Оглушающий лай овчарок, стремительная пробежка между двух шеренг, ускорительные тычки конвойных, поверхностный шмон перед грузовиком - и вновь дорога. В одном из горных поселков двадцать человек высадили. В кузове осталось пятеро: я, Витя, Язва, Алкан и Акула.
Лагерь, в который мы прибыли на этот раз, располагался в живописнейшем месте. Со всех сторон обступившие его заснеженные горы создавали иллюзию глубокого колодца. Дном ему служила небольшая долина. Домики примостившегося рядом с лагерем поселка безмятежно дымили трубами. Дым из них столбиками поднимался прямо вверх к тучам, которые покоились своими темными и мягкими округлостями на вершинах гор. Никакого шевеления воздуха. Мир и покой царили в этом, казалось, полностью оторванном от остальной Вселенной месте. Правда, экзотическое название поселка - Вакханка - и вызывало некую ассоциацию с разгульной вакханалией, безудержным весельем и полухмельным образом бога вина и виноделия, но сам поселок, в сущности, являл собой полную противоположность.
Массу положительных эмоций подарила нам роскошная баня, довольно сносный ужин и, самое главное, полнейшее отсутствие на зоне воров в законе. Эту несколько эгоистичную радость мы испытывали потому, что устали вариться в собственном соку. Потому что тюремная элита без соответствующего окружения перестает быть таковой. Как помещику необходимы дворовые люди, генералу - солдаты, художнику - зрители, музыканту - слушатели, так и уголовный мир не может продолжительное время существовать без определенного естественного баланса в своей среде, который в последнее время был грубо нарушен. Наконец-то мы попали в нормальную зону, где сможем не только реализовывать свои обязанности, но и пользоваться определенными привилегиями, определяемыми тюремной этикой. Мужики, окружив нас со всех сторон, наперебой интересовались всем, чем могут интересоваться люди, отгороженные от внешнего мира не только с помощью правосудия, но и самой природой.
Нас же в свою очередь интересовали чисто меркантильные вопросы. В частности, какое здесь производство, кормежка, бытовые условия? Кто побывал здесь из воров? Что из себя представляет начальство? И прочее. Особенно словоохотливым оказался мужичок по имени Валера. Он тут же рассказал, что производств здесь два: касситеритовый рудник, который находится на вершине горы, и обогатительная фабрика у подножия.
На руднике добывали касситеритовую руду, которую грузили на вагонетки и по канатно-рельсовой дороге спускали вниз на фабрику. Здесь эту руду дробили, промывали и отделяли породу от искомого компонента. Затем после просушки полученный порошок упаковывали в кожаные мешки и куда-то увозили. Что такое касситерит, никто из зеков не знал. В зоне была хорошая библиотека, клуб, медпункт. Правда, глядя на обитателей нашего нового пристанища, нельзя было сказать, что их организмы насыщены отменным здоровьем. Скорее всего наоборот. Странные замедленные движения, постоянное почесывание, неуверенная походка. По существующей традиции тем, у кого подходит конец срока, начальство разрешает начинать отращивать волосы. Нелицеприятную картину представляли собой эти люди. Отросшие волосы вываливались у них клочьями, как шерсть, оставляя куски совершенно голого черепа.
Я, Витя и Язва разместились в одном из четырех бараков зоны. С нами вместе поселились Алкан и Акула. Мы решили жить одной "семьей". Воров в законе до нас на зоне не было. Всего в бараке проживало около пятидесяти человек. Многие, сгруппировавшись "семьями", отгородили от остальных свои койки простынями, устроив себе обособленное жилье. Эти импровизированные ширмы разгораживали барак на множество секций. Мужики снабдили нас всем необходимым для комфортного обустройства, притащив разрисованные зонными умельцами простыни, веревки, необходимые крючки.
