О крестьянских ферментациях был выдан манифест (29 января 1797): "Повелеваем, чтобы все помещикам принадлежащие крестьяне, спокойно пребывая в прежнем их звании, были послушны помещикам своим". – "Вообще надо полагать, что в глубине души Павел, воспитанный в гуманном духе европейского просветительства, так же, как, впрочем, Екатерина II и Александр I, никогда не сочувствовал крепостническим порядкам, понимая всю их пагубность для России <…>. – В этом отношении не может не привлечь нашего внимания целая серия правительственных актов, уже прямо удовлетворявших крестьянские интересы, причем они были изданы Павлом I в первые недели царствования с такой быстротой и последовательностью, что можно предположить, что их подготовка велась по заранее продуманному плану. Так, уже 10 ноября 1796 г. был отменен объявленный еще при Екатерине II и чрезвычайно обременительный рекрутский набор, 10 декабря отменена разорительная для них хлебная подать, 16 декабря с крестьян (и мещан) снята недоимка в подушном сборе, 27 декабря крестьянам предоставлено право апелляции на решения по их делам судов, а затем – и право подавать жалобы на помещиков, в том числе и на имя самого государя – то и другое было строго воспрещено екатерининским законодательством. 10 февраля 1797 г. издан указ о запрещении продавать дворовых и крепостных без земли, а 16 октября 1798 г. – о запрете продавать без земли малороссийских крестьян. Оба эти указа ясно давали понять, что, на взгляд Павла I, крестьяне могут быть прикреплены к земле, но не составляют личной собственности помещиков. <…> Позиция Павла I в крестьянском вопросе <…> окончательно проясняется, когда мы вспомним о едва ли не главном деянии Павла I в отношении крепостного крестьянства – о так называемом законе о трехдневной барщине. Собственно, это не закон о трехдневной барщине, а помеченный 5 апреля 1797 г. манифест, возвещающий милости Павла I народу, и на первое место поставлено в нем запрещение принуждать крестьян к работам в воскресные и праздничные (по церковному календарю) дни <…>. Далее же было указано на деление оставшихся шести дней недели поровну между работами крестьянина на себя и на владельца, то есть официально признавалось достаточным не более чем трехдневное использование помещиком крепостного труда<…>. – Манифест датирован 5 апреля 1797 г., днем коронации в Москве Павла I – и этим все сказано. Вне коронационных торжеств он не может быть правильно понят. Начались они <…> с того, что Павел I объявил себя главой Православной Церкви, затем состоялось само коронование <…>, после чего, исполняя свое давнее желание, Павел I самолично огласил Акт о престолонаследии <…>, потом были прочтены "Учреждение об императорской фамилии" и "Установление о российских орденах" и, наконец, объявлен Манифест о милостях народу, но ни о каких других милостях сословиям объявлено в нем не было <…>. – Поставив этот манифест в один ряд с основополагающими коронационными актами своего царствования, Павел I уже одним тем доказал, какое исключительное государственное значение он ему придавал" (Тартаковский. С. 219–222).
8 ноября
СОБОР СВЯТАГО АРХИСТРАТИГА МИХАИЛА И ПРОЧИХ НЕБЕСНЫХ СИЛ БЕСПЛОТНЫХ
Большая власть – то есть власть над большим народом – власть всегда, хотя бы слегка, сверхъестественная. Большой властитель – всегда, хоть немножко, маг и волшебник: на его превысшее знание и превосходящую силу возлагают подданные надежды о своем благоустроении и спасении от бед. Желательно, чтоб он был статью велик, лицом взрачен, голосом зычен – такой не подведет: спасет и устроит; наши первобытные привычки ищут в образе властителя черты пещерного вожака – с зарницами в очах и с оскалом в речах.
Сильная власть – это всегда власть немножко божественная. Наследственная власть – всегда сильная и божественная, ибо к сыновьям, внукам и правнукам первого властителя переходит особенная тайная сила, благодаря которой новый царь сумеет всех спасти: он не обязан давать отчет подданным в причинах своих прозрений и решений – ему неосязаемо дано знать то, чего не знают не посвященные в тайну царского рода.
