- Мне еще нужно заново учиться летать… У меня ведь стоп нет…
- Как это нет стоп?
- А вот так… ампутировали.
- А я думал, что вас только в лицо ранили… Желаю вам многих побед, - сказал шофер, стискивая на прощание мою руку.
В штабе авиаполка имени Б. Ф. Сафонова я встретил капитана Петра Сгибнева, комиссара полка Пронякова и начальника штаба майора Антонова.
- Очень рады твоему возвращению. Теперь будем воевать вместе, - приветливо сказал командир полка П. Г. Сгибнев. - Пока изучай материальную часть, а потом и летать будешь. В какую эскадрилью назначили?
- В первую, - ответил за меня начальник штаба. - Ведь до ранения, Сорокин, в первой эскадрилье служил? Вот и хорошо. Среди друзей легче будет.
Когда пришел на командный пункт эскадрильи, меня окружили летчики, техники, мотористы. Командир эскадрильи капитан Алагуров сердечно поздравил с выздоровлением. Со всех сторон посыпались вопросы:
- Погостить приехал, Захар?
- На штабную или на побывку?
- Приехал, друзья, воевать, - ответил я.
- А как же твои ноги?
- Ноги? Стометровку бегать не могу, а летать… Буду стараться.
Далеко не сразу крылатая машина подчинилась моей воле. Ведь теперь на педали нажимали не мои собственные ноги, а протезы. Трудно, почти невозможно было рассчитать давление на тормозную педаль; каждый нажим отдавался тупой болью во всем теле.
По совету командира я несколько дней тренировался, отрабатывая элементарные движения в кабине самолета, стоявшего на земле.
Я много ночей думал о том, как себя вести в воздухе. Плохо спалось мне. Короткими, тревожными были сны. Но и во сне участвуешь в воздушных схватках и даже тормозишь самолет, хотя протезы сняты и стоят под койкой.
Механики переоборудовали управление самолетом, и я стал летать. Сначала - на патрулирование. Самолет снова стал послушен мне. В воздухе я временами даже забывал о протезах.
Начались боевые будни, мои товарищи возвращались на родной аэродром с победой. Некоторые не вернулись совсем… Война! Мне же все еще не удавалось встретиться с врагом.
И вот в февральский день 1943 года, как только затихла пурга, в серое, покрытое низкими облаками небо взвилась ракета. Над аэродромом повис комок зеленоватого дыма. Техник Дубровкин выбил ногой колодки из-под колес моей машины, и она рванулась вперед.
В то утро я с особой остротой испытывал радостное, чуть тревожное возбуждение, которое всегда охватывает в начале боевого полета. Подсознательно я чувствовал, что этот полет не будет "холостым". Предчувствие меня не обмануло.
Мы патрулировали над Мурманском. Я был впереди. Справа, чуть сзади меня, летел Соколов; у второй пары истребителей ведущим шел Титов.
Внезапно в наушниках моего шлемофона послышались позывные "Казбека" - наземной радиостанции командного пункта:
- "Кама-3"! "Кама-3"! С северо-запада идет группа противника.
- "Казбек"! Я - "Кама-3", вас понял. Веду поиск.
В небе ничего не было видно. Из труб кораблей, стоявших в порту и в заливе, поднимались черные столбы дыма и лениво расползались в воздухе. С высоты хорошо было видно, как по Кольскому заливу медленно полз караван транспортных судов и стремительно рассекали свинцовые воды миноносцы эскорта. Город утопал в сугробах. Лавируя между ними по занесенным снегом окраинным улицам, не спеша пробиралась в порт колонна грузовиков.
Подумалось: "Ложная тревога" - и вдруг вновь услышал:
- Я - "Казбек". "Кама-3", обнаружили противника? Вам высота семь тысяч.
- Набираю, - ответил я и в этот же момент увидел, как из-за сопки вынырнули строем шесть самолетов. По знакомым силуэтам сразу можно было определить, что это легкие бомбардировщики "Мессершмитт-110".
- Я - "Кама-3", разрешите атаковать, - голосом, сдавленным от волнения, запросил я по радио командный пункт.
- Атакуйте! - раздался в наушниках юношески звонкий голос Сгибнева.
Мы всей группой ринулись на самолеты со свастикой.
Нашим союзником в этой схватке было солнце. Его лучи слепили фашистских летчиков.