Когда все это было развешено, мы оказались в окружении красочных ландшафтов. На одном полотне был изображен пляж с загорающими на песке под ярким южным солнцем колоритными, с рубенсовскими пышными формами, молодыми женщинами. На другом - великолепный горный пейзаж с выделяющейся заснеженной двугорбой вершиной, напоминающей Эльбрус. Третье полотно представляло собой натюрморт, изображающий расставленные на старинном, с гнутыми фигурными ножками, столе хрустальные вазы, наполненные различными экзотическими фруктами. Надо признаться, что мастерство, с которым были выполнены презентованные нам произведения искусства, весьма незначительно отличались от полотен знаменитых мастеров живописи, с которыми мне пришлось познакомиться в детстве, посещая вместе с отцом Третьяковскую галерею.
Гостеприимные соседи сдвинули поплотнее свои кровати, чем существенно увеличили площадь нашего жизненного пространства. Установив туда пару дополнительных тумбочек и повесив на окно красивые занавески, они завершили благоустройство нашего нового, уютного и комфортабельного жилища. После этого на тумбочках появилась бутылка спирта, сыр, колбаса, рыба и другая дефицитная закуска. Надо заметить, что первоначально появление горячительного напитка вызвало у нас негативную реакцию. Еще свежи были воспоминания о недавнем бредовом загуле, диком побоище и бессмысленной гибели наших товарищей. Но искушение было слишком велико. На протяжении долгих лет неволи далеко не каждый день возникает возможность расслабиться подобным образом, и после недолгих колебаний мы сдались.
Усевшись на кроватях в обществе четырех наиболее общительных мужиков, с аппетитом принялись за трапезу. После принятия очередной дозы Валера сбегал в клуб и притащил оттуда гитару. Я всегда с завистью смотрел на людей, владеющих этим очаровательным инструментом. В детстве родители предпринимали попытки учить меня игре на скрипке. Отец великолепно владел этим инструментом, виртуозно исполняя произведения Паганини, Брамса, Баха. В его руках скрипка творила чудеса. Но как только она попадала в мои руки, струны начинали издавать отвратительный, раздражающий барабанные перепонки, скрип. Слушать это было невозможно, тем более воспроизводить. Само слово "скрип" ассоциировалось у меня со словом скрипка. Видя мое отвращение к занятиям, отец принял решение прекратить эту пытку.
Пробежав пальцами по ладам, Валера запел приятным, с легкой хрипотцой баритоном. Он пел одну за другой лагерные песни. Простенькие, но идущие от сердца слова, такие же нехитрые, похожие одна на другую мелодии и сочный аккомпанемент уносили мысли в ту далекую, призрачную и прекрасную жизнь, в которой нет места тюремным решеткам, колючей проволоке, нарам и прочей мерзости, окружающей нас со всех сторон. В жизнь, где превалируют любовь и нежность, щедрость и доброта, чуткость и понимание. В жизнь, которой никто из нас, по всей вероятности, больше уже никогда не увидит. И мои друзья начинали отворачиваться, тереть носы, демонстративно кашлять, чтобы никто не смог увидеть на глазах у этих крепких духом мужественных людей невольно наворачивающиеся слезы…
На следующее утро совместно с нарядчиком решался вопрос о работе. Работать по идейным соображением наша пятерка не могла. Но выходить на работу из-за жесткой позиции администрации лагеря было необходимо. Нарядчик пытался распределить нас по бригадам таким образом, чтобы создавалась видимость работы, а также ежедневное выполнение нормы выработки на сто процентов. Для этого каждый работающий бригадник должен был немного перевыполнять норму, чтобы излишки можно было вписывать нам. Так как на фабрике вся работа проходила под бдительным надзором администрации, решено было имитировать работу на руднике. Рудник находился на вершине высоченной горы.
- Сека, как думаешь, сумеем взобраться на этот "Памир"? - задрав голову вверх, поинтересовался Язва.
- Только, если вставить в задницу пропеллер! - с сомнением ответил я.