Павел был правнук Петра Первого – основателя новой России. Накануне смерти Екатерины ему было во сне видение: незримая сила возносила его к небу – он просыпался в недоумении и, засыпая вновь, опять был тревожим странным сном (см. Ростопчин. С. 159). – Первый день царствования Павла – 7-е ноября – канун Михайлова дня: Собора святого архистратига Михаила и прочих небесных сил бесплотных.
Архангел Михаил – предводитель небесного воинства. Это Он, накануне Страшного Суда, вступает в последний бой с сатаной и низвергает проклятого змея в бездну. – "И бысть брань на небеси: Михаил и аггелы его брань сотвориша со змием, и <…> вложен бысть змий великий, змий древний, нарицаемый диавол и сатана <…> на землю" (Апокалипсис. Гл. XII; 7). Имя Архангела значит: тот, кто яко Бог. – "Светлое и мрачное чередуются в нем. В нем надежда и угроза. С ним опасно шутить, его нельзя безнаказанно увидеть. С другими святыми легче иметь дело. Его можно ждать в виде пожара с неба, урагана с гор, в виде водяного столба в море <…>. Он почти на границе добра и зла. Борясь за добро, он часто бывает яростен; иногда он бесцельно жесток. Он карает, убивает, сечет розгами, уносит смерчем, ударяет молнией" (Добиаш-Рождественская. С. 392).
Архангел Михаил – давний покровитель русских государей: первый каменный Архангельский собор в Московском Кремле был построен еще Иваном Калитой. Архангел Михаил – всем царям царь: "Моисею предстатель бысть Михаил архаггел <…> та же во благочестии в новей благодати первому християнскому царю, Константину, невидимо предстатель Михаил архаггел пред полком хожаше и вся враги его побежаше, и оттоле даже и доныне всем благочестивым царем пособствует" (Иван Грозный. С. 84).
О том, что восшествие Павла произошло в канун Михайлова дня, догадались, видимо, сразу – кто именно: проницательные подданные или сам Павел, – сейчас трудно определить. Очевидцы вспоминали об этом так: "Рассказывали, что часовой в Летнем дворце видел Михаила Архангела и даже имел с ним разговор" (Головина. С. 201). – "В самую глухую полночь является будто пред ним в темноте некакой сединами покрытый старец, вида важного и почтенного и <…> повелительным образом ему сказал, чтоб он неотменно сказал своему новому государю, чтоб он велел на самом том месте немедленно воздвигнуть храм <…>. Некоторые присовокупляли к сему, что будто старец сей к вышеписанным словам прибавил и следующие, отходя прочь: – Скажи же и примолвь и то, что я государя чрез тридцать лет опять увижу" (Болотов. С. 255). – "Часовой солдат <…> пошел к своему начальнику под тем предлогом, что имеет сообщить ему тайну. Он открыл ему, что <…> увидел свет в заброшенных залах дворца, что постучали в дверь, где он находился на карауле и назвали его по имени. Он имел мужество посмотреть тогда чрез дверные щели и увидал святого Михаила. Этот святой приказал ему пойти от его имени к императору и сказать ему, чтобы в этом месте построили церковь" (Массон. С. 114). – "Сперва не хотел никто тому верить, но как он <часовой> и сержанту, а потом и караульному офицеру самое то же под клятвою рассказывал, то сочли они за нужное донесть о странном приключении сем высшей команде и <…> довесть историю сию и до самого государя. Но сей, услышав о сем, будто сказал: – Да, это я уже знаю" (Болотов. С. 255–256). – "Солдат был вызван <…>. Император сказал, что св. Михаилу нужно повиноваться, что он сам уже получил внушение построить Ему церковь и имеет уже план ее" (Массон. С. 114). – "Вот что говорили в народе и какая носилась молва о сем случае, но <…> надобно иметь великую веру, чтоб не почесть все сие выдуманною басенкою, или, по крайней мере, политическою стратагемою" (Болотов. С. 256). "Как бы то ни было, <…> Летний дворец решено было сломать" и "начали строить новую церковь и новый дворец" (Головина. С. 201; Массон. С. 114).
