Глава III
ИЗ СОВЕТСКОГО СОЮЗА УХОДИЛИ ПО-РАЗНОМУ
ПУСТЬ НЕ КРУЖИТ НАС ВРЕМЯ ПО КРУГУ
Наступили времена, когда Псков стал называться Плескау, а площади имени Ленина, Сталина во многих советских городах стали носить имя Адольфа Гитлера. Переименование улиц в оккупированных городах шло так же быстро, как и у нынешних демократов. Затем последовало закрытие учебных заведений, Советы стали называться управами, опять же, как и у нынешних демократов. В фашистских оккупационных листках появились следующие стишки:
Как когда-то вам варяги
Создавали вашу Русь,
Так теперь германски флаги
Изгоняют красный флюс.
Прыгай, русский мужичок,
От Москвы до Таганрог.
Захватив почти всю Европу, фашисты стали утверждать, что в Россию пришли бороться с большевизмом, забыв, правда, объяснить, зачем они оказались во Франции, Польше, Румынии? Но русская эмиграция объяснений не требовала, в большинстве своем она поверила Гитлеру, будто дурочка с раскрытым от восторга ртом.
Писатель Дмитрий Мережковский, его жена - поэтесса Зинаида Гиппиус, атаманы Семенов, Шкуро… все они поддержали Гитлера, а генерал Краснов 29 марта 1933 г. даже написал фюреру личное письмо.
Да, тот самый Краснов, выходец из зажиточной казачьей семьи, который предложил Керенскому переодеться в заранее приготовленное платье и 1 ноября 1917 года через потайной ход вывел его из Гатчинского дворца. А в 1918 году с целью создания на Дону и Кубани самостоятельного государства под названием "Всевеликое войско донское" поднял описанный впоследствии Шолоховым антисоветский мятеж, имел при этом Войске немецкого представителя фон Кокенхаузена, который снабжал Краснова немецким оружием.
После подавления мятежа Краснов сбежал за кордон, но тысячи русских людей с той и с другой стороны оказались в… могиле.
"Нам, русским националистам, - писал позднее бандит Семенов в газете "Голос эмигрантов", - нужно проникнуться осознанием ответственности момента и не закрывать глаза на тот факт, что у нас нет другого правильного пути, как только честно и открыто идти с передовыми державами "оси" - Японией и Германией".
То же самое слышим мы и от нынешних демократов: они все время за любой подсказкой бегут на Запад! В общем, ось та же.
Но пока обратимся к тому моменту истории, когда под контролем Германии в Великую Отечественную войну оказалось более 70 млн человек, и как жить в новой обстановке, если в мгновение ока разрушены села, города, погублено множество жизней и гордость цивилизации - человеческие устои - померкли, будто луговой цвет от опрокинутого с небес кипятка?
- Ты будешь полицаем! - в одной деревенской избе приказал фашист восемнадцатилетнему русскому пацану.
- Не губите мальчишку! - выкрикнула в ужасе мать и бросилась в ноги чужестранному вояке, целуя его грязный сапог.
- Не буду я полицаем, - спокойно возразил паренек.
Вражеский автомат мгновенно изрешетил юношу на глазах всей деревни.
- Ты будешь полицаем! - приказал немец его младшему брату.
Тот после гибели брата покорно опустил голову.
Но принимать решение под чекой выпало, однако, не всем. Кое-кто сделал это добровольно.
"Люди старого порядка, - писал впоследствии один из идеологов власовского движения М. Китаев, - то есть зарубежная эмиграция и монархически настроенные элементы внутри страны, рассматривали большевизм как врага номер один. Они работали под известным лозунгом "хоть с чертом, но против большевизма". Не имея четко выраженной политической программы и политических организаций, эти люди в первый период войны шли на любое сотрудничество с немцами, не заботясь о том, принесет ли это благо или вред русскому народу. Значительную роль играло при этом личное озлобление. Зарубежная эмиграция рассчитывала при этом вернуть утраченное в результате революции 1917 года личное достояние. Монархические элементы внутри Советского Союза без борьбы переходили на немецкую сторону".
