- В раю можно и без образования. У нас три урожая в год. Можно просто жить…
- Наши предки просто и жили. И стали рабами. На целых четыреста лет. Хочешь, чтоб и твоим детям выпало такое же? - оборвал его Рахман.
Внес свою лепту в спор и Хади.
- Только законы физики управляют Вселенной. В древности человек боялся ее, потому и придумал себе подвесной потолок в виде религиозного учения. В тесном помещении комфортнее, удобнее. Огромные пространства над головой не пугают. Великий начальник сидит наверху и всеми управляет. Думать не надо. Думает за нас другой. Надо только правильно понимать чужую мысль. Своя воля не нужна.
- Но без религии никуда! - утверждал Халим.
- В древнем Египте поклонялись скарабеям, - лукаво произнесла Рая. - И кошкам. По улицам Индии бродят бесхозные коровы. Святые… А народ вокруг голодный. И не святой.
- На островах Тихого океана верили в божественность угря, содержали для них шикарные водоемы, - напрягла свои познания и Анна. - В других регионах признавали святость огня… Зороастризм - поклонение огню, процветал в прежних мусульманских краях чуть ли не две тысячи лет.
Не отмалчивался и Рахман, который изучал не только афро-арабскую периодику, он умел и поспорить, отстоять свою точку зрения.
- Религии разделяют людей, а у нас в стране много национальностей. Арабы - на севере, на юге копты, племена, верующие в колдовство. Религиозной болтовней никого не объединить. Но мулла принимает только ту жизнь, в которой ему, будто в коконе, хорошо. Его задача - запугивать людей, чтобы ничего не изменилось. Тогда его клан в почете.
- В республиках Средней Азии семья поминает покойника каждую пятницу в течение года, - вспомнила Анна и продолжила свою мысль о том, что этот обычай - раздолье для муллы, который каждый день сыт. И огромное разоренье для обычного человека, который отвечает еще за жизнь своих детей и стариков. Через религиозные законы фактически идет обыкновенный грабеж населения.
Гости в комнате, кроме Халима, пришли к выводу, что нынче надо строить социальное, а не религиозное государство, чтобы каждому, будто в семье, жилось бы просто и комфортно.
- Религии убили не одно государство, - заметил Рахман.
- Плевать мне на твое государство! Пусть сдыхают все эти государства. Религиозное и расовое единство дороже, - безапелляционно заявил Халим, что до невероятности разозлило остальных. - Главное - это раса, - упорствовал он, - своя кровь.
Тут же вскочил со стула Рахман и закричал гневно:
- Ты - черный, и я черный, но я никогда не захочу в трудной ситуации быть рядом с таким, как ты. Самый мерзкий шантаж - полуправдой. Вроде так и все не так… И мужчина любит женщину не из-за цвета кожи. Душа, идея - вот главное…
Дело принимало крутой оборот. Хади дал понять, что уже поздно, всем утром идти на лекции.
Перед уходом Анна спросила:
- Почему Халим такой злой? Он же биолог, знает, как хрупка любая жизнь без экосистемы. А государство - это экосистема для каждого… Религия не платит пенсию, не строит дома. Религия, может, на время и успокаивает человека, но это путь в никуда. С моей точки зрения. Что он защищает?
- Так он расист. Обыкновенный черный расист. Не только религиозный, но и по цвету кожи. Белых терпеть не может. Почувствовала?
- Еще бы…
Халим и впрямь сверкал глазами, когда глядел на Анну.
- Не обращай внимания. Мы знаем, что он ограниченный человек. Над ним наши ребята уже в самолете смеялись. Ну, представь, прилетели мы в Италию…
В Риме на борт поднялся гид и предложил пассажирам, летящим в Советский Союз, осмотреть древний город. Все целый день с удовольствием разглядывали остатки Колизея, Форума, площадь Святого Марка, но вдруг спохватились, а где Халим? Может, у него живот заболел, нужно вызвать врача?