- Не волнуйтесь, ребята, - подошел сзади Валера. - Немного терпения, и отправим вас с полным комфортом! Сейчас подойдет бригадир, и все будет в порядке. А нам не привыкать карабкаться наверх. Почти час уходит. Зато вниз - одно удовольствие! На жопе катишься по снегу, как в "роллс ройсе". Со всеми удобствами! Такой кайф! Посидите здесь. Скоро пришлем за вами транспорт.
Голая, без всякой растительности, заснеженная скала почти отвесно вздымалась к облакам. У самой ее вершины виднелось овальное отверстие в виде пещеры. Это и было начало штольни рудника. Оттуда до подножия горы были проложены двухпутные рельсы, над которыми протянулся металлический толстый трос, прикрепленный своими обоими концами к железным вагонеткам. Причем одна груженая породой вагонетка находилась наверху на выходе из штольни, а другая, пустая, - внизу, около обогатительной фабрики.
Доставка руды на фабрику производилась самым примитивным способом. Из под колес стоящей под уклон груженой вагонетки убирались упоры. Вагонетка начинала движение вниз, увлекая за собой перекинутый через массивный ролик трос. Пустая вагонетка, стоящая у фабрики и прикрепленная к противоположному концу троса, под воздействием груженой начинала двигаться вверх. Ускорение движения происходило моментально. Уже через несколько секунд ролик начинал бешено вращаться, а вагонетки со свистом летели навстречу друг другу. Пустая вагонетка влетала в штольню, где натыкалась на специальные упоры, тормозившие ее движение. В конечном итоге она ударялась о толстую шпалу, которая играла роль буфера и гарантировала полную остановку. В этот же момент груженая вагонетка останавливалась перед бункером обогатительной фабрики, от толчка ее подвижный кузов переворачивался и содержимое ссыпалось в бункер. Далее транспортер доставлял руду в дробильный цех, где во время работы стоял такой грохот, что люди могли переговариваться между собой только с помощью жестов. Прибывшую наверх пустую вагонетку отцепляли и отправляли вглубь штольни к забоям. Вместо нее прикрепляли к тросу следующую груженую, и процедура повторялась.
Облепившие скалу фигурки поднимающихся людей были похожи на тараканов, ползущих по стене. Размеры их становились все меньше и меньше. Наконец последний из них исчез в черном проеме штольни. Через минуту оттуда показалась костлявая фигура бригадира, который махал нам красной тряпкой.
- Бугор маяк подает, - заметил Витя.
- Лезем, братва, в вагон! - с азартом воскликнул Алкан. - Сейчас кататься будем! Во аттракцион!
- Смотри, как бы башку ветром не свернуло! - парировал Акула.
Несмотря на вчерашний загул, настроение у всех было бодрое. Забравшись в порожнюю вагонетку, мы принялись ждать отправления.
- Поехали! - заблестел глазами от удовольствия Алкан.
Вагонетка тронулась и в ту же секунду с бешеной силой начала набирать скорость. Навалившаяся тяжесть сковала тело и придавила к заднему борту. Ветер пронзительно засвистел и внезапно пропал. Уши заложило до полной глухоты. Такого ощущения я в своей жизни еще не испытывал. Ошарашенные и оглушенные, мы влетели в зловещую, черную пасть пещеры. При торможении мы вновь легли друг на друга, на этот раз пытаясь выдавить передний борт. Напоследок мощный удар вагонетки о деревянный бруствер завершил наш, приближенный к космическому, полет.
- Лихо! - оторопело просипел Алкан. - Интересно, руки-ноги целы?
Остальные, разинув рты как рыбы, выброшенные на берег, судорожно вбирая в себя воздух, пытались отдышаться.
- Я забыл вам сказать, - виновато потупился подошедший Валера. - Надо было в момент торможения выпрыгивать из вагонки. До удара об упор. Мы-то наловчились. А так разбиться можно! Ведь с какой скоростью груженая летит вниз, с такой же порожняя вверх, - объяснял он азбучные истины.
