Следующая фигура - Петржак Леонид Станиславович. Родился в 1891 году в Краноставском уезде Люблинской губернии (Польша); отец - мельник, мать - домохозяйка; два года учился в начальном училище; получил первые навыки кровавого террора в 1905 году, совершенствовался в том же духе в подпольной партшколе. Профессиональный революционер, то есть жил на кем-то экспроприированные или пожалованные "на революцию" деньги, готовя поражение России в войне и приближая в стране политический кавардак. Сотрудник ГПУ.
Исполняя обязанности начальника губернского уголовного розыска, вместе с Г. А. Гольцикером, руководителем АСО того же ведомства, высылал в "Англетер" пятую бригаду агентов во главе с инспектором-орденоносцем П. П. Громовым. Дальнейшее известно. То, что не ГПУ и милиция непосредственно занимались "Делом Есенина", а таинственное АСО, наводит на мысль об особых полномочиях Петржака. Факт совмещения им службы в УГРО с должностью заместителя начальника иностранного отдела Ленинградского военного округа это подтверждает. Троцкий не мог не знать ловкого подпольщика-конспиратора. В 1919–1921 годах он черпал необходимую ему секретную информацию из рук заведующего осведомлением, затем - начальника агентуры ВЧК товарища Петржака.
А вот другой видный персонаж - директор Ленгиза Илья Ионович Ионов (Бернштейн). В его тесном знакомстве с Троцким сомневаться не приходится - достаточно прочитать протокол (1937) "репрессивных" допросов Ионова в архиве ФСБ. Не случайно он укрывал под сенью издательства от возможных неприятностей причастных к англетеровской истории А. Я. Рубинштейн, П. Н. Медведева, С. А. Семенова, щедро печатал под маркой Госиздата В. В. Князева, П. П. Садофьева, М. А. Фромана, В. И. Эрлиха и других.
О такого рода фарисеях писал жене в 1917 году затравленный большевиками Г. В. Плеханов: "Как мало ты знаешь этих людей! Они способны подослать наемного убийцу, а после убийства проливать крокодиловы слезы" ("Год на родине". Т. 1. Париж, 1921). У Ионова не нашлось ни одного доброго слова в память о поэте Есенине на партийных собраниях Ленгиза, состоявшихся 29 декабря 1925 года и 2 января 1926 года (протоколы сохранились).
Ионов всегда мгновенно и горячо откликался на смерть сотоварищей Троцкого по эмиграции в США и других его подпольных сотоварищей. Пал от руки мстителя Володарский - Ионов сочиняет ему рифмованный некролог. Отмщен другой "пламенный", Урицкий, - он первый спешит на Марсово поле и произносит поминальную речь.
Сочувствие Ионова есенинской беде было официально-показным, отдавало нарочитостью. Внешне шурин Г. Е. Зиновьева, если верить воспоминаниям Павла Лукницкого (к ним следует относиться весьма осторожно), больше всех хлопотал при прощании с гробом Есенина, даже занял у какой-то женщины денег на билет одному из пассажиров печального вагона. Но - обратите внимание! - провожали гроб в Москву, кроме Софьи Толстой-Есениной и Василия Наседкина, Илья Садофьев и Вольф Эрлих. Двух последних - отбросим сомнения - снарядил Ионов по подсказке некоего режиссера официальных похорон (спустя несколько дней он и сам отправился в Москву, передав, согласно сохранившемуся приказу, директорские обязанности Ленгиза Полыковскому). Выходит, от имени ленинградских литераторов присматривали за ходом событий - секретный сотрудник ГПУ Эрлих и "постукивавший" в ту же тайную дверь Садофьев.
Другой важный персонаж - Макаревич-Петров. Павел Петрович Петров (Макаревич) прятал свою гэпэушную физиономию под личиной кинорежиссера Севзапкино. Человек именно его профессиональных знаний и конспиративного опыта и выступил режиссером "постановки" самоубийства Есенина. Авторитетный для коменданта "Англетера" Назарова свое задание, однако, выполнил плохо. Доверившись громилам, перетащившим труп по подвальному лабиринту из дома следственной тюрьмы ГПУ по проспекту Майорова (бывший Вознесенский), 8/23, Петров не проверил подготовленный для открытого обозрения пятый номер. В результате возникло немало недоуменных вопросов. Почему веревка обвивала горло несчастного лишь полтора раза и не было петли? Как Есенин, истекающий кровью, смог с порезанными ладонями и другими ранами соорудить на столе столь сложную пирамиду и взобраться под потолок? Что за страшный вдавленный след над переносицей (официальная версия - ожог)? Наконец, куда исчез пиджак покойного?
