- Сказывают, тетенцы из воды вышли по божьему велению, - говорила Алёна вполголоса, как о большой тайне. - Они в воде жили, греха не знали и взмолились: "Боже, дай нам землю, чтобы тебя славить". Такие невинные, как Адам с Евой до падения. Но Библию себе спросить забыли, остались в невежестве. Потому Иисус дал знамение старцу: "Ступай к Белым водам, наставь моих чад". Он сперва у Бела-моря в Соловках спасался, а после в книгах нашёл, что те воды - на восходе. И они там - светлые, как ангелы, как дети…
Дух немецкой лаванды кружил голову.
Стаха, умаявшись за день, заснул, привалившись к мамке. Она бережно взяла его и отнесла на лавку у стены.
Огонёк свечи - восковой, как в церкви! - озарял задумчивое, мечтательное лицо немца, замершего с пером над тетрадью.
Будто ангел в Святске появился, прилетел на крыльях-парусах.
"Пожалуй, если их отмыть - европейских-то, - так совсем на людей похожи, даже собой хороши".
- Елена, вы верите, что на вас нападут с моря?
- Нападали уже. - От воспоминания стало темней на душе. - Китобойцы из Америки нет-нет да приходили. Их не угадаешь, с миром или как явились.
- Да, я слышал от Бобылёва - "Волга", "Амур", морская полиция… Но здесь так славно! это действительно место для ангелов. Нельзя представить, что тут можно грабить и творить насилие. Белые горы, лес как бархат…
- У Захарки спросите, когда он говорить захочет. - Алёна нашла в темноте блеск бдительного карего глаза. - Он видел, кто сюда бывает. Мальца - и того полоснули… С тех пор пришлым не верит. Кто с моря, одет не по-русски - тот бостонец и убийца.
- Вы тоже приезжие…
- Мы здешние. Захарка, иди спать! чего глазеешь? У нас взрослый разговор.
Недовольно помедлив, паренёк ушёл.
В тот миг, когда хозяйка с постояльцем словно начала дышать одним дыханием, раздался набатный звон.
Иоганн выскочил на двор. Следом - в одной рубахе, с рогатиной, - Захарка. По Святску слышался лай собак, доносились громкие людские голоса; загорались фонари, и раздавался лязг металла о металл.
- Вон, глядите! - оказавшись рядом, указала рукой Алёна.
На одной из гор, смутно видимой как тёмная громада, пылал сигнальный огонь.
- Война пришла, - перекрестилась хозяйка.
Иоганн остро, болезненно ощутил себя чужим.
"Я - иностранный подданный, - напомнил он себе, подавляя чувства, - нахожусь под защитой правил ведения войны. Мне не должно быть дела до этих событий. Главное, чтобы уцелели записи Марушкина… и мои".
Ангелам тут не место
Командование союзников решило атаковать русских по схеме Помпея Великого - Divide et impera, то есть разбить их по частям, но одновременно.
Напасть на Паланские острова было рискованно - там, в порту Александров, находились главные силы Русско-Океанского наместничества; вдобавок, недалеко остров Корабельный - из Нового Кронштадта может придти помощь. Вначале надо отрезать колонии от близких континентальных баз; тогда наместничество само падёт в руки победителей, как перезрелый плод.
Лорд Пальмерстон, автор звонкой фразы "Как тяжело живётся на свете, когда с Россией никто не воюет!" наметил цели для десанта - Петропавловск на Камчатке, Святск на Долгом и Острожек на Рурукесе. Владения царя Николая будут рассечены натрое и методически захвачены.
Против Елизаветинских островов был отправлен лучший отряд "китайской" эскадры адмирала Стирлинга, поднаторевшей в расправах над непокорными. Зря, что ли, взяли Гонконг, обобрали Поднебесную на миллионы долларов и принудили открыть пять портов для торговли! Пусть китаёзы курят опиум до сумасшествия. Обкуренными проще править.
Надо срочно урвать себе часть океана - а то весной американцы силой взломали наглухо закрытую Японию, заставили сёгуна подписать договор в Канагаве.
Так отряд коммодора Фарли оказался у Святой бухты - фрегаты "Грифон" и "Кардинал", бриг "Шарлемань" и пароход "Дракон". Экипажи и морпехи - без малого 1800 человек с дальнобойными штуцерами. 120 новейших пушек и бомбических орудий.
Пока пароход, пуская из тонкой трубы драконий дым, делает промеры у входа в бухту, а победители (в том нет сомнений!) любуются прекрасным островом и смеются над жалким городишком, самое время вспомнить историю этих краёв.
В начале было Море, и айны называли его Атуй или Руру, а океанийцы - Моана. Но когда жёлтая раса хлынула из глубин центральной Азии, вытесняя, убивая и подчиняя европеоидов южного Китая, это было просто Море, таинственное и великое.