- Не, братцы, я больше не ездок, - еле выговорил Витя. - Да и прогуляться пешочком на гору - одно удовольствие. Я на Кавказе, когда в кабаке фраеров грузинских чистил, на Ахун-гору влетал за один присест. А тут не выше!
- Так то в кабак! - не замедлил съязвить я. - А здесь-то - в забой!
- "Зашел я в чудный кабачок, кабачок! Вино там стоит пятачок, пятачок!" - заорал дурным голосом очухавшийся Язва.
- Смотри, какой голос у тебя после Бугановки прорезался! - не удержался я.
- Ты и сам на "даче" шепотом разговаривал, - огрызнулся Язва.
Выбравшись из вагонетки, мы огляделись вокруг. Под тусклым светом развешанных на больших расстояниях друг от друга электрических лампочек вдаль уходила штольня. Издалека слышались гулкие удары кувалд, цоканье кирок и металлический скрежет лопат. Время от времени трое мужиков подкатывали очередную груженую породой вагонетку, толкая ее перед собой по рельсам. Забрав пустую, чинно удалялись. Прицепщик надевал на специальные крюки трос, прочно закреплял его и, убрав из-под колес тормозные колодки, толкал вагонетку под уклон. Эта процедура периодически повторялась.
- Ну что, ребята, давайте организую вам экскурсию по шахте, - суетился Валера. - Ни разу не видали, как касситерит добывают?
- Ты давай короче! - оборвал его Акула. - Не в музей пришли. Где тут у вас спокойно покемарить можно?
- Да вот, рядом отработанный забой, - показал приглашающим жестом Валера. - Там стол и шконка[48]стоит.
Подойдя поближе, мы увидели довольно уютный закуток, очевидно оборудованный для отдыха. По обеим сторонам дощатого стола стояли две скамейки. Рядом располагалась застеленная байковым одеялом металлическая кровать. На столе стояла банка из под тушенки, исполняющая роль пепельницы, лежали фишки домино и остатки пищи. Валера по-хозяйски убрал объедки, вытряхнул пепельницу, собрал в коробку домино.
- Располагайтесь! - пригласил он.
- А как же мужики придут отдыхать? - забеспокоился Алкан.
- Там дальше еще одна бендюга[49]есть, - успокоил Валера.
- Стиры-то здесь имеются? - поинтересовался Язва.
- Конечно! В ящике стола лежат.
- Конвой не заглядывает сюда? - насторожился Акула.
- Ему здесь делать нечего. С вышек весь объект видно. Да и бежать-то некуда. Сами видели обстановку. Ну, я пошел! Отдыхайте! - зашагал Валера вглубь штольни.
- "Кто любит сладко пить и есть, прошу напротив меня сесть!" - с удовольствием продекламировал Язва, доставая из выдвижного ящика карты местного изготовления.
Алкан, Витя и Акула тут же расположились за столом, а я, слегка помятый после вчерашнего загула и сегодняшнего марафона, решил использовать вакантное место на койке. Под азартные выкрики моих товарищей и грохот кувалд, раздававшийся из соседнего забоя, я делал безрезультатные попытки заснуть. Но сон никак не приходил. Лежа на спине, я вглядывался в своды пещеры, и мне казалось, что нечто подобное когда-то уже видел. Но только те, прежние своды были не мрачными и темными, а светлыми, прозрачными, искристыми. И было это очень давно. Но когда же и где? Все, вспомнил!…
…Когда мне было шесть лет, я заболел скарлатиной. Болезнь проходила в очень тяжелой форме. В Филатовскую больницу, где я находился, даже допустили мою маму. Я лежал в изоляторе, постоянно теряя сознание, а мама сутками поливала меня слезами. В бреду мне казалось, что моя кровать стоит перпендикулярно, а я лежу на ней, стоя ногами на задней спинке. Так же перпендикулярно по отношению ко мне находились пол и потолок. А стены выполняли функции пола и потолка. Такое положение мучительно досаждало мне, и иногда усилием воли мне удавалось привести все в естественное состояние. Временами, приходя в себя, я слышал разговоры врача с моей мамой. Врач говорил, что у меня в горле нарыв, который нельзя оперировать. Он обязательно должен созреть. Но к этому времени я могу задохнуться. Сделать ничего невозможно. Остается только ждать.
