- Кирпищ понимать нада. Он ведь как живая. Своя характер имеет. Вот етот - видишь? Етот жесткий - темно-красный. Ето пережог - не расколешь, мастерок сломаишь… А ето вот опять желтай кирпищ. Она плахой, в стене вымокает. Самай лучшай розовай - вот кирпищ. Ето лучшай. Клади сразу - ша! Ни ерзай… Эта глазамер… Он будит у тебя… Будит… Вижу…
В обед я уже полноправно пошел с рабочими в столовую. Кормили здесь не хуже, чем на заводе, а есть хотелось пуще. Я в момент прибрал свой хлеб, суп, какую-то там котлету, чай и горько подумал: "Повторить бы…" Усмангулов ел со мной за одним столом и не торопился. Увидев, что я кончил, сказал:
- Ну, по еде хороший ты работник будишь. Кто быстра ест - быстра работает. Ни наелся? Эта поначалу… Машя! - позвал официантку. Подошла красивая черноглазая татарочка, Усмангулов сказал ей что-то по-татарски, и она, улыбаясь, ушла, принесла мне еще тарелку. Я смущенно отказывался.
- Ешь давай, - просто сказал Усмангулов. - Ты маладой - расти нада. Ешь. - И подвинул мне кусок хлеба.
Через два месяца я уже работал каменщиком. Стоял февраль. Теплые задумчивые дни перед весной. В полдень уже капало на свесах и что-то угадывалось весеннее в цвете неба, в самом воздухе, в повлажнелом снеге. Дом наш вырос до четвертого этажа, и вместе с ним как бы рос я сам, а когда взялись за пятый этаж, хорошо стало видно город. Машинально, привычно уже я клал кирпичи, ровнял раствор, покрикивал на девчонку-подручную - работал с ней недавно, - а сам поглядывал в ту сторону, где виднелись серые и желтые коробки домов у вокзала. Где-то там жили Лида, Костя Мосолов, Тина. Где-то работала сорок пятая школа, теперь уже не казавшаяся ни грязной, ни противной. Хотелось даже заглянуть туда, увидеть директоршу, и учителей, и ребят… Что такое прошлое? Какой странной властью обладает над нами, и почему всегда мы к нему тянемся, даже если было горьким, холодным, как лед. Да нет, не было оно таким, не верю, да его и не вернешь, точно было все давным-давно, и вовсе не я это шел в курилку с коробкой "Пальмиры", и не я был Уоллесом, и фельдмаршалом, и сыном генерала. Вот теперь я работаю, растет мой дом, его складывают мои руки, по кирпичику, и когда ухожу домой, всегда оглядываюсь, хочется посмотреть, как сделано, и ладно ли, и всякий раз удовлетворенно думаю: "Ладно, вроде бы ничего…"
Так постоянно говорит бригадир Усмангулов.
Учусь в десятом, мне - шестнадцать. Кажется, теперь совсем взрослый рабочий человек, и работа моя - настоящая. С хлебом стало хорошо. Отец дома. Жизнь пошла совсем ладная. И только временами, когда выдается свободное воскресенье и не надо идти на консультации, которыми замучили нас математик и литераторша, я возвращаюсь к забытым книгам, сидя за своим старым столом, тяжело и остро задумываюсь: как будет дальше? Куда поведет моя дорога, где найду то, к чему беспокойно и таинственно, точно стрелка компаса, тянется сердце…
И жизнь впереди кажется океаном, в котором надо плыть, и плыть долго, пока приплывешь к самым счастливым островам, и я не сомневался, что они есть и что я до них доплыву…
* * *
В старинных книгах всегда было послесловие, где о героях сообщалось хотя бы, как они благополучно дожили свой век. А мои герои, наверное, все живы, и дай им бог жизни долгой и счастливой. Многих я не видел, но все-таки встречал кое-кого и десять, и двадцать лет спустя. Об одной такой встрече хочу рассказать.
Совсем недавно зашел в новое большое кафе обедать, уселся в угол, люблю сидеть за угловыми столиками, к счастью, он не был занят. Пока не подошла официантка, просматривал газету. Время тревожное. В мире все еще едко пахнет взрывчаткой и войной, она, как огонек, ползущий по бикфордову шнуру, и что сделать, чтоб затоптать, погасить навеки этот опасный огонек, то едва тлеющий, то вспыхивающий… За столик кто-то грузно сел, я оторвался от газеты - взглянуть. Мужчина был одних лет со мной. Но как-то и старше, с той осанкой, выражением устало-волевого лица, которое приходит с солидной должностью, немалой властью, еще большей ответственностью. Лицо мужчины длинное, с черными глазами, с выступающими надбровными дугами напомнило кого-то, но отдаленно, неясно. Поначалу он только отдыхал, морщился, принял меню от официантки, смотрел, потом спросил: "А рыбы у вас нет?" - "Щука", - ответила официантка, нетерпеливо постукивая огрызком карандаша по блокноту. Официантки не любят разборчивых посетителей. "Хорошая?" - осведомился он. "Откуда я знаю…" - нагло ответила она. "Ну ладно, - согласился мужчина. - Принесите рыбу и кофе. Покрепче…" - "Все?" - "Стакан коньяку… Лимон…" Официантка черкнула, ушла, бодро вертя раскормленными бедрами.
