Медленно доходило до Анны очень горькое: весь мир, натворив в ее стране чудовищное, забыл о России, и она, как растерзанная планета, искры от которой больше не обжигают, не волнуют и ничего нового уже не несут, как жалкие осколки прежде огромной Звезды, больше для этого мира, упокоенного ложью, не существует и покоится теперь где-то глубоко на дне человеческого сознания всей остальной цивилизации. И как нынче вызволить хотя бы из души гостя интерес ко всему тому, что действительно происходит в стране Анны, а значит, и в ее жизни? Как пробудить боль и сострадание к огромным утратам хотя бы в ее судьбе за последние два десятилетия?
- Как в арабском мире отреагировали на смерть Каддафи? - спросила она его вдруг совсем о другом.
Гость развел руками.
- Как? Ну, сорок два года у власти. Везде вмешивался. Надоел всем. Даже в Африке.
- И за это убивать?
- Сорок два года, понимаешь?
Анна не понимала, почему по этой причине столь варварски и по-людоедски надо решать судьбу страны, лидера и его семьи: детей, внуков…
- Английская королева 60 лет на троне, давай ее бомбить?
- Зачем? - искренне удивился гость. - Она ничего в своей стране не решает.
- Как не решает? - отказывалась верить Анна в сказанное и спросила напрямик: - Почему английские премьеры докладывают обо всех делах парламента и страны королеве? Почему королева состоит в Комитете трехсот, в который входят самые богатые люди мира, решающие судьбы мира?
- Не переживай, теперь в Ливии все будет хорошо!
- Закон о многоженстве - это хорошо? Законы о возврате к шариату, об отсечении рук, ног… Это хорошо?
За много лет разлуки мужчина и женщина, жившие все эти годы на разных континентах, в иных политологических системах и в разных психологических мирах, уже абсолютно по-иному глядели на жизнь. Что теперь их объединит?
- Как теперь ты относишься к тому, что англичане в девятнадцатом веке пришли в Судан? Это плохо?
Собеседник поморщился, махнул рукой, как бы отметая прошлые огорчения.
- Сейчас нормально отношусь. Англичане строили у нас железные дороги, телеграф, открыли школы…
В самом начале английского фильма "Четыре пера" (2003 г.), посвященном подавлению национального движения в Судане в конце XIX века, есть титр, в котором сообщается, что в конце XIX века британские войска захватили каждый четвертый километр планеты.
"И после такой агрессивности Британия еще кому-то предъявляет претензии? - думала в это время Анна. - России подобное хамство и в голову прийти не могло. И если бы Среднюю Азию захватили британцы, на ее территории был бы вечный Афганистан: нищета, постоянные бойни, а на улицах - голодные дети и жалкие женщины в черных тряпках с головы до ног. Уж бритты не отказали бы им в религии, вкушайте ее, сколько хотите, только оставайтесь смирными идиотами".
- В нашей стране на уровне суданских улочек даже спор был тогда, не рано ли мы выгнали англичан? Некоторые люди говорили, что надо бы подождать еще лет двадцать, чтобы они побольше понастроили.
- Чего именно?
- Мостов, больниц…
- То есть того, что стоит дороже, что силами одной нации не осуществить?
Помнится, как-то в одну из поездок в Польшу Анна слышала, как в Варшаве на автобусной остановке спорили два поляка, и один из них сказал то же самое:
- Мы их рано выгнали. Надо было подождать, пока русские построят в Варшаве хотя бы метро.
И вот теперь оказывается, что не только сильный бывает хищником, но и затаившаяся, вроде безразличная ко всему хитрость малого и обиженного.
- Значит, твой прапрадедушка, исходя из нынешнего мышления, был неправ в том, что боролся против англичан?