Ярко запомнился мне лишь один день, когда, очнувшись в последний раз, я ощутил необычайную ясность мысли. До этих пор все было как в тумане. Теперь же я отчетливо осознал, что моя жизнь подходит к концу. Остаются последние мгновения. Вокруг метались медсестры, укладывая меня на больничную каталку. Дыхания не было, и, как ни странно, это казалось естественным и нисколько не беспокоило. Меня бегом повезли в реанимационную палату. Медленно-медленно начал меркнуть свет. Наступила полная темнота. Вдруг я почувствовал, что тело стало необычайно легким. Неведомая сила приподняла меня, и я взмыл вверх.
До этого мне частенько снилось во сне, как я выпрыгиваю из своего окна на шестом этаже и, испытывая огромное наслаждение, как птица, свободно парю в воздухе. Ложась спать, я даже пытался заказывать себе такой приятный сон. Иногда получалось. Но теперь ощущение мне подсказывало, что мой полет в высоту не сон, не бред, не галлюцинация. Это реальность!!!
Полет резко замедлился, и появилась светящаяся точка. Точка стремительно приближалась и увеличивалась в размере. Движение вверх замедлилось еще резче. Я как будто бы доплывал до какого-то объекта. Ставшая огромной точка превратилась в светящуюся полусферу. Как при проявлении фотоснимков, в полусфере медленно обозначились переливающиеся всеми цветами радуги хрустальные грани и постепенно обрели резкость. Движение прекратилось. Я ощутил себя наверху под сводом какого-то громадного хрустального граненого свода. Полная приятнейшая невесомость. Чувство радости, покоя, счастья. Звучит неземная журчащая музыка, очень тихо лаская слух. Я не видел, а скорее всего ощущал, что где-то далеко внизу находится мое тело. Не могу точно сказать, в каком оно было положении, но, по-моему, в горизонтальном. Время как будто остановилось. Единственное желание - чтобы это удивительное состояние продолжалось вечно.
Но вдруг какая-то необъяснимая мощная сила стремительно потянула меня вниз. Свет потух, хрустальный замок исчез, и я вновь потерял сознание. Сквозь мутную пелену до меня донеслись слова: "Ну здоровяк! Вот молодец! Выкарабкался! Запустили все-таки мотор! Идите скажите матери, жить будет теперь долго. А то извелась женщина совсем".
Нет, тот свод хрустального замка, который я видел в момент клинической смерти, не выдерживает никакого сравнения с мрачным, темным, сырым и гудящим от ударов кувалд сводом касситеритовой пещеры. Но почему я вспомнил это? Хорошо бы снова попасть туда…
Со временем члены нашей дружной "семьи" приловчились выпрыгивать из вагонетки на ходу, за момент до полной ее остановки. Жизнь на зоне шла своим чередом. Правда, какая-то болезнь время от времени начинала косить заключенную публику, но никто на это особенного внимания не обращал. Мало ли разных заболеваний возникает в зонах? Одних чахоточных сколько! У заболевших появлялись на теле язвы, начиналась рвота, выпадали волосы. Головы некоторых полностью остриженных зеков стали напоминать бильярдные шары. Этих больных увозили в больницу, со слов надзирателей, находящуюся где-то в другом районе. Но больше они к нам не возвращались. Говорят, их после полного излечения направляли в другие лагеря.