Страх и риск
Отпевали матросов, казаков и батарейцев, павших в схватке у Северомысской.
"Небольшая церковь Святска, - записал позже Иоганн, - была буквально осаждена толпой горожан и тетенцев, желавших выразить последнюю признательность людям, которые отдали жизни, защищая свою землю. Горе жителей было велико, но на их лицах я видел гордость и великое одушевление победой. Малый отряд сбросил в море сильного противника; все считали это большой честью для колонии и русского флага. Всеобщее сострадание вызвал мичман, приведший на помощь казакам стрелков-аскольдовцев - сей молодой офицер был наповал убит штуцерной пулей в грудь, - а замужние женщины особенно плакали над мальчиком немного старше Стахи".
- Как ребёнок оказался на батарее? - недоумённо спросил Иоганн, когда его оттёрли от самого меньшего из стоявших в ряд гробов.
- Из-за храбрости, - ответил мрачный, закопчённый кузнец и стал пробиваться к выходу; его ждали горн и наковальня.
- Фимка-то? Он кантонист, кокоры к пушкам подавал, - разъяснила немцу круглолицая женщина. - Его батька - Егоров, флотского экипажа кондуктор, третьим слева лежит. Так, обоих сразу, ангелы и взяли.
"Фимка… Значит - Ефим, Евфимий. Как я расскажу о нём дома? Там дети играют, шалят… А здесь под огнём носят пороховые заряды".
Панихида окончилась, прозвучало "Души их во благих водворятся, память их в род и род". Людской поток вынес Иоганна из церкви; очнувшись от тягостных дум, этнограф заработал локтями.
"Я должен обратиться к старшим офицерам".
Он нашёл их вместе - коменданта, старого Иван-да-Марью, капитана "Аскольда" и командира флотского экипажа.
- Господа, приношу извинения, если я вам помешал, но неотложное дело…
- Говорите, герр Смолер, - сухо молвил комендант, - только скорее.
- Прошу зачислить меня волонтёром в стрелковый отряд. Я хочу защищать колонию.
Офицеры молча переглянулись, затем комендант сказал:
- Вы иностранец. Пруссия в войне не участвует…
- Пусть моё подданство не беспокоит вас, - волнуясь, пылко заговорил Иоганн. - Прежде всего я славянин. Политика - дело государей и министров. Лично меня возмущает, что Европа вступилась за турок, против христиан… Здесь живут мои братья, я не могу остаться равнодушным. Уверяю вас - я буду полезен. Неплохо стреляю в цель, хорошо фехтую… вот только управляться со штыком я не обучен.
- Позвольте замолвить слово за герра Смолера, - подал голос седоусый Марушкин. - Имея с ним длительную беседу, я убедился - он человек искренний. Не льгот просит, а ставит на кон свою голову. Это по-нашему.
- Согласен, Иван Михайлович, - кивнул комендант. - Герр Смолер, вы приняты добровольцем. Я распоряжусь - вам выдадут оружие и определят в отряд. Принять у вас присягу и зачислить солдатом не могу - всё же подданство… Сражайтесь на свой страх и риск, как партизан. Что у вас говорят, отправляясь на войну?
- С нами Бог. - Иоганн по-военному отдал коменданту честь. На душе стало светло и легко, будто снялись грехи всей прошлой жизни. Преграда, разделявшая его с этими смелыми и чистыми людьми, пала, и он решительно шагнул на их сторону.
"Наверно, я был с ними всегда. Только условности велели мне считать себя чужим".
На "Грифоне" коммодор Фарли принимал капитана де Сангрэ. Командиры эскадры, подавленные первой неудачей и оттого злые, совещались о дальнейших действиях.
- От офицеров мне известно, что солдаты смущены присутствием казаков…
- Прошу вас, Огюст, называйте вещи своими именами. Ваши солдаты боятся этих дикарей с их пиками, хотя казаков меньше эскадрона.
- Их фланговый удар достаточно силён. Как-то ваши "красные мундиры" выдержат его?.. Эти русские - совсем не китайцы, с которыми вы имели дело.
- Там приходилось опасаться лишь маньчжуров. Тактически безграмотные, они, по крайней мере, обладали личной доблестью и не разбегались как крысы. Гибли, но не отступали, даже будучи в меньшинстве.
- В отличие от маньчжуров русские, будучи в меньшинстве, атакуют… Вы, случайно, не знакомы с их инструкцией "Наука побеждать"?
