То, о чем Путилов рассказал милюковскому посланцу и что почти сразу же было напечатано в "Последних новостях", вызвало настоящий ажиотаж в застоявшемся белоэмигрантском болоте. Посыпались письма в газету, разъяснения, дополнения, опровержения. Путилов коснулся болевой точки российской контрреволюции: ее провалившейся попытки покончить с революцией путем корниловского военного переворота. При этом он раскрыл долгое время скрывавшуюся, фактически неизвестную вовлеченность буржуазных кругов в прямую подготовку этого неудавшегося генеральского путча.
Сердцевиной "откровений" Путилова был рассказ о возникновении и деятельности той самой организации под невинным названием "Общество экономического возрождения России", о которой глухо вспоминал Гучков в 1936 г.
Настоящая, подлинная цель этого "общества" (и это подтвердил Путилов) была отнюдь не экономической, а четко политической: провести в Учредительное собрание, созыв которого был декларирован Временным правительством, "как можно больше правых". Предполагалась, следовательно, легальная, парламентская борьба с "революционной демократией". И финансово-промышленные тузы (Н. Н. Кутлер, Н. А. Белоцветов, Б. А. Каминка, А. П. Мещерский, А. И. Вышнеградский и сам А. И. Путилов), "цвет" российского капитала, создали соответствующий комитет, с помощью которого сразу же в короткий срок собрали кругленькую сумму в 4 млн рублей. Путилов довольно точно датировал этот сбор: "К этому времени Гучков вышел из правительства" и члены "общества" обратились к нему за руководством. Гучков согласился . Из этого мы вправе сделать вывод, что создание "общества" можно смело отнести ко второй половине апреля. Но в воспоминаниях Гучкова да и Путилова очень мало говорилось о связях этого "общества" с Корниловым в апрельский период. У Путилова, правда, мелькнуло имя В. С. Завойко, который в апреле 1917 г. состоял при Корнилове в роли не то ординарца, не то адъютанта. Но существуют другие данные, свидетельствующие о том, что одним из главных "соединительных звеньев" между банковскими и финансовыми воротилами, с одной стороны, и генералом Корниловым – с другой, был именно В. С. Завойко. Об этом в эмиграции писали ранее связанный с Корниловым некий журналист Е. Семенов и особенно – А. Ф. Керенский . О Завойко по литературе известно немногое; его роль обычно ограничивают составлением речей и воззваний для Корнилова, а самого оценивают в основном как мелкого авантюриста. Это, скорее всего, упрощение. Те, кто лучше знал отношения Корнилова и Завойко и самого Завойко, отмечали "властность и честолюбивость этого человека", считали его "очень решительным, активным, с большой изобретательностью, смелостью и фантазией", правда, не без авантюризма . Влияние Завойко на Корнилова было весьма значительно.
Имеется его довольно пространная автобиография, написанная для Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства "по делу Корнилова" и названная "Кое-что из моего прошлого".
Карьера Завойко началась в середине 90-х годов, когда он был "причислен" к лондонскому и парижскому посольствам. Формулировку эту Завойко не раскрывает, но в материалах ЧСК имеются некоторые данные, позволяющие предположить какую-то связь будущей "правой руки" Корнилова с охранным отделением. Позднее он завязывает связи в деловых и финансовых кругах (Керенский утверждал, что Завойко был племянником Путилова) и сам становится оборотистым дельцом, крупно наживавшимся на нефтяных разработках. Завойко в своей автобиографии утверждал, что в конце 1916 г. в "высших сферах" он котировался ни много ни мало на пост премьер-министра, но… был выслан из столицы за поданую царю записку "с предложением неотложных реформ". Это утверждение не подтверждается никакими другими источниками. Скорее всего, Завойко был выслан (или уехал сам) из Петрограда в связи с какими-нибудь финансовыми махинациями, которых было так много в канун крушения царизма. Февраль 1917 г. застал Завойко на нобелевских промыслах "Санто" в Ферганской области. В Петроград он вернулся в начале апреля 1917 г. с вполне определенными взглядами на послефевральские события, излагавшимися в издаваемом им же журнальчике "Свобода в борьбе".
По мнению Завойко, с приходом к власти Временного правительства Россия вступила в "не встречавшуюся еще во всемирной истории эпоху сверхпомпадурства", от которого ее спасут "чудо и отдельные люди, а не партии и их организации, ибо вся история говорит за то, что партийность и государственность – понятия несовместимые…" С этой "философией" уже в первых числах апреля Завойко оказался в окружении командующего Петроградским военным округом Корнилова. Как это произошло конкретно – неизвестно. Сам Завойко пишет: "Я явился к генералу Корнилову и предложил ему свои услуги и свою работу в качестве человека, знающего страну почти от края и до края… искусившегося в политической деятельности, располагающего словом и способностью письма" . Учитывая напористость и безапелляционность этого авантюриста, можно предположить, что дело обстояло именно таким образом. Завойко, кажется, правильно оценил Корнилова. Это, писал он, человек большой решительности в "исполнении раз принятого им решения"; вместе с тем он "человек крайне бесхарактерный в течение всего периода выбора того или иного решения" .
