Дэвид не хотел рисковать, заводя разговоры с Мэри, он не хотел её пробуждать и включаться в её бытие – Тотал мог подействовать непредсказуемо. Дэвид целовал и ласкал спящую красавицу, и она улыбалась ему во сне.
В распоряжении Дэвида было не более трёх часов, в течение которых действовала доза.
Дэвид взял спрей эректора и покрыл влажной пылью свой восхищённый хуй. Первый раз он был ещё молодым, а на второй раз старость давала себя знать. Но и здесь спасала наука.
– Проснись, моя красавица, – сказал он Мэри. Она открыла глаза и потянулась к Дэвиду руками, как маленькая девочка со сна.
Он погрузился в неё как в чашу жизни, и Мэри жаждала поскорей стать полной чашей. Но Дэвид решил не изливаться, а вытащил хуй из сжимавших его стенок и губ.
– Иди покакай, – сказал ей Дэвид, и Мэри, не колеблясь, пошла за ним в туалет. Она подошла к необыкновенно выглядящему унитазу, на который Дэвид её усадил. Мэри напряглась, кровь прилила к её лицу, чуждому стыда, и указатель на унитазе засвидетельствовал успех. Дэвид сам вытер её дырочку и отвёл в кровать. Там Дэвид взял Мэри ласково в свои объятия, и хуй его вернулся в должное место, женщина сжала его, и глаза её сомкнулись. Дэвид посадил Мэри на свой кол, и она застонала от сладкой пытки, склонившись над Дэвидом в прострации блаженства. Она ёрзала "на колу", пытая себя одним оргазмом за другим.
Вскоре измождённые Дэвид и Мэри дремали в объятиях друг друга.
– Пора идти, – сказал Дэвид, взглянув на часы. – Оденься.
Мэри молча, но с грустью в глазах прикрыла свои торчащие соски узкой полоской лифчика и, прежде чем надеть трусики, собрала в ладошку вытекшее семя Дэвида и, поднеся ко рту, жадно вылизала его с ладони.
Дэвид пошёл в гараж, и Мэри следовала за ним, игриво спрашивая и отвечая:
– Дед, ты меня любишь? Я тебя – да. А ты?
– Я тебя очень люблю, как никого никогда в жизни, – с чувством сказал Дэвид, в то же время осознавая, что перед ним открылась неисчерпаемая вселенная подобных Любовей. Прежде чем сесть в машину, Дэвид снял с руки Мэри наклейку, на что она не обратила никакого внимания, продолжая смотреть на Дэвида то ли влюблёнными, то ли покорными глазами.
Он приказал ей снова лечь на заднее сиденье и спать. Дэвид привёз девушку на то же место, откуда её вывез, и, пробудив, приказал выйти из машины. Три часа истекало через восемь минут.
– Иди не оборачиваясь туда, куда ты шла, – скомандовал Дэвид и, без сожаления глядя вслед красавице, отъехал в сторону, чтобы она его не увидела, если всё-таки оглянется. Девушка шла, не оглядываясь, по дорожке вдоль пляжа. Сквозь рыжие волосы девушки сияло солнце, их развевал ветер, и Дэвиду казалось, что её голова – в огне.
Дэвид вышел из машины и пошёл за Мэри, стараясь не потерять её из виду. Она шла чуть замедленной походкой, типичной при получении Тотала, но вот девушка как бы стряхнула с себя наваждение и пошла уверенным быстрым шагом. Мэри свернула к берегу океана, пробираясь в лабиринте лежащих на песке тел. Дэвид стоял, опершись на перила, отделявшие дорожку от пляжного песка, и видел, как группка девушек и юношей взвыла, увидев Мэри. До него донеслось женское иронически-ревнивое:
– Наша Патти опаздывает не долее, чем на три часа.
– Главное, что пришла, – примирительно произнёс юноша, обнимая за плечи девушку, – а то мы уже стали волноваться и твой мобильник не отвечал.
Дэвид вспомнил, что он слышал из спальни звонок мобильника, который лежал у Мэри в сумке, оставленной в машине. И Дэвид порадовался, что у него ещё хороший слух, не требующий вмешательства науки.
* * *
Открытие Дэвида, которое запретили к употреблению, состояло в созданном им веществе Тотал, влиявшем на человека так, что все сдерживающие центры в мозгу, возведённые культурой, отключались и человек полностью сдавался своим желаниям, которые сводились в основном к сексуальным. Причём воля человека, принявшего Тотал, сразу подпадала под власть первого оказавшегося рядом человека, произносившего команду: "Ко мне!" Этот человек воспринимался как повелитель, вожак стаи, и влияние его было абсолютным, пока действовал Тотал. Это вещество Дэвид наносил на пластиковую прозрачную наклейку, и её можно было приклеить на любой участок обнажённого тела. Через пять секунд Тотал начинал своё действие, и человек впадал в полное и радостное подчинение тому, кто отдавал ему приказы. Разработанная доза действовала в течение трёх часов, после чего человек полностью забывал о том, в чём и кому он повиновался, и не помнил, что произошло за эти три часа.