Преимущество в высоте и скорости позволило нам почти мгновенно приблизиться к вражеским машинам, которые летели плотным клином вперед. В сетке оптического прицела с каждой секундой увеличивались контуры бомбардировщика. Пора открывать огонь. Нажимаю гашетку. Тускло мерцающие огоньки трассирующих пуль вонзились в тело "мессера". Он волчком закрутился вокруг своей оси и камнем пошел вниз. С первой атаки ведущий у фашистов сбит.
Почти одновременно Титов нырнул под другого "мессера" и, сделав "горку", полоснул очередью по зеленовато-рябому брюху. Фашистский самолет перевернулся через крыло и торопливо нырнул за сопку.
В небе адская карусель. Надрывный рев напряженных до предела моторов заглушал стрекотание пулеметов. Огненные трассы пуль исчертили небо в разных направлениях: стреляли мы, стреляли в нас. Перемешались и краснозвездные истребители и машины с черными крестами на плоскостях. Каждый старался зайти противнику в хвост.
Мельком оглянувшись назад, я увидел пылающий бомбардировщик. Переворачиваясь, он несся к земле - работа Соколова. Он в это время передавал:
- Фашисты собираются удирать.
Действительно, три оставшихся бомбардировщика легли в вираж, пытаясь уйти к линии фронта. Мы бросились за ними. Но "мессерам" все-таки удалось удрать: у нас кончалось горючее.
Я дал команду возвращаться. На последних каплях бензина дотянули до аэродрома. Когда шел на посадку, вдруг почувствовал, что болят ноги.
Ноги болели, а сердце ликовало, - значит, могу летать, могу драться и побеждать.
На аэродроме я попросил своего техника Михаила Дубровкина нарисовать красной краской на борту моего истребителя седьмую, такую дорогую для меня звездочку.
Долго еще длилась война. Много было опасных и трудных боев. И одиночные схватки и массовые воздушные сражения… Но первый, сбитый после госпиталя самолет никогда не забуду. Спасибо тем, кто возвратил меня к жизни и борьбе.
* * *
Боевой счет истребителей-североморцев рос с каждым днем. У многих на личном счету было десять и более сбитых машин врага. Я тоже сбил десять фашистских стервятников. Хорошо чувствовать себя настоящим воином в нашей дружной боевой семье!
И еще огромная радость: я стал коммунистом. Сражаясь, редко вспоминал о своих искалеченных ногах, хотя временами острая боль мучила меня. По тревоге вместе с другими летчиками я летал на перехват гитлеровских самолетов, продолжавших рваться к Мурманску.
13 мая 1943 года сбил "Мессершмитт-109", через десять дней, прикрывая действия наших кораблей в районе Эйна-Губа, уничтожил еще одну вражескую машину, а еще через день мой боевой счет снова увеличился на единицу.
* * *
Командование послало меня в тыл получать новые самолеты для нашего полка. На эту поездку ушло много времени. Вновь в воздушных боях я начал участвовать только в октябре 1943 года.
Шли фронтовые дни и месяцы.
Мы сбивали вражеские машины в воздушных боях, прикрывали наши военные корабли во время морских сражений.
…19 августа 1944 года в три часа утра меня вызвали в штаб полка. Погода в тот день стояла отвратительная. Разгоняя волну, шквалами налетал сильный ветер. Порывистый, холодный, он дул и на берегу. Преодолевая сопротивление ветра, я с трудом добрался до командного пункта полка.
После гибели Героя Советского Союза П. Г. Сгибнева командиром нашего полка назначили гвардии подполковника Д. Ф. Маренко. Он и объяснил мне задание. На вражеской территории, в семидесяти километрах от нашего аэродрома, в районе Сол-озера, совершил вынужденную посадку наш самолет, возвращавшийся с боевого задания. На выручку летчикам командование послало морской бомбардировщик МБР-2, который ночью достиг цели.
- Вы будете прикрывать этот самолет, - сказал мне Маренко. - Сами понимаете, задание очень ответственное: речь идет о спасении наших людей. Основная трудность для вас - пройти незамеченными над линией фронта. Нужно надежно прикрыть морской бомбардировщик в то время, когда он будет снимать экипаж на Сол-озере. Останетесь в этом районе до тех пор, пока к вам не подойдет смена наших истребителей. Будьте осторожны, не забывайте: вы летите на вражескую территорию. Имейте в виду, при взлете вас будет сносить в сторону. Сильный боковой ветер. Предупредите об этом своих летчиков. Сигнал на вылет - две красные ракеты.
- Разрешите выполнять, товарищ подполковник. Маренко пожал мне руку.
- Желаю удачи.