Итак, уже с начала апреля 1917 г. Завойко состоял при Корнилове: формально он был зачислен в состав Кабардинского полка, "одел форму", но "ничего не делал", только являлся к Корнилову "поговорить и изложить ему свою точку зрения".
Я, писал Завойко в показаниях Чрезвычайной следственной комиссии, говорил ему, что Петроград – это "яма политического разгула и разврата", что пребывание его в этой яме бесцельно, что "его место – на фронте", что там и нужно начинать борьбу за "личную диктатуру", чтобы спасти Россию от губящей ее "партийности" .
Таким образом, по всей вероятности, к концу апреля 1917 г. первые очертания контрреволюционных, прокорниловских настроений начали проявляться организационно. Действовало уже "Общество экономического возрождения России"; банковские воротилы и промышленные тузы готовы были "отсчитать" Корнилову немалые деньги; через Завойко налаживалась связь между ними и Корниловым.
Говоря военным языком, Корнилов убыл на Юго-Западный фронт в тот самый момент, когда контрреволюционные элементы, жаждавшие "сильной власти", существенно продвинулись вперед. Их безусловно подстегнул Апрельский кризис, из которого Временное правительство, как они считали, хотя и выпуталось, но еще больше сдав позиции Советам и всей "революционной анархии".
Именно в начале мая в Петрограде, в Могилеве (в Ставке) и на Румынском фронте возникли три относительно крупные организации, деятельность которых к концу лета практически и подготовила корниловский мятеж. Известно, что главной корниловской партией В. И. Ленин считал кадетов . "…Корниловское восстание, – писал он, – представляло из себя поддержанный помещиками и капиталистами, с партией к.-д. во главе, военный заговор…" Лидер партии П. Н. Милюков, как и некоторые другие кадеты, позднее (в годы гражданской войны и эмиграции) стремились преуменьшить роль кадетской партии в подготовке корниловщины. "Сочувствие к Корнилову, – писал Милюков, – росло в рядах партии. Но члены партии, ближе знавшие обстановку, в которой готовилось корниловское движение, не могли возлагать надежды на это движение…" Такого рода утверждения вызывали протесты со стороны хорошо осведомленных белоэмигрантов более "левого" толка. Так, старейшая эсерка К. Брешко-Брешковская опубликовала открытое письмо Милюкову. В нем, между прочим, говорилось: "Вы делаете вид, будто вся закулисная сторона подготовки посягательства реакции на революцию Вам была неизвестна… Павел Николаевич! Вы… никак не могли не знать о полном сочувствии и фактическом участии значительной части верхов к.д. в попытках замены… власти Временного правительства властью диктаторской, опирающейся на "государственно-зрелый" строй, т. е., попросту говоря, на старое, дореволюционное господствующее меньшинство, пополненное лишь кадетскими элементами" .
Действительно, многочисленные факты, содержащиеся в ряде новейших исследований о кадетской партии, свидетельствуют о том, что именно она идеологически и политически готовила контрреволюционную военную диктатуру и что многие кадеты были вовлечены и в организационную подготовку корниловщины. Здесь мы сосредоточимся на характеристике тех организаций и групп, которые непосредственно, практически готовили мятеж. Эта сторона корниловщины, как нам представляется, менее известна.
Одной из упомянутых организаций был так называемый "Республиканский центр", о котором в исторической литературе известно очень немного и роль которого в истории российской контрреволюции, на наш взгляд, недооценена. Вероятно, в значительной мере это явилось следствием провала корниловщины в конце августа 1917 г., нанесшего "Республиканскому центру" (как и другим прокорниловским организациям и группам) непоправимый удар. По более поздним свидетельствам белоэмигрантской прессы, многие документы "Республиканского центра" находились у его председателя – К. В. Николаевского. Николаевский умер в 1936 г. под Парижем, и на его архив был наложен арест до решения наследственных споров. Дальнейшая судьба этого архива неизвестна .
