Разумеется, общение у них происходило, но в другой форме. Бывали у них и совместные посещения оперы и филармонии или художественных выставок, благо ни одно значительное явление в мире искусства не обходит Мюнхен стороной. Ну, и постоянные выезды на природу. Едва вступив в этот красивейший город Германии, вы ощущаете дыхание близких Альп. Горный воздух продувает буквально все улицы Мюнхена, а центральная улица, Людвигштрассе, ведет прямиком к предгорью Альп. Для жителей Мюнхена оно, как для москвичей – Подмосковье.
Самым любимым видом воскресного отдыха для семейства Мессбауэра и Алефельда были пешие походы в горах с рюкзаками и в бутсах – трикони. При этом для женщин не делалось никаких скидок. Хотите равноправия – пожалуйста, мы можем вам его предоставить.
Однажды они взяли нас с Юрой с собой, и мы проделали длительный, на целый день, круговой маршрут километров на двадцать.
Мы оставили машины на стоянке, а сами на фуникулере поднялись на высоту приблизительно полторы тысячи метров над уровнем моря. Нам открылся потрясающий вид. Бесконечными рядами уходившие за горизонт цепи гор сверкали на солнце белоснежными вершинами. Пирамидальные склоны казались прочерченными по линейке. Небо было пронзительно-синего цвета, какой бывает только на рекламных открытках. Это была зона альпийских лугов, и трава, покрывавшая все вокруг мягким бархатистым ковром, напоминала ухоженный газон на какой-нибудь богатой вилле. Глаза слепило от всей этой пронзительной синевы и белизны. Тропа была хорошо утоптана множеством ног прошедших здесь туристов и четкими и глубокими отпечатками овечьих копыт. А вот, наконец, и отара овец, – отару охраняли крупные лохматые собаки. У нас эта порода сторожевых собак называется "кавказская овчарка", а по-простому – "волкодав". Мы замерли на опушке поляны, боясь окрикнуть пастуха. Но он нас увидел, свистнул собакам и крикнул им громко: "цум платц!", а нам помахал рукой:
– Проходите, они вас не тронут!
Огромные псы тотчас же разбежались в разные стороны и заняли плацдарм под кустами, продолжая зорко следить за каждым нашим движением.
Мы вышли на поляну и огляделись вокруг. Уходить отсюда не хотелось. Хотелось забиться вместе с собаками в тень под кусты и оттуда бесконечно смотреть и на это бездонное небо, и на этих овец, мирно пощипывающих траву, и на это буйное цветение фиолетово– красных рододендронов, густой стеной окаймлявших поляну. Пастух, в островерхой тирольской шапочке и вышитом камзоле, примостившись на каком-то пне, заиграл протяжную мелодию на старинной свирели, – понятно, все это делалось по заказу турфирмы для полноты антуража. Вот, что значит настоящая забота о туристах!
Но пора было двигаться дальше. Предполагалось по плану, что мы должны были выбраться на горную дорогу и дойти до фермы с корчмой. Идем. Выходим с тропы на грунтовую дорогу, и тут начинается деревянная ограда крестьянского хозяйства: сеновал, сарай, еще какие-то постройки и, наконец, основательный дом, сложенный из толстых круглых бревен, с крыльцом, ведущим на длинную веранду, где, вероятно, и принимают гостей.
Дородная фрау встретила нас с ласковой улыбкой, – чернобровая, румяная и в национальном наряде с кокошником. Фрау проводила нас на веранду, и мы расположились за длинным столом, покрытым скатертью из сурового полотна. За одним из столов пировала, явно разогретая выпитым пивом, сытая и довольная, компания кого-то из местных. Они нас всячески приветствовали и для начала послали на наш стол в виде дружеского жеста поднос с кружками пива – ровно шесть штук. Удивительно, как это они успели нас пересчитать! Пиво подоспело как раз вовремя, – что может быть лучше для утоления жажды и восстановления сил, чем охлажденное прозрачное баварское пиво с оседающей пеной!