- Защищая свой дом, мой прапрадедушка был прав… - спокойно ответил Хади. - Но тогда мало кто понимал, что прогресс сильнее национальных чувств. Рано или поздно прогресс потащит страну на веревке, как раба. Всем необходимо идти вместе с прогрессом, а кто отстает… Мы, африканцы, отстали… Весь мир уже с электричеством, а наш континент без электричества… Везде уже железные дороги, мы же в основном по тропкам. Как такое могло быть? И прогресс пришлось догонять так, через колониализм. Через множество войн и смертей. В таком развитии истории и мы, африканцы, виноваты. Надо было думать не только о бананах. Да, Махди и мой прапрадедушка боролись за независимость, но что было в Нубии после их победы? Опять все хватали и продавали друг друга в рабство. Страна уже обязана была уйти в другую формацию.
- Когда-то ты говорил, что боишься стать чернокожим англичанином. Теперь почему им стал?
- Не стал. История пошла на другой виток, и все увидели прошлые события с другой стороны.
- И все же… - разочарованно протянула Анна, как всегда, желая тут же подвести черту.
- Без "все же…". В Судане не носят джинсы. И на мне никогда их не увидят. Почему? В джинсах ходили у нас английские колонизаторы.
- Ну, это не доказательство, - решительно отмахнулась Анна.
- Когда я учился в Англии, мне на кафедре предлагали остаться. Говорили, куда ты едешь, там пески, дикость… Я вернулся домой. Как видишь, я далек от восхищения капитализмом, но истину видеть обязан.
- Это тоже не доказательство. Из Москвы ты тоже вернулся домой.
- Сейчас я работаю в составе группы по созданию нескольких атомных станций в Судане.
- Да? А средства после войны в стране откуда?
- Несколько миллиардов долларов дает Китай, - объяснил Хади. - Конечно, не бескорыстно. В кредит.
И на этом диалог между хозяйкой и гостем не окончился.
- М-да, в кредит, - проворчала собеседница и, как всегда, вставила, будто штырь, возражение: - Советский Союз отпустил огромные деньги Египту лишь за бананы… Повезло, да?
Не случись катастрофы с собственной страной, наверно, Анна по-житейски, по-мещански возмутилась бы: у нас, мол, и нынче своих проблем хватает, к чему тратить деньги на чужие проекты? Однако ни той страны, ни денег, ни прежних надежд на сотрудничество между разными народами теперь нет. Все лучшее - в прошлом. И как же горько было Анне, что страна ее, вот эта… новая, будто лоскут от прежнего платья, настолько умалилась, настолько ослабла, что присутствие ее уже нигде толком в мире не обнаруживается, а тем более, с точки зрения современной спесивой российской дипломатии, в какой-то Нубии…
Когда-то она спросила знакомого израильтянина, бывшего соотечественника, благодарны ли уехавшие из Советского Союза евреи за то образование, которое они массово и безболезненно получили, как они выражаются сами, "в стране пребывания"?
- Даже не вспоминают об этом, - спокойно ответил Исраэль.
"Неужто так быстро затягивается в небытие, будто в тину, даже лучшее, что было на земле? Может, так было в каждой эпохе, даже во времена фараонов? Тогда стоит ли выкладываться, обливаться потом, создавать что-то грандиозное, коль так быстро все погружается в черную хлябь, стоит лишь времени перешагнуть даже через полвека?"
- А суданцы, которые прежде учились в Советском Союзе… - спросила хозяйка у гостя, - разговаривают между собой по-русски?
- Никогда! На арабском, английском, да, но по-русски? Никогда не говорим.
Тут уж Анна обиделась до глубины души на такое беспамятство, на столь безучастное отношение к жизни в Советском Союзе… Хотя бы какие-нибудь забавные эпизоды, отдельные прекрасные моменты, которые случались в жизни людей, когда они учились в Москве… Неужели не вспоминали и не говорили об этом по-русски? И разозлившись на то, что Хади не играет с ней в поддавки, она выкрикнула:
- Тогда Советский Союз зря помогал африканским странам избавляться от колониализма?
