Свою долю воинственной заботливости получил и старший брат Гебхард, имевший несчастье обручиться с дочерью банкира Паулой Штольце, а наш "железный блюститель нравственности" этого не одобрил. И вот 18 апреля 1923 года Генрих без обиняков сообщил девушке все, что о ней думает: "Чтобы ваш союз принес счастье вам обоим, а также пользу народу, который строится из здоровых, чистых в нравственном отношении семей, вы обязаны сдерживать свои порывы. В связи с тем, что ваше поведение не отличается строгостью, а ваш будущий супруг слишком мягкосердечен, этим вопросом придется заниматься кому-то еще. Я почитаю это своим долгом". Решимость увериться, что женщины XX века следуют тому же моральному кодексу, что и героини германских саг, была одной из навязчивых идей будущего рейхсфюрера СС; он рассматривал любые внебрачные связи как личное оскорбление. Поэтому он дал задание мюнхенскому детективному бюро Макса Блюмля расследовать прошлое девушки. Блюмль прислал отчет 14 марта, но нетерпеливый Генрих обратился за два дня до этого к некоему чиновнику Рёсснеру: "Прошу вас безотлагательно сообщить мне все, что вам известно о фройляйн Штольце и в особенности о ее отношениях с вашим сотрудником Дафнером!" Брат Гебхард капитулировал и расторг помолвку.
Этот эпизод из жизни Генриха Гиммлера показывает, что тот, в отличие от большинства нацистских вождей, вырос в обеспеченной, добропорядочной бюргерской среде.
Гитлера замучили кошмарные воспоминания о работном доме в Вене; Геббельс был сыном рабочего-десятника; выходца из Прибалтики Альфреда Розенберга ожесточила эмиграция; но Гиммлер – это действительно произведение чиновного класса, всего-навсего второй сын Гебхарда Гиммлера, школьного наставника, домашнего учителя.
Генрих появился на свет 7 октября 1900 года на втором этаже дома номер 3 по Хильдегардштрассе в Мюнхене. Гиммлеру-старшему не было нужды беспокоиться о будущем общественном положении сына: над новорожденным простиралась заботливая длань одного из влиятельнейших людей Баварского королевства – виттельсбахского принца Генриха, бывшего когда-то учеником Гиммлера-старшего. Принц милостиво согласился дать ребенку свое имя и стать крестным отцом. С таким именем и таким крестным Генриху было обеспечено достойное место среди верных монархии граждан.
Никогда юный Гиммлер не ставил под сомнение авторитет родителей, не говоря уже об общественном устройстве. От отца он узнал, какими замечательными были древние германцы, уже тогда в нем была заложена основа вагнеровского исторического романтизма – мира, населенного мужественными германскими героями и их величественными женщинами, которым в недалеком будущем суждено было трансформироваться в нордическую расу людей-господ, в соответствии с потребностями нацистской диктатуры. Мальчик быстро научился обращаться с должным почтением к окружающим. Еще в школе он завел дневник, где все знакомые упоминаются при полных чинах и титулах.
Если у тебя в крестных отцах принц, ты, разумеется, должен стать офицером. Здесь и лежит ключ к пониманию натуры Гиммлера: он всегда мечтал вести свои войска к победе, но не мог сделать этого в действительности. Поначалу он хотел пойти во флот, но у него было слабое зрение, а во флот очкариков не брали. Тогда Генрих подумал о сухопутных войсках. 26 июня 1917 года папа Гиммлер написал: "Мой сын изъявил настойчивое желание стать профессиональным пехотным офицером". Генриху не терпелось попасть на фронт. Еще в феврале 1915 года, когда брат Гебхард вступил в ополчение, в дневнике Генриха появилась запись: "Ах, как бы я хотел быть таким взрослым и тоже воевать!" Слово в слово он переписывал фронтовые сводки Генерального штаба и упрекал обитателей города Ландсхута, куда семья переехала на жительство, в отсутствии военного пыла.
