25 августа 1934 года: "Милая Галочка! Сегодня Катя (Екатерина Алексеевна – сестра писателя. Прим. И.О.) едет в Одессу, а оттуда в Киев. Она передаст тебе желанную вторую книгу, в ней есть несколько слов и о Гале Алексеевой, секретаре моего друга Павлуши. Обо мне тебе расскажет все Катя, поэтому в письме буду краток. Делается все, чтобы зимой я возвратился в Москву, но все решает ЦК.
Возможно, зимой встретимся. Мы тебя не забыли. Привет тебе от матушки. Набирайся сил, девочка, отдыхай, озоруй, но не очень. Жму твою ручонку. Николай.
Книгу должны прочесть как можно много товарищей, не жалей ее и не держи под спудом. Это все, что я хочу".
…К сожалению, Николай Островский с Галиной Мартыновной Алексеевой больше не встретился.
…Такова эта женщина, которая по праву заслуживает уважения и признательности всех неисчислимых друзей Островского – Корчагина. (Николай Островский. Собр. соч. в трех томах. Том 3. М., 1956, Госиздат художественной литературы. Стр.110, 112, 114, 122–123, 130, 134,135, 188).
…Хмурый февральский день 1932 года, когда пришла весть о победе, стал одним из самых счастливых дней в жизни Николая Островского. Это звучит в его письмах самым близким друзьям. Вот строки из письма П.Н.Новикову: "Дверь жизни широко распахнулась передо мной. Моя страстная мечта – стать активным участником борьбы – осуществилась".
Письма читателей рассказывали о том, что книга его нужна молодежи в её жизни и труде, что Павел Корчагин, как верный друг, примером своим учит бесстрашию в борьбе с трудностями, упорству в достижении цели.
"Молодежь тепло встретила книгу, и это является наибольшей радостью моей жизни", – говорил писатель. "Дорогим своим сокровищем" считал Николай Островский письма читателей. Но, пожалуй, самыми ценными из них были письма бойцов, которые называли писателя "снайпером художественного слова", а его книгу – "учебником жизни и борьбы".
Идейно-воспитательное, патриотическое значение книги "Как закалялась сталь", её мобилизующая роль были высоко оценены Главным Политическим Управлением Красной Армии: первое издание на 80 % было забронировано за красноармейскими библиотеками.
В письме политзаключенных рижской тюрьмы говорилось, что жизнь Павла Корчагина "похожа на миллионы других жизней. Будто он взял по кусочку от каждой из них, чтобы показать, как надо её строить". И действительно, в Корчагине, как в фокусе, отразились лучшие черты миллионов пролетарских бойцов и строителей новой жизни. Все это говорило о том, что сбылась самая заветная мечта, которая владела Островским, когда он писал "Как закалялась сталь":
"Я хочу, чтобы во время чтения её читателями овладевало прекраснейшее чувство – чувство преданности нашей великой партии". Именно эта мысль пронизывает тысячи писем, полученных Николаем Островским от читателей.
С огромной радостью Николай Алексеевич Островский писал своему другу, старому большевику Х.П.Чернокозову о том, что он снова стал "бойцом действующим", что он возвратился в строй, на передовую линию борьбы за социализм.
…Радость, рожденная изданием первой части книги "Как закалялась сталь", звучала в его письмах многим друзьям. При этом он умалчивал об истинном состоянии своего здоровья. О нем повествует в своих воспоминаниях М.К.Павловский, лечащий врач и большой друг писателя:
"В феврале 1933 года, в бытность мою главным врачом Сочинской районной больницы, за мной заехал секретарь районного исполкома В.Р.Бондарев и пригласил посетить больного писателя Н.А.Островского. Автомобиль подвез нас к домику № 47 по Ореховой улице. Мы вошли в скромный флигель, расположенный в глубине двора.