- Это другая страница. Советский Союз много строил, - не торопясь, отвечал он. - Ваша страна по всему миру создавала рабочие места, значит, создавала рабочий класс, который должен был помочь ей, в свою очередь, построить социализм во всем мире. Не получилось. Сил явно не хватило. И еще времени. Это программа лет на пятьсот. Социализм жил на земле только семьдесят. И в Африке не были готовы к тому, чтобы рабочие были у власти, наверху. У нас их попросту не было.
- Но ведь советская политика помогала в других странах в основном местной буржуазии.
- Ты видела, как птица в гнезде кормит птенцов? Сильный выскакивает вперед и хватает клювом еду у другого. У вас в стране не так ли получилось? В Советском Союзе тоже, как я понял, буржуазия всех перехитрила и все перехватила, как вы такое позволили?
- Когда-то ты меня спросил: советские республики - это колонии? И нынче считаешь также?
- Как ты помнишь, я был в Ташкенте и увидел, что это не колониальный город. Жители его чувствовали себя в нем хорошо.
- Почему тогда в этом неколониальном городе нынче охотно празднуют день независимости?
- Наверно, люди тоже думали, что их республики были колониями. Кто-то им это внушил. И жители поверили. Народ везде наивный.
Да, по московскому телевидению как-то бывший член ЦК КПСС Юрий Прокофьев рассказывал о том, что в 1990 году он спросил первого секретаря ЦК партии Узбекистана Ислама Каримова:
- Зачем ты, Ислам Абдуганиевич, насаждаешь в своей республике национализм?
Каримов, не моргнув глазом, ответил:
- Вы в России решили утонуть и тоните на здоровье, а мы будем спасаться в одиночку.
И спасались тем, что травили людей других национальностей, сживали со свету, отнимали у них жилье и последние копейки. И ладно, показали бы миру потом образцы экономики и человеческих отношений хотя бы между собой… Изгнав из республики миллионы людей, руководство потом провело еще одну подлую акцию: чтобы впоследствии не отвечать за геноцид, начало убеждать весь мир в том, что русские уехали сами. После чего создали уже и коренным гражданам такие условия, что и свои почти все съехали: кто в Россию, кто в Пакистан, Афганистан…
Сказывают, что президент Узбекистана Каримов и после этого считает ситуацию в этом скороспешном государстве нормальной и будто бы изрек: "Мне в республике одного миллиона хватит, остальные прокормятся в России".
То есть восемнадцать миллионов уже коренных жителей республики вслед за изгнанным русским населением тоже оказались лишними. Вот какую большую людскую беду искусственно запрограммировали люди, которые занимали очень высокие государственные посты.
- Придет время, и в этих краях тоже будет видна правда с другой стороны, - объяснил Хади. - Во многие страны, куда пришли англичане, народ всегда жил плохо. Я был в советское время на Украине, в Грузии. Везде ваши люди жили хорошо. В этом разница. Англия захватывала страны и давала минимум, а сама богатела. Советский Союз завоевывал мир через труд и давал максимум.
- Как поживает Мак? - спросила Анна, чтобы уйти от этой вечно бередящей ее душу темы - гибели собственной страны. Ни за что, ни про что… Без бомб и нападения извне. Когда восстали сундучники, упрекая страну в том, что в их бездонных емкостях, видите ли, пусто, хотя крышки и без того закрывались с трудом.
- Как поживает Мак? - спросила она еще раз.
- Умер, - опечалено проговорил он. - От сахарного диабета. Вскоре, как уехал из Москвы.
- А Халим?
- Умер. Четыре года назад. У нас сухой закон: я пиво двадцать лет не пил. Но Халим дома тайком гнал спиртное. От этого и умер. Очень увлекся. Можно сказать, спился.
- Да, - удивилась Анна. - У вас и такое бывает? Тайком, чтоб никто не видел? Зачем тогда в мусульманском мире сухой закон? Коль его легко обойти…
- У нас многие так и делают.