Мужчина сидел некоторое время, щурился, как бы рассматривая через меня стену с какими-то казаками, лихо отплясывающими гопака.
- Тихон! - сказал он. - Ты?..
Я уронил газету. Вгляделся.
- Юрка? Тартын?!
И вот она - знакомая желтозубая обезьянья улыбка - подтвердила, кто передо мной.
И началось сразу: "Ну как? Ну что? Ну где? Где ты? А - ты?"
- А, в самом пекле, - сказал Тартын.
- Именно?
- Да ты ведь знаешь…
- Нет. Ей-богу, нет.
- Знаешь, - сказал он. - Ну-ка, кто директор… - назвал он самый большой завод, который известен на весь Союз и всем от мала до велика. - Кто директор?
- Мартынов, - сказал я.
- Ну вот…
- Ты??!
Он по-лошадиному помотал головой.
- Такие дела, брат. Директор… А ты не подозревал? Ха-х… Жизнь наша. Все мы во что-то превращаемся: кто в жучка, кто в бабочку, кто в стрекозу…
- Дела… Ты ведь у нас тихий был. А?
- Чего там… - усмехнулся он и велел официантке вместо стакана принести бутылку.
- Слушаюсь, - сказала эта сочная розовая баба уже совсем вежливо.
- Выпьем за сорок пятую. Дикую… - сказал Тартын. - Выпьем. Ах ты, батюшки, Тихон…
- Ну а о других-то знаешь? Я ведь очень, очень мало. Ездил, учился, мотался по белу свету…
- Знаю, - сказал он, морщась от лимона. - Костя Мосолов - деканом в Н-ском университете. Гипотез - подполковник, в Ленинграде видел. Лис где-то в угольщиках, по отцовым следам пошел. Своя "Волга". Женат на той толстухе, Нэлечке. Гуссейн, брат, высоко - уже доктор, а может, сейчас член-корреспондент. Живет в Киеве. Физик с именем. И Сережа Киселев - живехонек, здоровехонек. Брюшко. Работает в институте охраны труда. Воробьев - у меня на заводе. Так себе, заурядный инженер. О других - не знаю.
Мы допили бутылку. Еще поговорили.
- Пора, брат, - сказал Мартынов. - Служба. Ну, - протянул крепкую жесткую директорскую руку. - Жене привет передать? Чего удивляешься? Она тебя знает. Хорошо. Вот сейчас удивишься. Это - Оля. Альтшулер - помнишь? Она… С ней в институте учились… Вот так, брат… Ну, звони, заходи, коль придется. Рад тебе. Эх ты, старина…
Он ушел. А я остался еще. За широким стеклом окна видел, как он садится в новую блестящую черную "Волгу". "Совсем по Андерсену, - подумал я. - Сказка "Гадкий утенок"… А интересно бы взглянуть на Олю. Какова-то она теперь…"
Казаки по стенам все так же лихо плясали гопак.
Была и еще одна встреча, которая удивила не меньше первой. Произошла она так же неожиданно. В кухне засорился водопровод. Я позвонил в домоуправление. Примерно через час в дверь постучали. Пьяный голос сказал: "Водопроводчик…" Я отворил. Вошел очень низенький человек, обдав устойчивым запахом спиртного, не глядя спросил: "Где?"
Я провел его на кухню.
"Бросили, наверное, чего-нибудь", - ворчливо бурчал он. Достал некий снаряд вроде резиновой присоски с ручкой. Быстро прошуровал раковину. Профессионально отвернул краны. Закрыл. "Полтора рубля… за засор…" - строго сказал он. Я выдал деньги, несколько удивляясь столь высокому поминутному заработку… Он улыбнулся, густо дохнув "Солнцедаром", направился к двери. Я шел за ним и вдруг начал понимать, кто это был, - понял окончательно, когда дверь захлопнулась. Толька Бабушкин! Мышата… Как же сразу-то не узнал…
Когда я приезжаю в тот город моего детства, живу там, брожу по улицам, по его раздавшимся проспектам - иногда встречаю худощавую красивую женщину с зимними глазами. Я встречаю ее уже равнодушно, - только смотрю, она ли, и, провожая ее взглядом, всегда думаю, что же такое - время…
Примечания
1
Это ужасно… Это бесчеловечно… Ужасное место… (англ.)
2
Пойдемте. Он ничего не понимает. Мальчишка дикарь (англ.).
3
Сам дикарь! Я ел фрукты… яблоки… апельсины… (англ.)