…Почти на середине комнаты стояла кровать, на которой неподвижно, наподобие статуи, лежал молодой человек лет около тридцати. Черные непокорные волосы обрамляли его широкий лоб мыслителя. Лицо было энергично. Приветливая улыбка пробегала по его губам. Потухшие навсегда глаза делали бесполезными усилия разглядеть вошедших в комнату.
Вся окружающая обстановка и этот неподвижный человек произвели на меня гнетущее впечатление, усиливающееся под влиянием окружающей тишины. Сердце сжималось от сочувствия к этому страдальцу.
Я стряхнул с себя тяжесть первого впечатления. Мы познакомились с Николаем Алексеевичем. Начался обычный медицинский опрос больного с выяснением необходимых в таких случаях подробностей, касающихся самочувствия, режима и вообще быта больного. На все вопросы Николай Алексеевич отвечал точно, кратко.
Среди этого опроса больного у меня невольно росло чувство глубочайшего к нему уважения, и, я сказал бы даже, восхищения перед необычным мужеством. Целая группа болезней лавиной обрушилась на это некогда могучее тело. Больной был в расцвете своей жизни, но злая судьба отобрала у него все ее радости, оставив ему одни непрерывные страдания.
Первым движением сердца было желание как-то утешить его, выразить ему соболезнования.
…В результате осмотра я диагностировал: одеревенелость позвоночника, прогрессирующий, обезображивающий суставный ревматизм, слепоту на оба глаза, почечные камни, левосторонний сухой плеврит…
Кроме того, имелась весьма значительная атрофия мышц. Конечности больного, вследствие окостенения суставов, были совершенно неподвижны. Шея так же неподвижна. Вращение головы невозможно. Только в лучезапястных суставах и суставах рук сохранилась ограниченная подвижность. Движения нижней челюсти также весьма ограничено. Рот открывался лишь настолько, что между зубами проходила пластинка около сантиметра толщиной.
Сердце работало удовлетворительно, с этой стороны опасности не было. Но болезнь, несомненно, имела наклонность прогрессировать.
Это был один из самых тяжелых случаев такого рода заболевания. Больной должен был испытывать мучительнейшие боли. Судя по рассказам Николая Алексеевича, все терапевтические мероприятия, так же, как и неоднократные хирургические вмешательства, особой пользы не принесли. Медицина оказалась в данном случае бессильной.
Как оказалось, Николай Алексеевич был отлично осведомлен о сущности своего заболевания и знал, что исход его болезни предрешен. С первого же момента осмотра больного я невольно отметил его образ и манеру держать себя… Из уст этого живого изваяния лилась поражавшая меня речь, насыщенная самым радостным оптимизмом.
…Возвращаясь домой и анализируя нашу встречу с Н.А.Островским, я должен был сознаться, что этот человек заставил зазвучать в моем сердце какие-то новые струны. Я почувствовал, что меня влечет к нему не только обычный профессиональный интерес врача, а глубокое сочувствие к его трагедии и вместе с тем – сознание находки какой-то драгоценности, встречи хотя с молодым, но с подлинным учителем жизни.
…Через два дня я снова навестил Николая Алексеевича.
…У него на постели лежал револьвер, с которым он никогда не расставался. Это был тот самый револьвер, который упоминается в эпизоде с Корчагиным, хотевшим покончить с собой. Николай Алексеевич нарочно держал этот револьвер при себе. "Это живой свидетель моей победы над ним", – сказал он как-то Л. Н. Берсеневу.
…Вообще Николай Алексеевич умел держать себя в руках, и не знающий его человек легко мог подумать, что он не испытывал вообще боли, а между тем это будет совершенно ошибочно. Мне неоднократно приходилось видеть, как Николай Алексеевич сверхчеловеческими усилиями воли подавлял чувство боли и не показывал вида, что он страдает…" ("Николай Островский – человек и писатель – в воспоминаниях современников (1904–1936)". Изд. "Дружба народов", М., 2002, стр. 108, 110,120).
