– Мой дорогой друг и товарищ, я понимаю необходимость проведенной реорганизации и полностью согласен с тем, что вы разбили мою группу, отняли от меня товарищей и рекомендовали как можно реже встречаться с ними или звонить им. Да и вы сами стали редко видеться со мной. И вот мне теперь трудно от того, что дел у меня уменьшилось. Ведь я привык работать активно!
Когда я сообщил, что уезжаю домой, в Советский Союз, и что связь с ним через полгода установит и будет поддерживать другой опытный разведчик, "Стенли" от неожиданности несколько секунд ничего не говорил, а только смотрел на меня широко открытыми глазами. Молчал и я. На душе было грустно и тяжело.
В самых близких отношениях "Стенли" находился с "Ретро". Они вместе работали, хотя и различались по характеру и манере поведения. "Ретро" – флегматик, стремился к уединению, любил подумать, прежде чем принять решение, долго колебался. "Стенли" обладал натурой кипучей, он с удовольствием занимался общественной работой, красиво говорил, убедительно доказывал правильность своих взглядов, предлагаемых решений. У друзей на работе пользовался авторитетом и слыл признанным лидером. "Ретро" обожал "Стенли"; последний, в свою очередь, платил "Ретро" тем же. Оба считали себя коммунистами, хотя формально в партии не состояли.
В то время "Ретро" был холост. Увлекался серьезной музыкой. Играл на скрипке. Его любимым композитором был Бах. Он часто ходил на концерты симфонической музыки.
"Ретро" стал первым, кого "Стенли" привлек к разведывательной работе. Произошло это в конце 1942 года.
По служебной линии "Ретро" непосредственно подчинялся своему вербовщику, то есть "Стенли". Как руководитель группы тот имел специальный значок, который носил под лацканом, дававший ему право брать секретные материалы для работы домой.
Кроме того, "Стенли" в случае необходимости мог разрешать своим подчиненным, среди которых числился и "Ретро", выносить секретные материалы за ворота компании. Удобное сочетание, лучшего не придумаешь! Они вместе отбирали секретную документацию на новейшую радиотехническую аппаратуру – различного рода радары, сонары, прицелы для бомбометания, зенитных орудий и многое другое, которую затем, можно сказать на законном основании, выносили с работы.
Как только "Стенли" передал мне "Ретро" на личную связь, мы стали выяснять возможности организации съемки материалов у него дома. Он жил в отдельной двухкомнатной квартире. Квасников сначала сомневался, стоит ли организовывать там съемку документов: ведь днем, когда "Ретро" находился на работе, в его квартиру могли проникнуть сотрудники ФБР, провести негласный обыск и обнаружить фотопринадлежности, пленку с отснятыми секретными материалами.
И все же мы не отказались от этой идеи. "Ретро" оборудовал у себя дома хорошо замаскированные тайники, где прятал фотопринадлежности и материалы.
Помимо передачи нам секретных документов, к которым он имел доступ, "Ретро" по нашей просьбе вел разработку своего друга "Хорвата", такого же, как и он, страстного любителя музыки, служившего в научно-исследовательском центре другой ведущей компании США, где разрабатывались и создавались сугубо секретные виды военной радиотехники. "Хорват" слыл очень талантливым специалистом, имел несколько изобретений и возглавлял научно-исследовательскую группу, занимавшуюся созданием системы для установления местонахождения артиллерийских орудий противника путем определения траектории и скорости полета снарядов. Он отличался рассудительным и практичным характером.
Вскоре "Хорват" переселился на квартиру к "Ретро". Это обстоятельство благоприятным образом отразилось на их сотрудничестве с нами. Они помогали друг другу при проверках, не ходит ли за ними наружное наблюдение, а также при фотографировании материалов. Имея умного и надежного единомышленника, "Ретро" стал работать спокойнее и увереннее. Однако на встречи он по-прежнему приходил возбужденным, сильно нервничал. Перед тем, как передать мне моток непроявленной пленки с материалами, беспокойно озирался по сторонам и держался очень напряженно. Иногда принимал за филеров обычных прохожих.
Мы платили "Ретро" и "Хорвату" небольшое вознаграждение – до двухсот долларов в месяц. Брать деньги "Ретро" обычно отказывался, заявляя, что они нужнее советскому народу. Я убеждал его, что это просто знак благодарности и уважения советских людей за их ценную помощь…
"Ретро" и "Хорват" ценили наше товарищеское отношение и заботу об их безопасности, благополучии. Однако вскоре выяснилось, что ребята стали в квартиру приглашать девушек. Хорошего мало, но пришлось мириться.
От "Ретро" и "Хорвата" поступали материалы, которые представляли большой интерес для научно-исследовательских учреждений и промышленности Советского Союза.
Мне запомнился один случай получения от них важного материала.