В науке эта раса белых именуется австронезийцами. Они изобрели каноэ с аутриггером и парус, возводили ступенчатые храмы, поклонялись Солнцу и змее. Около 10 000 года до н. э. они по Берингийскому мосту проникли в Америку, а когда сухопутный перешеек скрылся под водой - продолжали плавать морем на юг Аляски и запад Канады.
Они не хотели сливаться с монголоидами (к слову - именно так получились малайцы), а потому сели в свои лодки и поплыли кто куда. Их странствия растянулись на тысячелетия - нам такой туризм не по плечу!
Австронезийцы первыми на рубеже эр высадились в Новой Зеландии (людоеды-маори опоздали лет на тысячу), но построенный ими город в лесу Вайпуа засекречен из соображений толерантности до 2063 года. То есть раскопки его запрещены. Такая вот занимательная археология… а то ведь получится, что каннибалы - не первопроходцы.
Не все уплыли далеко - скажем, айны закрепились в Японии. Со временем туда из Кореи продвинулись предки нынешних японцев. Айны злобно отбивались и приобрели славу несравненных воинов. Недаром считалось, что в сражении один айн стоит ста японцев!
Будущие японцы сделали чисто азиатский вывод: "Если врага не сокрушить, то надо приручить". В итоге айны стали основой сословия самураев, а также династии микадо. Им же принадлежат религия синто, каратэ, саке, обычаи вспарывать себе живот и лакомиться печенью противников. Подлинные же японцы - маленькие, робкие коротконожки, чей потолок - зарезать спящего (см. ниндзюцу).
Но - как не все австронезийцы согласились стать малайцами, так не все айны бросились записываться в самураи. Кое-кто бился до последнего, оставаясь верным принципу европеоидов "Умираю, но не сдаюсь!" Отступая с потерями, они перешли с Хоккайдо на Курилы… откуда было рукой подать до Русской Океании.
Но чтобы её так назвать, надо было придти русским. И они явились.
Поначалу их деятельность выглядела (и была) противоречивой. С одной стороны - грамотность, православие, новые формы культуры и хозяйства, рогатый скот, полезные злаки и овощи. С другой - экспедиции за недоимками и беглыми, сбор ясака (и откровенные поборы), грубое насилие, взятие заложников. Указ Екатерины II от 1779 года о свободе "мохнатых ряпунцев" и отмене ясака не соблюдался. Из местных жителей формировался слой каюров - полурабов на службе у промышленников. Русские не брали с собой на острова женщин; как следствие браков между русскими, айнками и ительменками сложилась метисная общность "лотарей".
Та же картина была на Аляске и в Русской Америке. Бои с местным населением шли с переменным успехом, но в целом прогрессоры двуглавого орла упорно теснили и ассимилировали туземцев. Более-менее успешно дрались индейцы-тлинкиты… если Барбер продаст им ружья и порох в обмен на пушнину и женщин. Хотя и характер индейцев что-нибудь да значит. Всё ж таки Виннету, потомки гордых австронезийцев.
С нашей стороны им противостояли такие Шеттерхэнды, что невольно залюбуешься. Взять хотя бы лейтенанта Хвостова, прославленного известной рок-оперой. Вспомните: "Вступя на судно, открыл он то пьянство, которое три месяца к ряду продолжалось… выпил 9½ вёдр французской водки и 2½ ведра крепкого спирту… споил с кругу корабельных, подмастерьев, штурманов и офицеров. Беспросыпное его пьянство лишило его ума…" Но тот же Резанов с восторгом писал о Хвостове: "Одною его решимостью спаслись мы, и столько же удачно вышли мы из мест, каменными грядами окружённых".
Пока Резанов крутил амуры с Кончитой и обмурлыкивал её папашу, лейтенант Хвостов на "Юноне" (как делать нечего!) пересёк Тихий океан и заглянул на Уруп. Затем, на сорок лет опередив Невельского, он высадился на юге Сахалина в заливе Анива и водрузил русский флаг в большом селении айнов. Теперь ясно, чьи эти "северные территории"?
Мы опускаем ряд народов, близких, но непричастных к Русской Океании. Воинственные чукчи, принадлежащие к древнейшей ностратической расе, или полинезийский орден воителей-ареоев сюда вовсе не заглядывали. Оставим в покое и небоеспособных китайцев - чего тут говорить, если в 1644-ом трёхсоттысячная армия маньчжуров покрыла многомиллионную Поднебесную как туз шестёрку, а в 1979-ом армада вторжения Мао (около 600 000 голов) была вышвырнута из Вьетнама одним щелчком ополченцев.