Товарищи ждали меня на стоянке. Я рассказал о предстоящем полете, и они поспешно разошлись по своим машинам. Сделав круг над аэродромом и покачав на прощание крыльями, мы взяли курс на Сол-озеро.
Шли на бреющем полете. Внизу проносились чахлые северные березки, сосенки, кустарники, мелькали огромные валуны и гранитные скалы. По карте и часам я убедился, что мы идем точно - и по курсу, и по времени.
- Скоро будем у цели, - сообщил я товарищам. - Ведите круговое наблюдение, чтобы нам на головы не свалились "мессеры".
Вот и Сол-озеро. На беспокойной его поверхности я вижу самолет МБР-2, который должен взять летчиков, совершивших вынужденную посадку. Над озером барражировали наши истребители. Мы легким покачиванием с крыла на крыло поприветствовали их, и они ушли к линии фронта. Наши самолеты легли в вираж над Сол-озером.
Мы дежурили около часа. Никто не мешал спасательным работам. Дождавшись смены, полетели на свой аэродром. Заходя на посадку, я услышал взволнованный голос командира полка, он открытым текстом передавал по радио:
- Гвардии капитан Сорокин Захар Артемович, поздравляю с присвоением вам высокого звания Героя Советского Союза!
На некоторое время я растерялся, волнение сдавило горло. Только через минуту, придя в себя, смог ответить:
- Служу Советскому Союзу!
Приземлившись, я не смог выбраться из кабины. На плоскость забрались летчики и техники. Они вытащили меня из машины вместе с парашютом и начали подбрасывать вверх.
Командир полка еще раз поздравил меня.
- Снимай скорее парашют, Захар Артемович, сейчас митинг начнется, выступишь, - сказал он.
Признаться, я сильно смутился. Какой я оратор?! Но отказаться от выступления было нельзя.
Митинг открыл командир полка гвардии подполковник Маренко. Он напомнил о сафоновских традициях нашего Краснознаменного гвардейского полка, о боевых делах истребителей. Потом слово взял наш комиссар. Он выразил уверенность, что мои боевые полеты будут продолжаться.
Наконец я, как мог, рассказал боевым друзьям о своих мыслях и волновавших меня радостных чувствах.
Мне вручили поздравительные телеграммы от командующего Северным флотом, начальника военно-воздушных сил Северного флота генерал-лейтенанта Андреева А. X. и от политуправления Северного флота.
На следующий день на своем самолете я вылетел в штаб ВВС. Здесь собрались летчики Северного флота, недавно удостоенные звания Героя Советского Союза. Командование сердечно, по-отечески поздравило нас и предложило нам отдых. Все мы решительно отказались: не время отдыхать!
"Тихорецкий комсомолец"
Осенью 1944 года по состоянию здоровья мне пришлось поехать лечиться в Кисловодск.
- Подлечитесь, отдохнете. Вам это необходимо, - говорил мне подполковник Маренко.
- Война ведь еще не кончилась, - возражал я.
- Знаю, знаю! Но командование тоже знает, что делает. Раз посылают, значит, надо ехать, заодно побываете у матери. Расскажите там, как мы на Севере воюем, - дружески напутствовал Маренко.
Из Кисловодска поехал в Тихорецк. От вокзала до дома километра три. Это расстояние я решил пройти пешком. Здесь все было родное и близкое: окраины, улицы, пустыри, дома - места моего детства, юности. Вот и наша улица, вижу свой дом. У ворот, опершись на палку, стоит старушка.
- Мама! - дрогнуло сердце.
Мать сразу узнала меня, вскрикнула и пошатнулась. Я успел подбежать к ней. Что может быть дороже теплых материнских объятий.
Мы зашли в дом. Мать то и дело дотрагивалась до меня рукой, словно не веря, что это я.
- Нынче всю ночь я не спала, - сказала она, - чувствовала, что ты приедешь. Видишь - не ошиблась. А почему ты не известил?
- Хотелось неожиданно…
- Насовсем вернулся, Захарушка?
- Нет, мама… Рано еще насовсем. Погостить приехал. А потом поеду фашистов добивать.
- Другие вон дома сидят…
- Так они ведь тоже для фронта работают. Без них мы бы не смогли воевать. Каждому свое место. Я - летчик…
- Что ж, - тяжело вздохнула мать, - коль надо, воюй, - и тихо заплакала.
Вечером к нам пришли и знакомые, и незнакомые. В доме стало людно и тесно. До поздней ночи я рассказывал своим землякам о суровом Заполярье, о любимом герое-командире Сафонове, о боевых друзьях, об их подвигах.