"В первый период войны, - пишет Китаев далее, - немцы широко использовали для целей политической пропаганды старую эмиграцию или людей, лично пострадавших от советской власти. Но эти люди в своей работе больше всего старались угодить своим немецким хозяевам, угадать их желание. Поэтому их деятельность не отражала действительного положения вещей и приносила делу немецкой военной пропаганды огромный вред".
"М. Китаев - псевдоним. Автор родился и вырос в Советском Союзе. Его отец - довольно известный дореволюционный писатель, постарался дать сыну хорошее и всестороннее образование. Китаев окончил высшее учебное заведение. Стал командиром запаса - младшим лейтенантом. Работу младшего научного сотрудника получил в Москве, в одной из лабораторий Академии Наук СССР", - говорится в предисловии к изданной на Западе брошюре М. Китаева и констатируется далее, что этот сын известного дореволюционного писателя осенью 1941 года попал к немцам в плен. В офицерском лагере военнопленных он открыто заявил о своей антикоммунистической позиции. Там же близко сошелся с группой командиров запаса из числа интеллигентов: поэтов, литераторов, научных работников.
Весной 1942 года из лагеря военнопленных в Польше он был отправлен в Берлин и попал в лагерь Вульхайде, где стал "помощником корпоральства", т. е. лицом, ведущим занятия с будущими пропагандистами.
Николай Февр, один из таких же добровольных пропагандистов, бывший кадет Киевского Кадетского корпуса, покинул Россию на английском угольщике "Вотан" 20 января 1920 г. Но лишь началась война, мгновенно примчался из Сербии в Берлин и добровольно предложил гитлеровцам свои репортерские услуги. Фашисты осенью 1941 года посылают его в Киев и Псков как корреспондента немецкого издания "Новое слово", где представитель русской эмиграции, ненавидящей Советскую Россию, начал усердно пропагандировать идею единения с врагом, идею "нашего немца".
"Молодежь танцует, флиртует и устраивает игры, - пишет он в своей вышедшей на Западе уже после войны книге "Солнце всходит на Западе". - Фанты по-прежнему одна из излюбленных игр. Молодежь самая разнообразная. Тут и учащиеся псковской десятилетки, и ленинградские студентки, и приехавшие с эстонской территории русские, и молодой немецкий солдат - "наш немец"; тут в каждом доме есть свой "немец", который пойдет потом провожать затанцевавшуюся молодежь во избежание неприятностей с ночными патрулями".
Николай Февр встречался в оккупированном городе с мельником, мечтающим о возврате частной собственности на землю, с потомками белоэмигрантов, с профессором из Ленинградской области, который служил у немцев переводчиком. То есть встречался с теми, для кого, как сообщает автор, новая война "явилась не чем иным, как продолжением бывшей давно - да уж не так и давно - борьбы белых с красными".
Естественно, что такие граждане сообщают бывшему русскому кадету, а теперь элементарно немецкому офицеришке, все, что тот хотел услышать:
"Вы спрашивали, что надо сделать для скорейшего падения большевизма?.. Если завтра в Киеве или Смоленске поднимется трехцветное знамя и национальное российское правительство призовет народ к борьбе против большевиков, то война окончится через три месяца", - сообщает пришельцу служака в немецкой управе. Только не удосужился додумать профессор свою же мысль: как это позволили бы немцы возникнуть российскому правительству? Неужто они ради прихотей и счастья этого перебежчика пришли на русскую землю с огнем и мечом? Или профессоришко решил, что переиграет Гитлера?