И еще об одном важном моменте, на который особо обратил внимание С.Трегуб, автор нескольких книг о Николае Островском и его творчестве. По сути речь о том же – о мужестве, с которым он держался при встрече с любым человеком: был ли это доктор или писатель, летчик или "добровольный секретарь", писавший под его диктовку книгу:
"Он просит вошедшего сесть рядом, протягивает кисть левой руки – лишь кисти рук с трудом подчинялись ему, сохраняя слабую подвижность, – и, пожав вашу руку, не выпускает уже ее до конца встречи.
И потому, как крепко удерживает он вашу руку, как нервно то и дело ее пожимает, вы догадываетесь, что ваша рука словно бы приближает вас к его внутреннему зрению, помогает ему разглядеть вас.
– Когда я держу руку, – подтверждает он вашу догадку, – я полнее чувствую то, что вы мне говорите, живее представляю себе вас, и до меня лучше доходят ваши слова.
Если же я физически не ощущаю около себя человека, с которым разговариваю, если он стоит где-нибудь в стороне, то мне кажется, что голос его доносится откуда-то издалека, из темной бездны, которая меня окружает, и тогда я хуже усваиваю его речь, и слова как-то смутно доходят до моего сознания.
С помощью необычного этого рукопожатия вам в свою очередь передается его внутреннее напряжение, и вы целиком включаетесь в "высоковольтную сеть" его мыслей и чувств…" (С.Трегуб. "Николай Островский". Изд. "Советский писатель", М., 1957, стр. 5–6).
В то время истинное состояние Николая Островского было известно немногим. А трагизм главного героя его книги Павла Корчагина многим читателям казался невероятным. У них рождалось сомнение: может ли человек в таком положении жить, да еще и написать книгу.
Одна из читательниц – комсомолка Людмила Харченко упрекала Николая Островского как автора книги "Как закалялась сталь" в том, что писатель слишком жестоко обошелся со своим героем. Николай Островский не оставил без ответа ее письмо. 19 февраля 1935 года он пишет ей:
"Вы протестуете против того, что автор романа "Как закалялась сталь" так безжалостно искалечил одного из своих героев – Павла Корчагина. Ваше движение протеста я понимаю. Так и должна говорить молодость, полная сил и энтузиазма. Герои нашей страны – это люди, сильные и душой и телом, и, будь это в моей воле, то есть создай я Корчагина своей фантазией, он был бы образцом здоровья и мужества.
К глубокой моей грусти, Корчагин написан с натуры. И это письмо я пишу в его комнате. Я сейчас у него в гостях. Павлуша Корчагин – мой друг и соратник. Вот почему мне и удалось так тепло написать его.
Он лежит сейчас передо мной, улыбающийся и бодрый. Этот парнишка уже шесть лет прикован к постели. Он пишет сейчас свой новый роман, и мы вскоре увидим его в печати.
Герои этого романа – это люди, полные энергии, молодые, красивые. Изумительная молодежь нашей страны!
Павел просит меня передать Вам свой привет. Он говорит:
– Скажи ей, пусть она создаст себе счастливую жизнь, счастье же – в создании новой жизни, в борьбе за обновление и перевоспитание человека, ставшего хозяином страны, нового человека, большого и умного, человека эпохи социализма…
Будьте хорошим бойцом, товарищ Харченко! Н.Островский." (Николай Островский. Собр. соч. в трех томах. Том 3. М., 1956, стр.216–217).
Права Т.И.Андронова – составитель книги "Николай Островский – человек и писатель – в воспоминаниях современников", изданной к 100-летию со дня рождения писателя, когда пишет: "Письмо читательницы Л.Харченко – замечательный документ, из которого видно, что о самом Николае Островском, о его судьбе читатели еще не знали, хотя с момента выхода первой части книги "Как закалялась сталь" прошло почти три года. До статьи Михаила Кольцова "Мужество", изменившей эту ситуацию, оставалось меньше месяца. Читатели романа Н.А.Островского были потрясены, узнав, как много в его судьбе общего с судьбой главного героя романа "Как закалялась сталь" – Павла Корчагина".
