля конспираторы собрались дома у Хабихта и назначили дату переворота. Последнее перед летними каникулами заседание кабинета должно было состояться 24 июля. Этот день они и выбрали для удара.
Очевидно, что провал грозил бы катастрофическими последствиями для германской внешней политики, но заговорщиков мало заботило, что скажет Гитлер. Правда, Вехтер позже написал, что никогда, ни на единый миг, ему не приходило в голову, что они действуют вразрез с идеями Гитлера. На самом деле Хабихт посвятил фюрера в тайну и получил его согласие, но в такой неопределенной форме, что в дальнейшем Гитлер мог отрицать всякую свою причастность к этому начинанию и даже обвинить Вехтера перед высшим партийным судом в "умышленном противодействии провозглашенной воле фюрера".
Диктатор снова начал двойную игру, когда можно позволить левой руке не ведать, что творит правая. Тайно поощряя интриги Хабихта, он в то же время дал указание министру иностранных дел Нейрату предупредить австрийских нацистов, чтобы они воздержались от всякого рода непродуманных выступлений против режима Дольфуса.
Но и в среде самих заговорщиков был человек, решительно настроенный провалить затею эсэсовцев. Обергруппенфюрер СА Герман Решни, глава запрещенных в Австрии штурмовых отрядов, не мог примириться с тем, что Гласе и Вехтер отвели СА чисто подчиненную роль. Видите ли, СА должны появиться на сцене, когда в Вене уже все будет кончено. Для него это звучало как намеренное оскорбление. В Германии штурмовиков уже не только лишили подобающего им положения, но и перебили старую гвардию. Теперь уже и в Австрии эсэсовцы хотят распоряжаться. Даже полк Гласса стащили из-под носа – самое сильное соединение СА…
Да и сам Решни едва не попал в руки эсэсовских головорезов в ту кровавую субботу 30 июня, когда они ликвидировали Рема и его окружение. А может быть, это судьба – чтобы он мог теперь отомстить за убитых товарищей и помешать новому распространению власти СС?.. Тактика, разработанная Хабихтом, облегчала исполнение замыслов Решни. В решающий момент СС и СА должны были действовать синхронно, но двумя отдельными группами, при раздельном командовании. Командовать гостями СА следовало как раз Решни. Из этого он заключил, что если путч в Вене провалится, то на СА это никак не отразится. Не обнаруживая себя, он организовал утечку информации о заговоре, так чтобы она дошла до австрийской службы безопасности.
Его агентами в этом деле стали штурмбаннфюрер СА Хамбургер, офицер по связи со штурмовиками Вены, и его друг капитан Шаллер; оба уже несколько раз по его просьбе контактировали с правительственными служащими. Когда Шаллера судили в 1935 году, Вехтер утверждал, основываясь на свидетельских показаниях, что "в 1933–1934 годах австрийские правительственные чиновники были полностью в курсе всего того, что партия хотела сохранить в секрете". После "военного совета" у Хабихта Решни вызвал обоих своих "доверенных лиц" в Мюнхен на совещание и обсудил с ними весь план действий. Шаллер понял суть дела; он все подробно записал и переслал план заговорщиков австрийскому правительству через офицера госбезопасности Австрии, некоего Силара. Однако Решни хотелось подстраховаться, и, как впоследствии заявил Шаллер, Хамбургер по поручению Решни дал ему дальнейшие указания; нужно было сообщить в полицию имена и приметы Гласса, Вехтера и Вейденхамера. Таким образом австрийская тайная полиция узнала о путче все. В 1935 году Силар признал: "Шаллер постоянно информировал меня об июльском путче".
Однако для правительства эти события явились неожиданностью. Историк Ауэрбах относит это за счет хитросплетений шпионского мира Вены, где, по его словам, "агентурная сеть была столь плотной, что сама себя зачеркивала". За Вехтером теперь повсюду следовали два секретных агента австрийской полиции, поскольку он находился под ее негласным надзором. Однако шеф венской полиции Вайзер не знал, что оба они были нацистами, и каждый вечер они вместе с Вехтером составляли рапорт о результатах наблюдения.
Поэтому у Вехтера и Гласса, казалось, все еще была возможность довести задуманное до конца. Наступило 24 июля – во второй половине дня должен собраться кабинет. Ринге – лен находился в венском отеле "Империал", 150 эсэсовцев из 89-го полка были готовы к действию, главные заговорщики спешили к намеченным местам сбора.
И вдруг Вейденхамер слышит от Ринтелена, что заседание перенесли на завтра, на одиннадцать часов утра. Ринтелен хотел оставить это дело, но нацистские заговорщики твердо решили, что именно сейчас наступил момент для удара.
Утром следующего дня, 25 июля 1934 года, 30 эсэсовцев прибыли в большой спортивный зал Немецкого гимнастического общества, чтобы переодеться в форму австрийских солдат, полученную с военного склада. Гласе поторапливал их. Грузовик с псевдосолдатами должен был выехать к зданию федеральной канцелярии в 12.30, но процесс переодевания занял лишних четверть часа. Всем была сообщена легенда, объясняющая их появление у Дольфуса: президент приказал срочно прибыть в федеральную канцелярию для специального задания.
Гласе со своими людьми был в пути, а политический руководитель заговора Вехтер сидел пока в ресторане Тышлера неподалеку от федеральной канцелярии, готовый вмешаться в случае необходимости. Появиться он должен был позже; в его задачу входило объяснение с арестованными министрами и введение в должность нового канцлера. Но ни Гласе, ни Вехтер не знали, что путч уже обречен. Их предали, и на этот раз не командир СА. Один из их сообщников, полицейский офицер Иоганн Доблер, бывший начальник отдела в Коричневом доме, не справился с нервами и все выболтал.
Еще до начала заседания правительства об этом узнал Эмиль Фей, министр Геймвера – охранных отрядов австрийских правых. К сожалению, это был слишком самоуверенный человек, и, вместо того чтобы известить Дольфуса и армию, он вывел на улицы свою приватную армию – Геймвер и устроил игру в полицейских и воров, приказав выследить заговорщиков. Когда он же, наконец, вспомнил о своем долге, драгоценные минуты были упущены. Незадолго до полудня он явился на заседание правительства, отвел канцлера в сторону и шепнул, что готовится мятеж.