С помощью Тотала работникам американских секретных служб удалось выведать множество тайн у дипломатов, бизнесменов, преступников и террористов. Дэвид давно понял, какие бескрайние возможности по удовлетворению своих сексуальных нужд может предоставить ему его открытие.
Тотал позволил довести до совершенства возможности архаичного гипноза. Общеизвестно, что гипнозу поддаются далеко не все, и человек погружается в состояние гипноза, только если он этого хочет. Но даже в состоянии глубокого гипноза никогда не удаётся внушить человеку производить действия, которые могут нанести ему вред. Загипнотизированный откажется совершить самоубийство или убийство. Тотал же отключал абсолютно все сдерживающие центры, даже и те, что связаны с самосохранением.
Окончательную формулу, определившую состав Тотала, Дэвид вывел за год до своего ухода на пенсию, и об этом никто не знал. Все были уверены, что работа была остановлена на полпути, хотя она уже и дала некоторые результаты по выведыванию секретов. Примечательно, что принцип получения главной формулы был основан на идее, которая пришла Дэвиду ещё в ранней молодости, когда он учился в университете. Критерием правильности формулы оказывалась её математическая красота, которая в то же время отражала пусть ещё не ведомую, но реальность. Красоту Дэвид создавал с помощью своего не подлежащего определению чутья. Однако критерием того, что красота эта отражала реальность, являлось следующее соображение.
Для современников Эйнштейна его формула Е = тс была взята как бы с потолка, ибо она включала в себя сочетание, как казалось, несопоставимых параметров. Но размерность формулы выходила правильной: слева и справа стояли единицы энергии. Дэвид сделал вывод: если любая произвольная комбинация переменных и постоянных величин составляет уравнение, где соблюдается размерность, значит, эта "бессмысленная" формула описывает некий закон природы, который может быть неизвестен сегодня, но который обязательно будет когда-то опознан. Таким образом, открывался путь "обратных" исследований, который состоял не из попыток описать некое явление с помощью формул, а из поиска и подбора явлений, которые описывались бы созданными красивыми формулами.
Дэвид мог изготовлять Тотал в малых, но достаточных для него количествах у себя в доме, используя портативную лабораторию, а потом начать тайные эксперименты. Но делать этого он не хотел, пока полностью не прервал все контакты с институтом и не переехал в другой город. Он опасался, что если его эксперимент каким-то образом выйдет из-под контроля и это станет известным в местной прессе, то его коллеги сразу определят причину такого происшествия, а это неминуемо приведёт расследование к Дэвиду.
Характерно, что исходным продуктом для изготовления Тотала был человеческий кал. Из него выделялся компонент, который, будучи обработан комбинацией широко известных химикалий, образовывал прозрачную желеобразную массу (к счастью, без запаха), которую и назвали Тотал. Это желе Дэвид наносил на прозрачную пластиковую наклейку, работая в защитном костюме, чтобы избежать попадания Тотала на собственную кожу. Разумеется, что, зная наизусть компоненты и их пропорции, Дэвид мог изготовить любое нужное ему количество Тотала.
Оптимальная доза, которая работала три часа, не оставляла никаких пагубных последствий. Тем не менее в поведении человека даже после окончания действия Тотала оставалась заметная непринуждённость в проявлении эмоций, но вполне ещё социально приемлемая. Особенно это было заметно на ханжах, пуристах и прочих задавленных моралью людях. Патологическая стеснительность и преследующее чувство вины бесследно проходили. Однако если доза увеличивалась или давалась более одного раза, то возникало необратимое изменение личности, и человек становился постоянно зависимым от своего повелителя, а обретённая свобода изъявления желаний могла вызывать недоразумения или неприятности.
Если для первой порции самодельного Тотала Дэвид использовал свой кал, то для последующих доз он использовал кал своих возлюбленных.
Он испытывал торжество, приказывая женщине испражняться в его присутствии, что они послушно делали без тени смущения, а со страстным взглядом, обращённым на Дэвида, их властелина.
Вернув очередную любовницу на исходное место, Дэвид сразу возвращался домой и принимался за изготовление новой порции Тотала (для максимальной эффективности Тотала кал должен был быть свежим), и это давало особое удовольствие Дэвиду – иметь дело с дерьмом красавицы, которая таким образом способствовала ему в получении следующей красавицы.