В те годы Центр, как правило, давал резидентуре задания общего характера, например: добывать материалы о новейших разработках американцами радаров, прицелов и другой электронной аппаратуры. Однако когда немцы стали обстреливать Лондон ракетами "Фау-2", резидентура получила зашифрованное радиосообщение с конкретным заданием: "Вблизи Лондона эффективно действует радарно-компьютерная установка SCR-584, которая определяет скорость и траекторию полета снаряда "Фау-2" и автоматически управляет огнем зенитных батарей. Примите срочные меры к быстрому получению данных об этой радарно-компьютерной установке".
Через день была плановая встреча с "Ретро". Я сжато изложил задание источнику. В ответ, улыбаясь, "Ретро" сказал:
– Мы уже пять дней назад прочитали ваши мысли и достали нужное наставление по этой штуке – SCR-584. До двух часов ночи перефотографировали более шестисот страниц текста и чертежей.
Передав мне моток почти из двадцати пленок, "Ретро" поехал на работу.
На этом полоса везения не кончилась. Через два дня в Москву уходила самолетом дипломатическая почта из советского посольства. Мы пользовались ею для отправки своих материалов в Центр. На этот раз нам почти не пришлось ждать дипкурьеров, и уже через семь дней на столе руководителя советской разведки лежали требуемые секретные документы.
Вскоре из Центра пришла телеграмма, в которой впервые за годы войны мне объявляли благодарность за быстрое выполнение важного задания, а "Ретро" и "Хорвату" разрешалось выдать премию в тысячу долларов.
Подводя итоги работы с "Ретро" и "Хорватом", Центр отмечал, что она была очень плодотворной. В течение 1943–1945 годов от них поступили подробные материалы общим объемом свыше девяти тысяч страниц по более чем ста научным разработкам. Эти документы получили весьма высокую оценку Комитета по радиолокации в Москве, которым руководил академик А. И. Берг.
Расскажу также о работе с некоторыми другими активными агентами. "Коно" – американец, 1913 года рождения, окончил колледж, затем аспирантуру и стал магистром технических наук. Тихий, внешне ничем не приметный человек. Во время войны как специалист был освобожден от призыва в вооруженные силы. Работал главным радиоинженером и возглавлял на крупной фирме научно-исследовательскую группу, которая разрабатывала радиолокаторы, работавшие на сантиметровых волнах. Имел доступ к секретным материалам по многим другим проблемам.
К работе с нами "Коно" был привлечен "Стенли" в августе 1943 года. В начале 1944 года я принял "Коно" на личную связь и стал готовить его к фотографированию материалов. Делом это оказалось нетрудным, ибо "Коно" досконально разбирался в технике. Я снабдил его необходимой фотоаппаратурой и пленками. Жена агента, учительница средней школы, знала о сотрудничестве мужа с нами и помогала ему фотографировать документы.
За все время он передал нам сорок научно-исследовательских работ на нескольких тысячах страниц. Только в 1945 году от него было получено две тысячи листов секретной информации. Большинство материалов "Коно" получило оценку "весьма ценные". Это материалы о радарах для подводных лодок, аппаратуре на инфракрасных лучах, прицелах для управления артиллерийским огнем и так далее. Некоторые прицельные устройства на испытаниях, по словам "Коно", показывали поразительную точность, за что американские специалисты то ли в шутку, то ли всерьез называли их "прицелами третьей мировой войны".
"Коно" регулярно информировал нас о заседаниях Координационного комитета США по радиотехнике. Эти отчеты представляли большой интерес для советских руководящих органов в области науки и техники, ибо позволяли находиться не только в курсе всех разработок, ведущихся в США, но давали возможность знать перспективные планы работ американцев по радиотехнике на ближайшее десятилетие.
После окончания Второй мировой войны началось свертывание военного производства, прекратилось производство стандартной военной техники. На предприятии, где работал "Коно", прокатилась волна увольнений, но его оставили. Наш источник в числе других занимался новейшей техникой. В разработке этой техники принимали участие и вывезенные в США немецкие ученые.
От "Коно" поступили первые сведения о создании американцами систем управления ракетами-носителями атомных бомб. Учитывая, что большинство материалов, добываемых агентом, получало в Центре оценку "весьма ценные", ему два раза выдавались премиальные по пятьсот долларов.
К сожалению, в работе с агентурой не всегда все шло гладко. Были у меня и огорчения, неудачи, например с источником "Нэтом".
"Нэт" – друг агента-вербовщика "Стенли". Еще подростками они учились в одной школе, жили по соседству, часто проводили вместе время – в общем, дружили. Отец "Нэта" держал небольшой ресторанчик.