Генрих так упорствовал, что отец вынужден был просить своих друзей при дворе досрочно устроить сына на военную службу. Друзья обещали похлопотать. Примерно в это самое время молодой Гиммлер получил последний презент от своего крестного, уже убитого в бою. Управление двора сообщило Гебхарду Гиммлеру, что банкирский дом Оберндорфера уполномочен перечислить ему тысячу рейхсмарок из пяти-процентного военного займа. "Примите эту сумму в качестве дара Вашему сыну Генриху от его крестного отца – ныне покойного, его королевского высочества принца Генриха".
В конце 1917 года Генрих Гиммлер был зачислен в 11-й пехотный полк "Фон дер Танн". Однако военная карьера закончилась, фактически так и не начавшись. Незадолго до своей смерти рейхсфюрер рассказывал шведскому графу Бернадотту, как "вместе со своими согражданами ушел на войну", а в других источниках вообще говорится о том, что Гиммлер участвовал в сражении на Западном фронте. Все это чистый вымысел, Гиммлер никогда не был на передовой, он так и остался кадетом. Полгода у него ушло на начальную военную подготовку в Регенсбурге, с 15 июня по 15 сентября 1918 года – кадетские курсы во Фрайзинге, а с 15 сентября по 1 октября он осваивал пулемет в 17-й пулеметной роте в Байройте. Через два месяца он был демобилизован из 4-й роты запасного батальона 11-го пехотного полка.
И, как ни странно, послевоенная неразбериха вроде бы предоставила Гиммлеру шанс сделать военную карьеру. В феврале 1919 года баварский премьер-министр Курт Айснер, принадлежавший к левому крылу социалистов, был убит офицером. Коммунисты тут же провозгласили Баварскую советскую республику. Законное правительство социал-демократов бежало в Бамберг, где вокруг него, даже против его воли, стало собираться войско. Оно состояло в основном из бывших фронтовиков и добровольцев, которые назвали себя фрайкор – вольный корпус. Берлин поднял регулярные войска рейхсвера, и в апреле 1919 года фрайкор изготовился к походу на Мюнхен. В небольшой отряд лейтенанта Лаутенбахера записался и Гиммлер, но опять пропустил бой: эта часть не дошла в Мюнхен, и Гиммлер так и остался "солдатом на плацу". Однако руки не сложил и 17 июня 1919 года он отправил письмо в штаб 11-го пехотного полка с просьбой выдать ему его военные документы "в связи с тем, что в ближайшие дни меня переводят в рейхсвер".
С рейхсвером тоже ничего не вышло. Дело в том, что утрата высокого покровительства при дворе и растущая инфляция подсказали прагматичному Гиммлеру-старшему единственно правильное решение относительно дальнейшей судьбы сына: Генриху следует заняться чем-нибудь более солидным и пригодным для мирных времен. Например, сельским хозяйством. Тот согласился, потому что сельское хозяйство его тоже очень интересовало, разумеется, после военного дела. Еще мальчиком он собрал огромный гербарий, и прямо-таки болезненное пристрастие к цветам и всяческим растениям все усиливалось. Позже это ляжет дополнительным бременем на узников нацистских концентрационных лагерей: каждый лагерь должен выращивать все мыслимые травы, так как рейхсфюрер СС ценил их целебные качества выше лекарств.
Но и с фермерством неудачи гнались за ним по пятам: только-только Генрих Гиммлер приступил к обучению в крупном крестьянском хозяйстве под Ингольштадтом, как его свалил тиф. Врач по фамилии Грюнштадт решил: "Работу прекратить на год и поучиться". После выздоровления, 18 октября 1919 года, Гиммлер был зачислен на сельскохозяйственное отделение Высшего технического училища при Мюнхенском университете.
Ничего удивительного, если бы Гиммлера сломили пережитые неудачи и он превратился в "одинокого волка", брошенного всеми на задворках общества, как говорят легенды.
Но все наоборот! В Мюнхене начался самый светлый, безоблачный период его жизни, поставивший перед биографами массу проблем.
Он был дружелюбен, всегда готов помочь, очень прилежен и довольно нуден. Однажды он явился на вечеринку с маскарадом в костюме турецкого султана Абдул-Хамида. Он пережил несчастную любовь к девушке по имени Майя Лориц. В нем развилась страсть гурмана. И никто не подозревал, что вот он, перед ними, – будущий массовый убийца.