И самое главное: куда пропал писательский дневник с неопубликованными рукописями - прозой, стихами, публицистикой?
Кстати сказать, видевший мертвого Есенина Оксенов растерянно записал в "Дневнике": "…вдоль лба виднелась багровая полоса (ожог - от накаленной трубы парового отопления, о которую он ударился головой?), рот полуоткрыт, волосы, развившиеся страшным нимбом вокруг головы. <…> Когда надо было отправить тело в Обуховку, не оказалось пиджака (где же он? Так и неизвестно.)".
И далее: "В гробу он был уже не так страшен. Ожог замазали, подвели брови и губы".
Начинавший тогда спецслужбу молоденький стихотворец Павел Лукницкий свидетельствует: "Есенин мало был похож на себя. Лицо его при вскрытии исправили, как могли, но все же на лбу было большое красное пятно, в верхнем углу правого глаза - желвак, на переносице - ссадина, и левый глаз - плоский: он вытек".
"Наследил" в есенинской истории и Георгий Ефимович Горбачев, уже известный нам персонаж. Сей товарищ не просто знал Троцкого, но и давно с ним сотрудничал. С тех пор как они сидели в "Крестах" в июле - сентябре 1917 года за организацию военно-большевистского путча в Петрограде, их дорожки постоянно пересекались. Председатель Реввоенсовета Троцкий в годы Гражданской войны наверняка выслушивал отчеты Горбачева, политинспектора Петроградского военного округа, в 1921 году - заместителя начальника Политического управления 7-й армии. В 1926–1928 годах, в период все нараставшей борьбы Сталина со "старой гвардией", у Льва Давидовича, пожалуй, не было в Ленинграде более преданного сторонника, чем Георгий Ефимович. Причем воинственного, упрямого, использовавшего нелегальные средства для утверждения идей разжигателя мировой революции.
22 июля 1932 года областная Контрольная комиссия в очередной раз исключила Горбачева из партии. Тогда в его характеристике записали: "…состоял активным членом троцкистско-зиновьевской оппозиции…", один из организаторов "Литфронта", "…являвшегося отражением троцкистской теории в литературе… объективно - агентурой контрреволюционного троцкизма…".
Эти подробности нас интересуют в связи с фальшивкой, своего рода посмертной запиской, кем-то написанным стихотворением "До свиданья, друг мой, до свиданья…". Подделка, на наш взгляд, готовилась не в Ленинграде, а в Москве, в "конторе" Троцкого.
Полагаем, в "Красной газете", опубликовавшей эту элегию, так называемый оригинал и в глаза не видели - да в нем Анна Яковлевна Рубинштейн (Устинова), ответственный секретарь "Красной газеты", и не нуждалась. Почему стихотворение-элегия "До свиданья…" оказалось в руках Горбачева и почему именно в феврале 1930 года он передал "от Эрлиха" листок в Пушкинский Дом? По-видимому, Троцкий в свое время через надежного человека, не доверяя мальчишке "Эрлиху", переслал так называемый "есенинский автограф" Горбачеву. Скорее всего, таким посланцем выступал небезызвестный Яков Блюмкин. (3 ноября 1929 года его расстреляли за связь с Троцким в Константинополе. На допросах в обмен на обещанное помилование он выдал всех сообщников-троцкистов, в том числе ленинградских.)
Когда весть о расстреле Блюмкина дошла до Горбачева, последний занервничал: а вдруг на коллегии ОГПУ, помимо троцкистских нелегальных делишек, вскрылось и убийство Есенина? Может быть, поэтому Горбачев "на всякий случай" поспешил передать в феврале 1930 года рукопись псевдоесенинских стихов "До свиданья…" в Пушкинский Дом? Он благоразумно не привлек к этой акции Эрлиха, хотя тот в феврале того же года находился в Ленинграде, что устанавливается по датам его писем к матери в Ульяновск. Возможно, оформлял регистрацию фальшивки сотрудник ГПУ Павел Медведев, в то время сверхштатный сотрудник Пушкинского Дома, которому также было из-за чего волноваться. Факт появления на свет столь важного документа не разглашался, что само по себе характеризует обоих "деятелей" и говорит о тайне операции.
Соображение о том, что Троцкий видел элегию-подделку, косвенно подтверждается его фарисейским варьированием в газете "Правда" факта существования элегии "До свиданья…". Цитируем: "Он ушел сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом…"; "Кому писал Есенин кровью в свой последний час? Может быть, он перекликнулся с тем другом, который еще не родился, с человеком грядущей эпохи…"; "…каждая почти строка написана кровью пораненных жил". Невольно рождается ощущение: если бы "До свиданья…" вообще не существовало, его надо было бы выдумать для украшения статьи автора, вдруг так нежно полюбившего Есенина.