В Киеве, Пскове не поднялось тогда трехцветное знамя, ставшее к концу двадцатого столетия в стране символом подлости и предательства. Перешедшие добровольно на сторону фашистов белогвардейцы, позже и власовцы, пожелали в Великую Отечественную войну развязать вторую параллельную войну, - гражданскую, как и в 1918 году, против идеалов, за которые боролся весь девятнадцатый век России, и решили, что нашли в лице фашистов верных и честных союзников. Однако они не поняли главного: германские корпорации "Даймлер - Крайслер", "Сименс", владельцы заводов Круппа финансировали Гитлера не для того, чтобы вчерашние белогвардейцы развешивали в Москве или Питере свои знамена, а для того, чтобы за счет грабежа отхватить гигантские прибыли.
Вся эта шпана не усвоила главного правила русских старообрядцев: "Не верь врагу, не якшайся с врагом, это великий грех".
Оказавшись на оккупированной территории за счет чужих средств, Николай Февр, охотно, по собственной воле якшавшийся с врагом, дает своему народу презрительную кличку: "подсоветские". А ведь кадет даже спустя много лет после пролетевших событий напрашивается на такую же кличку, только со знаком наоборот: "подгитлеровец". И охотно на страницах своей книги он рассказывает о своих встречах и настроениях с такими же подгитлеровцами.
"Порыв был и у нас, встречавших немцев с цветами, я сам на старости лет бросал цветы немецким танкистам", - откровенно рассказывает Февру бывший профессор, а тот усердно записывает: "Мой собеседник улыбается и говорит: - Я тоже в первые дни прихода немцев составил на немецком языке обстоятельный доклад по русскому вопросу и передал одному "зондерфюреру" с просьбой передать его в Берлин… Примерно через месяц после нашей встречи он прислал мне даже табаку… Табак был завернут в одну из страниц моего фундаментального доклада".
Немцы плевать хотели на то, что исходило от этих добровольных помощников, они были прекрасно осведомлены о программах своих фюреров, суть коих была выражена Альфредом Розенбергом: "Германия не может допустить того, чтобы у нее под боком неорганизованно плодился и размножался народ, стоящий на низкой ступени развития и вечно угрожающий поглотить высшую германскую расу…".
Доктор Геббельс на страницах газеты "Дас Райх" подтвердил слова Розенберга: "…война на тучных нивах востока ведется германским народом за тот хорошо накрытый стол, который после окончания войны будет в каждой немецкой семье…".
И вот тем, кого интересовал в СССР лишь собственный поход за салом, активный подгитлеровец русского происхождения Николай Февр в своих статьях и книгах пытается втолковать, как надо убить Советскую страну.
"Если бы Германия пошла по пути привлечения на свою сторону русского народа и вовлечения его в борьбу против коммунизма, то более чем вероятно, что война на востоке была бы закончена уже в 1942 г. или переросла бы во внутрироссийскую - гражданскую войну.
…Чтобы разумной политикой ускорить отпад русского народа от советской власти, т. е. сделать полезное для Германии, с ее стороны требовалось приложения значительно меньших усилий и принесения значительно меньших сил".
Эти строки напомнили мне другое издание: Анатолий Рубакин, "Французские записи", 1948 год. Автор книги тоже русский, но, в отличие от Февра, войну пережил во Франции, однако смотрел на нее иначе: "немцы с первых дней стали сколачивать в Париже французские общества с немецкой ориентацией - начиналась эра пресловутого "сотрудничества"". Немцам нужны были люди, которые вели бы пронемецкую пропаганду. Они искали таких людей среди французов - журналистов, писателей. И находили.
…Немецкая оккупация теперь, когда над Францией уже не кружились германские самолеты, казалась иным буржуа своего рода гарантией против всяких революций.
На немцев они смотрели без особого страха, даже с некоторой симпатией.
Тяжелы были эти первые дни немецкой оккупации, хотя немцы поначалу из своих политических расчетов пытались даже заигрывать с французами. Тяжело было видеть невероятное низкопоклонство, угодливость многих буржуа перед немцами.