Дворец Михаила Архангела – Михайловский замок – алтарь империи – строили на протяжении всего царствования Павла с быстротой, невиданной от времен Петра I. Денег не жалели. Было потрачено шесть с лишком миллионов (Шуйский. С. 810) – сумма, приличная для проведения небольшой победоносной войны.
Царь переехал во дворец за месяц до смерти.
ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ ПЕРВЫЙ ПОВЕЛЕВАЕТ ПЕРЕЗАХОРОНИТЬ ОСТАНКИ НЕВИННО УБИЕННОГО ИМПЕРАТОРА ПЕТРА ТРЕТЬЕГО
"Объявите княгине Дашковой, чтоб она, напамятовав происшествия, случившиеся в 1762 году, выехала из Москвы в дальние свои деревни <…>. Извольте смотреть, чтоб ехала немедленно <…>. Пребываем вам благосклонный – Павел" (Приказ московскому военному губернатору М. М. Измайлову 1 декабря 1797 // Шильдер. С. 312).
"Происшествия, случившиеся в 1762 году", Павел отчасти видел собственными глазами. Ему шел тогда восьмой год. Утром 28-го июня распорядитель его воспитанием Никита Иванович Панин поднял его с постели и полусонного, в шлафроке и ночном колпаке, привез в Зимний дворец под большой гвардейской охраной (см. Шумахер. С. 281). Он видел на лугу возле дворца громкошумные толпы гвардейцев: они ликовали о вступлении на престол его матери. Рядом с Екатериной безотлучно находилась княгиня Дашкова – ей было восемнадцать лет.
Вряд ли Павел сопрягал тогда восшествие матери с происшедшей через неделю после 28-го июня смертью отца – Петра Третьего. Сопрягать он научился потом. Отца он не знал – то есть он, разумеется, видел его в малолетстве, и Петр Третий его тоже видел, но видели они друг друга так редко (см. Дашкова. С. 53), что вряд ли память Павла содержала хоть единую живую черту родителя. Петр Третий сохранялся не в памяти, а в идее сына: отец был мифом его воображения, медиатором возмездия царствованию матери, символом восстановления попранной справедливости. – Говорят, что уже в первый день, 7-го ноября, Павел отдал приказ об оказании императорских почестей праху родителя (Шильдер. Изд. 1996. С. 288–289).
Петр Третий во время своего кратковременного царствования не успел короноваться, от престола отрекся, акт отречения был напечатан в указных книгах вместе с манифестом о восшествии Екатерины и, следовательно, умер он уже не императором, зачем и был погребен не в Петропавловском соборе – императорской усыпальнице, – а в Благовещенской церкви Александро-Невского монастыря, разумеется, без большого церемониала.
8-го ноября, в Михайлов день, гроб с прахом Петра был вынут из-под земли и поставлен в Благовещенской церкви для оказания ему царских почестей: предстояло перенести его в Зимний дворец, поставить рядом с гробом Екатерины, чтобы затем одновременно упокоить их вместе в Петропавловской усыпальнице. – Гроб Петра Третьего был вскрыт – "ни образа, ни подобия: уцелели только шляпа, перчатки, ботфорты" (Лубяновский. С. 98); 25-го ноября Павел своеручно короновал их: "Император вошел в царские врата, взял с престола приготовленную корону, возложил на себя и потом, подойдя к останкам родителя своего, снял с главы своей корону и при возглашении вечной памяти положил ее на гроб в Бозе почившего императора" (Шильдер. Изд. 1996. С. 290).