Но надо было подумать о нашем меню. И мы включились в священный для каждого истинного немца процесс – обсуждения заказанных блюд! Нам, как иностранным гостям, эта страсть к обсуждению блюд была не совсем понятна, поскольку выбор был заранее известен – при любом раскладе нам принесут непременный "швайненбратен мит картофелен", зеленый салат, а к ним столь же непременное (еще одна порция) баварское пиво и душистый, крупными ломтями нарезанный хлеб собственной выпечки. И этот хлеб, с поданным к нему оливковым маслом в глиняных плошках, и это жаркое из свинины поглощалось нами с таким аппетитом, как будто бы мы вообще никогда не ели. Жаркое было в меру прожарено с какими-то специями, рассыпчатая картошка прекрасно дополняла основное блюдо, а от серого пористого хлеба, который мы макали в оливковое масло, невозможно было оторваться.
Бавария – это благословенная земля, где в каждой забегаловке, куда бы ты ни заскочил на ходу, можно исключительно вкусно и дешево поесть.
После обильного возлияния и трапезы нам предложили немного подремать в специально предусмотренных для этого шезлонгах, покрытых овечьими шкурами. Словом – национальный колорит в самом лучшем его исполнении.
Наша вечеринка между тем продолжалась и заканчивалась танцами под музыку из транзистора. При этом выяснялось, что Рудольф и Кристалл еженедельно по пятницам ходят в танцевальный класс, поскольку наш друг Мессбауэр полагает, что танцы лучше всего проветривают голову, перегруженную различными профессиональными проблемами. Такие неожиданные откровения выяснялись!
Возможно, наш прием носил несколько провокационный характер, поскольку после него приглашения посыпались на нас со всех сторон. Иногда нас приглашали в гости за много дней вперед.
В одно прекрасное утро нам в Гамбург, где мы с Юрой были в то время, звонит Джордж Алефельд. В Гамбурге, во время одного из визитов в Германию, мы оказались по той причине, что мой муж в том же 1994-м, получил премию им. А.П. Карпинского (1846-1936 гг.), выдающегося ученого, основателя Российской геологической школы и первого избранного президента Академии наук СССР (с 1917 по 1936 гг.).
Фонд Карпинского, финансируемый немецким предпринимателем Альфредом Тепфером, награждает премией российских ученых и гуманитариев, которые внесли заметный вклад не только в развитие науки, искусства и литературы, но также в развитие и укрепление российско-германских отношений. В Гамбурге, в распоряжении фонда Карпинского-Тепфера, находится наследственная вилла семьи Тепферов, где принимают в качестве гостей лауреатов этой премии.
Итак, по приглашению фонда мы приехали в Гамбург на виллу семьи Тепфер, и первое, что нас поразило, – это была запись в тетради отзывов, лежащей на столике при входе в прихожую:
В саду дрозды перекликались,
И в кущах стыл туман любви,
А перед нами проплывали
Кораблики и корабли.Белла Ахмадулина.
Эта звездная пара, Борис Мессерер и Белла Ахмадулина, также лауреат премии Карпинского, побывали здесь на вилле перед нами, оставив на память о себе этот прелестный экспромт нашей знаменитой поэтессы, который в двух строках передает всю красоту и обаяние этого места. Войдя в свой номер, мы с Юрой замерли возле окна и долго так стояли, не в состоянии вымолвить ни слова. Такой вид можно было увидеть только в кино: нам открылась необозримая панорама Эльбы со всеми ее окрестностями и проплывающими по ней в обоих направлениях огромными морскими судами, "кораблями и корабликами", парусниками, грузовыми баржами и моторными лодками. Вдали раскинулся грандиозный по своим масштабам порт, один из самых значительных в Европе, и величественная картина города с высотками, кварталами жилых домов, фабричными трубами, колокольнями церквей и часовой башни собора Св. Михаила.