- Не надо врача, - спокойно объяснил сидевший в своем кресле Халим. - Я ненавижу белых и не вступлю без особой нужды на их землю.
- Но ведь это пустая ненависть, - заметила девушка парню, он же в ответ лишь развел руками, дав понять, что да, Халим таков, каков есть, и принимать его приходится со всеми его нелепостями. Это в России с подобными людьми никто не сталкивался, а в Судане и подобные типы есть.
Вот так, через встречи и столкновения, в спорах Анна знакомилась с миром, о котором никогда ни в одной книжке не читала, ни одним ухом даже не слышала.
- Что же Халим тогда делает в Советском Союзе? - спросила она. - Каким образом ваша партия это допустила? Может, у него богатый отец и дал кому-то взятку?
- Нет, он из бедной семьи.
И не всегда, оказывается, Халим был скверным типом. Когда-то он вступил в компартию, боролся за независимость своей страны, но кто-то его предал, донес, что этот парень - уже в руководстве партии. Халима посадили, рядом в камере оказался религиозный фанатик. Там он и сломался, хотя сам прежде рассказывал другим, какими должны быть цели у молодых ребят.
- Теперь Халим пять раз в день глядит в сторону Мекки, - рассмеялся Хади.
- Но Россия ничего не сделала плохого людям Африки! - возмутилась Анна. - Зачем в своей боли обвинять тех, кто к той трагедии не имел никакого отношения? По инерции он обвиняет и меня. Я же к тому веку, к рабовладельческому, не имею никакого отношения. Он перепутал что-нибудь?
После непродолжительного молчания Хади неохотно выдавил из себя:
- Его уже в Москве кто-то оскорбил из-за цвета кожи…
- Как это?
В комнате тонкой паутинкой повисла тишина.
- Лучше тебе этого не знать, - отвел он глаза в сторону…
Но диалог на этом не прервался. Девушке нужен был логический ответ.
- Почему он не едет домой, если ему у нас плохо? Почему партия его не отзовет?
- Партия ведет себя по отношению к нему благородно. Халиму дают возможность доучиться. Нашей стране нужны специалисты.
Такое объяснение не очень-то было понятно Анне. Она жила в государстве, где миллионы людей без особого труда получали высшее образование, а сотрудники всевозможных НИИ уже хвастали, что часами слоняются в коридорах своих учреждений без дела.
- У нас иначе. Нам дорог каждый специалист, который хоть что-то может сделать для людей. Вот представь себе…
Хади вновь рассказывал о своей стране, о людях, которые боролись за окончательное изгнание англичан из Нубии. Высокообразованные, толковые, они наконец-то прошли в парламент и уже приняли законы не только о запрете многоженства, но и такие, по которым будут наказывать работодателей за отказ принимать женщин на работу. Новое законодательство также поможет девушкам учиться в университете… Принятое уже не отменить, даже пришедшей к власти военной хунте.
- Каждый образованный человек в нашей стране нужен, чтоб помогать выжить другим.
Анне открывался совершенно неведомый ей прежде мир, о котором хотелось расспрашивать и расспрашивать, чтобы больше знать и видеть мир не только в его отдельных фрагментах… Но пока еще не отключили лифты, опять надо было опрометью нестись в свою комнату.
Вскоре Хади предложил:
- Давай завтра пойдем на Новодевичье кладбище. Я несколько лет живу в Москве, и ни разу там не был.
Потом Анна запишет в своем дневнике:
"Вчера ходили по Новодевичьему кладбищу. Долго разглядывали памятники, читали надписи на плитах, отмечали с удивлением: вот где похоронен педагог Макаренко, а вот могила писателя Максима Горького, революционера Подвойского…
В этот осенний день старушки поливали цветы, печально глядели на изображения родных лиц на выцветших фотографиях, но, увидев меня вместе с Хади, надолго отрывали взгляды от дорогих могил, поджимали недовольно губы и недобро перешептывались между собой. Судя по их наклоненным друг к другу головам, коренная Россия не принимала межрасовых человеческих отношений, с их точки зрения дурных и вызванных лишь моей меркантильностью.