Правда, политика и военные дела по-прежнему завораживали его. Согласно членскому удостоверению от 16 мая 1920 года, он записался в Мюнхенский отряд самообороны и получил на складе 21-й стрелковой бригады "1 винтовку и 50 патронов к ней; 1 стальной шлем; 2 патронташа, 1 мешок для сухарей (старого образца)". 1 декабря 1921 года Гиммлер считал великим днем в своей жизни: пришло сообщение из рейхсвера, что ему присвоено звание прапорщика. Вместе с группой других националистов – студентов и офицеров – Генрих готовил заговор, чтобы освободить из тюрьмы убийцу премьер-министра Баварии Айснера – графа Арко-Валлея. Когда же смертный приговор графу был заменен пожизненным заключением, заговорщики отказались от своего плана. По этому поводу Гиммлер особо расстраиваться не стал. Он невозмутимо записал в дневнике: "Что ж, как-нибудь в другой раз".
У него были гораздо более неприятные проблемы. В ноябре 1919 года он вступил в студенческое объединение "Аполлон" и теперь ломал голову, как примирить свою новую жизнь со строгим католическим воспитанием и слабым желудком. Дело в том, что церковь запрещала драки, а врач – пивные возлияния. Проблему пива он уладил сравнительно легко – братство выдало ему специальное освобождение от пивных застолий. Безусловно, сотоварищи не слишком дорожили им и провалили на следующих же выборах "Аполлона". Долго не мог он найти партнера для драки: сокурсники считали его малоспособным и в этой области. Только в последнем семестре в июне 1922 года нашелся студент, изукрасивший Гиммлеру физиономию; тогда и у будущего главаря СС тоже появились шрамы, без коих он не представлял себе истинно тевтонского воспитания.
Церковное табу на поединки, на борьбу оказалось куда более серьезной проблемой, чем пиво! Гиммлеры всегда относились к верным католикам. Кузен Генриха – Август Вильгельм Патин даже стал каноником кафедрального собора в Мюнхене. Да и сам Генрих Гиммлер считался прилежным прихожанином. Посещение воскресной мессы являлось для него не просто ритуалом, а внутренней потребностью. В дневнике он каждый раз записывал впечатления от мессы и порой отмечал: "В этой церкви я чувствовал себя особенно хорошо". Когда от девушки, за которой он робко ухаживал, Генрих услышал, что она причащается каждый день, он записал в дневнике: "Это была самая большая радость, что я испытал за последние восемь дней!"
Вступление в студенческое братство отодвинуло в тень отношения с церковью. Ничего похожего на резкий разрыв, просто постепенно Генрих отдалялся все больше и больше. Поначалу он пытался сохранить в себе церковное неприятие поединков, тем более что и сам действительно питал отвращение к дракам, но настоятельная потребность соответствовать своему кругу (тоже семейное наследие) одержала верх над религиозной традицией. "Я полагаю, что вступил в конфликт со своей религией, – записал Гиммлер в дневник 15 декабря 1919 года. – Но, что бы ни произошло, я всегда буду любить Господа, буду ему молиться, я навсегда останусь верным сыном католической церкви и буду ее защищать, даже если она отвернется от меня". (И это писал человек, который в будущем заставит десятки тысяч эсэсовцев отречься от церкви и предложит прилюдно казнить папу римского.)
Новое отношение к церкви оставило неприятный осадок, но и только. К тому времени его интересы уже перенеслись в сферу мирской суеты. Политика и религия отошли на задний план: его захватывала полная соблазнов жизнь буржуазного Мюнхена, обеды у фрау Лориц и вопросы пола, волновавшие молодежь.
Анна Лориц, вдова оперного певца, приходилась Гиммлерам дальней родственницей. Она содержала семейный пансион на Егерштрассе. Генрих влюбился в ее дочь Марию (все звали ее Майя), но ему перебежал дорогу будущий торговец кожгалантереей из Штутгарта Ганс Книпп, оказавшийся более удачливым ухажером. Большая семья Гиммлеров частенько собиралась вместе под гостеприимным кровом пансиона. "Когда все пятеро появлялись в доме Лориц, там начинался веселый переполох, – вспоминал позже Книпп, – семья Г. могла быть уверена: у доброй тетки Лориц всегда для них накрыт хороший стол".