- Как поживает твоя подруга Ольга? - спросил теперь гость.
- Умерла. Двадцать лет назад. Поэт Осман что нового написал?
- Писал много. Сам я не читал. Говорят, что у него были прекрасные стихи, и недавно в университете прошел вечер памяти поэта. Кстати, открыли и памятную доску. Осман года два назад умер. На открытии барельефа была русская жена, преподавательница русского языка в Хартумском университете, и их сын. Хасан, преподаватель английского языка, прилетел из Саудовской Аравии и много хорошего рассказывал об отце.
Анна едва не поперхнулась… Она впервые услышала, что у Османа была жена, притом русская. Ведь когда-то начинающий поэт упорно не хотел жениться на Гале, хотя она родила ему сына. Гера был красивым и умным мальчиком, и все не понимали, отчего это суданец не хочет вести свою женщину под венец?
Осман редко приезжал к малышу, чаще всего без гостинцев, но почти всегда у него было веселое лицо, а вокруг - запах винного парфюма. Жила Галя с сыном около метро Фрунзенская в квартире с соседями. Хотя комната была большой, а соседи добрыми. Они и помогали ей с ребенком как могли. Галя училась и перебивалась уроками, заработок был ненадежным, а когда тяжело заболела, отдала мальчика в интернат. Конечно, она постоянно навещала сына, на выходные и праздники брала его домой. В интернате по тем временам было отличное питание, и Гера всегда припрятывал для мамы апельсин.
На толкового мальчишку обратили внимание и хотели было забрать его в школу разведчиков. Там он получил бы отличное образование и знание несколько языков. Но мать отказалась. Она готовила ему другую фортуну. Какую?
Вот такая разная судьба выпала двум сыновьям одного поэта. И лишь потому Гере в детстве выпало так мало хорошего, как нынче внезапно догадалась Анна, что мать его была… еврейкой.
Ох уж эти религии! Они жизни людские выворачивают как туши кроликов, и отрезает в их судьбах мечты, как головы баранам.
Почему Галя не устраивалась на постоянную работу? Очень подводили ее антисоветские настроения, каковыми болели тогда почти все евреи в стране. И только потом, вкусив лиха в других странах, узнав, каково это жить на земле без социальных прав, которых в СССР было в избытке, многие из них стали другими.
Позднее эта маленькая семья, кажется, уехала в Израиль. Возможно, Галя надеялась, что Гера, сын еврейки, будет пользоваться в Иерусалиме большими правами.
Как сложилась в маленьком, с одну российскую область, беспокойном еврейском государстве судьба темнокожего мальчика? Узнать Анне об этом не довелось. Но если придется в жизни встретиться двум сыновьям этого арабского поэта, да еще на какой-либо войне, каковыми и нынче богата История, то будут они на этом фронте наверняка врагами. Тут их опять по разным сторонам баррикад разведет религия.
Эта встреча, скорее всего, будет походить на свидание муллы с раввином, на котором каждый будет помнить главные постулаты своих вероисповеданий, один из которых говорит, что только иудеи люди, остальные - животные, а другой не забудет о святой обязанности вечного джихада, диктующего установку: "убей неверного"!
И у каждого из них, скорее всего, будет щемить сердце от этой крутой дележки: когда один "правоверный", а другой - кошерный.
- У меня, как видишь, своя память о поэте, - промолвила Анна, обдумывая мысль о том, что одно дело жить, а другое писать. Второе - порою легче. Стихи - это переписанный набело черновик собственной жизни, из которого вымараны проступки и промахи. Это рукопись без ошибок. Поэтому они так нравятся людям. В них бард - всегда герой! Всегда - идеал. А в этом сложном мире люди так нуждаются в прекрасном. Но всегда ли реальные персонажи Истории заслуживают поклонения?
- Об этой стороне жизни нашего поэта у нас никто не знает. Я об этом впервые слышу.