Движение по водной магистрали плавно текущей реки напоминало какое-нибудь перегруженное в час пик шоссе, где уже скапливаются пробки. Фантастическое зрелище! Любуясь им, можно было часами не отрываться от окна, но впереди у нас была напряженная программа дня, и мы торопились ее выполнить.
И тут нам звонит невероятно озабоченный Алефельд.
– Мы вас хотим пригласить, но не знаем, какое меню вам подходит, – и Джордж начинает перечислять различные блюда, которые, по его мнению, способны удовлетворить наш аппетит. – Вы любите карпа? По-моему, карп – самая лучшая рыба!
– Отлично! – отвечаю я ему, хотя, каюсь, карп вовсе не является моим излюбленным рыбным блюдом. – Мы будем просто в восторге!
Через несколько дней, вернувшись в Мюнхен, мы смогли убедиться в кулинарных способностях Джорджа, когда он на открытой террасе своей виллы в самом конце Людвигштрассе, за универмагом Херти, угощал нас этим самым карпом, испеченным в специальных зажимах на жаровне.
С террасы виллы, расположенной на втором этаже, открывался потрясающий вид на центральную часть Мюнхена. Силуэт города был перед нами как на ладони: вот символ города – две башни-близнецы собора Фрауэнкирхе, колокольня церкви Св. Петра и вдали очертания Старой и Новой ратуши на Мариенплатц.
А с нашим угощением иногда происходили ужасно курьезные вещи. Например – специально для нас готовится какое-то экзотическое блюдо, – скажем, лосятина, или еще того круче – медвежатина – а мы со своими отсталыми гастрономическими вкусами не можем оценить его по достоинству. И, посрамленные, с завистью наблюдаем за тем, с каким азартом расправляется со всеми этими яствами находящаяся за столом молодежь.
Конечно, мы не раз бывали гостями в доме Мессбауэра, в Грюнвальде, ул. Лоэнгрин, д.46. Небольшое местечко, расположенное в природной зоне, оно как бы совмещает в себе все прелести деревенской жизни в сочетании с городским комфортом. Магазины, рестораны, бытовое обслуживание – все здесь совершенно неотличимо от Мюнхена, а возможно, и лучше. Сам дом Мессбауэра не блещет никакими архитектурными изысками и к тому же весьма скромный по размерам. Левое крыло дома занимает сестра Кристалл с мужем и двумя детьми, правое – Кристалл и Рудольф. При этом широкое крыльцо, из которого две двери ведут в левую и правую половины дома, у них общее, так что можно сказать, и дом у них общий.
По воскресеньям мы обычно с Юрой доезжали до конечной остановки на метро, где нас подхватывал Рудольф на своей машине, и мы ехали к ним домой. Здесь, выпив кофе за столиком, на крыльце на свежем воздухе, мы с Кристалл и Рудольфом отправлялись в какое-нибудь дальнее путешествие на машине или отправлялись в пешую прогулку.
Пешая тропа начиналась тут же, недалеко от дома Мессбауэра. Едва на нее ступив, Юра с Рудольфом замыкались друг на друге, продолжая свои бесконечные диспуты-споры, а мы с Кристалл могли спокойно наслаждаться видами потрясающей природы. Тропа проходила вдоль реки Иссы, протекающей в глубоком ущелье внизу под нами. Каменистые обрывистые откосы с той и другой стороны поблескивали на солнце выходами сланца, или еще какого-то минерала, и напоминали мне Кавказ, где в ранней нашей молодости нами было пройдено столько маршрутов! Так же, как и там, предгорья сплошь покрыты лесом – здесь в основном это бук с его ярко-зеленой, будто бы лакированной листвой и серыми, как слоновьи ноги, гладкими стволами. А подлесок, ближе к опушке леса, полыхает цветущими кустами рододендронов, шиповника, малины, ежевики.