- Я далёк от желания изучать варварские книжонки. Давайте лучше ознакомимся с планом местности. У меня появилась плодотворная идея…
Командиры склонились над картой острова Долгого, изображая живую картину к песне "Вот в воинственном азарте / Воевода Пальмерстон / Поражает Русь на карте / Указательным перстом".
- Иван-да-Марья умно расположил город, но его ум не беспределен. Защищённый с моря, Святск беззащитен со стороны суши. Надо завладеть перевалами, где проходят ведущие к Святску дороги, и ударить русским в тыл. Если одновременно начать высадку десанта при поддержке корабельной артиллерии, дело решится в нашу пользу. Мы заставим их раздробить силы и тем самым ослабим. Казаки не смогут быть сразу в трёх местах!
- Идея и впрямь недурна, - признал де Сангрэ. - Завтра колония станет кондоминиумом Франции и Британии. Предлагаю выпить за нашу победу!
Фарли тонко улыбнулся, звякнув бокалом о бокал.
"Твоих "синих мундиров" я брошу в атаку против портовых укреплений. Пусть отдуваются, пока мои "красные" без хлопот войдут со стороны гор. Ваш самозванец Наполеон III должен хорошенько заплатить за право совместного владения!"
- Если нарвёмся на русских, придётся стрелять и маневрировать. Или в вашу миссию входит написать труд "Сибирские рудники глазами очевидца"?
- Сибирь потом. Сначала острова. С тех пор как сказано "Britannia, rule the waves!", никто иной не смеет хозяйничать на море. Игра Испании давно закончена, - сэр Арчибальд снисходительно взглянул на капитана, - а русских следует раз и навсегда пресечь.**
Захарка впервые смотрел на Иоганна без малейшей тени недоверия - напротив, его карий глаз лучился восхищением.
- Вы… в армию вступили?
- Увы, Захария, я не могу присягать императору Николаю, ибо принадлежу к другому государству. Но ваше начальство разрешило мне служить по доброй воле, как волонтёру. Завтра я иду с отрядом на Ерохин перевал.
- Вот, - сияла хозяйка Алёна, - а ты сомневался! Господин Смолер у нас молодец.
- Настоящее. - Стаха трогал стоящее в углу ружьё. - Со штыком, во как!..
- А почему на перевал? зачем из порта уходите? - тревожился Захар.
- На море происходит нечто странное. - Иоганн решил поделиться воинскими новостями. - Пароход и бриг ушли на зюйд и норд по берегам. Перед этим они пересаживали солдат с корабля на корабль…
- Я тоже пойду, - обратился Захар к Алёне. Та сердито взмахнула руками:
- Ещё чего выдумал! Чай, не солдатский сын, тебе приказу не было! Сиди тут. Хочешь, чтобы дом без мужика остался?
- Это моя дорога. - Захарка набычился. - Я должен быть…
- В той стороне твоё селение? - полюбопытствовал немец.
- Молчал бы! - в сердцах обозлилась Алёна. Но юный тетенец упрямо твердил своё:
- Я - Ерохин, перевал - Ерохин. Там дорога в небо. Эруахин, она зовётся… это старый бог солнца. Нельзя чужому там ходить. Иначе грех будет…
- А, скажем, я - мне можно? - спросил Иоганн.
- Вы теперь свой.
Алёна еле уняла приёмыша с его бурчанием, уложила Захара и Стаху спать.
Дальше её разговор с Иоганном шёл тихо - и далеко, далеко, до утра.
От седловины Ерохина перевала дорога шла на север. Святск виделся словно игрушечный город - мозаика домов вокруг серой твердыни форта, а дальше - синева бухты. В голубизне над головой - ни облачка.
Иоганн оглядывался, наслаждаясь дивной и прозрачной панорамой.
"Прекрасное место! поистине священное… Дорога в небо открыта, осталось вступить на неё".
Утро заливало позолотой горы и леса, на высоте дышалось свободно; голоса разносились далеко и звонко:
- Не, англичанка сюда не пойдёт! Как им пройти?
- Откуда им знать, что дорога перекопана? Сдуру и попрут.
- Батарею бы настоящую врыть, не кое-как. И пушек не две, а четыре поставить.
- Верно, Сеня, инженер-поручик позабыл тебя спросить.