Но кто такая Людмила Харченко? Ответ на этот вопрос находим у Семена Трегуба:
"В именном указателе адресатов Островского значится только ее фамилия: "Харченко – читательница".
…На ее след меня навела Н.В.Капиева, живущая в Пятигорске. Она однажды сообщила, что в Ставрополе, в местном книжном издательстве работает редактором Людмила Ивановна Харченко, у которой хранится какое-то письмо от Николая Островского. Харченко… – не было никаких сомнений, что это она.
Письмо Николая Островского к ней, как известно, было ответом на ее письмо. Вот что она рассказала мне при встрече:
– Мой брат, Николай Ковалев, работал помполитом по комсомолу в Донской МТС Ставропольского края. Он – один из первых комсомольцев и организаторов ячеек в Петровском районе Ставропольского края. В Отечественную войну погиб под городом Невелем.
Как-то после работы Коля принес книгу "Как закалялась сталь" и сказал: "Прочти". Честно говоря, я не сразу начала ее читать, думала, что это что-то "промышленное".
После настояний брата я принялась читать и не встала, пока утром следующего дня не закрыла последнюю страницу…
Пожалуй, это первая книга после "Овода", которая захватила меня, заставила много дней жить с ее неповторимыми героями. Было страшно обидно за Павку. Почему такого изумительного героя автор так безжалостно искалечил?
Ведь я, как и сотни тысяч его благодарных читателей, не знала тогда, что Павел Корчагин – это почти автор. Впервые в жизни подумала: "А что, если я напишу автору"? И написала…
После встречи с Л.И.Харченко я обнаружил в своем редакционном архиве ее письмо Николаю Островскому. Оно было послано 17 января 1935 года в издательство "Молодая гвардия". Вот его содержание:
"Только что кончила читать книгу Николая Островского "Как закалялась сталь". И еще под впечатлением ее решила черкнуть отзыв в надежде, что вы передадите его написавшему эту книгу.
Я в восхищении. Книга замечательная. Она поднимает энтузиазм, и после этого хочется жить, творить и создавать. Здесь так мастерски описано участие комсомольцев в гражданской войне, борьба с оставшимися белогвардейскими бандами, борьба с троцкистами.
Книга захватывающая. Ее хорошо бы было прочесть среди комсомольской братвы. Ведь в ней описываются работники-энтузиасты в лице Корчагина, Жухрая, Устинович и других. И в противовес им – болтуны в лице Развалихина, которым не место в рядах великого Ленинского комсомола.
По-моему, плохо Островский сделал, что под конец совсем искалечил Павла, хотя там указывается, что физическая катастрофа не мешает ему активно участвовать в жизни. Но мне кажется, это неправильно. Отнять у героя все: руки, ноги, зрение – это уж слишком.
Уж если писатель хотел показать, что и больные работают с еще большим рвением, то, во всяком случае, можно было бы сделать его просто физически слабым, но не совсем калекой. С комсомольским приветом, Л.Харченко".
Что последовало дальше? Рассказывает сама Людмила Ивановна Харченко:
– Кажется, недели через четыре я получила письмо в сером конверте с обратным адресом: "Сочи, Ореховая, 47. Н.Островский".
…Быстро вскрыла конверт и сразу вспомнила книгу, автора. С бьющимся сердцем я прочитала письмо… Читать письмо Николая Островского мне было очень больно, ведь я уже знала, что Павка – это Островский.
Л.И.Харченко отозвалась на ответное письмо Николая Островского. Она выразила надежду, что Островский обязательно выздоровеет, и пожелала ему успехов в творчестве.
… "Читательница-комсомолка" стала журналистом, редактором. Свято хранила она в сердце образ человека, который напутствовал ее в юности. Его слова "будьте хорошим бойцом…" стали девизом миллионов…" (С.Трегуб. "Живой Корчагин". М., изд. "Советская Россия". 1968, стр.150–154).