- И не надо никому рассказывать, - подытожила Анна. - Если когда-нибудь и случится встреча двух братьев, она будет горькой. Лучше будет, если она не произойдет.
- Как поживает наш философ? - спросила она, вспоминая далее общих знакомых. - После измены Фатхии он еще раз женился?
- Умер. После того, как получил от братьев-мусульман фетву. В Лондоне умер. От инсульта.
- Выходит, что в живых из тех, кого мы с тобой знали, теперь лишь ты и я?
Мужчина и женщина с испугом уставились друг на друга. На их глазах время упорно уводило целое поколение в мир иной. И оно, это время, возможно, неумолимо приближается также к их жизням. И такого коварного врага, как всегда тикающий будильник, еще никто в мире не одолел. Можно все-таки перебороть фашизм, расизм, бедность и даже болезни (хотя бы ненадолго), но время… сильнее любого гладиатора.
- Как твой брат, который в детстве ел на уроках под партой селедку?
С глубоким вздохом Анна произнесла, что и братишка, которого она когда-то нянчила, золотоволосый в детстве, нежный мальчишка, умер. И тоже от инсульта. Ему нельзя было с больным сердцем таскать тяжелые вещи во время переезда из Узбекистана в Россию, однако не таскать же их семидесятипятилетной матери? После приезда в подмосковный городок Володя сел на стул и… умер. Прямо на работе.
Хади замер на своем стуле.
Мир перевернулся, для многих знакомых эпоха уже кончилась, а они все еще в ней. Наверно, это странно, зачем так надолго застревают на земле некоторые, да и вообще, что они еще хотят там, где им уже вроде как-то неловко и пребывать? На какой планете им жить, если они живые, да еще хотят любить, не только внуков, но и целую жизнь: науку, книги, свои вопросы к политике, а также друг к другу?
Гость опять уставился в стол и не поднимал глаз. Походил по комнате, погладил свою седую голову обеими руками, как это делал прежде, подошел к зеркалу.
- Красив, красив еще, - усмехнулась Анна и добавила с юмором: - Но почему-то думаешь, что старела за это время только я.
Хади смущенно и как-то искоса глянул на нее.
- Угадала? Тебе хотелось встретить меня такой, какой я была, когда ты впервые меня увидел, а нынче вроде как разочарован. Мужчина - царь природы, он же, как сфинкс, никогда не меняется, не так ли?
Изумлению на лице гостя не было предела. Он погладил обеими руками свою поседевшую шапочку волос и удивленно спросил:
- Как ты догадалась?
- Я же тебя знаю, возможно, лучше, чем даже себя. Я с тобою всю жизнь разговариваю…
- И ты со мною?..
В этот момент Хади перешагнул время. Он вновь шагнул в ее судьбу, будто с горы Монблан через Эверест, через континенты и моря, через годы, вроде как через горы. Он поднялся со стула, схватил Анну, крепко обнял.
- Ты для меня все такая же!
- Да, я нынче не Софи Лорен, - как бы жалуясь, проговорила женщина.
- Ты лучше Софи Лорен, - ответил он. - Ты меня столько лет ждала!
И после этих слов он взгляда своего не отвел от нее - ни влево, ни вправо.
Вот ведь диво! Всю жизнь они искали друг друга, но встретились лишь тогда, когда и жизни у обоих уже почти не осталось. И даже мира, который когда-то много лет назад позволил им, людям с разных континентов, встретиться, уже не было. Когда-то Хади не покинул свой прайд, не поступил вопреки воле родственников, за длинную жизнь они почти не жили вместе, но что изменилось в их отношении друг, к другу из-за этого? Как им быть нынче, когда за окном иной пласт цивилизации, хотя многочисленный арабский род у него прежний, и отношение у мужчины к нему такое же, коль целый час уже то и дело кто-то звонит по сотовому?
- Дети беспокоятся, не потерялся ли я, добрался ли без приключений?