После триумфального первого эксперимента Дэвиду уже не составляло никакого труда раз за разом приближаться к идущей женщине и, будто бы случайно столкнувшись с ней в гуще тел, незаметно приклеивать прозрачную наклейку к обнажённой части её тела. Дэвид чаще всего выбирал спину, где женщина не могла увидеть наклейки или заднюю сторону предплечья, ближе к локтю. Затем следовали критические пять секунд, которые требовались, чтобы Тотал заработал. Первым симптомом его включения было затуманивание взора, а затем замедление движений женщины и озирание в поисках хозяина. В этот момент Дэвид произносил команду: "Ко мне!" У женщины образовывалась фиксация на его голос, облик и запах, и она становилась его рабой, причём из тех, что не устраивают восстаний. Дэвид становился для женщины воплощением желанной власти. Она не видела в нём старика, она взирала на своего повелителя, и на него выплёскивалось высвобожденное сексуальное желание женщины, лишённой всякого стыда или каких-либо моральных ограничений.
Несмотря на бесплатность женщин, всё-таки требовались некоторые заботы и расходы, из которых самым большим являлись домашние наборы по тестированию на СПИД и венерические заболевания. Сначала Дэвид удовлетворялся внешним осмотром женщины и задаванием вопросов, на которые они давали абсолютно честные ответы, принимая во внимание противоестественное состояние, в котором те пребывали. Дэвид спрашивал, имеются ли у них выделения, болели ли они какой-либо венерической болезнью, когда они последний раз совокуплялись и с кем. Но однажды эти вопросы не помогли, и через два дня он почувствовал жжение при мочеиспускании. К счастью, это произошло в то время, когда Джой уезжала навестить семью сына и её он не заразил, но зато успел заразить другую "тоталовую" женщину. Дэвид вылечился за день, но совесть мучила его, когда он думал о той заражённой им, которая, в свою очередь, заражает своих партнёров и какой скандал может из этого вырасти и повлиять на их жизнь. С тех пор Дэвид дал себе зарок делать анализ всем женщинам, прежде чем погружать в них свой член – использовать презервативы он не желал, так как с ними вся суть соития с женщиной, которая состоит не только в трении, но и в обмене выделениями и жидкостями, становилась для него бессмысленной. Поэтому, если несмотря на заверения женщин, тест показывал какую-либо болезнь, то он находил успокоение у женщины во рту или в её заду, а они, как правило, не затрагивались инфекцией, которая поселялась во влагалище. К сожалению, тест занимал полчаса, что отнимало драгоценное время от трёхчасового периода свободной любви.
Дэвид решил, что будет по справедливости изымать половину стоимости анализа у женщины, поскольку наслаждение, которое она получала от него, стоило того. Если у женщины оказывались при себе наличные, они беспрекословно выдавали соответствующую сумму по приказу Дэвида.
Все женщины, согласно своим высвобождённым инстинктам, жадно высасывали семя Дэвида до последней капли. Он подумал, что было бы также справедливо, чтобы женщина платила мужчине за сперму, которая, во-первых, оплодотворяет её, во-вторых, даёт необходимые гормоны и химикалии её организму, а в-третьих, предоставляет наслаждение от её ощущения во рту, от глотания и пребывания в теле. Так женщины должны бы платить за каждый мужской оргазм. По количеству извергнутой спермы.
Дэвид заботился и о том, чтобы его женщины не беременели от него. Если они не были на противозачаточных средствах, Дэвид использовал для семяизвержения их зад и рот.
Прекрасно осознавая свою власть, Дэвид мог бы легко поддаться соблазну ею злоупотребить: брать несовершеннолетних девочек, охотиться на кинозвёзд и знаменитых моделей или двинуться в гомосексуальном направлении. Он мог брать женщин и мужчин парами, устраивать оргии. Дэвид мог также выйти за пределы секса и заняться ограблениями, осуществляя их чужими руками. Возможности обогащения и секса были неограниченные. Попади эта власть в руки Дэвида во времена его юности, он бы не стал пренебрегать ни одной возможностью, что неминуемо привело бы его к разоблачению и краху. Старость же дала ему пресловутую мудрость.
Дэвид любил считать себя философом, то есть буквально человеком, любящим мудрствовать, и в связи с его неограниченной властью ему предоставилась возможность поразмышлять о феномене свободы, над чем он не раз задумывался в течение жизни.
Дэвид пришёл к популярному выводу, что больше всего мы боимся своих: тайных желаний, предчувствуя, что их никогда не удастся исполнить. Признаться в своих желаниях – это первый шаг к свободе, а сама свобода, что бы ни говорили философы разных мастей, это не что иное, как способность выполнить любое своё желание, тогда же как счастье – это когда желания не иссякают от их удовлетворения. Вопрос в том, размышлял Дэвид, каким образом воспользоваться этой свободой. Например, есть возможность беспрепятственно убить соперника с полной уверенностью, что убийство не будет раскрыто. Воспользуешься ли ты этой свободой? У Дэвида имелась свобода вызвать к себе похоть у любой женщины, но он пользовался этой свободой лишь частично.