Вскоре, за поворотом тропы, перед нами корчма, и как же можно в нее не зайти?! Мы в нее заходим и с большим аппетитом поглощаем баварскую еду, – если корчма расположена вблизи озера или реки, нам обычно предлагают форель, ну, а здесь нам приносят неизменный "Швайненбратен", без него обойтись невозможно!
Но чаще всего мы отправлялись в путешествия на машине. Как правило, за рулем был Рудольф. Он вел машину, как заправский шофер, не переставая с заразительным смехом рассказывать разные смешные эпизоды, связанные с его поездками в нашу страну. Поводов для юмора было предостаточно, причем временами с оттенком грусти и недоумения.
Вот, например, АН СССР присуждает ему, как выдающемуся ученому, медаль им. М. В. Ломоносова, а визу на въезд в Москву для получения награды ему не дают. Волынка с оформлением визы, переговоры с посольством невозможно затягиваются… Хотелось бы знать, чего в данном случае опасались наши власти?
"Хай лайт оф май биинг ин Москау" Рудик считал незабываемый конфуз на церемонии присвоения ему звания "почетного академика АН СССР". В огромном торжественном зале приемов Академии наук при большом стечении народа академик Анатолий Петрович Александров, Президент АН СССР, открывает футляр, где должна была находиться грамота, которую он намеревался зачитать вновь посвященному в высокий сан иностранному члену академии, – но футляр оказался пустым. Грамоту положить в него забыли. Академик Анатолий Петрович Александров в полной растерянности. Он буквально потерял дар речи. Повисает зловещая пауза… А затем, конечно, раздается громовой смех! Это был грандиозный прокол! Рудольф смеялся до слез! В коллекции его историй, которые происходили с ним в Москве, этот эпизод занимал самую почетную первую строку.
Тем временем мы приезжали в какой-нибудь невероятной красоты замок, крепость, монастырь или уникальное природное место. И в очередной раз восхищались богатством исторического наследия Баварии и любовались окружающим нас ландшафтом.
В этих поездках случались незабываемые происшествия.
Однажды мы попали в монастырь, затерявшийся в лесистых лощинах предгорья Альп, где-то на самой вершине холма. Снизу, где была стоянка для машин, были видны лишь шпиль и две конусообразные башни. Указатель говорил: "Не проходите мимо! Наверху находится францисканский монастырь. Поднимитесь туда, и да снизойдет на вас Божественная благодать!" Наверх, к монастырю вела проложенная по заросшему густым лесом холму узкая, крутая и довольно длинная лестница, огороженная толстыми, гладко обструганными жердями. На каждом повороте лестницы была площадка со скамейками. Это было далеко не лишнее, поскольку подъем был на самом деле не из легких. Наконец, мы вышли на обширное плато и поняли, что не зря карабкались по этой нескончаемой лестнице, – нам открылось поразительное зрелище – величественное и суровое здание монастыря с узкими, как бойницы, окнами, при нем католический храм и приземистый дом из белого камня – монастырская трапезная. Все это обнесено такого же белого камня оградой. Каким образом предыдущие поколения смогли возвести этот комплекс на такой высоте, в этом необитаемом месте, и не изувечить окружающую природу – оставалось загадкой.
Человек в рабочей робе и теплой шапке, так как было прохладно, открыл нам кованую тяжелую калитку. При этом мы заметили, что он был в сандалиях на босу ногу. Он нас оглядел с ног до головы и вдруг кинулся с объятиями к Кристалл.
– О, гнедиге фрау! Как я понимаю, вы тоже принадлежите к ордену францисканцев! – воскликнул он, не спуская глаз с ног смущенной Кристалл. Мы тоже поневоле посмотрели на ее ноги, – она была в сандалиях, обутых на босу ногу.
Сказать про нашу подругу Кристалл, что она одевалась в демократическом стиле, – это значит ничего не сказать. Иной раз при взгляде на ее наряд я просто терялась в догадках: в каких тайных закромах западногерманской торговли смогла она откопать те вещи, которые были на ней надеты?