- Эй, немецкий! Тебя как звать?
- Называйте Иваном, - отозвался Иоганн, наблюдая за идущей вдаль белой дорогой. - Это будет точный перевод.
- Правда, что у англичанки под короной - рога?
- Королеву Викторию я лично не видел, только на гравюре и дагерротипе. Никаких рогов не замечал.
- Есть рога, - уверенно говорил здоровяк Сеня. - Чистая сатана.
- А, вон и подмога бежит! Захар, чего принёс? вали к нам!
- Это еда. - Запыхавшийся Захарка подал бойцам корзину. Рогатина, естественно, была при нём.
- Захария, ответь честно - тебе разрешили пойти сюда или ты ушёл самовольно?
- Иду-у-ут! - прокричал издали всадник, пыливший по белой дороге. Бойцы зашевелились, загудели; корзина вмиг была опустошена.
- Я останусь. - Захарка упёр древко рогатины в землю; карий глаз его смотрел твёрдо.
- Ваше благородие, - обратили внимание лейтенанта Гаврилова на нового бойца, - малый тетен к нам прибился. Гнать его?
Офицер смерил паренька взглядом:
- Охотник?
- Так точно, ваше благородие.
- Становись на левый фланг. Вперёд не лезь, держись между штыками. Ну! - Гаврилов огляделся, озирая обращённые к нему суровые, охваченные жаром и страхом лица. - Братцы, вот наше утро. Позади склон; отступать - перебьют. Впереди склон - нам подспорье. После залпа ударим с разбега в штыки, на "ура", а дальше - как Бог даст. Всем ждать команды! Комендоры, стрелки - до команды ни звука.
Красные мундиры англичан приближались как шествие жирных муравьёв. Иоганна охватил трепет: "Их гораздо больше!"
Рядом Захар тискал пальцами рогатину и шептал что-то на тетенском языке. Должно быть, молился старым богам.
"Дорога в небеса… Странное место мы выбрали для обороны. Словно взошли на алтарь. Здесь должна пролиться кровь. Кто-то станет жрецом, кто-то - жертвой. Всё решит жребий. Я готов метнуть его? Да".
Сзади, издалека, раздались пушечные выстрелы. Привставая, бойцы глядели на город - там, по синему шёлку бухты, к порту приближались фрегаты, рассылая бомбы по береговым батареям. Стоящий на якорях "Аскольд" отвечал им частой пальбой; вдобавок, вели огонь и батареи порта.
Иоганн увидел разрывы бомб среди городских улиц. Местами заполыхали пожары.
"Боже, что там сейчас творится?!"
- Назад не смотреть! - заорал Гаврилов. - Батарея - то-о-овсь!
Английский строй несколько смешался, заслышав голос от седловины, но упорно продолжал маршировать к перевалу.
- Пли!
Две картечных гранаты лопнули, разрывая строй красных мундиров; следом грянул нестройный залп, выбивая англичан. Лейтенант вскочил:
- Ребята, за мной! в атаку! Ур-р-аа!!
Защитники перевала поднялись и ринулись в штыки, со склона вниз.
Как следовало, Иоганн выбрал своей мишенью офицера - и попал, без сомнений. Теперь не оплошать бы в штыковой - этот вид боя был ему в новинку.
С неистовым криком он мчался вперёд, слыша выстрелы штуцеров, не думая о летящих навстречу жгучих пулях. Сабля колотила по ногам.
Мельком бросил взгляд вправо - Захарка бежал, держась чуть позади.
"Что я скажу Елене, если мальчика убьют?"
Бегущие падали под огнём англичан, но Гаврилов с расчётом выбрал момент залпа и атаки, чтобы быстро войти в столкновение с противником.
Красный мундир механическим, заученным движением попытался отбить штык Иоганна в сторону. У этнографа сработал навык фехтовальщика - он уклонился и мгновенно нанёс смертельный колющий удар.
Прежде он не убивал. Ощущение штыка, входящего в живое тело, передалось ему по ружью как электрический разряд - ах! плоть, кость, податливая мягкость внутри.
Рывок назад - штык выдернут, хлынула кровь. Англичанин округлил глаза, схватился рукой за грудь, вздохнул - и рухнул.
"Он не ждал такого от штатского", - Иоганн вспомнил, что дерётся в своём тёмном сюртуке.