Если рядом со старушками находились их сыновья, они презрительно оглядывали меня с головы до ног. По их мнению, я рядом с Хади лишь потому, что жгуче соблюдаю свой имущественный интерес: у меня теперь, кажется, гора шуб, кофточек и десяток сумок из крокодиловой кожи".
- Ой, смотри, тут похоронен писатель Всеволод Вишневский. Завтра в кинотеатре "Россия" идет фильм по его рассказу "Оптимистическая трагедия".
- Это о чем?
- О революции, конечно! У нас есть еще один рубль, давай посмотрим?
В кинотеатре "Россия" Хади не отрывал восторженных глаз от экрана. Наглость анархистов, красавица комиссар, ее красивые и точные ответы зарвавшимся, хоть и усталым морякам, трагическая участь бескорыстия той далекой эпохи, в итоге - молодые люди из нынешних шестидесятых вышли из кинотеатра с таким светлым настроением, такие чистые, будто омыло их только что теплым прозрачным дождем.
- Как же в России хорошо! - заметил Хади, с удовольствием разглядывая каштаны, листья которых поначалу желтели лишь по краям. Клены вдоль улицы вспыхнули уже золотым пожаром.
- Как здорово у вас ставят фильмы! После такого кино хочется совершать только добрые поступки!
- Да, фильм получил почетный диплом на Международном кинофестивале в Мексике, в Акапулько. Вот бы и туда слетать, чтобы повидать города инков!
- Может, когда-нибудь и полетим!
Хади взял девушку за мизинец, повернул к ней свое сияющее от восторга лицо. И не успели молодые люди сделать несколько шагов вдоль тротуара, как вдруг около них остановились женщины.
- И ты любишь эту свинью? - размахивая сумкой, выкрикнула неожиданно одна из них Анне прямо в лицо.
- Тебе своих не хватило? - заорала другая.
- Шлюха! Шлюха!..
Вся красота дня и даже целой Вселенной мгновенно провалилась в преисподнюю. Наверно, вот так и выглядит ад, когда тебе говорят только гадости, что-то низменное, совершенно не соответствующее тому, что есть там, где день, жизнь, мысли, достижения философии и борьба за лучшее и светлое на земле.
- Проститутка! Морду бы тебе разбить!.. Сколько он тебе платит?
Как в такой обстановке не растеряться, не посереть от того мерзкого, грязного, с чем они в этот момент столкнулись на улице? Молодые люди в ответ лишь подавленно молчали и, не шелохнувшись, стояли перед подло орущими женщинами, будто заторможенные, ничего не понимающие инопланетяне. А те пытались привлечь к ним как можно больше внимания. Прохожие охотно останавливались, перемигивались между собой, посмеивались.
Первым пришел в себя Хади. Он схватил Анну за руку, вытащил ее из очерченного дворовым, местечковым злом круга, и они поспешили к метро в надежде, что, может, через минуту встретят людей более высокой культуры, более чутких и добрых.
В метро, отчужденные друг от друга из-за уличного хулиганства, они даже не помышляли взглянуть на себя, на улице их теперь разделял уже целый метр.
- Как же так? - бормотал в растерянности Хади. - Компартия присылает нас в Советский Союз, чтобы мы учились лучшим человеческим отношениям, какие уже сложились в обществе при социализме, а в Москве я, оказывается, для ваших людей лишь свинья?
Глаза его стали влажными, глубокими, будто в них заглянули смертоносные лучи далеких планет, на которых лишь вечный космический мрак.
- Успокойся! Дурные люди есть везде, - решила приободрить его Анна. - Неужели и на твоей родине не встречаются дураки?
- Бывает, - неохотно согласился он и поправил темную шапочку своих непролазно густых волос, размышляя при этом о том, как страшен расизм, сколько он убивает людей, как растерзывает чужие мечты о единении и жизни общества без войн.
- Ты что, про Халима забыл?