Мать сидела рядом со мной, в ее глазах, полных любви, блестели слезы.
В эти незабываемые и счастливые для меня дни я выступал перед пионерами, комсомольцами, перед рабочими и служащими. Они внимательно слушали мои порой нескладные, порой неумелые рассказы о боевых делах летчиков-сафоновдев.
Однажды под вечер к нам пришли секретари райкома партии Ерошенко и Бородин. Они сообщили, что молодежь района собирает средства для постройки самолета "Тихорецкий комсомолец". На этом самолете я буду бить фашистов.
Взволнованный, я горячо поблагодарил земляков за доверие.
На следующий день поехал на паровозоремонтный завод, на котором работал до армии. Побывал в нескольких цехах, выслушал рассказы рабочих об их трудовых делах, о помощи завода фронту. В обеденный перерыв в сборочном - самом большом цехе завода - собрались рабочие.
Мы задушевно беседовали. И еще раз я убедился, как безгранична любовь народа к своему детищу - армии. И мы, воины, и работники тыла - это одна крепкая семья, готовая на любые жертвы во имя победы.
Тихорецкая районная газета через несколько дней сообщила, что на постройку самолета "Тихорецкий комсомолец" уже собрано 147 тысяч рублей.
Вскоре земляки торжественно передали мне новенький истребитель с надписью на борту "Тихорецкий комсомолец".
Трудно выразить словами чувства, которые охватили меня в тот момент, когда я любовался этой прекрасной машиной.
- Спасибо, сердечное спасибо за подарок! - растроганно благодарил я своих земляков.
- Самолет осмотрен и готов к выполнению боевого задания, - доложил техник.
Я сел в кабину, опробовал работу мотора и, получив разрешение на взлет, взвился в воздух. Сначала проверил самолет на большой высоте, потом снизился до бреющего полета, на полной скорости прошел над аэродромом, а потом "горкой" снова взмыл вверх. На прощание дал салют из боевого оружия.
Воздушные разведчики
В Н-скую эскадрилью прибыл долгожданный эшелон с новыми самолетами. На разгрузку поспешили все, кто был свободен от дежурства и полетов, - техники, инженеры, летчики. Работали с охотой, весело, споро.
Командир эскадрильи майор Валуйко, опытный, бывалый летчик, с посеребренными ранней сединой висками обрадовался новым самолетам и в то же время забеспокоился: в последние дни налеты на аэродром участились. Фашистские бомбардировщики с авиационной базы в Северной Норвегии прилетали и утром, и днем, и вечером. И если они обнаружат не собранные машины… Страшно подумать! Выход был один - рассредоточить ящики, в которых находились аккуратно упакованные части самолетов, чтобы они не оказались объектом для бомбежки. А сейчас предстояла самая трудная задача: срочно собрать машины.
"Поручу Токмачеву, - решил майор Валуйко. - Токмачев - лучший в эскадрильи летчик, отличный организатор".
Высокий, худощавый капитан с живым, сильно обветренным лицом вошел в землянку командира.
- Явился по вашему приказанию, - отрапортовал он.
- Капитан Токмачев, немедленно займитесь сборкой самолетов. Один самолет соберете для себя.
В глазах Токмачева промелькнула радость и тут же исчезла, когда Валуйко уточнил:
- Как только освоите новую материальную часть, слетаете в разведку.
"Опять в разведку, когда же наконец в бой?" - огорченно думал Токмачев.
- Все машины должны быть собраны в кратчайший срок, - закончил командир.
* * *
Срубленные низкорослые сосны, молодые березы и вороха зеленых веток лежали около каждой площадки, на которых поспешно собирали новые самолеты.
Николай Иванович Токмачев, проверив, как идут дела, пришел на свою площадку, где работали два техника, и принялся им помогать. Один из техников, пожилой уже человек, хорошо разбирался в новой материальной части. Токмачев настойчиво расспрашивал его о всех тонкостях эксплуатации материальной части. Капитан уже познакомился с формуляром, где были записаны тактические свойства новой машины, и сейчас старался на практике вникнуть во все "тайны", начиная от смазки шарниров, системы бензопитания и кончая электрооборудованием.
Он увлеченно слушал объяснения техника и, когда сигнал боевой тревоги прервал "урок", сказал с досадой:
- И работать мешают, и учиться спокойно не дают!.. - Николай Иванович, сердито махнув рукой, принялся вместе с техниками укрывать зеленью наполовину собранную машину. Теперь фашистские летчики увидят сверху негустой смешанный лес - и только.