Промедление едва не стоило ему жизни - другой красный мундир, свирепо оскалив зубы, направил штык в бок Иоганну, но тут вмешался Захарка. Тык - ах! - и враг насажен на рогатину.
- Смерть! - закричал паренёк так яростно, что Иоганна вздёрнуло.
- Смерть! - повторил он клич, орудуя штыком направо и налево. Другие тоже возбудились этим воплем. На склоне зазвучало громче и громче: "Смерть! Смерть!"
Бешенство, с которым пёстрый отряд Гаврилова ударил на врага, обескуражило англичан и привело их в смятение. Даже сознание численного превосходства не могло вернуть им уверенности.
Строй красных мундиров заколебался и - попятился, уступая натиску русских.
Штык сломался - эх, плохая сталь! Иоганн выхватил револьвер. Ни одна пуля не пропала даром. Затем он обнажил саблю, рассмеялся - "О, какой восторг!" - и скрестил её с клинком английского офицера.
- Вы плохо фехтуете! - бросил он тому в лицо. - Сдавайтесь, пока живы!
Тот оказался гордым малым и бился, пока не упал, обливаясь кровью.
Последней каплей стал дикий крик, раздавшийся из круговерти общей схватки:
- Каза-а-аки!
Услышав это, англичане потеряли всякое самообладание и обратились в паническое бегство. Им чудилось, что по следу их летят дьявольские всадники, готовые колоть пиками и топтать копытами.
Страх охватил и рядовых, и офицеров. О том, какие чувства владели незадачливым десантом, можно судить по позднейшим записям из офицерских дневников: "Нас атаковали силами трёх полных рот при поддержке казаков и артиллерии. Натиск врага был ужасен", "Мы едва успели вернуться к баркасам, спущенным с парохода, и грузились в чрезвычайной спешке, по грудь в воде, таща на плечах товарищей, издающих раздирающие душу стоны. Гребцов едва хватало на треть наличных вёсел… Орудия "Дракона" грохотали, осыпая берег бомбами, чтобы отогнать русских".
Между тем погони… не было!
- Отставить преследование! К позиции! - прохрипел Гаврилов, дважды раненый, но державший саблю в руке. - Взять раненых, убитых! занять позицию!.. Зар-рядить орудия! Где казаки?.. Кто кричал "казаки"?
- Здорово, да? - выдохнул Захарка, возникнув рядом с Иоганном.
- Ах ты, неслух…
Торопясь, пока отряд не отступил, Захар омочил рогатину в крови англичанина и вскинул оружие к небу с криком:
- У-Эруахин, эруа ва инаха!
"Он весьма стеснялся этого поступка и долго молчал о сём, но однажды объяснил мне смысл своих слов: "О боже, небесный путь - наш!""
Казаки оказались помянуты не всуе. Едва стрелковый отряд вновь занял седловину, как от Святска на рысях подоспел подхорунжий Бобылёв с десятком соратников:
- Чего ракету не пускали? - закричал он на гавриловских. - Сказано ж было - если насядет англичанка, запускай феверку, мы прискачем!
- Без вас обошлись! - хвалились гавриловские - битые, стреляные, но донельзя гордые. - Сами-то, в городе, как?
- Отогнали сатану, - махнул чубом Бобылёв. - Пять баркасов потопили начисто - вон, наши пленных вылавливают, - а с "Аскольда" их флагман подбили не худо, его француз на буксир взял. Но по городу они, поганцы, отбомбились сильно…
…В Святск отряд Гаврилова вернулся только к вечеру, когда комендант прислал смену и разрешил идти на отдых.
Иоганн и Захарка шли по своей улице, на сердце становилось всё темней. Бомбы зажгли много домов, иные порушили, и плач стоял вдоль всего порядка.
Вместо Алёниного дома дымились развалины. Пожар был погашен, брёвна уже растащили, а хозяйку и Стаху вынесли, положили в стороне, накрыв рогожами.
Захар уронил кровавую рогатину, пал на колени, да так и замер.
Глядя на обгорелые ноги, торчащие из-под рогожи, Иоганн пытался вспомнить минувшую ночь. Но в памяти возникали лишь искажённые лица "красных мундиров", блеск штыков и клинков, крики, сумятица боя.
"Как теперь заниматься наукой?.. Мне кажется, я умер. Или родился. Наверно, это очень похожие вещи… Я должен остаться, закончить исследования. Я не смогу уехать".