Напоследок приведём мнение человека, который знал, что говорил. Этот англичанин, Тревенин, ходил гардемарином в последнее плавание Кука, затем служил в нашем флоте, выступал с проектом кругосветки (осуществлённой Крузенштерном и Лисянским). На 30-ом году жизни он погиб за Россию, командуя кораблём при прорыве шведского флота из Выборгского залива. То есть - истый вояка, которому не суждено умереть в своей постели.
Сей беспристрастный свидетель пишет о русских: "Нельзя желать лучших людей, ибо неловкие, неуклюжие мужики скоро превращались под неприятельскими выстрелами в смышлёных, стойких и бодрых воинов".
Поклонимся памяти честного храбреца и вернёмся на остров Долгий.
Иоганн Смолер был прав: "Вы тоже приезжие". Однако русские приходили, чтобы остаться навсегда, создать колонию в истинном смысле слова (латинское colonia означает "поселение"). Тело империи прирастало, сохраняясь цельным. А носители "бремени белых" - даже до слёз умиления обожая своих темнокожих нянь, - рано или поздно уплывали в Хоббитанию, к бифштексам и портеру, прихватив ящик (или тонны) туземного золотишка, статуэток и тому подобных безделушек, которые теперь всплывают на аукционах Сотби. "Придти и поселиться" сильно отличается от "украсть и смыться".
Истинное лицо приезжих благодетелей показал в "Мародёрах" Киплинг, отлично знавший своих героев: "Кто силён, а кто хитёр, / Здесь любой - матёрый вор. / Жаль, всего на свете не сопрёшь! Хо-рош! Гра-бёж!"
Итак, на Долгом русские - чужие, но полюбившие эту землю, - встретились с незваными гостями, пришедшими убивать и грабить.
Alien vs Predator
Фредерик Фарли, коммодор флота Её Величества, взирал на берег сквозь подзорную трубу.
Всё в точности, как описывали американские китобои. Эти продажные молодчики за пару серебряных долларов - точь-в-точь как гавайские девки! - охотно рассказали об устройстве Святой бухты, оборонительных сооружениях и плане городка, где русские кормили их, снабжали всем необходимым и помогали чинить потрёпанные суда. Истинно бостонская плата за гостеприимство!..
Городок лежал в глубине бухты, словно жемчужина в приоткрытой раковине.
"Иван-да-Марья знал, где расположить порт. Недаром говорят, что Господь лично врезал эту бухту в сушу, чтобы дать место городу. Участков для высадки десанта мало. С трёх сторон горы и предгорные холмы. Две седловины с дорогами вглубь острова легко защищать малыми силами… Боновое заграждение… Всё равно им не выкрутиться".
Там, на берегу, определённо видели корабли противника. Казалось бы, ясно - имея втрое меньше пушек и бойцов, надеяться не на что. Только поднять флаг капитуляции и приступить к обсуждению условий сдачи.
Но над Святским фортом по-прежнему развевался русский крепостной флаг. Они вздумали принять бой?
- Ожидание затянулось, - промолвил французский капитан де Сангрэ. - Я возвращаюсь на "Кардинал" и жду вашего сигнала.
Корабли начали входить в бухту. Слышался лишь плеск волн, шорох снастей, свистки и крики команд. Город и берега были безмолвны.
И тут ударили пушки Северомыссской батареи, ближе всех к которой оказался левым бортом "Шарлемань".
- Началось, - вздохнул белоглазый голландец, всматриваясь в дымки, вылетавшие из леска на севере бухты. - Дьявол, они ловко замаскировали артиллерию! В жизни бы не догадался, что там скрыта засада. Ну, француза потреплют, пока он не возьмёт круто на зюйд!.. Ветер слаб; как бы паровику не пришлось брать их на буксир…
В порту Святска война застала иностранные торговые суда - бременский "Зеевульф" и "Марес" из Харлема. Экипажи изнывали от неопределённости и оттого, что кабак перестал торговать "ржаным вином". Ни ведро на вынос, ни даже чарки купить стало невозможно.
- Камрад, - душевно подступил голландец к Иоганну, - я видел у тебя фляжку. Я не прошу об угощении. Плачу три пиастра за глоток.
- Это не фляжка, ты ошибся. - Отогнув полу сюртука, Смолер показал заложенный за пояс револьвер "лефоше".
- Понятно, - подмигнул голландец. - Когда пойдёт неразбериха, можно будет поживиться. В таком деле надо иметь гарантии, верно? Удачи, камрад.
Иоганн был слишком взволнован, чтобы высказать голландцу свои мысли на сей счёт. Над бухтой гулко гремели залпы, испуганные чайки поднялись на высоту и жалобно кричали. Народ собрался на возвышенностях, наблюдая за боем и возбуждённо споря - потопят наши супостатов или те успеют убежать?