По сути дела, неудовлетворённое желание – это точка А, а удовлетворённое – точка Б. Здоровый инстинкт хочет провести прямую, двигаясь по кратчайшему пути к удовлетворению. Видишь женщину – берёшь.
Культура же – это умышленное усложнение, возведение препятствий для удовлетворения желания, поход в Крым через Нарым, чесание левой рукой правого уха, зигзаги, уход в сторону, и потому точки Л и Б соединяются (если соединяются) не прямой, а сложной кривой, и чем она длиннее, тем более "цивилизованно" общество. Пример тому – необходимость разнообразного расшаркивания перед женщиной, чтобы она располовинила свой русалочий хвост сжатых ног для мужчины, который жаждет излить в неё свою душу.
Дэвид каждый день воздавал хвалу Всевышнему, что ему позволено срезать все углы и кривые и всегда находиться на финишной прямой.
Он полагал, что процесс удовлетворения желания есть манифестация свободы. Но свобода без чувства самосохранения – это самоубийство. Поэтому для выживания в свободе необходима мера. Она удерживает тебя от выполнения всех своих: желаний и позволяет выполнять только некоторые, не наносящие вреда жизни, своей собственной и чужой. Поэтому свобода может длиться только вместе с мерой, иначе она уничтожает сама себя, убивая её носителя.
Дэвид твёрдо решил для себя (чем весьма тешил свою гордыню), что зарываться, терять контроль он себе не позволит. Хотя это решение также было связано с осознанием чисто технических сложностей, ограничивающих его свободу. Например, сложность приближения к кинозвёздам, окружённым телохранителями и стенами особняков. Ещё существовала опасность при наклейке Тотала оказаться заснятым на следящую камеру, которые были установлены на улицах и в общественных местах, и тем вызвать подозрения у охранителей общественного порядка. Не будь этих технических ограничений, неизвестно, как бы удерживало Дэвида его "чувство мер", и у него хватало ума посмеиваться над своими философскими выводами, зная, что поистине ничем не ограниченная власть могла бы заставить его поступиться своими благородными намерениями.
Приходилось осторожничать – Дэвид старательно выбирал своих партнёрш, прежде чем к ним приближаться, убеждаясь, что они действительно одни, и свою кисть в момент наклеивания Тотала он скрывал под специально сшитой рубашкой из обильной лёгкой ткани.
Три часа исчезновения женщины не были достаточно долгим сроком отсутствия, чтобы вызывать панику среди её родственников и друзей. Кроме того, совесть Дэвида была абсолютно чиста – он знал, что не наносит женщине никакого вреда, а лишь даёт ей огромное наслаждение. И хотя она не запомнит, что с ней произошло, но она всегда будет носить в себе чувство приобщённости к великой свободе, что будет благотворно влиять на всю её последующую половую жизнь.
Одно лишь вызывало сожаление у Дэвида – с некоторыми женщинами ему хотелось встретиться более одного раза. Некоторых хотелось бы держать при себе как постоянных любовниц. Но он знал, что давать вторую дозу Тотала чрезвычайно опасно, и потому это было впервые в жизни, когда он сетовал на необходимость разнообразия женщин. К счастью, у него была Джой, которая удовлетворяла ту часть его души, которая нуждалась в регулярности и стабильности отношений.
Однажды Дэвид сидел в кафе у моря. Перед ним билась морская вода, которая, подначиваемая ветром, часто становилась угрожающей из-за своего громадного количества. Все столики были заняты людьми, а чуть поодаль стояли кресла, в которых люди, развалясь, мечтательно смотрели вдаль, или читали, или тихо переговаривались. На одном из кресел сидела девушка лет шестнадцати, она попивала лимонад и почитывала книжку. Её созревшее тело, не оставляющее сомнений в своём предназначении, грациозно заполняло пространство кресла. Девушка перекладывала ногу на ногу, и между ног мелькали крохотные кусочки материи шортов. Полные груди, не терпящие лифчика, еле мирились с тонкой тканью маечки, и соски подсматривали сквозь полупрозрачную ткань на рты мужчин, чтобы потом отдаться ртам младенца. Рядом с ней было свободное кресло, Дэвид сел в него и краем глаза ощупывал её. Он знал, что сделает ошибку, если попытается с ней сблизиться на людях. Он не мог уходить с незнакомой юной девушкой на глазах у всех вокруг. Потому-то он и взял себе за правило брать женщин только в толпе и рядом с припаркованной машиной, чтобы путь вдвоём был минимален и их никто не заметил.