Часть вторая
Cui bono? Игра профессионалов в проекте "Англетер"
Fair is foul, and foul is fair…
("Зло есть добро, а добро есть зло…")
У. Шекспир. "Макбет"
Тайные обстоятельства смерти великого русского поэта Есенина и сегодня побуждают исследователей возвращаться к документам, фактам и преданиям тех лет в надежде, хотя и призрачной, докопаться до истины.
Некоторые скептики уже выражали свои сомнения относительно правдоподобности выбранного преступником или преступной группой способа убийства С. А. Есенина. И я тоже адресовал этот вопрос академику РАЕН А. М. Портнову:
- Почему Есенина надо было подвести под суицид?
- Вопрос, конечно же, не такой простой, как кажется сначала, - согласился Александр Михайлович. - Во-первых, надо было заставить добропорядочных граждан поверить в "естественную" смерть поэта. Так, могла быть придумана какая-нибудь благовидная "легенда". К примеру: Есенина убили в кабацкой драке, очень жаль, но Сталин и его соратники поднимут шум на XIV съезде РКП(б), свалят нечаянную гибель замечательного поэта на "левую оппозицию" в Ленинграде - хорошо бы этого избежать. Или: уличенный в бегстве за границу и в связях с английскими шпионами, Есенин покончил жизнь самоубийством. Ну не представлять же его, психически больного (лежал в больнице), но талантливого человека, отщепенцем. Не лучше ли для его посмертной славы и репутации скрыть этот постыдный факт? Во-вторых, благодаря публикациям и слухам, граничащим с легендами, поэт был склонен к эпатажу, дебошу, пьянству и дракам. Вот откуда проистекали все выгоды от самоубийства. Суицид вполне устраивал ленинградских вождей. Чтобы понять, как это случилось, надо ответить на другой вопрос: чего в действительности опасались те, кто устранял Есенина? Ну и, в-третьих, нельзя исключать глупейшую ситуацию со злополучной телеграммой Каменева в адрес Михаила Романова, отказавшегося от престола. По крайней мере, напускное бравирование тем, что копия с подлинника той телеграммы у Есенина есть, да еще спрятана у некоего друга в надежном месте. Тем паче что перепалка по поводу факта отправления этой телеграммы уже состоялась на пленуме, проходящем в Москве, между Сталиным и Зиновьевым. Кстати, если заглянете в длинный список жертв репрессий, то вы обнаружите в сем печальном мартирологе почти всех лжесвидетелей и псевдодрузей поэта, идеологически причастных к "Делу Есенина" в гостинице "Англетер", - продолжал академик Портнов. - Бестрепетная "рука Москвы" дотянулась (по разным причинам) от Л. Троцкого, Зиновьева, Каменева до Блюмкина. Уцелели, предав всех прежних "друзей" и дорого заплатив за свою жизнь, лишь некоторые. Так что "коллективный Сальери" в лице коллег-литераторов и журналистов внес свою лепту не только в пособничество сокрытия убийц великого поэта России, но и в осквернение его памяти в таком гнусном шабаше, как "есенинщина".
Далее. Нашлось достаточное число высокопоставленных лиц, разглядевших в "Стране негодяев" контрреволюционное, безусловно, опасное произведение. Если уж мнение друзей создавало у них впечатление чего-то истинно неповторимого и единственного в своем роде (а Есенин был убежден в этом), то можно себе представить мнение иерархов Кремля и мощного аппарата дозора (ОГПУ-НКВД). Кстати, когда говорят о безграничной власти Сталина, то проявляют полное непонимание природы власти как таковой в данной исторической ситуации. О подобном парадоксе власти прекрасно сказал долго живший в России дипломат и философ Жозеф де Местр: "Ничем нельзя исправить странную привычку большинства обыкновенных людей судить о могуществе государей по тому, что они могут делать, тогда как его нужно оценивать по тому, что они не могут делать". Мысль об исторической слепоте и ограниченности любой власти развита в "Стране негодяев".
Агентура ОГПУ работала тогда мобильно, масштабно и на высоком уровне. Кто знает, кому еще, кроме литератора А. И. Тарасова-Родионова, сообщил Есенин о существовании подлинника этой злосчастной телеграммы Каменева в адрес Михаила Романова, отказавшегося от престолонаследия.
Тот же "коллективный Сальери", видимо, был регулярно информирован о каждом шаге или произведении поэта, его смелых высказываниях, резком неприятии вмешательства идеологических установок в литературу - это в общем, и о поэме "Страна негодяев" - в частности.