Это теперь мы не можем рассматривать отдельно судьбу Николая Островского и его роман "Как закалялась сталь". Сам он не хотел, чтобы отождествляли его с главным героем романа Павлом Корчагиным, чтобы между ними ставили знак равенства.
В конечном счете, Николай Островский со временем вынужден был согласиться, что его книга автобиографична.
"Вы знаете, за последнее время Вас очень много читают за границей, – сказал Николаю Островскому корреспондент английской газеты "Ньюс кроникл" С.Родман, бравший у него интервью за два месяца до смерти писателя. – Ведь в романе Ваша личность играет большую роль". Здесь-то и признался Николай Островский, что "эта вещь автобиографична… В книге дана правда без всяких отклонений".
Вспоминает Анна Караваева:
"…Каждый его друг, радуясь неистощимой творческой энергии Островского, не мог не видеть, как волновала его мысль о том, что серьезной критической статьи о "Как закалялась сталь" до сих пор не появилось. А ведь по всей, что называется, справедливости, должно быть достойно отмечено произведение, заслужившее широкое признание читателей.
Уже начато было и новое произведение, которое своей идейной значимостью, а также галереей образов показывало стремительное мужание таланта молодого писателя.
С кем говорить на эту важную тему – о статье, посвященной творчеству Николая Островского, – мне было ясно: конечно же, с широко известным критиком и фельетонистом "Правды" Михаилом Ефимовичем Кольцовым.
К тому времени мне уже довелось познакомиться с Михаилом Ефимовичем. В ответ на кратко изложенную мной просьбу он тут же назначил день и час встречи с Николаем Островским, которая и состоялась в точно назначенное время. В той же беседе была обсуждена и проблема автобиографичности романа, которая якобы мешала появлению серьезной критической статьи.
Михаил Кольцов, выслушал меня, сказал: Убедительно. Только для этого ему нужно время. Он, конечно, побывает в Сочи, познакомится, поговорит "по душам" с Николаем Островским – и тогда можно будет приняться за статью о романе "Как закалялась сталь". (Караваева А.А. "Книга, которая обошла весь мир". М., изд. "Книга", 1970. Стр.24–25).
Михаил Кольцов сдержал свое слово. Он "посетил Островского в Сочи 1 ноября 1934 года, – рассказывает Р.П.Островская. – Беседовали они долго, расстались друзьями; Кольцов ушел от Островского, покоренный силой его духа, мужеством. Очерк Кольцова так и назывался "Мужество". 17 марта 1935 года очерк появился в "Правде". (Р.Островская. "Николай Островский". ЖЗЛ. М., "Молодая гвардия", 1988. Стр. 156).
Из очерка М.Кольцова миллионы читателей романа "Как закалялась сталь" узнали, что книга во многом автобиографична, и прототипом его главного героя, Павла Корчагина, является сам автор. Очерк стал судьбоносной вехой для Николая Островского. К нему приходит официальное признание, слава и достаток.
Вот строки из очерка М.Кольцова:
"Николай Островский лежит на спине, плашмя, абсолютно неподвижно… Он говорит медленно, серьезно, следуя ходу своей мысли, будничным тоном человека, не слишком воображающего о себе, но далекого от чувства какой-нибудь отрешенности, неполноценности, неравенства с другими людьми…
Не всех героев мы знаем. И не всех мы умеем замечать.
Коля Островский, рабочий мальчуган, мыл посуду в станционном буфете в первые годы революции на Украине. Хозяйка и официанты воспитывали его пинками ноги. Но скоро парень нашел себе других воспитателей. В кровавой мешанине петлюровщины, германской и польской интервенции быстроногий парень оказался смелым помощником революционных рабочих. Прятал оружие, носил записки, шнырял под носом у противника, принося своей разведкой большую пользу красным партизанам. Потом – пошел в конную армию и в комсомол, в передовые, в лучшие ряды украинского комсомола…