Генрих бывал, естественно, и на вечеринках, которые устраивала фрау Лориц. "Учишься ли ты танцевать?" – поинтересовался как-то в письме сослуживец по полку Роберт Кистлер, и Гиммлер тут же стал брать уроки танцев, чтобы не спасовать перед красавицей Майей. В январе 1920 года он даже овладел модным тогда бостоном. Вместе со своим приятелем Людвигом, или Лу, он стал завсегдатаем мюнхенских традиционных карнавалов. Даже подобные развлечения он считал событиями, достойными записи в дневнике: "Зал был разукрашен под восточный гарем, – описывал он прием в доме тетки Лориц. – В углу у камина – большой шатер для меня и Лу… Фрау Лориц наготовила необыкновенно много. Подали какао, и я пролил его себе на штаны…"
Гиммлер был так занят своей собственной жизнью, что от него ускользнуло одно немаловажное событие – состоявшийся в это самое время в Мюнхене съезд НСДАП. Американские историки Вернер Ангресс и Бредли Смит пишут о Гиммлере тех дней как о молодом человеке, который "мыслил банальными категориями, наслаждался ценностями баварского среднего класса и казался в целом добродушным, бесцветным, вполне заурядным".
Его усердие не знало границ. Во время рождественских каникул он носил булочки для бедной старушки, читал слепому, играл в благотворительном спектакле в пользу бедных венских детей и бегал с одного собрания на другое, являясь членом бесчисленных кружков и объединений: разведения домашних животных, сельскохозяйственного, гуманитарного, стрелкового, ветеранов войны, альпинистов, туристов, спортсменов, полковых товарищей. При таком количестве членских билетов человек не может испытывать трудностей в общении с окружающими. Политические взгляды молодого Гиммлера были простым отражением взглядов и предрассудков его среды: обычный национализм среднего класса, без следа фанатизма и веры в призраков, свойственных нацистскому мировоззрению.
В ту пору он принадлежал к баварским консерваторам. Чтобы проводить в последний путь бывшего короля Людвига III, он взял напрокат цилиндр и фрак; на выборах студенческого комитета отдал свой голос националистам: Генрих гордился тем, что он баварец. В тот период даже его замечания в адрес евреев были умеренными и не переходили рамки приличия. В связи с убийством министра иностранных дел Ратенау Гиммлер бросил фразу: "Я доволен", однако тут же поспешил добавить, что покойный был "весьма толковым человеком". Своего одноклассника Вольфганга Халльгартена он называл "вшивым еврейчиком", но просто смеясь; а свою знакомую по бару "Рейхсадлер", танцовщицу еврейского кабаре Инге Барко, изгнанную из дома за связь со студентом, Гиммлер считал "девушкой, достойной уважения".
И только в одном вопросе дневники указывают на агрессивность, свойственную позднему Гиммлеру: он никак не может смириться с постигшей его неудачей в военной карьере. Когда Майя Лориц, девушка его мечты, окончательно дала несчастному влюбленному отвод, Генрих решил, что только война и солдатская жизнь смогут принести успокоение его измученному сердцу. 28 ноября 1919 года он записал в дневнике: "Если бы сейчас я мог смотреть в лицо опасности, рисковать жизнью, сражаться – это стало бы для меня освобождением". 22 ноября 1921 года впервые проявился стиль будущего, зрелого Гиммлера. Он пишет: "Если начнется новая война на Востоке, я буду участвовать. Восток для нас важнее всего. С Западом будет легко покончить. На Востоке надо бороться, его следует колонизировать". Со временем тяга Гиммлера к военщине все усиливается. 19 февраля 1922 года: "Скорей бы снова сражения, война, выступление войск!" 11 июня 1922 года: "Наверное, я, так или иначе, все же попаду на службу. Я же в основе своей – солдат… Но сначала сдам экзамены".