Перед войной агент окончил университет и получил диплом радиоинженера. Работал на крупном заводе компании, ведущей в радиотехнической отрасли США. Имея незаурядные способности, он быстро продвигался по службе. Когда "Стенли" в 1942 году привлек его к сотрудничеству с советской разведкой, он занимал должность главного инженера, что позволяло выносить секретные материалы с завода без получения специального разрешения.
"Нэт" передавал нам через "Стенли" секретные документы – наставления по эксплуатации различных систем наземных, самолетных, морских радаров. Однако года через полтора он стал проявлять пассивность, затягивал выполнение заданий. Когда начали обсуждать вопрос о возможной передаче "Нэта" на связь нашему надежному агенту "Сатору", который бы фотографировал материалы источника у себя дома, "Стенли" высказал ряд сомнений в целесообразности этого. Он охарактеризовал "Нэта" как человека, у которого стали проявляться признаки высокомерия и самолюбования собственными успехами по службе. На "Нэта" оказывала отрицательное влияние и его жена, психолог по профессии. У нее, несомненно, был комплекс неполноценности: она заботилась только о себе, а мужа постоянно подозревала в неискренности. Детей они не имели. К тому же, по мнению "Стенли", его друг "Нэт" отличался трусостью.
Все это вместе взятое объясняло снижение у "Нэта" желания сотрудничать с нами, и "Стенли" не исключал того, что его друг со временем может прекратить связь с нами. Так оно и произошло.
По нашей просьбе "Стенли" встретился с "Нэтом". В беседе тот заявил, что по ряду причин личного характера он решил прекратить сотрудничество. В качестве дополнительного довода он привел такой: война, мол, скоро закончится разгромом гитлеровской Германии, и у Советского Союза не будет острой необходимости в его помощи. "Стенли" рекомендовал больше не принимать никаких шагов в отношении "Нэта". Центр согласился с этим.
После привлечения к сотрудничеству с нашей разведкой агента "Антилопа" выяснилось, что по своему характеру он очень нерешителен и порядком труслив. Источник никак не мог выполнить моего задания – достать важный секретный документ. Однако после одного ничем не приметного события с ним произошла удивительная метаморфоза. Вот как это случилось.
"Антилопа" был по происхождению француз. В 1937 году окончил институт, инженер-электрик. Бежал от фашистов в 1940 году в США, где работал инженером на различных заводах. Женился на американке, продавщице в книжном магазине. У них была маленькая дочка.
Меня познакомил с "Антилопой" в конце 1942 года наш общий друг на премьере советского фильма. После кино мы поужинали во французском ресторане, где обменялись визитными карточками. С тех пор я изредка встречался с ним в дешевых ресторанчиках, так как на дорогие резидент денег не давал.
"Антилопа" был убежденным противником нацистов. Раза два он приглашал меня на приемы, которые устраивали французские эмигранты-антифашисты.
Мы, естественно, обсуждали главным образом ход войны. Ярый сторонник де Голля, "Антилопа" возмущался тем, что США и Англия делали ставку на генерала Анри Жиро и адмирала Дарлана, противясь тому, чтобы де Голль возглавил движение за освобождение Франции.
(Жиро Анри (1879–1949) – французский генерал, во время 2-й мировой войны сопредседатель (с де Голлем) Французского комитета национального освобождения (ФКНО), в 1943–1944 годах командовал вооруженными силами ФКНО. Дарлан Жан Луи (1881–1942) – французский адмирал, во время 2-й мировой войны командовал ВМС и всеми вооруженными силами правительства "Виши" – французской территории, оставшейся свободной от оккупации немецкими войсками. Вступил в соглашение с западными союзниками по антигитлеровской коалиции, высадившись в ноябре 1942 года в Северной Африке. Убит французским националистом.)
Он, "Антилопа", был приверженцем идей социализма и искренне сочувствовал борьбе советского народа.
Со временем я узнал, что "Антилопа" работает на заводе, выпускающем секретную военную продукцию, и имеет доступ к закрытым материалам. Он считался отличным чертежником и хорошо рисовал. Поэтому его руководители частенько поручали ему графически оформлять техническую документацию. Они также давали ему в качестве образцов секретные наставления по военной технике, содержащие чертежи, рисунки, фотографии.
С середины 1943 года, учитывая нерешительный характер "Антилопы", я стал постепенно, шаг за шагом, вовлекать его в разведывательную работу. Выяснив, что он имеет доступ к комплектным материалам по морским радарам, я попросил его передать на конспиративной встрече одно наставление. Рекомендовал ему перед этим провериться и убедиться в отсутствии "хвоста". "Антилопа" обещал это сделать, однако, придя на встречу, он ничего не принес, ссылаясь на то, что не представился удобный случай для выноса документа. Мы назначили новую явку через девять дней. Опять "Антилопа" пришел с пустыми руками. Вид у него был явно "пришибленный", говорил заикаясь, волновался. По его словам, он потерял контроль над собой, не мог даже открыть ящик стола и положить секретные наставления в портфель.