Еще осенью 1940 г. немцы организовали в Париже "молодую французскую гвардию". Эта "гвардия" была попросту погромной бандой. Штабы ее находились в двух магазинах… На витринах этих магазинов красовались антисемитские лозунги, а посередине висел большой плакат: "Франция для французов".
Как видим, и во Франции, и в СССР те, кто сотрудничал с фашистами, кто обеспечивал победу захватчикам, для порабощения собственного народа, для его окончательного откола от других, а значит, для окончательного слома и обезволивания, использовали одно и то же оружие: национализм и те же лозунги.
- Франция для французов! - кричали в войну эти молодчики, а потом сдали ее врагу.
- Россия для русских, без большевизма! - гневно вещали в эмиграции атаманы Семенов, Шкуро и бывший советский командующий 20-й армией Власов. И в драматичный момент для своей Родины эта шайка тоже повернула оружие против своего народа.
- Мы будем отдавать приоритет людям местной национальности, - заявил в 1990 году Ельцин, и страна полностью подпала под юрисдикцию международных законов, а за спиной каждого российского министра по сей день сидит американский советник, вроде как "наш американец". Сторонники ЕБН истошно вопили: "Зачем нам нужны чурки - турки, мы не хотим их кормить, нам нужна только Россия". И нынче они продолжают эту же линию: "Хватит кормить Кавказ!".
На поверку же, не за Россию они так горячо бились, а только за ее капиталы в… своем кармане. А страна… плевать на нее… В ней же было много нахлебников…
Но попробовали бы эти крикуны собрать хотя бы тонну хлопка вручную, как это за неделю делает узбек или таджик! Хотела бы я увидеть их вытянутые морды после того, как они узнали бы, насколько восточные люди трудолюбивые. Узбекистан, к примеру, давал в общесоюзную казну 60 % хлопка и четверть добываемого золота, причем высшей пробы. Так что в Советском Союзе все были нужны всем. И цари не зря присоединили Туркестанский край к России.
Цари, как и Сталин, были великими геополитиками, они видели, что по мусульманскому поясу Поволжья страну легко расколоть, что едва и не случилось в прошлом веке, когда англичане, вечные возмутители покоя, стали проникать на Кавказ и в Среднюю Азию, да взятками и подкупами начали натравливать на Россию кавказские и тюркские племена.
Раскол материковой России по такому же принципу просматривается и нынче.
- Глотайте суверенитеты, сколько хотите! - взывал Ельцин к раскольничьей вольнице, после чего 300 миллионов советских граждан, за малым исключением, поперхнулись этой костью и маются до сих пор, не зная, как выплюнуть ее.
Россия, Чечня… Сколько русских погибло, сколько чеченских женщин и детей скитаются без крова и работы по российской земле. Таджикистан, Карабах, молчаливый исход русских едва ли не из половины территорий страны - вон какая масштабная гражданская война при помощи "новых русских" была развязана новой Антантой! И все для того, чтобы угодить "нашим американцам".
Поэтому тех, кто способствовал этому пожару во имя какой-то новой виртуальной России, нельзя назвать правопреемниками России даже царских времен. Из-за своего невежества они пошли против геополитики царей. Эти воинственные граждане и не правопреемники СССР, так как ненавидели цели и смысл советского государства.
Воплотившие в жизнь чужеземную идею раскола страны, господа-грызуны, сгрызшие на Родине все святое, до конца своих дней запятнали себя званием лучших, выдающихся правопреемников… ЦРУ!
Так что национализм - это вовсе не истина, а метод, благодаря коему народы сталкивают в яму с рассолом из неприязни и ненависти друг к другу, чтобы на свободном от внимательного глаза пространстве неторопливо обтяпывать свои дела. Национализм - это отвлеченка от чьих-то глобальных и темных дел.