Но вернемся в Петроград весны и начала лета 1917 г. На доме № 104 по Невскому проспекту стала уже привычной большая вывеска: "Общество Бессарабской железной дороги". Мало кто знал, что тут, в помещении "Общества", находится штаб-квартира политической организации, именовавшей себя "Республиканским центром", и еще меньше было известно о том, что происходит в этом "центре"…
В бумагах генерала А. И. Деникина сохранилась довольно обширная записка (без подписи), озаглавленная "О Республиканском центре". По некоторым данным можно предположить, что ее автор – уже упоминавшийся К. Николаевский и написана она была по просьбе Деникина, когда в 20-х годах он готовил к печати свои "Очерки русской смуты". Некоторые сведения из этой записки вошли в "Очерки", но отнюдь не все. Деникин, например, опустил следующее, на наш взгляд, очень важное место. "Организаторы Республиканского центра, – говорится в записке, – были близки к той части петроградского общества, которая делала в стране промышленность, торговлю, деньги; от нее же Республиканский центр пользовался денежной помощью. Это была небольшая по числу, но очень влиятельная группа. Довольно замкнутая и крайне эгоистичная в своих действиях и аппетитах, она нередко оказывала давление на правительство старого (т. е. царского. – Г.И.) режима и в известных случаях влияла на экономическую политику государства. К. ней примыкали аналогичные группы московские, а затем многочисленный третий элемент из среды промышленников и торговцев всей России… Наконец, к ней же тяготели по духу и наклонностям – зажиточное крестьянство, оборотистые землевладельцы и некоторые другие. Назвать их консервативными, а тем более монархическими нельзя. Напротив, последующие события русской революции показали, что эти элементы существенно помогали перевороту, и первые деньги восставшей Думе были даны именно из этой среды. Эти группы мало замечались на поверхности русской жизни и, за редким исключением, вели свою работу спокойно, без особого шума"
Из этой длинной цитаты можно сделать вывод, что "Республиканский центр" являлся детищем тех буржуазных кругов (в другом месте записки они именуются "людьми практической складки"), которые стремились "политически самоорганизоваться" и влиять на события в обход кадетской партии, претендовавшей и на представительство торгово-промышленных групп. Вместе с тем в этой же цитате чувствуется какое-то, на наш взгляд, нарочитое затуманивание конкретного источника, давшего начало "Республиканскому центру"…
В руководящее ядро "Республиканского центра" входили: директор Бессарабской железной дороги путейский инженер К. Николаевский – глава центра – и его заместители: инженер П. Финисов, А. Богдановский, Л. Рума. Имена для широкой публики малоизвестные, но люди, стоявшие за "Республиканским центром", не стремились к рекламе, а, напротив, предпочитали действовать "без особого шума". В деловых же кругах К. Николаевского знали хорошо, и потому в средствах, как уже отмечалось, недостатка у "центра" не было с самого начала: банковские воротилы "для начала" выдали Николаевскому и Финисову 150 тыс. руб. "на пропаганду".
Есть свидетельство, в соответствии с которым "Республиканский центр" с самого начала был связан с генералом Корниловым. Речь идет о беседе корреспондента милюковских "Последних новостей" Н. Вакара с уже упоминавшимся П. Н. Финисовым. Предыстория этой беседы вкратце такова. Как мы уже отмечали, "Последние новости" опубликовали воспоминания А. И. Гучкова. Они "всколыхнули" эмиграцию. Многие из тех, кого так или иначе упомянул Гучков, поспешили "отреагировать". Среди них был и Финисов, в 1937 г. проживавший в Париже и являвшийся там главою так называемого "Русского технического института". Финисов утверждал, что в начале мая 1917 г. на квартире промышленника и финансиста Ф. А. Липского состоялось своего рода организационное совещание "Республиканского центра", на котором среди других присутствовал и "свойственник" Липского – генерал Корнилов. Однако в других источниках мы не встречаем прямого подтверждения ни этого факта, ни факта наличия связей между "Республиканским центром" и Корниловым весной 1917 г. Да и сам Финисов говорил Вакару, что до середины июля в "Республиканском центре" ничего не знали об "Обществе экономического возрождения России" и его руководителях – Путилове, Вышнеградском, Гучкове, имевших контакты с Корниловым. Связь этого общества с "Республиканским центром" установилась будто бы только в июле, когда Финисов побывал у Путилова в Гурзуфе, где они договорились о совместных действиях .
Возможно все же, что Корнилов действительно присутствовал на совещании у Липского в начале мая, но после отъезда на фронт связи его с деятелями "Республиканского центра" или временно прекратились, или осуществлялись через третьи лица. Иначе трудно объяснить свидетельство того же Финисова, согласно которому в начале августа 1917 г. "Республиканский центр" получил указание из Ставки (уже корниловской), требующее от руководителей "центра" "полной готовности". Такое указание вряд ли бы последовало, если бы связи между "Республиканским центром" и Ставкой до этого времени не существовало. Во всяком случае, Врангель позднее писал, что Корнилов, "уехав на фронт, продолжал поддерживать связь с целым рядом лиц в Петербурге…"
С какой же, однако, целью "Республиканский центр" был создан и какова была его программа?
Вступавших в "Республиканский центр" не спрашивали: "Како веруешь?" Главное, что требовалось, – это желание бороться с революцией, с большевизмом.