"Предстояла печально-торжественная церемония перенесения тела императора Петра III из Невского монастыря в Зимний дворец. Заранее сам государь изволил делать рекогносцировку от Зимнего дворца до Лавры. <…> Дня за два до этой церемонии была другая процессия <…>: перевозили из дворца в Невский к гробу Петра III государственные регалии. Процессия началась в 7 часов вечера, в декабре <1-го числа>, при 20 градусах стужи, в темноте от густого тумана. Более тридцати карет, обитых черным сукном, цугами в шесть лошадей, тихо тянулись одна за другою; лошади с головы до земли были в черном же сукне; у каждой шел придворный лакей с факелом в руке, в черной епанче с длинными воротниками и в шляпе с широкими полями, обложенной крепом; в таком же наряде, с факелами же в руках, лакеи шли с обеих сторон у каждой кареты; кучера сидели в шляпах как под наметами. В каждой карете кавалеры в глубоком трауре держали регалии. Мрак ночи, могильная чернота на людях, на животных и на колесницах, глубокая тишь в многолюдной толпе, зловещий свет от гробовых факелов, бледные от того лица, все вместе составляло печальнейшее позорище. – Торжественное перенесение гроба <2-го декабря> со всеми императорскими почестями, несмотря на сильную стужу, совершилось благополучно. Войска стояли от монастырских ворот до Зимнего дворца; государь и великие князья пешком следовали за колесницею" (Лубяновский. С. 95–98). – "На целых полторы версты процессия была растянута. Словом, самый императорский вынос" (Боратынский – отцу 4 декабря 1796. Л. 181-об.).
"Для оказания почестей праху Петра III выбрали именно тех людей, которые подготовили его смерть" (Головкин. С. 136). – "Тот, кому назначено было нести корону императорскую (гр. А. Г. Орлов), зашел в темный угол и взрыд плакал" (Лубяновский. С. 98).
"Гроб Петра III стоял несколько дней в Зимнем дворце рядом с гробом Екатерины" (Лубяновский. С. 98). "5-го декабря оба гроба одновременно перевезены были в Петропавловский собор. <…> С 5-го по 18-е декабря народ всякого звания допускаем был на поклонение в крепость беспрепятственно. Наконец 18-го декабря останки Петра III и Екатерины II были преданы земле, после панихиды, в присутствии их величеств и всей императорской фамилии" (Шильдер. Изд. 1996. С. 291–292).
Из всех указных книг было повелено вырезать листы, на которых напечатан манифест о восшествии Екатерины (Указ 29 января 1797 // ПСЗ. № 17759). После того как вырезанные листы были доставлены из всех губернских присутственных мест (на доставку ушло два с половиной года), их сожгли в Тайной экспедиции (Шильдер. Изд. 1996. С. 301). Два экземпляра оставили для справок.
Реформа государственной безопасности
ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ ПЕРВЫЙ ЗАПРЕЩАЕТ ЧАСТНЫЕ ТИПОГРАФИИ, УЧРЕЖДАЕТ ЦЕНЗУРУ И ПРИКАЗЫВАЕТ ДОКЛАДЫВАТЬ О ПРОИСШЕСТВИЯХ
В подтверждение указа покойной императрицы Екатерины и "в прекращение разного рода неудобств, которые встречаются от свободного и неограниченного печатания книг" – повелено закрыть все частные типографии и учредить в Петербурге и Москве духовную и светскую цензуры, а в Риге, Радзивиллове и Одессе – цензуру для иностранных книг, ввозимых из-за границы (ПСЗ. № 17811).
Главным военным губернатором Петербурга император назначил наследника Александра Павловича, комендантом – Аракчеева ("каждое утро в семь часов и каждый вечер – в восемь великий князь подавал императору рапорт" – Саблуков. С. 33); "вторым военным губернатором в С.-Петербурге – генерала от инфантерии Николая Петровича Архарова, а обер-полицеймейстером был генерал-маиор Чулков, которые, по приказанию его величества, доносили ежедневно не только о малейших происшествиях в городе, но даже о частных разговорах, которые доходили до них чрез полицейских шпионов, собиравших таковые сведения чрез домашних у господ служителей, в трактирах и кабаках от солдат и от всякого звания людей" (Волконский. С. 182–183). – "На дворе у нас нанимал квартиру квартальный комиссар (так назывались тогда помощники надзирателей) 14-го класса Сатаров, сын бывшего сторожа в Экспедиции о расходах. Он был тираном и страшилищем всего дома: его слушались со страхом и трепетом; от него убегали, как от самого Павла. Донос такого мерзавца, самый несправедливый и нелепый, мог иметь гибельные последствия" (Греч. С. 163–164).