Окончив рассказ, "Антилопа" начал ругаться, называя себя самым последним трусом. Как мог, я его успокаивал, говорил, что, возможно, он измучен работой, давно не отдыхал и что в результате этого его нервы "немножко пошаливают". Мы зашли в ресторан и поужинали, беседуя на различные темы. Договорились, что через две недели, в воскресенье, встретимся за городом, на прогулке у озера, где уже бывали раньше.
В назначенное время мы с женой рано утром вышли из дома, купили газеты, зашли позавтракать в кафетерий и, проверившись, подошли к месту, где "Антилопа" и его жена ждали нас в своей автомашине. Озеро находилось примерно в пятидесяти милях от Нью-Йорка. Мы расположились на берегу, переоделись в купальные костюмы. Жены без конца о чем-то говорили, мы читали газеты, изредка обмениваясь репликами. Затем стали купаться: женщины у берега, а мы поплыли на середину озера.
Прежде, когда мы проплывали половину дистанции, я предлагал "Антилопе" доплыть до противоположного берега. Но каждый раз мой друг, сказав короткое "нет", судорожно поворачивал назад и изо всех сил плыл обратно. Так же он отреагировал на мои слова и на этот раз. Однако, не знаю почему, я решил силой заставить своего трусливого друга переплыть озеро. Маневр удался. Через пару минут мы вылезли на берег и медленно пошли вокруг озера к женам. Неожиданно он сказал:
– Давай, Александр, поплывем обратно. Теперь я уверен, что могу спокойно сделать это. Я не ожидал от него такой смелости и, подумав, ответил, что я очень устал и что лучше пойти пешком. Пока мы шли, мой друг удивлялся, почему прежде трусил,
– Это всегда так, когда делаешь что-нибудь в первый раз, – заметил я. – Вначале нервничаешь, боишься, а когда дело сделано, удивляешься, как легко его можно выполнить.
– Это точно, – подтвердил он.
Когда мы возвращались в город, "Антилопа" предложил встретиться со мной через три дня и дал понять, что принесет с собой ранее обещанное.
Действительно, он вручил мне секретное наставление, которое прежде у него не хватало мужества вынести с работы.
Таким образом, преодолев психологический барьер, "Антилопа" начал регулярно приносить секретные материалы на конспиративные встречи и стал полноценным источником.
В октябре 1945 года в связи с ухудшением оперативной обстановки по указанию Центра я сообщил "Антилопе", что временно мы встречаться не будем. Однако по всему было видно, что источник хотел продолжать разведывательную работу, и, очевидно, не в последнюю очередь потому, чтобы доказать свою смелость.
Через четыре месяца "Антилопа" поставил меня в очень затруднительное положение, и мне пришлось изрядно поволноваться. Вот как это было.
В феврале 1946 года я случайно встретил "Антилопу" около продуктовой лавки. (Мы жили недалеко друг от друга и иногда ходили в одни и те же магазины за покупками.) Он сообщил, что скоро по делам фирмы уезжает в ряд западноевропейских стран, и просил зайти к нему вечером, часов в девять, на бокал вина и поговорить "по душам" перед отъездом. Я принял приглашение.
Жена "Антилопы" устроила ужин, во время которого мы вели житейские разговоры. Затем сели за шахматы, а его жена пошла спать. За шахматами мы обсуждали деловые вопросы. Вдруг агент вытащил два огромных тома наставлений по авианосцам и сказал, что я могу взять их на сутки, так как завтра он на работу не пойдет. Полистав их, я убедился, что документы наверняка заинтересуют наших специалистов, но прямого ответа не дал. Партия продолжилась, а я мучительно думал: "Взять или не взять?" Во мне происходила внутренняя борьба. С одной стороны, я полностью сознавал сложность оперативной обстановки, помнил строжайшее указание Центра о том, чтобы встречи с агентурой проводить только с его санкции, и понимал, какие могли быть последствия для меня в случае промаха. С другой стороны, за три года я хорошо изучил источника и верил, что он преданный нам человек, что ему можно верить. Кроме того, в день встречи наружного наблюдения за мной не проводилось. Учитывал я и то, что мне стоило большого труда воспитать у агента мужество, а если я откажусь взять материал, это может испугать его и в дальнейшем я могу потерять его как источника.
Мысли мелькали в голове, как в калейдоскопе. Я говорил себе: "Если не возьму секретные наставления, то я трус, не разведчик, а обыкновеннейший чиновник, только формально выполняющий указания Центра". Моя решимость окрепла, когда я вспомнил, как миллионы бойцов Красной Армии, рискуя жизнью, шли в атаку на фронте.
Уходя от "Антилопы", я взял оба тома секретных инструкций. Ночью они находились у меня дома, а утром обычным маршрутом я пошел на работу, неся их в сумке.