- Да, в моей стране тоже есть расизм, - неохотно согласился он. - И в Африке… Но наша партия борется с дурными отношениями между людьми. Однако… почти суд Линча в Советском Союзе… Не ожидал. Какие тогда реальные идеалы у ваших людей? Во всем мире такое уважение к вам, а почему ваши люди оказываются иными, чем это объяснить?
- Если ты учишься в Москве, значит, и моя страна внесла немалый вклад в то, чтобы мир стал лучше. Однако не каждый человек успевает за своим временем.
Эта мысль не успокоила Хади.
- Мне в кафе как-то вместо чая подали… мочу! - с болью в голосе проговорил он. - Я думал, что это случайность, теперь вижу - нет. Наша молодежь рвется в Москву. Если я вернусь домой, как рассказать друзьям, что здесь у людей… длинные хвосты предрассудков?
Анна встревожено глянула на собеседника.
- А я, Хади? И я такая же, как они?
- Конечно, нет! За это я тебя и люблю, - вырвалось вдруг у него.
- Ты?.. Любишь меня? - изумилась девушка, но о своих чувствах пока молчала, как боец, который еще не выбрался из разведки и твердых выводов сделать не может.
Как много близких отношений зародилось тогда, когда кого-то обидели? Как много женщин пытались успокоить мужчину в беде и защитить его, будто птица, пусть и слабыми, неокрепшими крыльями?
Так и Анна… У кого получится быть исключением? Если только природу человека изменить. Она же была настоящей женщиной, она за себя не боялась и готова была в своей стране, а возможно, и в целом мире прикрыть его собою от любой неприятности.
А он? Конечно, обнял, расплел ее длинные косы, погладил руки, плечи… И свет как-то незаметно и мгновенно погас в их комнате. В темноте удушливой около раскрытого окна им было куда уютней, чем на красивой, однако не всегда благожелательной к ним улице.
- У вас зимой дома тепло? - задала она первый попавшийся вопрос, лишь бы не молчать, не говорить нынче на волнующее и болезненные для них обоих темы.
- Да.
- Значит, вы за тепло не платите!
- Конечно! Его сколько угодно.
- Здорово! У вас восемь месяцев - жара, у нас несколько месяцев в квартирах без отопления жить невозможно.
- А мы платим за прохладу…
- Как?
- Летом без кондиционеров в доме тяжело. Мы много платим за электричество летом.
- Все наоборот! Какой интересный земной шар! Везде по разному… Каждому народу - свой климат и своя доля тепла.
- Скажи, почему люди разных рас так боятся друг друга?
Вопросов между ними, как всегда, было куда больше, чем ответов, а тем более - можно ли было их на практике разрешить?
- Что нужно вложить в людей, чтобы они не были злыми и мелкими? - размышляла вслух Анна. - Есть ли выход из таких сложных процессов?
- Время решит! - сделал вывод Хади. - Мне кажется, - произнес задумчиво он, - смешение рас и наций - логика Истории. Хоть и очень далекая, однако - логика… Самолеты, поезда, телеграф заставят-таки встретиться и подружить все человечество.
- И тогда! - замечтала вдруг Анна, но тут же оборвала себя. - Зачем… тогда? Давай прямо сейчас построим одну удивительную поликлинику.
- Какую?
В той поликлинике, какой она виделась Анне, не зубы лечат и не рахит. Но очередь в ее кабинеты длинная. Это куклуксклановцы, какие только есть на свете, - белые ли, черные, из далекого ли штата Миннесоты или из Претории, сидят в ожидании приема у психиатра. Чтобы избавиться от одной болезни: от расизма, довольно-таки гнусного заболевания, как мерзко все, что пульсирует неоправданной злобой к другому.
И вот куклуксклановцы, какие только есть на свете, превращаются в милейших людей и принимают решение: на высоком холме в большом городе воздвигнуть памятник, посвященный дружбе и преодолению границ между белыми и черными людьми. Может, и возникшей мгновенно любви между юношей и девушкой будет этот памятник? Чтобы сказать все, и этого, кажется, хватит.