В связи с сандалиями, обутыми на босу ногу, монах рассказал нам целую притчу. Мирскую одежду он может надевать для сельскохозяйственных и других работ, и, когда он находится в таком гражданском виде, ему разрешается общаться с посетителями монастыря. Однако даже и зимой он должен по законам францисканского ордена носить сандалии на босу ногу. Этот непременный атрибут одежды восходит к Х111 веку, когда Франциск Ассизский основал нищенствующий орден францисканцев. Но вообще-то у него, как у послушника, есть монашеское одеяние – черная ряса и черная накидка с капюшоном. Но так как у него работа с утра и до ночи, он почти всегда вот в этой робе. Оказывается, лет тридцать тому назад его, подростка-сироту, отдали сюда в послушники, и с тех пор он неотлучно здесь живет. В монастыре ведется натуральное хозяйство. Послушники сами выпекают хлеб и делают сыр. У них отара овец. Монахи возделывают виноградник, сажают овощи. Им запрещается курить и употреблять крепкие напитки. Зато можно пить местное красное вино собственного производства.
– Жить можно! – рассказывал нам словоохотливый монах, вполне здоровый по виду, розовощекий мужчина средних лет. – Но все-таки я удивляюсь. Не могу понять одного – почему к нам идет так много молодежи? Послушание у нас строгое: общаться с туристами нельзя, с женщинами тем более, когда ты в облачении ходишь. Служба по несколько часов каждый день. Мне-то деваться было некуда, я круглый сирота. И к тому же из самой бедноты. А вот нынешние молодые люди?! Они знают, на что идут, обрекают себя жить без семьи! Скажите, это что же, у вас там внизу совсем стало плохо, в вашей мирской жизни, поэтому юноши и бегут к нам спасаться?!
Мы сильно призадумались насчет того, что нам надо было бы ответить монаху, – возможно, нам и правда пора искать спасения за стенами монастыря…
Долго бродили мы вокруг монастырских стен, по двору с цветущими, несмотря на осеннюю пору, розами. Зашли в храм, где проходила служба, и почувствовали какое-то просветление в душе, – вероятно, это Божественная благодать осенила нас своим крылом.
Наш проводник не преминул угостить нас местным вином. Густое, красное сухое вино сильно отличалось от того, что продается в супермаркетах. Видимо, секрет его производства так и остается достоянием францисканского монастыря.
Потом спустились к машине и снова окунулись в нашу мирскую суету.
Выше я писала о том, что в моей жизни не раз случались странные, ничем не объяснимые совпадения. Одно из них произошло во время очередного нашего путешествия с Мессбауэром по разным историческим местам. Почему-то судьбе было угодно привести меня к этой православной церквушке, на кладбище, чтобы я увидела это княжеское имя, выбитое на мраморе скромного надгробия.
Это был бесконечно длинный день. Мы ездили по разным городкам в районе реки Инн, побывали в нескольких замках и храмах, и вдруг во время обеда на озере Зеебрюк Рудольф нам говорит:
– Я вспомнил, здесь недалеко есть православная церквушка с точно такими же куполами, как в Москве. "Люковитца" – правильно я говорю?
У нашего Рудика явная ностальгия по России.
И мы едем в местечко Зееон осматривать эту самую церковь. На берегу маленького горного озера, через которое проложены мостки, на плато, подступающем к предгорью, высится белая церквушка с одним большим позолоченным и двумя маленькими куполами – "луковицами". Вокруг нее кладбище, на памятниках надписи на русском языке. Одна могила, у самой побеленной стены церквушки, украшена живыми цветами. И я читаю:
"Герцогиня Ольга Николаевна Лейхтенбергская. Урожденная княжна Репнина.
21 авг.1879 – 27 апр. 1953".
Помните, как писал Пушкин о ближайших сподвижниках Петра Великого, -
И Шереметев благородный,
И Брюс, и Боур, и Репнин,
И счастья баловень безродный,
Полудержавный властелин.