Поэтому в "центр" записывались все – от монархистов до правых эсеров. Сохранившиеся материалы дают не вполне четкую, на первый взгляд даже несколько противоречивую, характеристику программных установок "центра". С одной стороны, утверждается, что "Республиканский центр" "имел исключительно проправительственное направление" – стремился "помочь Временному правительству создать для него общественную поддержку путем печати, собраний и проч." И позднее, уже в эмиграции, бывшие участники "Республиканского центра" и лица, с ним связанные, как и все корниловцы, клялись и божились, что они и в мыслях не имели борьбу с "Зимним дворцом" (т. е. Временным правительством) – только со "Смольным". "Какая апельсиновая корка, – говорил Финисов Вакару, – случайно упавшая или нарочно кем-то подброшенная, испортила начертанный план – судить не берусь". С другой стороны, в тех же материалах признается, что "люди практической складки", создавшие "центр", хорошо понимали, что Временное правительство "не способно удержать власть", и не рассчитывали на его "государственные способности". Поэтому в "Республиканском центре" очень скоро возобладала мысль о военной диктатуре, "которая помогла бы правительству, хотя и реформированному, довести страну до Учредительного собрания". Итак, через военную контрреволюционную диктатуру к Учредительному собранию! Примечательно, что сами руководители "Республиканского центра" сознавали парадоксальность своей задачи: "Навязать правительству против его воли в сотрудники военного диктатора для спасения самого же правительства" . Но выход все же был найден. Официально "центр" существовал как проправительственная организация, действовавшая строго в рамках законности, и с ним, по имеющимся данным, сотрудничали такие лица, как А. Г. Струве, П. Н. Милюков, Ф. И. Родичев, П. Долгоруков, Н. В. Чайковский, а в дальнейшем и некоторые военные из окружения самого Керенского – Барановский, Туманов, Клерже, Багратуни и др. Вместе с тем "люди практической складки", создавшие "центр" под вполне легальным покровом, сколачивали и сколотили конспиративное ядро, которое могло обнаружить себя только при определенных обстоятельствах. Важным, если не главным, элементом этого ядра был военный отдел, который к середине лета практически связывал многочисленные военные организации, сыгравшие потом важную роль в корниловском выступлении ("Военная лига", "Совет союза казачьих войск", "Союз георгиевских кавалеров", "Союз бежавших из плена", "Союз инвалидов", "Комитет ударных батальонов", "Союз воинского долга", "Лига личного примера" и др.).
Военным отделом "Республиканского центра" вначале руководил полковник Доманевский, тот самый, который в дни Февральской революции вместе с другим полковником – Тилли – был командирован Временным комитетом Государственной думы для связи с подходившим к Петрограду царским карателем генералом Ивановым. Позднее, по некоторым данным, на короткое время Доманевского сменил приехавший из Севастополя А. В. Колчак. После отъезда Колчака за границу отдел возглавлял корниловский порученец полковник Л. П. Дисеметьер, а в "корниловские дни" – специально прибывший из Ставки (корниловской) полковник В. И. Сидорин.
В военном отделе "Республиканского центра" обреталось немало будущих белогвардейских "вождей" и авантюристов, получивших известность в годы гражданской войны. Среди них, например, А. И. Дутов – будущий оренбургский атаман, одним из первых поднявший мятеж против Советской власти; П. Бермонт-Авалов, позднее командовавший "русско-германскими белогвардейцами" в Прибалтике. Числился тут и капитан М. Муравьев – будущий главком Восточного фронта, летом 1918 г. изменивший Советской власти и поднявший антисоветский мятеж. Всего под контролем отдела находилось до 4 тыс. человек, преимущественно офицеров .
В военном отделе, как и в руководящей верхушке "Республиканского центра", велась конспиративная работа, направленная не только "против Смольного" и большевиков, но и "против Зимнего дворца". Здесь преобладала такая точка зрения: "Если царский режим был во многих отношениях неудобен, то режим Временного правительства становится нетерпимым… Необходимо с ним покончить" .
П. А. Кропоткин, к которому официальные руководители "Республиканского центра" также обращались за сотрудничеством, сразу понял истинную подоплеку нового "начинания". В нем он усмотрел "попытку произвести coup d’etat и глубоко возмущался мыслью пресечь насильственным порядком революционное движение, а в том числе и большевизм" .
Декларативно "Республиканский центр" отвергал "для России необходимость быть под царями" . И, тем не менее, название "центра" – "республиканский" – во многих отношениях было прикрывающим. Монархист-черносотенец полковник Ф. Винберг, являвшийся одним из руководителей связанного с "Республиканским центром" "Союза воинского долга", вспоминал, как он вступал в "центр". Меня, писал Винберг, "беспокоило название "республиканский", которое абсолютно не соответствовало моим политическим идеалам, взглядам и надеждам". Но глава "Республиканского центра" К. Николаевский успокоил Винберга, объяснив, что это название не имеет особого значения, так как главное состоит в сплочении людей "с патриотическим духом" под знаменем сильной, диктаторской власти. "После такого объяснения, – пишет далее Винберг, – мы, президиум союза, сочли возможным действовать и работать совместно с центром и принять от него финансовую помощь" .