"Грифон" прикрыл побитого "Шарлеманя" огнём. Бомбы флагманского фрегата взрывали землю у самого бруствера и с грохотом лопались над батареей. Дым и гарь облаком заволокли лесок на Северном мысу, ответные выстрелы русских стихли, а на кораблях раздались восторженные возгласы.
"Посылайте десант, - просигналил Фарли капитану де Сангрэ. - Заклепайте пушки и захватите комендоров. Нам нужен этот плацдарм для наступления на город".
Затаив дыхание, люди на берегу следили, как с "Кардинала" спускают баркасы и десантные боты, как в них садятся морские пехотинцы. Человек триста с гаком! Заблестели вёсла, десант поплыл к разбомбленной батарее.
- А что Южномысская молчит? - шумели кругом, когда Иоганн проталкивался сквозь людское скопище, чтобы оказаться повыше, для лучшего обзора. - Им далеко, не дострелят! Эх, туда бы солдат - пушкарей-то на Северном мало!..
"Так быстро! - горестно подумал Иоганн, глядя за движением десанта. - К обеду они войдут в город. Увы, не за этим я сюда плыл - а придётся описывать разгром колонии… Силы слишком неравны, личная доблесть тут ничего не решит".
Дым над батареей рассеялся, баркасы и боты были почти у черты прибоя, когда грохот и огонь внезапно дали знать, что Северомысская жива. Водяной фонтан с обломками и телами людей взметнулся там, где миг назад плыл большой бот. Следом накренился и опрокинулся баркас, накрыв французов будто крышка гроба.
- Ура! - заорал берег, размахивая руками. Иоганн кричал вместе со всеми, захваченный их воодушевлением, хотя на его глазах гибли десятки людей.
Однако цель была близка, а морпехи не потеряли присутствия духа. Высадившись, они бойко построились в боевой порядок и дружно прянули к брустверу, за которым - как недавно им казалось, - никого не осталось в живых.
- Картечью! Картечью! - вопили в порту, словно их могли услышать на батарее. Кричавшие не знали, что картечи имелось всего на два заряда, а времени, чтобы снарядить уцелевшие пушки, не было вовсе.
"Их сомнут и растопчут", - мелькнуло в сознании Смолера.
Здесь произошло событие, первое и последнее в своём роде за всю историю Русской Океании. Началом его стал крик, ужасавший Европу со времён Тридцатилетней войны, когда вольная славянская кавалерия показала себя во всём кровавом блеске:
- Каза-а-аки!
Об этом сюрпризе бостонские китобои не могли поведать коммодору Фарли - посещая колонию в мирное время, они не видели казаков вместе и, что называется, в деле.
Французы дрогнули. Должно быть, сказалась историческая память тех времён, когда казаки гнали Наполеона из России, а затем гарцевали по парижским улицам. И вот - вновь эти жуткие всадники Апокалипсиса на огненных конях!..
Полусотня Паланского полка вырвалась из леска и врезалась во фланг десанту. Штуцерные выстрелы быстро смолкли, доносился лишь глухой, прерывистый стон: "А-а-а-а!" Казаки с невероятным проворством кололи французов пиками, делая выпады, будто шпагой; воздух дрожал стальными бликами. Вслед за казаками подоспела стрелковая партия, бегом посланная из Святска - это были моряки с "Аскольда" под началом мичмана; они ударили в штыки со стороны Северомысской.
Вскоре с десантом было покончено. Части морских пехотинцев удалось бежать к баркасам и отплыть, некоторые догадались бросить оружие и просить пощады, но многие остались лежать мёртвыми и ранеными на пространстве перед батареей.
Коммодор Фарли в бешенстве кусал губы. Вместо триумфального входа в городок и торжественного банкета - потери, отступление и дырявый "Шарлемань" на буксире! Не взять превосходящими силами скромный опорный пункт русских - за это в Лондоне не похвалят. Как бы не пришлось расстаться с должностью, а заодно и с честью…
Следует заметить, что коллега Фарли - контр-адмирал Прайс, безуспешно штурмовавший Петропавловск, - не стал долго размышлять, а покончил с собой выстрелом в сердце на глазах у экипажа. Русские, с уважением относящиеся к воинам (хотя бы и вражеским), выделили ему ровно столько земли, сколько заслуживает интервент. Даже назвали мыс, где похоронен Прайс, его именем. Вот, мол, ваше место - погост. Приезжайте чаще, мы ещё ям нароем…
Коммодор оказался не столь щепетилен в вопросах чести британского флага (тем более, погибли какие-то французы-лягушатники). Он только отвёл свою эскадру из бухты, чтобы поставить на якоря вне зоны огня.
Фарли ещё не сказал своего последнего слова. В его распоряжении по-прежнему оставался мощный контингент и артиллерия, числом стволов гораздо больше русской.