Тот, кто громко кричал о том, что нас кто-то объел, и очень переживал за русский, азербайджанский или еврейский народ, нас рассорив, оказался с заводами в собственном кармане, с зарубежными счетами, при хороших денежных назначениях, а мы, простофили, бесхитростный трудовой народ, остались без гроша, с синяками на физиономиях, да рты набиты не едой, а буржуазными идеологемами, мол, уворованное священно, свободу только их слову, учиться и лечиться надо только за деньги, которых у нас почему-то нет. У них тугрики есть, а у нас - пшик! Как лечиться и учиться? Так для кого произошла эта Великая буржуазная революция 1991 года?
Чеченские националисты, одуревшие от собственного величия, в России ведь не жилища березовских взрывали, а дома беззащитных граждан, активно голосовавшие за эти же ельцинские суверенитеты, то есть за планы отделения от других народов, растерзали в ненужных боях и собственные жизни. Поднять бы сейчас ушедших, даже из бандформирований, и спросить, за что ты воевал, что предпочитаешь теперь, жизнь на земле или мифический суверенитет?
Такие же гнусности воплощали в жизнь и те русские, которые оказались на нашей земле в немецких сапожищах.
"Спрашиваю мельника, - пишет Николай Февр, для которого солнце всходит только на Западе, - что ж, по его мнению, надо было сделать, чтобы крестьянство было довольно?
- В первую очередь, - отвечает мельник, - землю поделить".
Вот оно главное: землю поделить. Это требование входило и в программу власовского Пражского комитета, принятой 14 ноября 1944 года: "ликвидация колхозов, безвозмездная передача земли в частную собственность, уничтожение долговых обязательств перед советской властью, уничтожение большевизма, установление неприкасаемой частной собственности".
Конечно, дележка земли в оккупированных странах шла, но как? Во Франции ее, к примеру, отдавали только немцам, а с чего это власовцы решили, что в России будет иначе? Притом, чтобы не бросалось в глаза явное господство фашистов везде и во всем, гитлеровцы применили прямо-таки иезуитский ход: "Немцы говорили о неоккупированной и об оккупированной Франции, - пишет в своей книге Анатолий Рубакин. - Это деление Франции было ловким маневром Гитлера. Он мог без малейшего труда занять всю страну, но тогда Франция перестала бы быть "независимой" в глазах мира. Теперь же оставался кусочек Франции, на котором находилось "независимое" правительство Петэна. Это правительство могло сноситься с иностранными державами. Через него немцы вели разведку за границей, управляли французами через французов же". И управляли весьма ловко.
…"Французам было что прятать от англичан, - пишет далее Рубакин. - Из Африки они везли во Францию огромное количество продуктов - мясо, овощи, фрукты, вино, которые поступали затем в распоряжение немцев. Французское население верило, что все предназначается для Франции. Но мыто великолепно знали, что ничего или почти ничего французам не доставалось".
Да, власовцы в основной своей массе не любили немцев, но их надежда на то, что они переиграют фашистов, говорит о преступной, халатной самонадеянности, о том, что в руководстве власовского движения были люди ограниченные, с малым объемом знаний, не потрудившиеся узнать, что же происходит в это время в других оккупированных гитлеровцами странах.
В конце марта 1945 г. в отеле "Ричмонд Парк" в Карлсбаде бывший бургомистр города Киева Форостиевский, поздним числом жалея о том, что позволил гитлеровцам использовать себя, выговаривал немцам за это и каялся в содеянном: "Мне терять нечего. Я - смертник. Мое имя стоит в списке лиц, приговоренных советской властью к смерти за сотрудничество с немцами. Поэтому я хочу сказать вам здесь в лицо всю правду. Я лично отправил в Германию 45 тысяч наших лучших юношей и девушек, причем половина из них поехала добровольно, поверив вам, что своим трудом они помогут освободить нашу родину от большевизма. А что вы с ними сделали? Вы превратили их в бесправных рабов и даже сейчас не хотите облегчать их положения".