Выше мы высказывали предположение, что "деловые люди", создававшие "Республиканский центр", возможно, делали это "в обход" кадетской партии. Но отсюда отнюдь не следует, что они хотели и могли игнорировать политические установки кадетизма. Эти установки в послефевральской ситуации были единственно возможными для всех тех, кто ставил своей целью блокирование дальнейшего развития революции. Поэтому прав П. Финисов, который в беседе с Н. Вакаром говорил, что цели "Республиканского центра" примерно соответствовали "платформе кадетской партии" . Действительно, если сопоставить эти цели с платформой кадетов, сформулированной, например, на 8-м съезде кадетской партии (май 1917 г.), между ними можно обнаружить немало общего . В это время многие кадеты, хотя и поддерживали коалицию с меньшевиками и эсерами, но в глубине души уже считали ее лишь промежуточным этапом на пути к установлению единовластия буржуазии, предпочтительно в форме военной диктатуры . Член ЦК кадетской партии В. А. Оболенский в своих мемуарах писал, что после ухода из правительства (конец апреля 1917 г.) Милюков пришел к выводу о бесперспективности борьбы с углубляющейся революцией и большевизмом под руководством Временного правительства. Он доказывал, что "революция сошла с рельс" и потому кадетам "не следует больше связывать себя с революцией, а нужно подготовлять силы для борьбы с ней, и не внутри возглавляющей ее власти, а вне ее" .
Рискнем высказать предположение, что некоторые кадетские лидеры смотрели на "Республиканский центр" как на своего рода "филиал", которому отводилась особая роль: он должен был осуществлять такую деятельность, которую "партийные" кадеты по тем или иным причинам официально не могли осуществлять (они ведь входили в правительство). Позднее, после Октября, примерно ту же функцию в какой-то мере выполнял созданный кадетами "Национальный центр". Через такого рода "центры" удобнее было сколачивать по возможности более широкий контрреволюционный фронт, втягивая в него разнородные партийные элементы. Они же маскировали классовые интересы этих элементов вывеской "надпартийных", "общенациональных" целей, направленных на "спасение" и "возрождение" России . Но даже Керенский впоследствии признавал, что "национальная идеология с самого начала была лишь щитом, прикрывавшим вожделения тех, чья социальная мощь была уже в прошлом" . Короче говоря, в "Республиканском центре", в его политике и тактике просматривается кое-что из того, что впоследствии нашло широкое воплощение в "белом деле". Нельзя также не отметить существенное обстоятельство, которое как-то ускользнуло от внимания историков: через "Республиканский центр" "прошли" два главных "вождя" будущего "белого движения", один из его основателей – Л. Г. Корнилов и "верховный правитель" будущей белогвардейской России адмирал А. В. Колчак (не исключено, что и третий "вождь" – Врангель – через Завойко мог быть связан с людьми "Республиканского центра", во всяком случае, на начальном этапе его деятельности).
Летом 1917 г. Корнилов и Колчак были двумя основными кандидатами в диктаторы для проектируемой "центром" "твердой власти", военной диктатуры. Случилось так, что сначала на первое место вышел Колчак. Корнилов в мае уже находился на Юго-Западном фронте, а Колчак в июне прибыл в Петроград, уйдя с поста командующего Черноморским флотом,
Естественно, пишет автор записки "О Республиканском центре", "к нему первому и обратился комитет центра" .
В белоэмигрантской печати имеются сообщения, что Колчак, собственно, и был приглашен в Петроград "Республиканским центром", где заменил уехавшего на Дальний Восток руководителя военного отдела полковника Доманевского. Но в этом все-таки есть определенная доля преувеличения. Колчак ехал в Петроград по вызову Временного правительства, что, по-видимому, и намеревался использовать "Республиканский центр".
Выдвигалось еще имя генерала М. В. Алексеева, но очень быстро оно отпало. Алексеев был стар, болен и вообще, по словам Деникина, по своему характеру совершенно не подходил "для выполнения насильственного переворота" .