Для очень верующего в коммунистические догмы, очень патриотичного, но в творческом плане чудовищно эгоцентричного "коллективного Сальери" в созидательной работе над "Страной негодяев" или "Черным человеком" возрождался тот противник, имя которого прежде едва ли было достойно серьезного упоминания в их окружении. Есенин однозначно встал у них на пути! Такое видение ситуации могло объединить "коллективного Сальери" и большинство высокого партийного руководства, вернее - его оппозиции.
Они испугались, что выход на арену такого единственного в своем роде, великого поэта и драматурга, как Есенин, отодвинет новоявленных поэтов в тень, и поэтому они всячески препятствовали его продвижению.
Эта борьба развернулась на конкретном политическом фоне, который не могли не учитывать ни "коллективный Сальери", ни идеологическая инквизиция высших иерархов партийной оппозиции. Борьба за власть на всех фронтах в то время была на повестке дня. И прецедент с телеграммой, и поездка в Ленинград были тождественны самоубийству поэта.
И, наконец, в-четвертых. Не исключено и то, что Есенин через Ленинград собирался эмигрировать в Европу. Вспомним и то, что, оставляя Москву, Есенин простился со всеми родными и близкими ему людьми, а Софье Толстой написал: "Уезжаю. Переведи квартиру на себя, чтобы лишнего не платить". Человек, решивший переселиться всего-навсего в другой город, так бы не "сжигал мосты". Это еще раз красноречиво подсказывало: явно намеченный им нелегальный маршрут был заграничным.
Однако, несмотря на то, что Есенин - вопреки логике развития дальнейших событий - приехал в Ленинград с несколькими чемоданами собственного архива, окрыленный новыми творческими планами, он вдруг "покончил жизнь" самоубийством в номере 5 гостиницы "Англетер" (это однозначно подтверждают документы - акты, показания понятых). Когда полковник МВД Э. Хлысталов скрупулезно расследовал "Дело Есенина", то его не покидало ощущение, что "суицид" поэта был, по всей видимости, на совести сотрудников ГПУ.
Но зачем? Вот в чем вопрос. Неужели Есенин представлял опасность для Страны Советов своими произведениями или бунтарским складом характера? С первого взгляда - ни малейшей! Хотя, если приглядеться пристальнее, то поэт был куда опаснее с точки зрения брожения умов для молодежи СССР, для новой модели социалистического государства. Может быть, спецслужбы опасались, что Есенин эмигрирует? Действительно, если бы в канун индустриализации страны популярный русский поэт уехал в Англию или в США, для репутации Советского Союза это стало бы болезненным ударом. Действительно, к тому времени Есенин не раз проговаривал в письмах и вслух о том, что в атмосфере приоритета идеологических установок ему сложно творить, да и нужны ли советскому человеку его стихи, поэмы?
О сотрудниках ОГПУ мы еще поговорим, а сейчас вернемся к последним дням и часам жизни поэта.
Есть что-то странное во всей истории, рассказанной мнимыми друзьями и лжесвидетелями Сергея Александровича Есенина - поэтами, журналистами - о тех четырех днях, якобы приведших Есенина к суициду Получается абсурд: поэт рвался в Ленинград, полный творческих и жизненных планов, только для того, чтобы повеситься в гостинице "Англетер".
Казалось бы, при чем здесь смерть Есенина, если бы не тот факт, что в эти высокопоставленные круги был вхож и "коллективный Сальери". И очевидно, что имя русского поэта не раз звучало и в кремлевских, и в питерских коридорах власти.
Сам "коллективный Сальери" относился к коммунистическим "деспотам и интриганам" с неизменным раболепием, подчеркивая при этом свой большевистский патриотизм. С другой стороны, и Есенин был не без слабостей и не всегда демонстрировал коллегам добрые чувства. Только так следует объяснить вражду, скажем, каждого члена пресловутого "коллективного Сальери", скрытую за чрезвычайной любезностью к Есенину, не считая многочисленных посредственностей, непримиримо ненавидящих великого писателя. Действительно, его острый язык был известен многим, и кое-кто полагал, будто Есенин был социально прогрессивным человеком, бросившим перчатку автократии.
Кроме того, ни одно из творений Есенина не вызвало такой бури мнений относительно вопроса о его сути, как поэма "Черный человек". Вся история возникновения этой маленькой поэмы, написанной в последний год жизни - 1925-й, где поэт беседует с таинственным черным человеком, создававшейся в предчувствии смерти, - вся эта история уже сама по себе обнаруживает не только необычные, но и не поддающиеся проверке подробности и запечатлелась в сознании потомков как отчетливая реальность только благодаря пресловутому черному посланцу.