Скульптура юноши виделась Анне темной, как газель, из очень пластичного, но твердого материала. А пальцы… Они длинные, хрупкие, их не отбить, не сломать. Да и за что, скажите, отбивать? Неужели только за то, что юноша невзначай потянулся к девушке, у которой светлые, под березу, волосы?
"Почему нет до сих пор на земле такого памятника? - думала про себя Анна, решив, что скульптор непременно получил бы Нобелевскую. Такую же премию получил бы и психиатр".
- Вот мы и встретились, - неожиданно произнес Хади. - Мы с тобой, Анна, по-настоящему встретились вот в эту минуту.
- Как день и ночь?
- Да, как неизбежность этого трудного мира.
- Нет, погоди… Кажется, мы возникли вместе с Землей. В какую-то очень древнюю эпоху. Давай еще пофантазируем? - предложила Анна и представила, как миллион лет назад на северном континенте подули холодные ветры и белые хлопья падали на землю день и ночь. В жилищах из-за холода и болезней стонали женщины, плакали дети… И тогда вождь северных людей объявил племени, что пора им идти в края теплых ночей. Дорогу туда им укажут журавли. Вот и сейчас, слышите, они уже кричат из-за туч:
- Собирайтесь, люди, и вам надо туда, куда несут птиц их крылья! В тех краях - горячие пески, леса - до самого неба, а на деревьях сочные и вкусные плоды.
- Хочу яблоко! - захныкала маленькая Ани и протянула руки к небольшому кусту, с веток которого свисали какие-то желтые и длинные батончики.
- Мы пока не знаем, можно ли это есть! - сурово поправил девочку вождь и схватил ее за руку. Потом указал глазами матери, мол, очень балуешь ребенка, будь строже, к чужим плодам еще надо привыкнуть. - Вначале завари траву из нашей земли.
Но девчонка не стала пить горячий и горький отвар. Она вырвалась из рук матери и побежала вдоль незнакомой реки. Густые деревья у берегов таинственно шептались между собой, хватали пришелицу за коленки и локти, потом к самому носу поднесли огромную гроздь янтарных батончиков. Но стоило протянуть руки, как плоды тут же взметнулись чуть ли не к солнцу.
- Не достать! Совсем не достать! - осерчала девочка, наклонилась было к траве в поисках палки, но вздрогнула от глухого стука: у ее ног уже покоилась спелая гроздь.
Подняв голову, она увидела меж ветвей какого-то странного мальчишку с необычной кожей, как у оленей из ее родных краев.
Катающийся на ветвях мальчишка тоже был удивлен новым знакомством.
- Ты откуда взялась? По всей реке вниз и вверх нет у нас таких людей. У тебя глаза - как осколки неба.
- А у тебя… цвета ночи!
В эту минуту, кажется, притихли все ветры Земли, перестали шептаться звезды, не шевелясь, лежали в своих логовах океаны, прекратили тяжкий бег по саванне слоны. В эту минуту зарождалось нечто такое, что долгие годы потом будет держать людей друг около друга, коли не рядом, так в душах, что будет сближать и отталкивать их, радовать и огорчать, приносить неслыханные победы на уровне одной маленькой жизни и швырять их вниз головой в бездну.
- Эй, возьми еще! - крикнул мальчишка и бросил к ногам девочки еще одну гроздь. Вскоре он спрыгнул с дерева и вместе с Ани начал собирал камни для жилищ новых пришельцев.
Вскоре у людей, глаза которых были цвета неподалеку раскинувшегося озера, возникла деревня, около каждой хижины лежали горкой сушеные плоды, расцвели на полянах женщины, шустро бегали дети. Всем было тут хорошо, лишь вождь худел и бледнел.
- Пора уходить! - как-то сурово вымолвил он.
- Опять по звериным тропам с детьми на руках? - возмутилась его жена.
- Молчи, женщина, тебе ведома стратегия лишь одного дня. Льды уже уходят с нашей земли. Вчера оттуда прилетели птицы.
- Так что же?