Первое свидание представителей "центра" с Колчаком состоялось на Васильевском острове, где приехавший из Севастополя адмирал жил на частной квартире. Колчак без колебаний заявил, что готов принять предложение "центра", но пожелал узнать, какими средствами он располагает, каковы основные линии плана действий и т. п. "После этого свидания, – говорится в записке о "Республиканском центре", – Колчак начал бывать на совещаниях комитета Республиканского центра, куда специально приглашались разные полезные лица и совместно вырабатывался план действий. Со стороны Колчака были и его сотрудники…" Происходили встречи и приватного порядка, в которых принимали участие П. Н. Милюков, В. В. Шульгин и др. Впоследствии, когда Колчак, вернувшись из США, находился на Дальнем Востоке в составе "хорватовского правления", Шульгин в письме, написанном из Киева (июнь 1918 г.), напоминал ему об одной из таких встреч. "Разговор был в гостиной, около окна", – уточнял Шульгин с тем, чтобы Колчак не сомневался в том, что писал именно Шульгин. А далее в письме речь шла о том, что позволяет косвенно представить себе содержание этого "разговора около окна".
"Нужны ли мы Вам, – спрашивал Шульгин. – Но нужно выяснить одно обстоятельство: наша группа (речь идет о так называемом "Южно-русском национальном центре". – Г.И.) непоколебимо стоит на союзнической ориентации, и мы все – монархисты" . По-видимому, еще летом 1917 г. визитеры Колчака обсуждали с ним "больной" вопрос о политических целях готовившегося выступления и эти цели "шли" правее Временного правительства. По всей вероятности, через "Республиканский центр" были предприняты пропагандистские усилия по поднятию имени Колчака как знамени сил контрреволюции. В кругах тех, кто ненавидел революцию, ходили восторженные рассказы о том, как Колчак "рыцарски" бросил свой адмиральский кортик в волны Черного моря в знак протеста против "анархии" на флоте.
Образованный в начале мая 1917 г. "Союз офицеров армии и флота" (см. об этом ниже) решил "поднести" Колчаку новый кортик с надписью: "Рыцарю чести от Союза армии и флота". Почетный дар по поручению "союза" повез его председатель полковник Л. Новосильцев. Но кортик, конечно, являлся только благовидным предлогом. По воспоминаниям Новосильцева, написанным уже в эмиграции, у него состоялась "совершенно секретная" беседа с Колчаком. Дело заключалось в том, пишет Новосильцев, что "Союз офицеров" вскоре после своего возникновения установил тесные связи с "Военной лигой", которая возникла в Петрограде еще при Корнилове (т. е. не позднее начала мая). Она вела "двойную" работу: "надводную" и "подводную", причем в "подводную" входил поиск будущего военного диктатора. В "эти дни" (т. е. в середине июня) лига остановилась на Колчаке.
Мы позволим себе высказать предположение, что Новосильцев, по-видимому, отождествил "Военную лигу" с упоминавшимся военным отделом "Республиканского центра". Он пишет, что уже при Корнилове в Ставку приезжали от "Республиканского центра" К. Николаевский и от "Военной лиги" – полковник Дисеметьер . Но мы знаем по другим источникам, что Дисеметьер возглавлял военный отдел "Республиканского центра". Есть и косвенные подтверждения. В числе членов "Военной лиги" Новосильцев называет будущего добровольческого генерала, а тогда полковника Г. Покровского. Это имя встречается и в воспоминаниях Врангеля: по его словам, Покровский (наряду с Паленом и др.) весной 1917 г. входил в некую "военную организацию".
Политически и организационно контрреволюционные группы еще не вполне оформились, границы между ними "расплавились" – отсюда и некоторая путаница в мемуарах, тем более написанных спустя несколько лет…
Таким образом, можно думать, что "Союз офицеров армии и флота" "вышел" на Колчака через военный отдел "Республиканского центра". Новосильцев сообщает очень интересные данные о своей беседе с Колчаком. Колчак, пишет Новосильцев, интересовался, что, собственно, уже сделано, каковы дальнейшие планы, и говорил, что если надо, то он не примет сделанного ему предложения о поездке в США и останется в России, "но только, если есть что-либо серьезное, а не легкомысленная авантюра". "Колчак соглашался даже перейти на нелегальное положение, если бы это было надо…"
"Республиканский центр" и, вероятно, "Союз офицеров" усиленно популяризировали имя Колчака. По словам меньшевика Н. Иорданского, его имя становилось "боевым кличем желтой – большой и малой прессы". Правые газеты выходили с призывами через всю полосу: "Адмирал Колчак – спаситель России", "Вся власть адмиралу Колчаку" и т. п. И Колчак постепенно начинал держаться, "как сознательный вождь контрреволюционной военщины". Он сблизился с монархистом генералом Гурко и "другими монархистами" . В число "других" входил, по-видимому, и Бермонт-Авалов. Во всяком случае, как утверждается в его мемуарах, летом 1919 г. он писал Колчаку в Омск о том, что рассматривает свою деятельность в Прибалтике как продолжение "совместной работы летом 1917 г." .
Однако, примерно к середине июля 1917 г. контрреволюционная ажиотация вокруг имени Колчака постепенно пошла на убыль. Что же произошло?