В июле он сообщил родителям: "Пока на экзаменах я чувствую себя достаточно уверенно". Но затем в жизнь Генриха Гиммлера ворвался капитан Эрнст Рем и предложил неудачливому влюбленному перспективу удовлетворения его милитаристских амбиций.
Когда впервые встретились эти двое, чьи судьбы связались таким кроваво-драматическим узлом, установить не представляется возможным. Уже не раз пересекались их пути: в конце 1918 года Рем служил при штабе 12-й Баварской пехотной дивизии в Ландсхуте, где тогда проживали Гиммлеры, позже он руководил вооружением и снабжением в 21-м стрелковом полку, со складов которого Гиммлер в мае 1920 года получил свое первое оружие. К тому же Рем являлся основным поставщиком оружия для полу легальных оборонных организаций – своеобразного ополчения, народной милиции, сформированной в тени официального рейхсвера. Запись в дневнике Гиммлера свидетельствует, что в январе 1922 года они увиделись на собрании одного из таких отрядов в мюнхенской пивной "Арцбергеркеллер". "Капитан Рем и майор Ангерер (бывший ротный командир Гиммлера) тоже там были. Все очень дружественно, Рем пессимистически настроен к большевизму".
Капитан произвел на Генриха сильное впечатление. Он снова чувствовал себя кадетом, зеленым новобранцем, не в силах отрешиться от мысли, что на военной иерархической лестнице Рем стоит на несколько ступенек выше. Встречаясь с "господином капитаном", Гиммлер и в дальнейшем всегда внутренне вытягивался в струнку. Казалось бы, несовместимая пара: отмеченный наградами и боевыми шрамами воин Первой мировой – и добропорядочный бюргерский сынок, этакий гомосексуальный "солдат удачи" Эрнст Рем – и "нравозащитник" Генрих Гиммлер… Однако капитан сумел найти верный подход к студенту. Для старшего товарища Гиммлер был готов на все.
Сдав 5 августа 1922 года выпускные экзамены и получив должность сельскохозяйственного ассистента на фабрике удобрений в Шляйсхайме, он сразу вступает по совету Рема в националистическую организацию "Рейхсфлагге" ("Флаг империи"). Наконец-то он был удостоен чести снова носить униформу. Форма была, разумеется, не армейская, просто серая куртка-ветровка да ботинки с обмотками. Но это была ФОРМА! Субботними вечерами, после работы, Гиммлер с упоением занимался военными упражнениями готовясь с единомышленниками к уличным боям будущей гражданской войны…
Вскоре у Гиммлера появилась возможность делом доказать свое восхищение Ремом. В конце августа 1923 года он оставил работу в Шляйсхайме и переселился в Мюнхен, где уже в ноябре, во время "пивного путча" Адольфа Гитлера впервые вплотную столкнулся с нацистским движением.
Организация "Рейхсфлагге", после внутренних раздоров переименованная в "Рейхскригсфлагге" ("Имперский военный флаг", сокращенно – РКФ), перешла к этому времени в руки Гитлера и Рема. Эрнст Рем давно уже был членом гитлеровской партии и знал, как уговорить своих друзей вступить в НСДАП. Гиммлер тоже вступил. Это еще не значит, что он стал настоящим нацистом. Своим вождем он считал вовсе не Гитлера, а Рема, и символом будущего ему казалась не свастика, а знамя монархии.
Вечером 8 ноября 1923 года Гиммлер предстал перед сподвижниками с военным знаменем в руках. Это было на собрании РКФ, проходившем в мюнхенской пивной "Лёвенбройкеллер". Туда поступило сообщение, что Гитлер, размахивая пистолетом, убедил ведущих политиков и военных Баварии, собравшихся в другой пивной – "Бюргербройкеллер", выступить против "ноябрьских преступников" в Берлине. Рем вспоминал, что люди в порыве энтузиазма "вскакивали на стулья, обнимались, многие плакали от радости и восторга. Солдаты рейхсвера срывали с фуражек желтые кокарды. "Наконец-то!" – этот вздох облегчения вырывался из каждой груди".